Меч и посох

      Комната расплывалась перед глазами. Темная, освещенная единственной то ли лампой, то ли свечой, она казалась чернильной каплей, попавшей в стакан воды. Мутные очертания появлявшихся из полумрака предметов перетекали одно в другое, на миг сливались во что-то узнаваемое и тут же размывались снова. Как в бреду, Элен всматривалась в вещи вокруг нее, пытаясь вспомнить их смысл, но суть ускользала, оставляя в воспаленном разуме ощущение пустоты. Только холод казался ей реальным. Он был повсюду. Сочился из стен вязкой жижей, стекал, оставляя за собой налет изморози, разливался по полу. Смешивался с размытым окружением, заполнял комнату, и, не находя выхода, поднимался все выше, выше, к коленям, к груди, к горлу. Холод окутывал ее. Проникал под одежду, под кожу, под плоть, забирался в самые кости. Накрывал с головой. Лишал воздуха.       Впереди как будто виднелась дверь, то появляясь, то исчезая в мутном подвижном пространстве. Элен с трудом сделала шаг в ледяной жиже. Холод сводил мышцы судорогой, пронизывал насквозь колючими иглами, отнимал у нее последние силы. Еще один шаг, еще одно неимоверное усилие. Дверь оставалась на месте, чуть дальше расстояния вытянутой руки, не приближаясь ни на волосок. Девушку накрыла удушающая волна паники. Она попыталась кричать, но грудь сдавило, вытеснив дыхание, вопль застрял в глотке, вязкая муть мгновенно забила рот. Не вздохнуть. Не пошевелиться. Кто-нибудь…       Из последних сил Элен рванулась вперед. Прохладный металл дверной ручки коснулся кончиков пальцев и — все исчезло. Дверь, комната, ледяная жижа — ничего этого больше не было.       Со всех сторон возвышался зеленый лес. Густая крона шумела над головой, играла с лучиками солнца, нежный ветер ласково гладил лицо. Шелест листвы гармонично сливался с веселым птичьим многоголосьем. Где-то с сухим треском опадали ветки, а глухое постукивание выдавало занятого работой дятла. Воздух был чистый и свежий, напоенный запахами леса, и после ужасной комнаты Элен никак не могла им надышаться.       Сердце понемногу начало замедлять сумасшедший ритм. Немного успокоившись, девушка огляделась по сторонам. Лесная прогалина, на которой очутилась Элен, была удивительно светлой, но вокруг нее деревья и кустарники сомкнулись непроходимой стеной.       В глубине леса что-то шевельнулось. Мимолетно, но девушка могла поклясться, что в ее сторону двинулось нечто живое. Сердце ухнуло в желудок. До рези в глазах Элен всматривалась в тенистую чащу. Долгое время лес оставался мирным, но, когда чародейка решила, что ее обманула игра света, движение повторилось, и на этот раз она увидела.       Прямо на ее глазах дерево в глубине чащи почернело. В считанные мгновения чернота поднялась от корней и взбежала вверх по стволу, поглотив его целиком. Листья на ветках, трава и кусты у подножья скукожились и осыпались, будто опаленные. То же случилось еще с одним деревом, затем еще и еще. Черная тень, словно живая, ползла по земле, отравляя все, что попадалось ей на пути. Трава и деревья как будто обугливались на глазах. Чернота подбиралась к опушке все ближе и стремительнее, превращая живой зеленый лес в мертвое пожарище.       Птицы умолкли, а к ветру примешался запах гари, горло начало першить. Элен закашлялась и сделала шаг назад. Под ногой вязко хлюпнуло. Опустив глаза вниз, чародейка увидела, что ее ступня наполовину погрузилась в месиво из влажной грязи. Земля вперемешку с еще не затронутой болезнью травой казалась взрыхленной и имела странный бурый оттенок. Элен сделала еще один шаг назад, не поднимая взгляд от земли. Хлюпнуло сильнее. Она приподняла ногу, и ямка, продавленная ее ступней, стала медленно, тягуче заполняться…       Кровью.       Запах гари стал почти невыносимым. Подняв глаза, Элен обнаружила, что удушающий дым заволок опушку густой, почти непроглядной пеленой. Она услышала за спиной угрожающий гул, то и дело взрывающийся резким сухим треском. Борясь с тошнотой и кашлем, Элен обернулась.       Деревня загорелась недавно. Пламя как будто охватило ее разом со всех сторон. Дома и заборы еще не успели целиком почернеть, но пламя свирепо бушевало на каждой крыше, вырывалось из каждого окна. Влажная грязь отсвечивала красным, блики плясали на еще не успевших впитаться в землю багровых лужах. Там и тут вспышки света вырывали из дыма части изувеченных человеческих тел, разбросанных на дороге, во дворах, свисающих с заборов.       Элен двинулась вперед. Не чувствуя ног, не управляя своим телом, она шла сквозь дым и смрад, от ужаса перестав даже дышать, и только глазела по сторонам. Трупы были повсюду, изуродованные, переломанные, разорванные, где-то уже почерневшие от жара, покрытые клочками изодранной, пропитанной кровью одежды. Маслянисто поблескивала в свете пламени оголенная плоть.       Одновременно, словно повинуясь чьему-то приказу, трупы зашевелились. Один за другим ожившие мертвецы поднялись и двинулись к ней, шатаясь на переломанных ногах или перебирая руками по грязи, если нижняя часть туловища отсутствовала. Распадающиеся на глазах, они шли и ползли, теряя куски кожи и мышц, роняя органы из распоротых животов, с выпавшими языками, глазами, свисающими из глазниц. Все они что-то бормотали. Одно слово, которое Элен никак не могла разобрать. Или не их голоса ей чудились? Одно слово, растревоженным ульем гудящее в ее голове все громче и громче, разрывающее ее уши, ее мозг, одно слово…       Элен проснулась и села в постели. Была глубокая ночь, и остальные ученики, в этот раз, к счастью, не разбуженные ею, продолжали мирно спать. Тяжело дыша и обливаясь потом, она слушала свой бешеный пульс, отдающийся гулом крови в ушах, на фоне которого затихало это единственное слово, повторяющееся из кошмара в кошмар.       Убей.       Чистые голубые глаза новорожденного смотрели на Элен снизу-вверх. Вернее, блуждали бессмысленным взглядом то по ее лицу, то вокруг, не запоминая, не вникая, просто знакомясь с новым, чужим для него миром. Что ж, вряд ли он когда-нибудь увидит что-либо еще, кроме похожих стен такой же тюрьмы, только другой, далекой отсюда.       Любопытно, задумываются ли обычные люди о том, кто такие маги на самом деле? Над их природой, над тем, что творится у них в голове и в сердце? Есть ли хоть кому-нибудь дело до того, что они чувствуют? Возможно, все было бы совсем иначе, если бы однажды кто-нибудь посмотрел на мага и вместо одержимого чудовища увидел в нем самых обычных мужчину или женщину. Взял на руки ребенка мага и представил, что когда-нибудь тот мог бы стать не безумным малефикаром, а, например, хорошим плотником или художником. Насколько стало бы меньше страданий, если бы слово «магия» не было для всего мира синонимом хаоса и смерти.       Это был первый раз, когда Элен принимал роды. Роженица спала в лазарете, обессиленная, обезображенная болью, на одутловатом лице все еще виднелись засохшие дорожки слез. Бедняжка. Она уснула, едва все закончилось, даже не успев взять на руки своего сына, которого весь день в таких муках производила на свет. Элен сидела на стуле рядом с ее кроватью, и, качая на руках закутанного в тряпки младенца, изучала его лицо. По законам Круга она должна была немедленно передать его храмовникам, чтобы те увезли его в ближайшую Церковь, где ребенок будет воспитываться в строгости, не зная, кто его родители, до тех пор, пока способности к магии не проявят себя. Но почему-то она медлила. Ей хотелось, чтобы несчастная девушка успела хотя бы раз подержать свое дитя на руках, перед тем, как его навсегда отнимут. Только хочет ли этого молодая мать? Что, если этот младенец — плод насилия, а не запретной любви? Может быть, она хотела бы забыть как страшный сон последние девять месяцев своей жизни, а невинные глаза нежеланного ребенка останутся в ее воспоминаниях, принося невыносимую боль.       Малыш тихонько вякнул и засучил в воздухе крошечными ручонками. Не удержавшись, Элен улыбнулась и со всей осторожностью взялась двумя пальцами за пухлый кулачок. Не повезло тебе, малыш. Сколько боли и несправедливости тебе предстоит узнать за свою грустную, нелепую жизнь? Что было бы гуманнее — обречь тебя на страдания в пожизненном заточении без вины, без надежды на лучшую жизнь, или закончить все здесь и сейчас?       Улыбка на лице Элен погасла.       Всего-то и нужно слегка прижать точку на крошечной шейке и немного подождать. Никто не расстроится, что чародейское дитя родилось на свет мертвым. Если в мире не появится еще один маг, всем будет только лучше, в особенности этому самому магу. Возможно, давала знать о себе усталость после бессонной ночи, но эта мысль показалась ей единственно верной. Элен покосилась на все еще спящую роженицу и, отняв руку от крошечного кулачка, положила большой палец на трепещущее горлышко ребенка. Только слегка нажать и…       — Пора, — голос из-за спины заставил Элен вздрогнуть и отдернуть руку. Она обернулась через плечо. Эйнан как всегда хмурился, и, как всегда, не разобрать, из-за чего на этот раз.       — Но она еще не проснулась, — слабо возразила девушка, кивнув на молодую мать.       — Так будет лучше для нее, ты это знаешь.       Он подошел к ученице и осторожно вынул барахтающийся сверток из ее рук. Элен не успела возразить, да и не была уверена, что хотела. Что, в конце концов, она могла изменить? Эта магесса знала, что ждет ее ребенка с того дня, как узнала о своей беременности. Это непреложное правило. Маги не имеют права иметь детей. Негромкий лязг заставил ее снова вздрогнуть. Элен и не заметила, что в дверях лазарета уже ждал храмовник. За ним чернела пустота едва освещенного коридора. Значит, солнце уже село… Она поднялась со стула и беспомощно смотрела, как Эйнан передает дитя рыцарю, неуклюже сложившего руки лодочкой. Сердце сжалось от того, насколько беззащитным малыш выглядел рядом с этим закованным в латы чудовищем.       — По… постойте, — слабый голос заставил всех обернуться на вяло зашевелившуюся под одеялом роженицу. Она никак не могла сесть, возила слабыми руками по простыне, пытаясь найти опору, взгляд же ее был прикован к свертку на руках храмовника. — Не забирайте… Не забирайте… его…       Эйнан и храмовник переглянулись, старый эльф кивнул и, рыцарь, развернувшись, вышел из лазарета.       — Нет! — взвизгнула магесса, и, рванувшись в постели, едва не упала с кровати, удержавшись только благодаря подхватившей ее Элен. Девушка оказалась совсем тоненькой и легкой, но, несмотря на слабость, сопротивлялась она отчаянно.       — Нет, прошу! Верните его! Верните его! Это мой ребенок! Умоляю! — Визжала она, вырываясь из рук Элен и подоспевшего на помощь эльфа. Вдвоем они держали девушку, пока та выла и билась, как застрявшая в сетях чайка. Ее отчаяние разрывало Элен сердце. Она едва держалась, чтобы не разрыдаться вместе с обезумевшей от горя матерью.       Через минуту попытки вырваться стали слабее, а вскоре и вовсе сошли на нет. Элен почувствовала, как маленькое тело обмякло в ее руках. Похоже, она снова потеряла сознание. Они с Эйнаном уложили девушку обратно, поправили ей подушку и укрыли одеялом.       — Все же нужно было дать ей подержать ребенка, — вполголоса проговорила Элен, не удержавшись от укора в голосе.       Эйнан повернулся к ней, и девушка едва не съёжилась. Огромные глаза старого эльфа были абсолютно пустыми.       — По-твоему, мне не жаль ее? Ты прекрасно знаешь, насколько хуже все могло бы закончиться, забери я ребенка прямо из ее рук. Или он, — эльф махнул рукой в сторону все еще открытой двери лазарета. В проеме никого не было, коридор по-прежнему пустовал. Элен подумала, что эльф имел в виду рыцаря, унесшего дитя, но неожиданно уловила необычное колебание тени от факела и поняла, что все это время по ту сторону двери их караулил еще один храмовник.       Какая же она глупая. Конечно, именно в такие моменты, полные страха и горя, маги становятся совершенно беззащитными перед демонами, которые только и ищут малейшую брешь в эмоциональной броне. Сколько раз Эйнану доводилось отнимать у матерей их младенцев? Сколько раз на его глазах храмовники разрубали на куски женщин, которых отчаяние вынуждало прибегнуть к запрещенной силе, лишь бы вернуть себе то, что им дороже жизни — родного ребенка? Мертвые глаза старого целителя были ответом на эти вопросы.       — Так уж вышло, девочка, что мы те, кто мы есть, — голос эльфа смягчился, он устало оперся на спинку стула и перевел взгляд на спящую магессу. — Никто не кормит нас сказками, не дает нам ложных надежд. Наша судьба решена с того самого момента, как в один прекрасный день по нашей воле загораются штаны на соседском мальчишке. — Эльф усмехнулся и, подумав, качнул подбородком в сторону роженицы. — Она отлично знала, что будет с ней и ее ребенком. Как и ты, когда практически решилась его прикончить.       Элен вскинула испуганный взгляд на целителя, но тот даже не смотрел на нее.       — Думаешь, я не хотел сделать то же самое с каждым из них? Для таких, как мы, это было бы милосердием. Но раз за разом я отдавал этих детей в Церковь, и раз за разом их матери пытались этому помешать. Может быть, я просто старый дурак, но мне хочется верить, что хоть для кого-то из них всё сложится иначе. Видимо, это и есть то, что люди называют надеждой.       Надежда. Слово, оброненное старым эльфом, все повторялось и повторялось в мыслях Элен, пока она шла к кабинету Первого чародея в поисках бывшей наставницы. Прекрасное и лживое слово — надежда. Любопытно, знакомы ли с ним усмиренные? Они лишены страха, желаний, любви и гордости, но можно ли по-настоящему отнять у человека надежду?       Уже пару минут Элен стояла перед закрытой дверью кабинета и не решалась постучать. Сейчас ей как никогда был нужен мудрый совет и просто поддержка женщины, заменившей ей в Круге мать, но, хотя Элен знала, что Винн находится за этой дверью, почему-то не спешила ее открывать.       — Слишком уж их много, становится все сложнее скрывать это от остальных, — голос Первого чародея был мрачным и уставшим. А голос пожилой чародейки, напротив, звенел энергией и сталью.       — Я представить не могу причину, по которой ты до сих пор это скрываешь, Ирвинг.       — Церковь дала недвусмысленные указания, Винн. И, должен признать, я согласен с ними. Слишком много неприятных инцидентов в последнее время…       — Неприятных инцидентов? Так ты называешь убийства наших учеников? Дети в панике! Почему ты бездействуешь?       Голос Винн яростно дрожал. Можно было, не видя ее, представить сведённые к переносице брови, глаза, мечущие молнии, сжатый в тонкую линию рот. В гневе добродушная чародейка по-настоящему пугала. Элен не хотелось подслушивать их разговор, следовало прямо сейчас уйти и дождаться наставницу в другом месте, но она так и продолжала стоять, положив ладонь на дверную ручку.       — Я делаю все, что в моих силах, Винн, и именно поэтому я прошу сохранять в тайне…       — Ирвинг, очнись. Мы терпим бедствие! Время тайн и осторожности прошло, нужно немедленно что-то делать. Я пойду к Грегору и…       — И что? Ты думаешь, он сможет на что-то повлиять? Мы оба действуем согласно прямым указаниям Церкви.       — Значит, это неверные указания!       Ирвинг тихо рассмеялся.       — Меня всегда восхищала твоя прямота, Винн. Даже с годами ты не утратила свой пыл. А я и в лучшие свои годы не отличался особой храбростью. Что же ты ждёшь от меня, трусливого старика, сейчас?       — Я жду от тебя соответствующих нашему положению решений, — звенящий от возмущения голос Винн смягчился. — Мы должны проверить все комнаты и допросить каждого ученика. Это не шутка, Ирвинг. Надвигается Мор, и, когда он дойдет до нас, мы должны быть готовы защищать Башню, а не драться в это время между собой.       Пожилой маг ненадолго замолчал. Элен услышала скрип стула и шуршание длиннополой мантии.       — Ты права. Мы должны что-то делать. Ульдред уже работает с учениками…       — Ирвинг, — простонала Винн, в очередной раз перебив Первого чародея. Терпению старого мага можно было позавидовать. — Как ты можешь быть настолько слепым? Ты пригрел на груди змею. Ему нельзя доверять!       — При всем уважении, Винн, ты переходишь границу.       — При всем уважении, Ирвинг, — парировала чародейка, — я не удивлюсь, если за каждым магом крови стоит твой драгоценный Ульдред.       — Он обнаружил множество малефикаров, больше, чем кто-либо за все время.       — А откуда у нас вдруг взялось столько малефикаров, ты не думал об этом?       — Довольно, — Элен услышала стук кулака об столешницу. Оказывается, даже флегматичного мага можно вывести из себя. — Если ты хочешь поговорить о тех, кому не стоит доверять, давай вернёмся к обсуждению твоей подопечной.       Элен почувствовала резкое головокружение. Сердце бешено заколотилось о ребра.       — Да-да, ты знаешь, о ком я, и не смотри на меня так. Ради тебя я преступил все правила Церкви, чего мне только стоило убедить Грегора дать ей шанс. И я уже совсем не уверен, что поступил правильно, пойдя у тебя на поводу. Скажи мне честно, ты видишь хоть какие-то изменения в лучшую сторону? Есть у тебя хоть малейшая надежда на то, что она восстановится?       Девушка перестала дышать. Надежда. Удивительное чувство. Даже когда всё, казалось бы, предрешено, глубоко внутри она звенит маленьким колокольчиком: «А вдруг?..»       — Ну… В определенном смысле… — От стали в голосе чародейки не осталось и следа.       — Да или нет, Винн, — напирал Первый чародей.       Повисла пауза, показавшаяся Элен целой вечностью.       — Я не знаю, — наконец произнесла чародейка так тихо, что Элен едва расслышала.       Дальше она не стала слушать. Не нужно быть гением, чтобы понять, какой ответ стоит за этими словами на самом деле. Ноги сами понесли ее прочь по коридору.       Она шла, не различая дороги, натыкалась на редких, бредущих в свои комнаты людей, не то магов, не то рыцарей. В голове набатом гремели слова наставницы. «Я не знаю». Как она могла? Элен старалась изо всех сил, делала все, что необходимо, училась, читала, неукоснительно соблюдала устав. Отказалась от магии. Что ещё им нужно? Что ещё им нужно отнять у нее, чтобы ее оставили в покое? Слезы обиды жгли щеки, она со злостью терла лицо.       Злость. Злость застелила ей глаза, злость гнала ее вперёд, злость бурлила в груди. Все, что она так долго давила в себе, начало рваться наружу. Ульдред был прав. Что бы она ни делала, ей не добиться справедливости. Как бы она ни старалась, она только оттягивает неизбежное. Они не прощают ошибок.       Бежать. Бежать без оглядки. Бежать… Куда? Она в ловушке. Рано или поздно они поймают ее, и… И…       — Эй, ты в порядке? — Кто-то схватил ее за плечо. Она рванулась из чужих рук, мутная пелена застелила глаза. Все как тогда, десятки глаз вокруг, и тот же льстивый шепот на краю сознания, такой тихий и одновременно громкий, манящий, соблазняющий, обещающий. Убей. Убей их всех. Убей, и освободишься. Убей, и больше никто у тебя ничего не отнимет. Всего одно слово, я все сделаю за тебя. Только скажи…       Паника накрыла ее волной. Ничего не видя перед собой, Элен истошно закричала, а затем потеряла сознание.