Меч и посох

      Гроза была ужасной. Раскаты грома сотрясали башню до самого основания, а росчерки молний, озаряя белыми вспышками стены общежития, приподнимали дыбом волоски на руках и затылке. Элен то и дело вздрагивала. Сидя на кровати в полумраке, мерцающем из-за одинокого факела над дверью, и наблюдая за спящими однокашниками, она усилием воли заставляла себя оставаться в постели. Девушка понимала, что её тревога беспочвенна, ведь Цитадель простояла, не дрогнув, не менее тысячи лет, и обещала простоять ещё столько же, но первобытный страх заставлял Элен чувствовать себя слишком уязвимой. Всё, что ей оставалось — это дрожать, как малолетка, завернувшись в одеяло и подобрав колени к груди. В темноте Элен ловила движения спящих учеников. В глубине души теплилась смутная надежда, что кто-нибудь ещё проснется, разделит с ней её тревогу, что хоть кто-то не будет так отвратительно спокоен и безмятежен. Может быть, попросту их всех разбудить? Элен усмехнулась своему ребячеству.       Конечно, не спал и ещё кое-кто. Рыцарь переминался с ноги на ногу у выхода, ловя начищенной броней отблески пляшущего пламени. Обманчиво спокойный, почти неподвижный, Элен не сомневалась, что храмовник видит её сжатый в комок силуэт. Один из десятков безликих солдат, населяющих башню, или же кто-то, кого она знала? Впрочем, это не важно. Надевая свою броню, человек превращается в Храмовника, воина всесильной Церкви, оставляя за пределами железного панциря всё, что отличало бы его от других. Пол, раса, происхождение, цвет глаз и кожи, мечты и страхи, ошибки и подвиги. Ничего этого не было у металлического истукана под дверью. Только цель — нести стражу. И убивать, в случае необходимости.       В промежутках между особенно яростными раскатами Элен ловила себя на мысли, что была бы рада, если бы там, у двери, стоял Каллен. Возможно, ей удалось бы уснуть, если бы она знала, что молодой рыцарь стережет её сон, оберегая от всех опасностей. Элен вздохнула и положила подбородок на свои колени. Каллен… Рыцарь с теплым, искренним взглядом, молодой, храбрый, сильный, ещё не испорченный системой, в которую попал. Сколько раз он вступался за нее, хотя имел полное право оставаться в стороне? С каким старанием он, недавний новобранец, борется за ее спасение. Зачем ему это? Элен вспомнила недавнюю стычку с Кирком в тренировочном зале храмовников ощутила, как потянуло в животе. Прежде на ее защиту вставал один лишь Сторм. Прежде капитан рыцарей был единственным из храмовников, с кем девушка чувствовала себя в безопасности. Но Сторм был для Элен вроде старшего брата, тогда как Каллен…       Элен усилием прервала поток опасных мыслей. Каллен — храмовник. Как и истукан под дверью, он — безликий воин Церкви, не больше и не меньше. Элен знала, что такое случается. Слышала множество историй о запретных отношениях между магами и рыцарями, неизбежно возникающими, когда здоровые мужчины и женщины заперты вместе под одной крышей. Множество историй о прекрасной любви или плотской страсти, ни одна из которых не закончилась счастливо. Возможно, что истории со счастливым концом намеренно скрывались, дабы на корню задавить греховные помыслы. И все же, ни разу за восемнадцать лет, проведённых в Круге, Элен не пожалела об этой утраченной возможности. Ни разу ей в голову не приходила мысль что, возможно, есть что-то большее, чем сытая, размеренная, комфортная жизнь, что-то, ради чего маги и магессы совершают эти безумные, отчаянные попытки бегства, сопротивления установленным Церковью законам. Что-то, стоящее того, чтобы пожертвовать всем. Неужели, это оно? Чувство, разливающееся теплом по её телу от одной мысли о молодом рыцаре, дар и проклятье, которых, как девушка надеялась, ей удалось избежать?       Очередной мощный раскат грома пошатнул башню до самого основания, заставив Элен вздрогнуть и зажмуриться. Как же страшно. Похоже, она единственная ощущала эту нависшую циклопическую угрозу огромной, выходящей за пределы понимания силы. Электричество буквально пронизывало воздух, казалось, можно разглядеть в полумраке крошечные искорки и даже подцепить их кончиками пальцев, соединяя, преобразуя в настоящую молнию, почти не вкладывая в нее собственную магию. Элен подняла покалывающую руку на уровень глаз и выставила вверх указательный палец, словно действительно собиралась поймать на него искру. Магия. Удивительное и пугающее одновременно явление. Подобно стихии, магия способна как на невероятные чудеса, так и на чудовищные, колоссальные разрушения всего лишь по изменчивой воле одного единственного человека. Зачем Создателю, или кому бы то ни было ещё, вкладывать в руки человека такую власть? Зачем давать силу, сопоставимую лишь с силой самой природы? Магия должна служить человеку, но, в конечном счёте, выходит, что служит не магия, а человек, по какому-то злобному всевышнему выбору наделённый магическим даром. И вот, в его руках мощь самой природы, могущество, дарующее власть над Тенью и материей — но не над самим собой, своими снами и своей собственной жизнью. Какова ирония. Стоит ли этот дар того, чтобы приносить ему в жертву свободу любить и быть любимым? Четыре года назад Элен без сомнения сказала бы — стоит, и даже большего. А теперь, когда вторая чаша весов перестала быть пустой…       Привыкший к тишине слух чутко уловил в коридоре снаружи торопливый лязг нескольких пар закованных в железо ног. Элен невольно напряглась и, прислушиваясь, повернула голову на звук. Храмовник у двери обеспокоенно пошевелился, скрипнув сочленениями доспехов. Рука в латной перчатке рассеяно легла на эфес меча, но покинуть пост рыцарь не решился. Звук тем временем нарастал, в конце концов, достигнув своего апогея рядом с общежитием, но не остановился рядом, а стал так же стремительно удаляться, сопровождаемый тихими, но явно возбуждёнными голосами. Похоже, бежали со стороны входа в башню. Элен выдохнула, заметив, что задержала дыхание. Храмовник тоже, послушав ещё немного, заметно расслабился и принял прежнюю позу, расставив ноги и заложив руки за спину. Элен не видела его глаз, но была уверена, что первым делом внимательный взгляд из прорези шлема зацепил именно ее фигуру, и не только потому, что она была единственной не спящей. Хочется думать, что потенциальная одержимая в зоне его ответственности хоть немного разбавляла однообразное дежурство. Подождав ещё немного, и не услышав больше ничего подозрительного, Элен вздохнула и улеглась на подушку. Гроза не то затихала, не то уходила дальше, а значит, можно было поспать ещё хотя бы пару часов.       Несмотря на усталость, сон ещё долго не шёл, поэтому Элен не поняла, успела она уснуть или ещё нет, когда холодная рука тронула её за плечо. Едва удержавшись от вскрика, девушка рывком села в постели. Сердце заколотилось как безумное. В общежитии всё ещё было темно, и чародейка не сразу поняла, что большая тень рядом с её кроватью — это храмовник. Взглядом Элен скользнула к двери — ночной страж был на месте, по-прежнему спокоен и неподвижен.       — Нужно идти, — тихо прошелестел из шлема неожиданно женский голос.       — В чём дело? — Проблеяла Элен, чувствуя, как все тело мелко дрожит. Храмовница что-то пробормотала, но кровь уже стучала в ушах и мешала слушать. Неужели, сейчас? Неужели, это всё? Сейчас её поведут на Отсечение, и никто уже не заступится за нее. Что делать, сопротивляться? Бежать? Одна против двоих храмовников, если удастся застать их врасплох, возможно, есть шанс…       Элен послушно поднялась с постели, нащупала под кроватью обувь и поплелась за храмовницей. Проходя мимо рыцаря, сторожившего общежитие, Элен заметила, как те обменялись взглядами. Рыцарь посмотрел и на девушку, но в его тёмных глазах не было ни злорадства, ни торжества, ни ненависти. Он был спокоен, и, как показалось девушке, даже едва заметно кивнул ей, но это вполне могла быть игра теней.       Шли недолго. К удивлению чародейки, храмовница повела ее не наверх, в укрепленную магией комнату для проведения ритуалов, а вниз. В подземелье. Что же они задумали? Запереть ее в темнице до суда? Пустить на опыты? Может быть, под озером есть тайный ход и, чтобы не подвергать опасности Круг, ее обезглавят снаружи? Каждая догадка казалась абсурднее другой. Должно быть, поэтому девушка даже не удивилась, когда храмовница привела ее к подземной лаборатории Целителя.       Дверь бесшумно открылась, и Элен пришлось закрыть лицо рукой, настолько ярко была освещена маленькая затхлая комната. В нос ударила смесь запахов, в которой угадывались и сырость, и спирт, и чадящий свиной жир, горящее дерево, и… тина?       — Тебе придется извинить нас за бесцеремонность. Боюсь, без тебя нам не справиться.       Голос Ирвинга Элен узнала не сразу, настолько он был уставшим. Щуря слезящиеся глаза, девушка опустила руку и через силу оглядела лабораторию. Под потолком кружили три ярко светящихся шарика, рисующие странные резкие тени на лицах Ирвинга и Грегора. Рыцарь-командор, скрестив руки на груди у дальней стены, всем своим видом источал раздражение. Вокруг него мялись с ноги на ногу трое рыцарей в полной экипировке, бросающей на стены подземелья веселые солнечные зайчики. Ирвинг же, казалось, за ночь постарел лет на двадцать. Он сидел, ссутулившись, на табурете возле длинного операционного стола, на котором Эйнан обычно разделывал покойников. Сейчас на столе тоже вытянулось что-то длинное и бесформенное, прикрытое окровавленными тряпками. Элен заметила, что все присутствующие в комнате избегали смотреть в сторону этого «чего-то», хотя оно словно магнитом притягивало взгляд.       — А где Целитель? — задала девушка самый безобидный, как ей показалось, из всех роящихся в голове вопрос. Самый безобидный — и все же атмосфера в комнате, и без того необъяснимо напряженная, сгустилась так, что дыхание перехватило. Грегор нахмурился еще сильнее, Ирвинг отвел глаза, а взгляд девушки метнулся к накрытой простынями неподвижной туше. Неужели?..       — Он наверху, отдыхает.       Элен обернулась на голос за спиной, мысленно хватаясь за него как за спасительный шест. Сторм подпирал плечом стену рядом с дверью. Он тоже выглядел уставшим, но синие глаза смотрели спокойно и дружелюбно, и Элен позволила себе, наконец, выдохнуть. Раз он здесь, значит, ее казнь пока откладывается.       — Тогда я не понимаю… — Пробормотала Элен, повернувшись обратно к Первому чародею. Абсурдность ситуации и отсутствие ответов на вопросы начинали ее раздражать. Первым лицам круга приспичило посреди ночи разрезать труп?       — Как ты знаешь, Винн недавно уехала в Редклифф, — начал Ирвинг издалека. Элен знала — в деревне вспыхнула эпидемия желтой лихорадки, а пожилая целительница в таких вопросах разбиралась лучше всех. — А Эйнан сейчас не в состоянии использовать магию. Кроме тебя, целителей в круге, на данный момент, увы, не осталось.       — Подождите, что значит не в состоянии? И ведь еще есть Андерс, верно? Что вообще происходит? — Элен не выдержала и повысила голос. Эйнан болен? Тогда какого демона ее привели сюда, когда она нужна ему?       — Андерс, судя по всему, сбежал этой ночью. Целитель тяжело перенес эту новость. Не волнуйся, рядом с ним сейчас находится травница, — ответил вместо первого чародея Сторм. Обойдя стол, он откинул простыню с той стороны, где у тела должна была быть голова. Голова там действительно была, но ее очертания даже в столь ярком свете угадывались с трудом. Лицо отсутствовало напрочь, всю видимую часть покрывала запекшаяся багровая корка. Элен почувствовала легкую тошноту. — Вряд ли, конечно, Андерс причастен к попытке убийства храмовника, скорее, просто воспользовался шумихой. Но в этой истории нужно разобраться, а без его показаний, — Сторм качнул подбородком на изуродованное тело, — мы… Можем ошибиться.       Вопросов все еще оставалось больше, чем ответов. Неужели, Андерс сбежал? И что случилось с этим бедолагой? И кто мог пытаться… Постойте.       — Попытка убийства? Он что, еще жив? — Как это вообще возможно с такими ранами?       — Пока жив. Моя магия поддерживает в нем жизнь, но это ненадолго. — Ирвингу даже слова давались с трудом. Под стулом, на котором сидел старый маг, блеснуло несколько пустых склянок с остатками голубоватого зелья. Теперь ясно, почему он выглядит таким изможденным. Если так будет продолжаться, то пожилого мага придется укладывать на этот же стол. Но что она может сделать? Тут нужен настоящий целитель, а не…       Осознание того, зачем ее сюда привели, заставило ее отступить на шаг к двери.       — Я не могу, — проговорила она быстро, замотав головой. Она умоляюще посмотрела на Сторма. — Пожалуйста, не заставляй меня.       Обогнув стол, храмовник подошел к девушке вплотную и мягко обхватил пальцами ее плечи.        — Послушай, тебе ведь стало лучше в последнее время. Без твоей помощи могут погибнуть несколько невинных людей. Хотя бы попытайся, я буду рядом с тобой.       — А если все повторится? Если я наврежу тебе и остальным? — Одними губами проговорила девушка, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. В магическом свете были отчетливо видны десятки белесых шрамов на лице рыцаря. Шрамов, которые она оставила ему в тот злополучный день. Шрамов, напоминающих о том, что магия в слабых руках несет только боль и смерть. Да, она смирилась с кошмарами, и почти перестала бояться потерять над собой контроль из-за какого-нибудь пустяка. И, может быть, рано или поздно она снова сможет без страха зажигать огонь в руке или создавать простые иллюзии, но использовать магию такого уровня сейчас — все равно, что броситься вплавь через море, едва-едва научившись держаться на воде.       — Я этого не допущу. У тебя всё получится.       Слова Сторма, такие уверенные, как обычно, успокоили Элен и даже почти убедили, но только почти. Она опустила глаза, чувствуя, как наворачиваются жгучие обидные слезы. Конечно, ей жаль бедолагу, и ей бы очень хотелось быть полезной, помочь в этом расследовании, но сделать такой шаг она не в силах.       Видя это, Сторм обернулся через плечо к Рыцарю-командору, и, видимо, получив некое негласное одобрение, отпустил девушку. Элен ждала, что он разочарованно вздохнет и выйдет из лаборатории, оставив ее одну, но вместо этого он вынул из-за пояса клочок бумаги, сложенный в несколько раз.       — Я не хотел говорить тебе, но, возможно, это изменит твое решение. Прочти.       Элен послушно развернула клочок. Это была записка, всего из двух аккуратных строк:

       В полночь выходи на балкон.        Нужно закончить разговор. К.С.Р.

              — Это только что нашли у Кирка на постели. — Тихо, словно даже сочувственно проговорил Сторм. — В Башне всего один человек имеет такие инициалы.       — Я не понимаю, — снова пробормотала девушка. Какая-то неуловимая мысль словно шершень жужжала в голове и больно жалила, но ни отмахнуться, ни прихлопнуть ее никак не удавалось. — Но причем здесь Кирк?       — Это — Кирк. — Сторм кивнул в сторону едва живого, переломанного человека на столе.       Однажды Каллен написал на бумажке свое полное имя, чтобы показать Элен сложный витиеватый почерк, которому в детстве его учила мама. Каллен Стентон Резерфорд. К.С.Р. Шершень хрустнул в кулаке, напоследок вогнав жало до самой кости.       — Нет. Нет-нет-нет. Он этого не делал. Это не мог быть он! — Элен яростно замотала головой, отступая назад и сминая в руке записку.       — У него ведь недавно был конфликт с Кирком, не так ли? — Впервые подал голос Грегор, тяжело роняя каждое слово.       — Это ничего не значит!       Элен поняла, что ведет себя слишком возбужденно, заметив, как окружавшие Грегора храмовники потянулись к эфесам мечей.       — Все в порядке, пока что Каллена просто сняли с дежурства и взяли под стражу, — Сторм успокаивающе протянул к ней руки, но девушка снова отступила. — Я тоже не верю, что он на такое способен, но сейчас все факты против него. Кирк — наш единственный шанс оправдать Каллена. Только он сможет сказать, кто ждал его сегодня на балконе.       Все же Сторм не зря носит звание капитана. Удивительно проницательный человек, он словно видит людей насквозь. Всегда знает, что и кому нужно сказать, чтобы другие делали так, как ему требуется, да еще и думали, будто сами приняли это решение. И без слов понятно, что будет с Калленом, если не удастся его оправдать. Даже попытка убийства карается смертью, и не важно, кто преступник — маг или храмовник.       Долгие годы Элен полагала, что выбрала самую безопасную стратегию. Бездействие — что может быть проще? Никто не пострадает, если она просто откажется от магии. Вот только лгать можно другим, но не самой себе. Отказавшись от добровольного усмирения, сохранив в душе трусливую надежду, что всё разрешится само собой, она только отодвинула тот решающий момент, когда бездействие окажется невозможным. Цепь событий, начавшаяся из-за ее малодушия, привела к тому, что вне зависимости от ее решения, под угрозой окажутся жизни дорогих ей людей. Каллен погибнет, если она не справится и не заставит Кирка доказать его невиновность. Эйнан может погибнуть, если она не пересилит себя и не исцелит его больное сердце. Сторм погибнет, если она позволит демонам одержать верх. В конце концов, и бедолага Кирк погибнет, если она не возьмёт себя в руки. Каким бы человеком он ни был, это ведь долг целителя — спасать жизни, несмотря ни на что. Неужели она решила стать целителем ради одного только уважения? Неужели Эйнан ошибся, решив передать ей свое дело?       Элен молча приблизилась к столу. Один из рыцарей Грегора, подойдя с другой стороны, аккуратно снял простыню. Местами ему пришлось отрывать припекшуюся к плоти ткань, и там, где он это делал, раны снова начинали кровоточить. Внезапно изувеченное тело дернулось, и изо рта Кирка выплеснулся ручеек свежей крови. Элен испугалась, что он очнулся, но храмовник, к счастью для всех, оставался без сознания. На него было невыносимо смотреть. Кирк тяжело и хрипло дышал, с каждым выдохом на губах несчастного пузырилась красная слюна. На первый взгляд в нем не осталось ни одной целой кости. Некоторые прорвали кожу и белесо поблескивали в магическом свете. Правые рука и нога неестественно вывернулись, и наверняка в них были разорваны все связки. Оставшиеся целыми участки кожи покрывали почти черные кровоподтеки.       Если бы не ее кошмары, девушку скорее бы всего стошнило.       — Как это произошло? — Потрясенно прошептала Элен.       — Он упал с балкона, — ответил Сторм.       — Нет, его столкнули с балкона, — прорычал Грегор, но рыцарь-капитан не обратил на него внимания.       — К счастью для него или нет, он упал в воду, но все же задел камни. Он чудом выжил.       Чудо здесь действительно было единственным подходящим словом. Чудо — или невероятная воля к жизни. И все же без помощи магии даже такой воли недостаточно. Элен покосилась через стол на Ирвинга. Тот закрыл глаза и тяжело привалился к краю столешницы, судя по всему, готовясь вот-вот потерять сознание. Из трех шариков света, подпитываемых его магией, под потолком теперь медленно вращался всего один. Времени на размышления не осталось.       Все терпеливо ждали.       — Мне…- Элен прочистила горло, услышав свой хриплый голос, — мне понадобятся бинты, горячая вода, мази… И лириум. Моего резерва не хватит.       Сторм кивнул.       — Всё в порядке, я подготовился. Буду подавать тебе по мере необходимости.       Девушка услышала, как Грегор тут же начал вполголоса раздавать указания своим храмовникам, затем с одним из них он направился к Ирвингу. Вдвоем они подхватили Первого чародея под руки и практически вынесли его наружу, сам старый маг едва перебирал ногами. Дверь за ними закрылась, загремели ключи, отчетливо щелкнул замок. Голоса и лязг доспехов за дверью известили, что снаружи, в случае провала, ее готовы встретить.       Последний магический шар света погас, теперь лабораторию освещал очаг и старая глиняная лампа с отбитой ручкой. Кроме чародейки в комнате остались двое рыцарей и Сторм. Разумеется, вера верой, но Грегор не был бы собой, если бы не перестраховался со всех сторон. Что ж, Элен поступила бы точно так же, еще и кандалами бы себя приковала к стене, на всякий случай. Впрочем, одержимого цепи сильно не задержат.       Рыцари заняли места по обе стороны от двери, а Сторм подошел к столу, протянул чародейке склянку с мерцающим лириумным зельем и встал у изножья. Совсем близко от нее, словно говоря: «Я доверяю тебе, так что ты уж не подведи.»       — Пообещай мне кое-что, — проговорила девушка, глядя на переливающуюся голубую жидкость, источающую мягкое сияние. Элен чувствовала, как дрожат ноги, но тихое пение на периферии слуха, исходящее от склянки, слегка ее успокаивало. Она подняла взгляд и посмотрела Сторму в глаза, так твердо, как только могла, зная, что, возможно, это последний человек, которого она видит в своей жизни. — Как только поймешь, что что-то идёт не так — не мешкай.       Сторм кивнул, спокойно и серьезно. Хотела бы она быть похожей на него. Если бы не Сторм, что бы с ней было? Возможно, стоило поблагодарить его за все, на всякий случай. «Нет, — оборвала себя Элен. — Поблагодарю, когда все закончится.» Не стоит заранее себя хоронить.       Глубоко вдохнув, она одним глотком осушила склянку и закрыла глаза.              Темнота упала перед ней, отрубив, словно мясницким топором, все ее чувства от остального мира. Не осталось ни звуков, ни запахов, только она и — тьма. Вязкая, ощутимая, будто на дне глубоко мрачного омута. Хотелось раздвинуть эту тьму руками. Попав сюда в первый раз много лет назад, она так и сделала, но, конечно, ничего не произошло. Тьма — неотъемлемая часть этого подвижного, изменчивого мира, знакомого и привычного, но всегда чужого и враждебного. Появление здесь таких, как она, похоже на упавший на дно омута кусок свежего мяса, поднявший такой вихрь песка и тины, что остаться незамеченным местными хищниками просто невозможно.       Их было несколько. Тени во тьме, почти неразличимые взглядом. Холодное, сырое дуновение на затылке, в волосах, со всех сторон. Влажное прикосновение длинного скользкого языка к щеке. Ледяные пальцы на руках, на шее, смрадное дыхание прямо у ее лица, глухой голодный рык над ухом. Элен собрала в кулак всю волю, чтобы не дернуться, не закричать от страха и омерзения, чтобы дать им как следует себя распробовать.       Наконец, в голове зазвучали голоса. Неожиданно тягучие, липкие, как мёд, такие сладкие, такие манящие. Зовущие, предлагающие, ведь так хочется,       хочется,       так хочется…       Чего же?       Чего тебе хочется, красавица? Хочется… Свободы? Любви? Признания? Хочется… Чего? Или…       Кого?       Элен вздрогнула.       Да…       Угадала.       …золотистые глаза, медовые волосы, теплая улыбка. Уверенный взгляд из-под сведенных бровей, боевая стойка, сильные руки, сжимающие рукоять меча. Чувство покоя и безопасности… Элен погружалась в воспоминания, послушно следуя за манящим голосом демона.       Это не сложно, совсем не сложно. Он будет твоим. Его тело, его сердце, его мысли — все будет твоим. Только впусти меня, и я покажу тебе как. Ты ведь так этого хочешь. И он тоже хочет, я знаю, я чую этот запах, этот сладкий запах желания, прекрасного желания…       Сильные руки, теплый смех. Жить, как нормальные люди, без магии, без страха. Любить без страха. Всего одно слово…       Слово ударом меча упало на сердце, тяжело, болезненно, но непреклонно.       Нет.       Уши резануло оглушительное шипение. Слабое колебание воздуха, демон отпрянул, вспыхнуло и погасло почти осязаемое разочарование.       Получилось. Она смогла противостоять демону. Им не заполучить ее тело, ее душу. Чувство гордости захлестнуло девушку, заслуженной гордости, надо сказать.       Молодец. Ты всегда была способной девочкой.       Да. Первый чародей всегда отмечал ее способности. Винн гордилась ей, как своей самой способной ученицей. Ей пророчили высокие звания, большие открытия.       Таким, как ты, не место в четырех стенах.       Верно. Она была способна на гораздо большее, чем чтение книжек в библиотеке. А ведь она перечитала почти всю запрещённую секцию, кто из старших магов мог похвастаться подобным? Кто из ее сверстников владел заклинаниями, более могущественными, чем она?       Твой ум увядает взаперти, а сколько мы могли бы совершить вместе…       Мешают только храмовники. Проклятые тюремщики, следящие за каждым ее шагом. Толку от полученных знаний, если их нельзя применить? Могущественные магические формулы канут в небытие, если только…       Если только мы не освободимся.       Мы понесем свет знаний по миру. Научим тысячи таких же талантливых магов, как ты, всему, что знаем. Разве это плохо? Разве Создатель хотел бы, чтобы Его дети прозябали во тьме невежества?       Нет… Но могущество в слабых руках ведет только к разрушению. Запретные знания не просто так спрятаны от лишних глаз. Иногда незнание лучше.       Демон зарычал и неожиданно вспыхнул темным пламенем, на мгновение ослепив девушку. Щеку лизнул жар, эхом отозвавшийся в груди растущим, распирающим шаром гнева. Такой горячей, обжигающей, бодрящей ярости. Чужой, но, как искра, упавшая в готовый заняться сухой трут, легко пробудивший набирающий силу огонек собственной, тщательно затушенной злости. На Церковь, на тюремные порядки Круга, на так называемых рыцарей, что исподтишка избивают и насилуют тех, кого призваны защищать. Злости на лицемерных наставников, изображающих слепоту ради благосклонности тюремщиков. Злости на себя за бездействие, за слабость. Знание не нужно бы было прятать, если бы молодых магов воспитывали готовыми применить свою силу, а не заталкивали кулаками внутрь каждое проявление характера. Элен почувствовала, как сжимаются кулаки, как учащается сердцебиение, как кровь приливает к голове.       Нет…       Почти незамеченное слово коротко вспыхнуло и сгорело мотыльком, подлетевшим слишком близко к огню.       Да… Да!       Сколько гнева, сколько ярости, да!       Ведь она может — должна! — всё исправить, освободиться, сжечь дотла тиранов и лицемеров и показать всем, что никто не вправе сдерживать стихию.       Предвкушающий хохот слился с шумом крови в ушах, пылающий шар в груди готов был вот-вот разорваться, выпустить на свободу ярость правосудия, да, да, как сладко, как вкусно, это моё, всё моё!       Огонь вспыхнул ярко и радостно, словно только того и ждал, мгновенно окутав чародейку непроницаемым коконом. Она словно сама стала пламенем, расплавленной магмой, всепожирающим пожаром. На мгновение тьма взорвалась выжигающим старые смертные глаза светом, тут же угасшим и открывшим новому взгляду вид на пылающую деревню. Объятая пламенем, Элен шагнула вперед, упиваясь болью и страданием горящих заживо селян, опрометчиво посмевших поднять на нее руку. В воздухе витал сладкий аромат жареного мяса, от которого рот наполнился слюной. Крики умирающих слились в упоительную симфонию, среди которой она шла, как богиня огня, вбирая в себя чужую агонию словно подношение к ее божественным стопам. Три года страха и сдерживаемого гнева показались одной вспышкой, мелькнувшей и сгоревшей в памяти как напоминание, что ее ждет, если сейчас она позволит кому-либо себя остановить. Нет. Хватит. Больше никаких храмовников, никакой Церкви, никакого контроля. Только свобода — и огонь, выжигающий все препятствия на пути к ней. Только это и…       …золотистые глаза, медовые волосы, теплая улыбка…       …Сильной тебя делает не отсутствие желания причинить кому-то боль, а то, насколько ты способна противостоять этому желанию…       …Если бы ты не была достаточно сильной, никакой Сторм не помешал бы тебе стать одержимой…       На место упоительной радости пришла опустошающая тоска, стянувшая горло жгучим комом. Похоже, тот, кто сказал ей эти слова, думал о ней лучше, чем следовало бы.       Жить без страха, любить без оглядки. Насилием этой мечты не достичь. Насилие порождает одно только насилие.       — Возьми себя в руки, — сказала она себе так твердо, как только смогла.       «Борись!» — вспыхнул в воспоминании еще один знакомый голос.       — Борись, — повторила девушка с дрожью.       Медленно, нехотя, цепляясь за остатки угасающей ярости, пылающий вихрь сжался, стянулся до размера яблока и, наконец, угас. Эхом в ушах отозвалось тихое шипение, не то задушенного пламени, не то упустившего верную добычу демона. Злоба, кипящая в груди, привычно отступила вглубь, готовая ждать столько, сколько понадобится. Видение растворилось жарким маревом, уступив место темноте, обычной, чуть мерцающей, готовой легко отступить вместе с поднятыми веками.       Элен открыла слезящиеся глаза и судорожно втянула знакомый сырой воздух подземелья, выгоняя из легких остатки тошнотворного духа горелых дерева и плоти. Невыносимо захотелось пить, а еще забиться в угол и разрыдаться. Несколько жгучих капель уже проскользили по щекам, но, прижав к глазам запястья, девушка задышала ровно и глубоко, возвращая по крупицам самообладание.       — Элен? Ты в порядке?       «Это все еще ты?» — Слышалось ей в обеспокоенном вопросе. Она уже успела забыть, что не одна здесь. Сколько времени прошло? Отразилось ли на ее материальном теле то, что она едва не стала одержимой? Элен вытерла руками лицо и, шмыгнув носом, огляделась.       Комната приобрела свои очертания. Привычный неровный свет от горящего очага и лампы с чадящим свиным жиром обрисовали тумбочку с инструментами, грубо сколоченные ящики, табурет, длинный стол. Вечно грязный фартук с темными пятнами висел на крючке, прямо над низким столиком, куда Целитель небрежно бросал длинные кожаные перчатки и забытые листы с записями. Всё выглядело почти также. И только странные колебания воздуха выдавали действие заклинания. То и дело в пустоте проходила едва заметная зеленоватая рябь, словно ёжилась от ветерка неподвижная озерная поверхность. Под потолком завихрялись красноватые потоки, берущие начало из очага, по мере удаления от источника они рассеивались и перемешивались с колеблющимся воздухом подземелья. Сам огонь чародейка видела ослепительно текучим желто-оранжевым пятном, мерцающим и как будто пластичным. Так в тени выглядит чистая энергия, поняла девушка. Изменчивая, податливая, как глина, она так и манит придать ей форму, направить, вложить в нее замысел. Как легко может даваться магия, если понимать ее исконную суть.       — Элен, — снова окликнул ее Сторм, и неприкрытое напряжение в его голосе зазвенело оголенной сталью. Сдвоенный скрежет вынимаемых из ножен мечей донесся от двери.       Девушка перевела взгляд на капитана храмовников и увидела на его месте сгусток тьмы с человеческими очертаниями. На секунду она испугалась, что это демон вернулся за ней, но сквозь колыхнувшуюся Завесу промелькнула успокоительная синева знакомых глаз. В центре сгустка пульсировал ярко-алый комок света, похожий на тот, что плясал в очаге. От него расходились тонкие ручейки теплой энергии, ветвились и делились на более мелкие, заполняя причудливой пульсирующей сетью весь темный силуэт. Его окружал искрящийся вихрь оранжево-золотистых потоков, похожих краску в стакане воды. Потоки мягко обволакивали силуэт и источали притягательное тепло. Рыцари, что сторожили выход из лаборатории, выглядели почти также, за исключением того, что коконы света вокруг их очертаний были темнее.       Элен почувствовала, что вокруг нее что-то меняется. Податливая водная гладь, в которую она могла бы окунуть руку и, подцепив поток энергии, вытянуть его на поверхность, начала твердеть, превращаясь в каменную стену. Девушка поняла, что кто-то из храмовников использует свои способности, потихоньку укрепляя Завесу. Они готовятся к бою.       — Это я, Сторм. Это всё еще я, — проговорила она, наконец, стараясь унять дрожь в теле.       Голос прозвучал глухо и безжизненно, но капитан заметно расслабился. Завеса снова стала мягкой и пластичной. Девушка протянула к Сторму мелко подрагивающую руку, и мужчина вложил в нее обжегший кожу холодом пузырек. Он мягко пульсировал чистым голубым сиянием. Пение, которое обычно едва уловимо звучало на периферии слуха, слышалось теперь намного громче. Это был мотив, очень простой, но невоспроизводимый, как ни старайся его повторить.       Чародейка ощутила, как начинает кружиться голова. Заклинание выходило из-под контроля. Непослушными пальцами откупорив пузырек, она залпом выпила голубое зелье, от которого слегка онемел язык. В груди тут же растеклась умиротворяющая прохлада. Чистая магия потекла по венам, наливая силой каждую мышцу ее тела. Мелкая дрожь в руках и ногах постепенно сошла на нет, даже дышать стало будто бы легче. Словно глоток воды для умирающего от жажды.       Концентрация стоила ей титанического усилия — сознание разбегалось как вспугнутые мыши. Элен поставила склянку на стол, с нажимом потерла лицо и устремила искаженный магией взгляд вниз.       Вместо искалеченного тела храмовника, виновника этого кошмара, на столе лежала темная фигура. Также, как и Сторм, она выглядела человекоподобным стеклянным сосудом, заполненным тысячами маленьких ручейков, по которым текла жизненная энергия. Только в отличие от сильного и здорового тела капитана, в этом теле ручейки во многих местах обрывались и путались. Где-то красные и вспухшие, готовые вот-вот разорваться, где-то совсем слабые и тусклые. В некоторых местах чернела безжизненная пустота, и Элен поняла, что не все части тела храмовника удастся спасти. Повезет, если он хотя бы придет в сознание.       — Мне нужна помощь, — проговорила Элен.       — Я здесь, — Сторм обошел стол и встал напротив.       Однажды к Эйнану в лазарет попал мальчик со сломанной в нескольких местах ногой. Упал с лестницы, когда бегал с друзьями. Элен тогда больше мешала старому эльфу, чем помогала, и, кажется, была напугана сильнее, чем мальчишка. Вспоротые мышцы, оголенные кости, пробившие кожу, и повсюду кровь. Мальчик плакал и вскрикивал от каждого движения, а Элен боялась лишний раз прикоснуться к нему, лишь бы не сделать больно. Но Целитель работал быстро и уверенно, твердыми движениями вправляя кости на свои места, а его хладнокровию позавидовали бы даже гранитные статуи. Тогда Элен лишь восхитилась мастерством старого эльфа, в глубине души немного осуждая того за бесчувствие. Но, глядя теперь на переломанную груду костей и мяса, которую ей предстояло собрать в какое-то подобие человека, девушка поняла, что Целитель тогда был напуган не меньше, чем она. Просто, в отличие от нерадивой ученицы, он не мог позволить себе бояться.       — Мне нужны мази, бинты, лубки и горячая вода, — потребовала девушка, решив отложить страх и сочувствие на потом. Сторм кивнул рыцарям, и один из них отделился от стены, отправившись собирать по лаборатории всё необходимое. Когда медный таз, исходя паром, оказался на стуле рядом с чародейкой, Элен осторожно, но крепко взялась за неестественно вывернутую руку искалеченного храмовника. — Я буду вправлять кости, обрабатывать раны и бинтовать. Чтобы Кирк это пережил, понадобится много энергии. Моей энергии.       — Что мне делать? — Кивнул Сторм.       — Заклинание не должно прерваться. Следи, чтобы я не потеряла сознание, пои меня зельем. — Когда Целитель вправлял кости того мальчишки, он дал ему лишь легкое обезболивающее, запретив поить вином, так как спиртное могло усилить кровотечение. Крики мальчика до сих пор стояли в ушах Элен. — И… Держи его, если он проснётся. Видит Создатель, Кирку сегодня будет очень больно.