a mental case

Намджуну до «выпускного» ещё год с небольшим, поэтому он чертовски удивлён, когда после его отказа уезжать к нему всё-таки приезжает отец. Они жмут друг другу руки, долго беседуют за закрытыми дверями. Тэхён подслушивает, подглядывает — у него мания какая-то нездоровая развивается и всё-всё нужно знать. Особенно после того, как чуть Чонгука не забрали. А когда отец уезжает, Намджун идёт к Сокджину и говорит: — Кажется, нам пора. — Как? Уже? — волнуется парень. — Отец приезжал. Говорит, они уже отдали мои документы в колледж… Я согласился уехать при условии, что они разрешат мне жить отдельно. С тобой. — Тебе разрешили? — Сокджин смотрит в глаза Намджуна и почти не дышит в ожидании. Лицо того преображается от улыбки. — Разрешили! С условием, что я хорошо учиться буду. Но я способный, я справлюсь! — Нам в себе уверен очень, даже не сомневается. — Так что если ты согласен, то пойдем со мной, Сокджин-а? Джин делает шаг навстречу и не сводит с парня взгляда. — Я согласен! Намджун смеется, обнимает его, приподнимая над полом. — Кру-уто! А потом целует. Ну как не поцеловать от радости? — Это будет непросто, но мы справимся, да? — гудит Джин в губы Намджуна. — Конечно! Я никогда не жил один, но вдвоём мы точно справимся. Отец сказал, поможет. Только, — Намджун мысленно бьёт себя по лбу. — Нам надо будет уехать в Америку! Сокджин замирает. — Ой, так далеко? Ну… ладно. Ты знаешь английский? Будешь мне помогать его учить? Хотя… с кем мне там общаться-то… — Немного знаю. Но там выучусь и обязательно найду хорошую работу, буду зарабатывать. И мы ни в чем не будем нуждаться! До этого ещё далеко, конечно, но Намджун умеет строить планы. — Да и познакомимся мы там с кем-нибудь. Ты вон какой общительный! — Я тоже могу работать. Я хорошо готовлю, да? Может попросить Хосока дать мне рекомендации? — Ты можешь всё, что угодно! — Намджун очень гордо звучит, когда о Сокджине говорит, пусть и с самим Сокджином. — Хочешь — будешь готовить. Хочешь — учиться. Хочешь… всё, что захочешь. Пойдем вещи собирать! Где-то в другом конце корпуса Тэхён терроризирует Чонгука, потому что тоже хочет уехать отсюда. Вскоре Намджун и Сокджин уезжают. Юнги уезжает сразу после них и ему требуется ещё время, чтобы заработать денег. Парень рассчитывает, что сможет уехать в Америку хотя бы через год, но брат приходит ему на помощь и даёт возможность поехать раньше, вместе с деньгами на билет и проживание. Чтобы не привлекать лишнего внимания, Юнги носит широкие чёрные толстовки с капюшонами, чёрные маски и очки даже в солнечную погоду. В аэропорту он выглядит, как звезда, только с ним нет охраны. Он один. На самолете он летит впервые, но спокойно спит там все десять часов, а уже в Лос-Анджелесе ищет дом Чимина, не выпуская телефон из рук. Он не предупреждал заранее, он хочет свалиться на Чимина, как белый снег в чёрной обёртке, удивить и обрадовать. Когда он звонит в ворота, то смотрит на них от волнения очень напряжённо, гипнотизирует их и не представляет, какой будет эта воистину долгожданная встреча. Ворота открывает высокий афроамериканец, он выше Юнги раза в два. Но глаза у него добрые. — Эй, ребёнок, ты кого-то потерял? Разглядеть в тощем азиате взрослого человека у него не получается, да и говорит он с широченной улыбкой, такой, на которую и обидеться странно. — Я к Чимину, — не детским голосом говорит Юнги. — К Чимину? — открывший пропускает его в ворота. — Чимин! К тебе друг пришёл! Проходи. Будь, как дома. Он оставляет Юнги на первом этаже, затем уходит в соседнюю комнату и больше его не видно, зато слышно топот по лестнице и ругательства. Чимин так торопится, что спотыкается где-то там и даже падает, чертыхаясь. Перепрыгивая через ступеньки, он замирает на предпоследней. Он не готов был к такой встрече, на нём мятая футболка и домашние шорты, на щеке отпечаток от подушки. Он не так хотел встретить Юнги. — Хён! — звонко звучит. Чимин кидается навстречу, налетает на друга всем собой и крепко обнимает. Юнги не успел снять маску, даже очки не снял, он обнимает Чимина так крепко, как только может и хрипло говорит, слышно только для него: — Привет, малыш… — Юнги! Потом Чим отстраняется, смотрит на него, трогает его плечи, кладёт ладони на грудь. — Как ты меня нашёл? Как ты тут оказался? Почему не предупредил? Он сыпет вопросами и трогает Юнги, словно не верит, что он настоящий. Носом в него тычется, в плечо и в шею, снова обнимает крепко и жмётся с силой. — Хён, я так соскучился! — Хотел сделать тебе сюрприз. Юнги гладит парня по плечам, а потом, когда тот немного успокаивается, отстраняется, чтобы снять маску и очки. Он всё такой же белый, но он явно повзрослел. Чимин трогает его щёку пальцами, приближается губами. Он тоже изменился — похудел. У него заострился подбородок, запястья тоньше стали. И сам он весь тоньше — рёбра можно пересчитывать, не касаясь. Юнги весьма ощутимо вздрагивает, целуя в ответ, он так долго ждал этого момента, что даже слегка растерян. Чимин сцепляет руки на его шее в замок. Они долго целуются, до нехватки кислорода. — Ты здесь, хён, — говорит Чимин, наконец-то ощущая, что всё по-настоящему. — Покажешь мне свою комнату? Кивнув, Чимин берет альбиноса за руку и почти бегом ведет к себе, там он пропускает гостя вперёд, закрывает за ними дверь. Так, на всякий случай. В его комнате чисто и уютно. Но Юнги по сути по сторонам-то не смотрит. Он берёт Чимина за руки, притягивает к себе, обнимает его за бедра, приподнимает вверх, сажает на стол. Касается ладонями лица, пальцами трогает мочки ушей, рассматривает. От этого парень краснеет. Он очень рад, что ему не хватило смелости порезать себя тогда. Ведь Юнги заметил бы. И что бы он тогда сказал? — Ты так на меня смотришь… — Чим, ты самое красивое, что есть в моей жизни, — говорит Юнги очень проникновенно, а после снова целует Чимина. Тот рвано вздыхает, вжимается, старается не стесняться. Руками под толстовку лезет. Он так долго ждал, что чуть не умер от тоски, ему теперь всего мало, в первую очередь — самого Юнги, пусть он наконец-то здесь и целует Чимина. Ему всё равно чертовски мало. Он всем собой требует большего. — Ты тут всегда ходишь… такой одетый? — ворчит Юнги, снимая с него футболку, а потом и шорты. — Тут опасное солнце, хён! — улыбается Чимин в ответ на это ворчание. — Но на мне меньше всего, чем на тебе. Сам он не спешит раздевать Юнги. Ему больше хочется быть перед ним голым. Только перед ним. — Да уж, жарит, как в аду! Юнги отходит на шаг и сам стягивает с себя толстовку. Под ней такая же чёрная майка, которая очень контрастирует с кожей. И джинсы у Юнги тоже чёрные, рваные только, как будто им уже много лет. — Знаешь, я думал, что мы поговорим, как увидимся, но когда я вижу тебя… Мне сложно. Мне просто не устоять. Ты такой соблазнительный, — объясняясь, он подаётся обратно и оглаживает ладонями чиминовские бёдра. Тот находит удачную позу на столе — опираясь на руки. Он смотрит на Юнги очень плотоядно и облизывается. — Что же во мне такого соблазнительного? — кажется, он это совершенно искренне спрашивает. Но шире раздвигает колени. И тут вообще никаких шансов на долгие разговоры не остаётся. — Охуеть, — говорит Юнги, качая головой, когда разглядывает это великолепие. Ему хочется никогда не выпускать Чимина из этой комнаты, никому не показывать, это слишком, когда в человеке столько секса. Это слишком, когда он сочетает это с такой очаровательной невинностью. Это преступление. — Просто охуеть… — повторяет альбинос, подбирается пальцами к входу в чужое тело, смочив их слюной. Чимин охает, чувствуя проникновение. Хватается за белое плечо Юнги. И шепчет: — Давай, хён, возьми меня прямо тут. На столе. — О, я возьму тебя везде. И заберу с собой, — хрипит альбинос. Чимин из него своими просьбами последний мозг вышибает. Юнги разводит в нём пальцы, потираясь ширинкой о его колено. Чимину всё-таки немного неуютно. Он не трахался давно. Даже с собой не играл — желания не было. А тут его прямо распирает от того, как хочется отдаться Юнги на всех поверхностях. Можно даже стоя. — Хён! — он почти воет, когда бедрами навстречу ему двигает и изгибается, дотягиваясь до губ Юнги, чтобы коротко поцеловать. — Хён! Как я тебя ждал! Ласково хмыкнув, Юнги поднимает его ноги повыше, закидывает себе за спину, это очень удобно — головка члена упирается между ягодиц Чимина, остаётся только лишь приоткрыть молнию, достать его и толкнуться внутрь. Юнги рычит — там горячо и узко, а Чимин замирает, приоткрыв рот. Ему больно с непривычки, но это всё равно счастье. Он плывёт, постепенно привыкая. Смотрит в глаза своего хёна, скрещивает ноги на его пояснице, дёргается и заставляет войти до конца. А там шипит. Юнги цепляет зубами чужие губы, кусается, а потом жмется к ним, просто приоткрыв, даже не целует толком, но дышит Чимину в рот. Где-то взошла его счастливая звезда, раз в его жизни всё так стало налаживаться — поправил здоровье, финансовое положение, а теперь вот занимается сексом с охренительно красивым парнем, в котором души не чает. Это даже страшно должно быть — стать настолько счастливым, но Юнги не боится, он просто счастлив. Чимин обменивается с ним дыханием, спину сквозь майку гладит, прижимается и ласково шепчет: — Как я тебя ждал… Юнги ускоряется — Чимин падает на спину, бьётся головой о стенку, но не чувствует боли, не так это и больно, боли нет, когда есть такое счастье. Поэтому Чимин улыбается, ему с такого ракурса видно почти всего Юнги. В те моменты тот в полной мере осознаёт, что он добрался до Чимина, он смог, он с ним и теперь вряд ли кто-нибудь разлучит их, Юнги костьми своими белыми ляжет, но не допустит этого. Ему даже не нужно говорит этого вслух — Чимин читает всё в глазах Юнги, в его взгляде, выдохах, движениях. Он кусает губы, но улыбается. А потом стонет, когда трогает свой член. Он дрочит себе, подстраиваясь под движения Юнги и все чаще жмурится. Ему хочется долго смотреть на Юнги, но ощущений так много и глаза закатываются. Чимин сдаётся, откидывая голову. Его надзирателю на первом этаже слышно, как парню хорошо. Юнги наклоняется к нему, целует под кадыком, засасывает кожу в рот, оставляет метки. Если он смог это — привести себя в данный миг, в это горячее счастье с запахом секса, он сможет теперь вообще всё, что угодно. Он чувствует себя всесильным рядом с этим парнем. Чимин снова обнимает его за шею, не отпускает от себя больше, не даёт разогнуться и не даёт передохнуть, губы его находит и целует горячо, без перерывов на вдохи. Сейчас он готов умереть, когда Юнги в нём. Когда он его трогает и чувствует. Наконец-то. Дождавшись. Чимина где-то там накрывает — он стонет и кончает, пачкая спермой и себя, и черную майку Юнги. У того едет крыша от удовольствия — он размазывает сперму по члену Чимина, взяв его в свою руку, дрочит его, продолжая трахать, они ведь только начали, если подумать. Столько не виделись, надо наверстать. Немногим позже Юнги с трудом отходит от Чимина, но наконец снимает джинсы, а то они круто ему мешали, сдавливая мошонку. Когда парни падают в кровать, Юнги снова берёт Чимина лицом к лицу, но уже боком, закинув на себя одну его ногу. Нет, он не трахался раньше, но дрочил очень регулярно, особенно последнее время. Дрочил много, жёстко, думая об этих сладких губах, красивых глазах и золотисто-медовой коже. Чимин сжимает Юнги в себе нарочно, нежно улыбается, раскрасневшись. Член Юнги, или сам Юнги целиком как будто для него создан. Чимина колотит и скручивает изнутри от желания, хотя они вроде уже трахаются, и он даже кончил. — Я так люблю тебя, хён! На кровати гораздо удобнее. Юнги переворачивает Чимина на спину и вбивается в него, продолжая целовать. Он целует его и после того, как сам кончил и после того, как Чимин ещё раз кончает. Они целуются вообще до посинения. Юнги не может отлипнуть от Чимина, даже когда всё заканчивается. — Я тебя тоже люблю, Чим… — Только меня? — в голове Чимина ещё много тараканов не померло. Но он жмётся к Юнги, обнимает его и трогает его лицо, очень аккуратно, как будто оно фарфоровое. А ногами сжимает, как тисками и не даёт Юнги из себя выйти. — Только тебя. — Ты ведь останешься жить у меня? Тебе ведь не нужно уходить? А завтра мы можем пойти погулять? — Мне никуда не нужно уходить, ты же здесь, Чим. Хочешь жить здесь? Давай будем жить. Или можем куда-нибудь поехать. Как хочешь. Я помог своему брату, так что больше он не держит меня в клинике, а даёт денег, чтобы я жил, как хотел. Так что мы оба можем нормально жить. Обычной жизнью. — Моя мама меня отпустит с тобой. Она сказала, что жалеет о том, что так поступила. Им с папой лучше, когда мне хорошо с тобой, чем плохо без тебя. А без тебя мне было очень плохо, Юнги. — А мне было плохо, когда я тебя не знал. А как только узнал, мне стало хорошо. Юнги преувеличивает, конечно, но он влюблён в Чимина до помутнения в своей светлой голове и чего угодно наговорит ему от переизбытка чувств. Чимин тихо хихикает. — Почему? И на Юнги смотрит большими, блестящими от любви глазами, вдоль руки его поглаживает, будто ещё проверяет его на материальность, мало ли — это всё-таки волшебный сон. Кожа у Юнги прохладная, но у него очень тёплый взгляд. И улыбка. — Однажды ты сказал, что я клёвый. Я тебе поверил. И всё изменилось. — Ты и правда очень клёвый, хён! — Чимин приближается к тонким губам Юнги за очередным поцелуем. Они не устанут от этого ближайшие лет двадцать.