a mental case

От погоревшего «Приюта» они летят, как будто за ними гонятся. И по дороге им везёт. А в отеле можно выдохнуть с облегчением. Номер они взяли на четверых, с одной спальней ради экономии и двумя дополнительными спальными местами в гостиной, о чём Намджун жалеет, глядя на парочку. — Чёрт возьми, мы похитили человека! — и нормальным он себя считать уже никогда не будет. — Не похитили, а спасли! — серьёзно говорит Чонгук, смотрит на Тэ и расплывается в дурацкой улыбке. — Ага, от пожара, — смеётся Джин. Тэхёну нужна одежда, ванна, он хочет есть. Может действие таблеток заканчивается, но он внезапно спокоен и ничуть не взбудораженный их побегом. Для него всё так, как будто так и задумано. Он Чонгуку улыбается, словно все эти пять лет каждый день ему улыбался, ластится к нему уже сытый и довольный, гладит. — Спасибо вам всем. Мне там было… скучно, — он заменяет слово «одиноко» на менее грустное. А потом зевает и потягивается. Старшие благородно уступают им комнату. — Как бы это нам боком не вышло, — переживает Намджун, устроившись с Сокджином на диване. — Не бойся, я с тобой, — посмеивается тот. — Да я не боюсь, — Нам целует парня под ухом, переходит на деловой тон. — Ладно из больницы мы его вытащили, а из страны-то как увозить? — Мы придумаем что-нибудь… — мурчит Джин от таких поцелуев. — Например, что? Намджун помнит, что его отгулы на новой работе скоро кончатся. А оставлять Чонгука с Тэхёном тут совсем боязно. Они точно в неприятности попадут. И не то чтобы Намджуну до этого было особое дело, но Сокджин то точно от такого бы расстроился. — Не знаю, — Джин сладко улыбается. — Что-нибудь. С утра. Обязательно придумаем! Тэ раздевается, оставляет больничную одежду кучей у постели, он её ни за что больше не наденет. Пролезает под одеялом через всю постель прежде чем на подушку головой упасть. И довольно мычит. Эта постель после больничной кажется ему райским облаком. Чонгук раздевается следом. Особенно не рисуется, да и не нужно. Его мышцы и загорелое тело рисуют всё сами, очень неприличное, детям такое показывать нельзя. Тэ на него таращится, прикрываясь. — Гуки, — очень удивленно звучит. — Ты вырос… Парень кивает, занавешиваясь чёлкой, словно стесняется этого, пока забирается к Тэхёну под одеяло. А там сгребает в руки и жмётся сбоку горячей сексуальной грелкой. Тэ холодный, ноги у него как у лягушки, он прижимает стопу к икрам Чонгука, ногу на него закидывает. И шепчет: — Неужели это не сон? — Это не сон. Это правда. Наконец-то это правда. — Я не верю. Чонгук греет спину Тэхёна, а Тэ — свои руки о его спину. Жмётся, ёрзает, устраивается поудобнее, пока на член его не натыкается бедром. Там замирает, выдыхает шумно, но не отодвигается. Он и как сексом заниматься тоже забыл. Но предвкушение не пугает, только будоражит. — Тэхён-а, — тянет Чонгук низко, пытаясь сказать всё, что хочет одним именем. Но придётся подбирать слова, потому что именем всего не скажешь. — А ты хочешь попробовать… наоборот? Тэ не совсем верно его понимает. — Наоборот? Ты хочешь, чтобы я взял в рот твою… штуку? Да? Раздаётся шумный вздох. — Этого я тоже хочу. Но… ещё больше хочу, чтобы ты засунул свой член в меня, — шепчет Гук. — Это больно, — предупреждает его Тэхён. — Но если ты хочешь… можно прямо сейчас? — Можно, — кивает парень. Хорошо, что Намджун с Сокджином тоже любят это дело, ведь Чонгук ещё утром стащил у них тюбик смазки. — И ты покажешь мне, что делать, чтобы тебе было хорошо, Гуки? Тэхён на него так невинно ресницами хлопает, будто они тут минимум в церковь собрались помолиться, а не содомию устраивать в шикарной кровати. — Да. Гук очень серьёзен, как будто это какой-то важный экзамен, этап, ступенька. Ему приходится свеситься с кровати, чтобы дотянуться до кармана штанов. Вручив этот тюбик Тэхёну, Чонгук сразу же целует партнёра в губы, коротко и горячо. Заваливает на лопатки, как будто передумал и сверху сегодня будет он. Тэхен смотрит с любопытством и улыбкой, трогает чужую спину ладонями, она горячая, рельефная и очень интересная на ощупь. Чонгук улыбается в ответ. Он наконец-то позволяет себе расслабиться, ведь Тэ здесь, с ним. Они могут говорить, как угодно трахаться, могут поехать куда-угодно и как угодно жить. Если ради этого нужно было отмучиться пять лет — он готов простить родителей Тэхёна и весь мир заодно. И уже прощает, когда снова целует парня под собой, а потом сползает вниз, чтобы коснуться губами его живота, а затем и члена. Тэхён щурится и расплывается от улыбки. Ему нравится, как Чонгук его назвал, ему ещё больше нравится, как он его трогает, где он его целует. Ему хочется, чтобы Гуку было так же горячо и так же хорошо, но он помнит, как Чонгуку нравилось сосать член и не мешает, только в простынь вцепляется. Чонгук не растерял никаких навыков — наоборот. Сосёт он долго и медленно, мешает Тэхёну кончать — прерывается, когда чувствует, что вот-вот… Скатывается на бок, рвано дышит, облизывается, размазывает смазку по члену Тэ. — Давай сначала пальцами… Они перекатываются вбок. Тэ осторожно касается пальцами ягодицы Чонгука. Он помнит, что тот с ним делал. Пытается повторить. — У нас получится? — Да, не бойся, смажь пальцы… И попробуй. Тэ слушается. И удивленно охает, когда скользкий от розовой смазки палец оказывается в Чонгуке. Смазка пахнет, как жвачка. Всё вокруг очень скоро начинает так пахнуть. — Гуки! — с восторгом выдыхает Тэ. Парень цепляется за его предплечье пальцами, сжимает и сильнее жмурится. Это очень важная ступень. Этого с ним не происходило уже лет пятнадцать. Он и не помнит, что думал тогда, в восемь, когда позволял своему отчиму запихивать в себя пальцы. Но сейчас это Тэхён. Это его любимый Тэхён. И никому другому Гук не позволил бы этого. — Тэ… — М? — тот поднимает мутный и вопросительный взгляд к его лицу. Он очень сосредоточен на том, что делает. Ему очень важно, чтобы Чонгуку нравилось. Он проворачивает внутри Гука пальцы, оказывается глубже и сам охает от того, как Чонгук сжимается, вскрикивая. Струйка пота убегает по виску и теряется на плече. Тэхёну жарко от всего этого, как в сауне и у него стоит так сильно, что больно. Он трогает член Чонгука свободной рукой, чтобы проверить, стоит ли у него тоже. Редки те моменты, когда у Чонгука рядом с Тэхёном не стоит. Он стонет, низко и протяжно, пытается перекатиться на спину, утянуть Тэхёна за собой. Тот упрямится, не хочется убирать от Чонгука руки, но потом приходится и Тэхен следует за ним, ложится сверху, целует в губы горячо и пылко. Чонгук закидывает на него ногу. — Давай, Тэ… Попробуй… — просит он между поцелуями. — Гуки, но ведь не влезет, — волнуется Тэ. Кусается, лижется с Чонгуком, как голодный, трогает его, шумно вздыхая. Ему хочется всего и сразу. Член так просто в Чонгука и правда не влезает. И хорошо, что Тэхен с придурью, а то бы уже отчаялся и сбежал. Парень под ним замирает, не дыша, ждёт, когда получится. И на этот раз не жмурится, а смотрит на Тэ без отрыва. Когда всё-таки получается — у Тэхёна расширяются зрачки. Глаза делаются просто огромными, всё больше и больше, чем дальше он в Чонгуке оказывается, тем больше он видит. Даже то, что невозможно увидеть. — Ооо! — понимающе тянет Тэ, постепенно продвигась. Гук запрокидывает голову и издаёт такой звук, что даже прикорнувший на Намджуне Сокджин просыпается, вздрагивая. Правда потом понимает, что не умирает никто, и ложится обратно. Ну, подумаешь, младшие тоже хотят любви и ещё не научились делать это быстро. Тэ жрёт Чонгука взглядом, надавливая на плечи. И Чонгук привыкает, впускает его в себя. Он снова немой. Не может ничего произнести, ни просьб продолжать, ни того, как ему это всё, ни просто имени Тэхёна, он может только мычать и стонать, взлетая куда-то с этой их «ступени». Тэхён держится очень недолго. Едва войдя во вкус, он срывается, что-то бормочет, сжимает Чонгука руками, рычит ему в скулу. Чонгук обнимает его уже двумя ногами и долго не отпускает. Кажется, это его любимое занятие — крепко держать Тэхёна, словно его забирают. Он держит и держит, а когда дышит ровнее, хрипло спрашивает: — Тебе хорошо? — Я никогда, — парень загнанно дышит. — Никогда такого не чувствовал. — Я люблю тебя, Тэ… — просто и ласково говорит Чонгук. — Я хочу ещё. — Я устал, — бубнит Тэхён ему в грудь. Ему немного стыдно смотреть Чонгуку в глаза и одновременно хочется прилипнуть к нему накрепко. — Я не хочу двигаться, — и под этим Тэхен скрывает, что совсем не хочет из Чонгука выходить. Ему так очень удобно, он даже начинает понимать, почему Гук такой озабоченный. — Отдыхай, — тепло разрешает Чонгук. — У нас ведь теперь куча времени… да? Я никуда не отпущу тебя больше, ты слышишь? Никому тебя не отдам! — Но я ведь сбежал. Меня ведь будут искать? Мама и папа ведь обо мне будут волноваться? — Мы напишем им. И позвоним. И может даже приедем, когда они… будут к этому готовы. Но я не отдам тебя в ещё одну больницу. И сам туда не пойду и тебя не отдам, — Чонгук снова очень серьёзен и очень мужественен, как будто и не отдавался тут пять минут назад. Тэхен кусает губы, его вдруг гложут сомнения. Родители не смогли жить с ним, не смогли присматривать двадцать четыре часа в сутки, не смогли справится с его истериками. Вдруг Чонгук тоже не сможет? — А вдруг? — он вскакивает, хватает Чонгука за голову и смотрит в лицо. — Вдруг что? — спокойно переспрашивает тот. Тэ мотает головой. — Мы ведь сможем. Да, Гуки? — он даже ответить Чонгуку не даёт — целует его глубоко и жадно, хотя ответ ему, как воздух нужен. — Я хочу быть с тобой Гуки… вдвоём. Я пойду, куда скажешь. — Мы всё сможем, Тэхённи… — Я тебе верю. Потом, чтобы устроиться поудобнее, приходится из Чонгука всё-таки выйти. Обняв Чонгука, как подушку, Тэ восхищается: — Ты так вырос! — А ты совсем не изменился. — Это хорошо? — Конечно. Я влюбился в тебя… такого. В твой запах… В тебя. Это очень хорошо, что ты не изменился, — Чонгук щекочет дыханием тэхёновскую шею, прижимается носом. Парень млеет и успокаивается. Ему очень хорошо, когда Чонгук рядом голый и крепкий, как скала.