Истории, рассказанные перед сном доктором Акки Андерсен

Истины в последней инстанции априори не существует — в этом я убедился уже давно. Навязчивое желание добраться до гипотетически существующей правды всегда руководило мной, и это желание заставило меня убедиться в недостижимости мечты. Однажды, когда я был ещё ребёнком, я был свято убеждён, что земля плоская — никак не мог взять в толк, почему горизонт прямой и почему в прыжке я приземляюсь в то же самое место. Годом позже у нас начали преподавать физику. Долго ещё я не чувствовал себя таким глупым! А потом, ещё несколько лет спустя, я с удивлением обнаружил, что общество плоскоземельцев действительно существует и довольно популярно, несмотря на кажущуюся абсурдность их аргументов. Я давно уже ни в чём ни уверен. Чувство неприкосновенной правды покинуло меня в тот день, когда я обнаружил ложь любимого человека — этого оказалось достаточно, чтобы у моём сердце и мозге поселилась определённая доля паранойи. Уличить другого человека во лжи было легко — сложнее было не обращать внимания на собственную ложь. Вруном я стал не по своей воле отменным, и это тоже сыграло определённую службу моей неуверенности в истинах. Самое сложное — это убедить себя, что ради поиска истины всё ещё имеет смысл вставать с кровати. Там, за стенами родного дома, столько лжи и коварства, и даже в собственном отражении ты давно не уверен, и в итоге пробуждение становится самым большим подвигом за день. Всё остальное время приходится посвящать тому, чтобы не вырубиться, чтобы не слышать навязчивой лжи и избегать собственного трёпа. Утро — поистине самое страшное время дня. Юные солнечные лучи скребутся по лицу, раздирая запесоченные ото сна глаза, а голова кажется десятитонным чудовищем. Самое опасное утром — проходить мимо зеркала, потому что, не проснувшись, в полумраке, собственное отражение слишком легко принять за монстра, пришедшего по твою душу. Единожды мне довелось ужаснуться себя настолько, что сердце едва не остановилось, а сам я тогда осел в корзину с грязным бельём. Больших сил требует ещё и выйти из тёплого дома в промозглую сырость улицы. Ясный ли это день, пасмурно ли, зима ли, лето, морской ли город или деревушка в горах — в воздухе всегда ощущается запах горечи, пыли и протухшей тины. В юности я подолгу боялся сделать первый шаг из дома — там, за крепкими стенами бурлит жизнь, чужая жизнь, которая тогда казалась мне чем-то слишком далёким и слишком желанным, чтобы находиться к ней настолько близко. А потом я как-то постепенно свыкся с тем, что я должен прожить спокойную, размеренную жизнь, точно растение, и чужая жизнь перестала меня волновать, она стала лишь фоновым информационным шумом. Машинальных действий для жизни оказывается вполне достаточно, пока ты не начинаешь мыслить и рассуждать. После первой же мысли всё начинается заново. И тогда… Разные обстоятельства заставляют меня пересматривать всё своё отношение к миру. Отстранить от себя прежние обязательства. Минуту-другую тогда я ощущаю себя чем-то иным.