Без доспехов и доверия

Последующий месяц прошёл для Орихары Изаи необычайно спокойно, размеренно и безмятежно, если не считать регулярных столкновений с озлобленным на него за его ехидный язык, провокационную манеру поведения и ответную ненависть Хейваджимой-тайсё. Хотя за то время, что они вынуждены были проводить вместе, оба противника несколько притёрлись друг к другу и зачастую затевали поединки в большей степени по устоявшейся традиции, неискоренимой привычке, порождённой взаимными неприязненными чувствами. Шизуо, как того требовал его долг, сопровождал курохоросю, — который, к слову, за всё время, проведённое в Аобе, ни разу не позволил усомниться в благожелательности его намерений и не выказал ничего, что заставило бы подозревать его в измене своему покровителю, — повсюду; если же возникала необходимость отлучиться из замка — брал его с собой. Исключение составляли только случаи, когда Датэ Масамунэ изъявлял желание беседовать с Орихарой наедине или когда Катакура самостоятельно принимал опеку над курохоросю. Об особом положении Орихары Изаи знали только трое человек. Для остальных обитателей замка, для воинов Хейваджимы он казался вполне обычным гостем, правда, странным немного, овеянным таинственным духом причастия к древнему сёгунскому роду и гордо носящим знак отличия исчезнувшего некогда элитного отряда — наследство отца, единственную вещь, что досталась ему после его гибели, как говорил сам курохоросю. Считалось, что господин Датэ благоволит гостю, и это в некоторой степени было правдой. Масамунэ, получающий удовольствие от общения с умным собеседником, жадно наслаждался его незаурядностью и всё сильнее жаждал заполучить этого человека в свой ближний круг, но, вместе с тем, пока держал его на расстоянии, видя, что сам курохоросю ведёт себя довольно скрытно и не настроен быть предельно откровенным с владыкой Осю. Отдельный интерес для непосвящённых в тонкости статуса «почётного гостя» Аобы составляли его отношения с Белым Демоном Хейваджимой Шизуо… — Изая-кун, а это правда, ну… — Кишитани Шинра, в последнее время сблизившийся с Орихарой и отличавшийся неуёмным любопытством, замялся ненадолго, прежде чем задать своему новоявленному другу несколько бестактный вопрос, — что ты спишь с Хейваджимой-саном? На внутреннем дворе перед стенами замка было очень людно, поэтому сенсей старался говорить как можно более осторожно, пониженным до шёпота голосом, дабы не скомпрометировать курохоросю, если природу его отношений с тайсё тот желал бы сохранить в тайне, и, что было бы значительно хуже, не быть услышанным находящимся чуть в стороне, среди своих воинов, вспыльчивым Белым Демоном. На границах Осю было неспокойно, назревал очередной конфликт с войсками Уэсуги, нацеленный в том числе и на упрощение наступательных действий на юге союзной армией Токугавы Иэясу на противостоящие ему силы альянса западных даймё во главе с Исидой Мицунари. Поэтому Датэ Масамунэ распорядился устроить осмотр своим воинам, чтобы выявить больных, нездоровых направить на излечение, оценить имеющиеся силы, да и просто — чтобы быть уверенным в состоянии здоровья своих людей. Изая тоже попал в число людей, подлежащих медицинскому осмотру. Кишитани наблюдал его рану, которая стараниями талантливого лекаря скоро зажила. Но основной причиной стало прямое на то указание даймё. Почему-то Одноглазый Дракон Осю начал распоряжаться курохоросю так, словно тот уже выразил ему своё согласие служить роду Датэ. Будто Масамунэ планировал задействовать Орихару в предстоящих сражениях. Изае вовсе не верилось, что Датэ бескорыстно беспокоится о его здоровье, и восхищался его умением находить для каждого человека, кем бы он ни являлся, занятие, приносящее пользу его клану. — Чистая правда, — заявил Орихара. — Шизу-тян, он… — лицо Изаи преобразил таинственный оттенок мечтательности, но, заприметив, что к ним приближается суровый тайсё, он звонко добавил: — Этот навязчивый ёкай из виду боится меня выпускать. — Сколько раз я говорил не звать меня так! Услышав нервирующую болтовню курохоросю, Хейваджима угрожающе надвинулся на слегка отступившего Орихару, но радостный возглас сенсея заставил его на мгновение озадаченно застыть, а затем — рассвирепеть ещё сильнее. — Хейваджима-сан! Я так рад за вас! Теперь вы не будете одиноки! Берегите Изаю-куна… — Ты что наговорил этому олуху? — тихим, но пугающим до замирания крови в похолодевших венах рокотом спросил Хейваджима. Сегодня он был особенно не в духе: его чутьё кричало о приближении беды. — Только правду, — невозмутимо отозвался курохоросю, невинно разведя руками. — Что мы спим вместе, и что ты не сводишь с меня глаз. Разлившееся между двумя противниками чудовищное напряжение заставило обратить внимание оборвавших беспорядочный гомон воинов на замерших в устрашающей стойке, заявляющей о готовности к нападению, тайсё и курохоросю. Назревало жестокое побоище — оба соперника ладонями любовно поглаживали рукояти мечей, словно, приголубив оружие, просили у него покорности и отдачи в бою. Вокруг них витал запах ещё не пролитой крови, и каждому очевидцу этой немой яростной сцены было ясно, что один из противников покинет предстоящую битву мёртвым. Никто не осмеливался вмешаться: демоническая сила и крутой нрав Хейваджимы внушали естественный страх, да и соперничать с лисьим проворством и ловкостью Орихары желающих не находилось… — Тори-куми! — вдруг воскликнул находчивый лекарь, и выдохнувшие с облегчением воины с энтузиазмом поддержали его блестящую идею. — Верно! Парни, чертите круг! Весёлый галдёж и всеобщее возбуждение оказались заразительны. Задорно улыбнувшись оппоненту, Изая вверил свои мечи Кишитани, скинул с плеч кимоно, обнажаясь по пояс, и вступил в предел начертанного на земле круга, приглашая устрашающе ухмыльнувшегося ему в ответ тайсё последовать его примеру. Поединок сумо был значительно лучшим решением возникшего конфликта, нежели смертельная схватка на мечах, ведь, несмотря на положение курохоросю в качестве заложника, Хейваджима головой за него отвечал, и, убей либо покалечь он гостя, ему пришлось бы поплатиться за своё преступление. Так было гораздо лучше. Единственное, что удручало — победитель был известен заранее. С прославленной силой Белого Демона тягаться было напрасно, и выстоять в честной борьбе, рассчитанной, главным образом, на физическую силу, у гибкого, стройного, но отнюдь не могучего курохоросю не было и шанса. — Можешь отступить, Блоха, — милостиво предложил противнику Хейваджима, приняв грозную позицию напротив сделавшего то же Орихары. — Пока не поздно… Но не успел тайсё закончить разумное предложение, как юркий курохоросю стремглав бросился навстречу изумившемуся его скорости и отчаянной решительности Шизуо, сцепившись с ним так крепко, что тайсё шумно выдохнул от такого неожиданного напора. Только Хейваджима ни на полшага не сдвинулся с места, нерушимой каменной глыбой врезавшись в землю, и схватил бесполезно трепыхающегося маленького соперника за пояс, легко отрывая его от поверхности и предвкушая скорую победу. Однако проворный курохоросю оказался не так прост и принимать поражение не собирался. Не уследив за ловким противником, Шизуо оказался ослеплён: провернув невероятный манёвр, гибкий юноша вскочил на тайсё, охватив того ногами под рёбра и руками обнимая его голову. Беспринципному заложнику плевать было на правила, и эта его выходка вновь взбесила дико зарычавшего Белого Демона. Орихара же охочим до крови паразитом вцепился в разъярившегося соперника, чтобы не сорваться с него, непроизвольно вздрагивая и теряя концентрацию от расслабляющего его тело жара, разливающегося под кожей всякий раз, когда яростное дыхание тайсё опаляло теплом его обнажённый живот. Не видящий ничего перед собой Хейваджима со всей силы сдавил поясницу Изаи, не сумевшего стерпеть резкой внезапной боли и простонавшего в затылок Шизуо — тихо, но искушающе проникновенно и страстно. Смятенный тайсё вдруг ощутил, что земля под его нашедшими подлую выбоину ногами проваливается, и он, всё так же крепко обнимаемый цепким курохоросю, под дружный хохот забавлявшихся потешным зрелищем самураев, рухнул навзничь вместе со своим протяжно замычавшим недругом. От мощного соприкосновения всем корпусом с землёй Орихара едва не задохнулся, почувствовав, как остро кольнуло за ушибленными рёбрами его лёгкие. Голову будто разрывало от монотонного металлического гула, так что, вспугнутые этим непрекращающимся мучительным шумом, любые мысли растворялись в затуманенном сознании, лишившемся на время способности к здравому восприятию действительности. Обмякшее, безвольно покоящееся в тисках чужих рук тело не слушалось, а единственной вещью, за которое цеплялось мироощущение курохоросю, была тяжесть навалившегося на него крепкого тела Шизуо и его частое дыхание, щекочущее чувствительную кожу в том месте, под которым шибко колотилось надрывающееся от сильной встряски сердце. Раздающиеся вокруг голоса Изая различал с трудом — они все сливались в сплошной нечленораздельный шум. Только один голос из всеобщего зверского гвалта он услышал отчетливо — твёрдый, спокойный и строгий. Голос Катакуры Кодзюро. — Прекратите бездельничать, — приказал Катакура, и Хейваджима почувствовал себя донельзя неловко, как будто он был уличён за непотребным порочным занятием. И ещё тайсё никак не мог отделаться от невероятного возбуждающего ощущения власти над приятно расслабленным стройным, податливым телом в его руках, не мог выкинуть из одуревшей головы мысль о том, как двусмысленно выглядят они, распластанные на земле, и особенно — Орихара Изая, с непристойно разведёнными ногами под лежащим сверху мужчиной, упирающийся пахом тому в тренированный нагой пресс, соприкасающийся с целомудренно сокрытым под хакама детородным органом при каждом глубоком вздохе Белого Демона. Ослабевшие руки всё ещё не совсем пришедшего в себя курохоросю больше не впивались в голову тайсё, не пытались содрать кожу с его спины и горла, а мягкими бессознательными движениями ласкали его шершавыми подушечками пальцев под лопатками, вдоль позвоночника, у загривка так, что Хейваджима еле сдерживался, чтобы не зарычать от удовольствия, словно тигр, наевшийся свежего мяса. Только донёсшиеся до него жёсткие слова Катакуры вмиг отрезвили тайсё, который, огорошенный внезапной вестью, резко вскочил с постепенно приходящего в себя курохоросю. — Уэсуги осадили Ямагату(1). Могами Ёсиаки(2) просит о помощи.