Без доспехов и доверия

Он никогда не помышлял о том, что способен испытывать влечение к мужчине. Подобные отношения не считались ненормальными, противоестественными и не были редкостью. Интимные связи между мужчинами обществом не осуждались, да и сам Хейваджима не испытывал отвращения к любви такого рода. Он в принципе и не задумывался о половом партнере как таковом… Удручённого тайсё, храброго, опасность встречающего всегда лицом к лицу, ужасало только одно: сам предмет его жгучего желания, который, верхоконный, как и сам Белый Демон, ехал чуть впереди него, нервирующе маяча перед глазами своим чёрным капюшоном. Участие Орихары в походе на Ямагату было делом решённым и даже не обсуждалось. Во-первых, тот, кому вверен был опасный гость, непосредственно возглавлял кампанию, направленную на освобождение союзной провинции от вторжения неприятелей. Во-вторых, так велел Датэ, вероятно, желающий узнать, как поведёт себя скрытный курохоросю, оказавшись втянутым в межклановые сражения. Изая ведь как-то заявил, что не испытывает расположенности ни к одной из сторон конфликта, и даже более того — ни к одной из составляющих этих двух сформировавшихся могущественных сил. Курохоросю назвался наблюдателем, заинтересованным в людской переменчивости — или постоянстве, в многогранности человеческой природы, которая ярче всего проявляется именно там, где смерть и власть роняют хмель и яд в трепещущие, смущённые соблазном или страхом, души. А в-третьих, перед Могами Орихара с печатью покрасоваться ещё не успел, так что такое предприятие для него было относительно безопасно. — Могу я узнать, кто сообщил Датэ весть о нападении? — поравнявшись с тайсё, вдруг поинтересовался Изая. Войско Хейваджимы находилось в пути уже вторые сутки, но курохоросю спрашивал о горестном вестнике только сейчас, а во время спешных сборов оставался немногословен и задумчив и старался без лишней надобности не покидать покоев тайсё. — Куронума Аоба, — мрачно бросил Шизуо. Орихара неопределённо кивнул, потом спросил: — Кто он? Хейваджима кинул быстрый взгляд на едущего бок о бок с ним курохоросю, после пары тихих для тайсё дней пробудившегося от своей ничем не обоснованной неразговорчивости. Среди мощных рядов облачённых в броскую броню нескольких тысяч буси он, лёгкий силуэт, скрывающий под плащом из тёмной шерсти лишь не способные дать защиту ситаги, кобакама да кяхан, выглядел хрупким кипарисом за массивом дубовых рощ. Доспехов Орихара не носил, объясняя это тем, что тяжёлая броня сковывает движения, ограничивает скорость и снижает подвижность тела. В битве Изая исключительно полагался на свою ловкость. С Шизуо курохоросю объединяло только это: тайсё тоже сражался без доспехов. — Вассал Могами, — отмахнулся Хейваджима очевидным лаконичным ответом. Курохоросю начал ему докучать, при том, что вопросы его наводили на ненужные мысли.  — Не думаешь, что было бы не лишним выслать вперёд отряд в разведку? — предложил Орихара. От его любопытства осталась лишь самоуверенная ухмылка, которая противно резанула по натянутому рискующей лопнуть тетивой спокойствию тайсё. Однако мысль Изаи была разумной, и Хейваджима, согласившись, кликнул Масаоми, приказав тому взять десяток воинов и разведать местность. Достичь Дэва, расположенной к западу от Осю, планировалось не больше, чем за неделю, поэтому войско Хейваджимы двигалось ускоренным маршем, затрачивая минимум времени на отдых, чтобы не позволить противнику взять осаждённую Ямагату. Но несмотря на то, что никаких серьёзных препятствий, кроме, разве что, непредсказуемой осенней погоды, периодически осыпающей стойко сносящих немилость природы самураев частым тяжёлым дождём, да не самых лучших, зато кратчайших, дорог, Шизуо был неспокоен: разведывательный отряд, отделившийся от войска ещё засветло, не дал о себе знать и к полуночи, хотя тайсё приказывал к закату послать гонца доложить о результатах предприятия. — Если ты так нервничаешь, Шизу-тян, то я мог бы разузнать, что случилось, — вкрадчиво произнёс присевший у костра около взвинченного тайсё Орихара. Они разбили лагерь на ночь. Большинство воинов уже спали, но Хейваджима бодрствовал, предчувствуя, что повинное в пропаже его людей бедствие — курохоросю, который совсем близко от него согревал замёрзшие руки у яро пляшущего огня, готовится совершить нечто непозволительное. Слова его только укрепили подозрения Белого Демона, насторожив его и вызволив из старательно возводившейся, но в одночасье развалившейся темницы вновь обретший волю гнев. — Я тебя на цепь посажу, если ещё раз предложишь нечто подобное, — угрожающе пророкотал Шизуо, надвинувшись на забавляющегося его реакцией курохоросю. — Твоё место — подле меня! — Как скажешь, — Изая обезоруживающе улыбнулся, так что привёл тайсё в замешательство своим покорным ответом. Затем он коснулся ледяными, так и не согревшимися пальцами налившейся кровью от тока ярости бешено пульсирующей вены на виске Хейваджимы, приблизился к его уху и нежно прошептал: — Я всё равно поступлю по-своему… И тут же отпрянул от озверевшего Белого Демона, который, не сумев схватить резвого курохоросю за его всколыхнувшийся дразнящей волной плащ, кинулся за своевольным заложником, скрывшимся во тьме перебуженного гневом тайсё лагеря. Только всё было напрасно: Орихара как будто растворился. Будто он заранее подготовился к побегу. В лагере его так и не нашли, даже силами сотен воинов. Из всех людей после Шизуо его видел только Шинра, направленный Датэ в качестве полевого лекаря, который был уверен, что его послал в ночную разведку сам Хейваджима. — Тайсё! Выслать отряд на поиски? Шизуо сурово посмотрел на сжавшегося под его тяжёлым взглядом воина и приказал: — Не надо. Кадоту ко мне. — Есть! Самурай, испытавший на себе ауру кровожадного настроя генерала, спеша исполнить его приказ, расторопно скрылся в глубине утихомирившегося после недавнего переполоха, устроенного непредсказуемым курохоросю, лагеря. Воины по велению тайсё вновь располагались ко сну. Когда Кадота Кёхей, вассал Хейваджимы, его правая рука и хороший друг, предстал перед Белым Демоном, тот уже седлал коня и был готов отправляться на поиски беглеца. Орихара, вверенный под неустанный надзор тайсё, сумел его обвести вокруг пальца и скрыться. Что задумал проклятый курохоросю, куда решил податься — это не давало Шизуо покоя, и он чувствовал, что не сможет обрести душевное равновесие, пока не расправится с насмеявшимся над ним заложником или хотя бы пока не возвратит его, не важно, в каком физическом состоянии. Рассвирепевший Белый Демон, испытывающий гнетущее чувство вины за то, что подвёл своего даймё, должен был самостоятельно найти сбежавшего курохоросю. И выдвигаться следовало без промедления, пока неуловимый беглец не успел скрыться достаточно далеко, дальше, чем звериное чутьё тайсё сумеет его обнаружить. — Кадота, остаёшься за главного, — бросил Хейваджима, натягивая поводья и разворачивая яростно фыркнувшего коня. — Если я не вернусь к рассвету, поднимай людей и выдвигайся по запланированному маршруту. Не успел Кадота воскликнуть «Есть!», как тайсё, уверенный в надёжности своего товарища, пришпорил коня и покинул освещённый тёплым светом костров лагерь, взяв направление, указанное Кишитани, видевшего, куда умчался Орихара. Беглец двигался на запад, лишь слегка отклонившись от курса, по которому войско Хейваджимы следовало к Ямагате. Изая углубился в лес, сойдя с неширокой тропы, — Шизуо знал это, поскольку до его острого слуха периодически доносились всхрапы пущенного во весь дух коня. По неосторожности, самонадеянности, в спешке или в качестве насмешки, курохоросю действовал достаточно шумно и оставлял очевидные, как будто намеренные следы, словно для того чтобы его сумели найти. Надломленные ветви деревьев, чёткие следы копыт на сырой земле, примятая животным трава — Орихара беспечно вёл преследователя за собой, при этом держа его на значительном расстоянии. И ещё — тайсё ясно слышал постороннее, хоть и предельно осторожное, едва различимое движение за десяток тё впереди, которое, казалось, сопутствует сбежавшему курохоросю. Помрачневшему Хейваджиме вмиг припомнилось то призрачно-слабое, но отчетливое ощущение, не покидавшее Белого Демона с тех самых пор, как они выступили из Аобы, будто дикий зверь внимательно наблюдает за ним, таясь, откуда-то издалека. Шизуо натянул поводья на себя, заставив чуть взбрыкнувшего коня остановиться, и прислушался. Гул копыт животного курохоросю стих. Неопределённое, постороннее движение тоже. Спешившись, тайсё взял коня под уздцы и продолжил путь пешим, следуя за чёткими знаками, размеченными беглецом и хорошо различимыми в благоприятном лунном свете. Изая больше не убегал. Он с кем-то говорил. Лёгкий, союзный ему ветер донёс до настороженного тайсё чужие, тихо шепчущие голоса, один из которых неизменно обращал вспыльчивого тайсё в демона. Другой голос Хейваджиме знаком не был, но он вскоре смолк, впрочем, как и до рези в ушах ненавистный голос курохоросю. О чём Изая переговаривался с незнакомцем, Шизуо не услышал, но уже был до предела взбешен самим фактом утаивания от него незримого товарища, помогающего ловкому интригану в его бесстыжих деяниях. — Изая! Застав беглеца — одного — среди мёртвых тел своих воинов, расстрелянных огнём из аркебуз, Хейваджима сорвался, обрушившись на курохоросю, осматривающего бездыханного парнишку, в котором тайсё признал Масаоми Киду, одного из самых молодых его подчинённых, несдерживаемым рубящим ударом, намереваясь раскроить предателю череп. Гнев и непоколебимая убеждённость в том, что это по вине Орихары его люди попали в западню, застилали разум Шизуо. В нём кипело только одно желание — разрубить в клочья проклятого курохоросю, который посмел строить заговоры за его спиной. — С кем ты здесь шептался?! — прорычал Белый Демон, вновь замахиваясь тати на увернувшегося противника, который, изобразив удивление на поддельно невинном лице, усмехнулся: — О чём ты, Шизу-тян? — Орихара молниеносно извлёк катану из ножен и неуловимым выпадом скользнул к рассвирепевшему тайсё, блокируя лезвием секущий удар его меча. Они оказались лицом к лицу, мешая в разбавленном частицами лунного сияния чернильном воздухе неуёмный гнев и лукавую невозмутимость. — Тебе, тайсё, почудилось. Нахальное поведение курохоросю, расценённое Шизуо как надругательство над его погибшими товарищами, только разожгло чудовищный запал ненависти к нему, выказавшему свою чёрную неблагодарность приютившему его клану Датэ. Хейваджима, не услышав от Орихары ни слова оправдания, больше не думал о том, что противника нужно взять живым. Белый Демон сражался, чтобы убить, чтобы курохоросю понёс наказание за свою подлость и смерть его воинов. — Это ты, ублюдок, притащил Уэсуги в Осю и сообщил им, когда и каким маршрутом мы проследуем к Ямагате! Неожиданно спрятав в ножны меч, Изая пригнулся под алчно просвистевшим над его головой лезвием, подлез под рукой тайсё и вынырнул за спиной не сумевшего сориентироваться противника, мгновенно обнажая вакидзаси. Замерший Белый Демон ощутил опасный холод на яростно пульсирующей артерии. Проворный гадёныш, сбивчиво дыша ему в загривок, угрожал перерезать генералу армии Датэ глотку. — Блоха чёртова! — глухо прорычал угодивший в ловушку тайсё, почувствовав, как вибрации его мощного голоса заставили задрожать плотно впившееся в его горло лезвие. — Из-за тебя… Но договорить пленнику не позволили. Орихара тесней приник к Хейваджиме сзади так, словно желал, чтобы тайсё тоже ощутил его гнев, принуждающий тяжко биться о грудную клетку ожесточившееся сердце. Лёгкий морозец, коловший кожу на шее Белого Демона, превратился в вязкую теплоту. Изая оцарапал противнику горло. — Что ты знаешь о Куронуме Аобе? — злобно прошипел Орихара, настолько, что Шизуо показалось, будто весь его собственный гнев курохоросю впитал в себя. Окончательно же тайсё успокоился, когда услышал следующие слова Изаи: — Тот светленький паренёк, Масаоми, кажется, жив ещё. Но крови потерял много: пуля пробила доспех и засела меж рёбер. Если не поторопиться, он умрёт. Изая отпустил Хейваджиму, вышел из-за его спины и встал напротив. — Я перевязал его, но это без толку. Шинра нужен, — спокойно сказал курохоросю. От его резкой вспышки гнева не осталось и намёка. — Только перемещать раненого опасно. Лучше привезти сенсея сюда. Молча выслушивающий Орихару тайсё был мрачен, но разумность слов курохоросю не позволяла опровергнуть их и не согласиться. Прямо как тогда, когда Изая предлагал выслать отряд в разведку. Это злило. Это грызло сердце кровожадным демоном недоверия. А Орихара испытующе смотрел на мечущегося в сомнении Шизуо, будто ожидая его решения. Вдруг курохоросю шагнул ближе к тайсё и смахнул холодными пальцами гранатовые капли, сочащиеся из нанесённого им пореза. Перехватив чужую руку, Хейваджима до боли сжал запястье слабо улыбнувшегося ему непостижимого человека, не позволявшего заглянуть ни в свои мысли, ни в свою душу, такую же тёмную, как ночь, в которой он предпочитал таиться. Приказал: — Езжай! Он решился отпустить странного заложника, отчего-то уверившись, что тот вернётся с лекарем. Дело было не в том, что тайсё вдруг убедился в преданности Орихары клану Датэ, или что курохоросю заставил его поверить в свою искренность и честность. Насчёт Изаи Хейваджима не питал никаких иллюзий, несмотря на те исключающие друг друга чувства, что он в нём будоражил. Просто конь Орихары был резвее, да и сам курохоросю отличался завидным проворством. Шизуо же остался присматривать за раненым. Но самое главное — Белый Демон уловил злобу Орихары, направленную против их общего врага — Уэсуги. И вспомнил о парне, который возненавидел Изаю, возможно, сильнее, чем он сам. Парне, что, встав на пути курохоросю к замку Аоба, дал ему повод счесть возникшую ситуацию занятной. Хейваджима, обуреваемый лютой яростью и жаждой расправы, крепко сжал кулаки. Пропитанный отравой презрения, вопрос курохоросю назойливо жужжал в его мозгу… «Что ты знаешь о Куронуме Аобе?»