Без доспехов и доверия

Бледный и взволнованный, юноша, чьё нежное, почти детское лицо поражало невероятным, несколько жутким слиянием чистой, светлой невинности и острой, как тонкие иглы, жестокости, холодными осколками льда поблёскивающей во тьме его глаз, старался не терять рассудка, дабы не наделать, поспешив, глупостей, и держал себя, насколько это было возможно, естественно и непринуждённо. Чувствуя, что должен немедленно скрыться, бежать, пока ещё было не поздно, он, словно удерживаемый мощными чарами воскресшего мертвеца, медлил, оцепеневший, обманутый коварной надеждой на собственную удачливость и талантливость. Как был убит Орихара Изая, он видел собственными глазами. Тогда — в день взятия Сироиси войсками Датэ — Куронуме не удалось пронзить беглому курохоросю сердце, но лишь серьёзно ранить его. Слуга по имени Кинэ, сообщив, что замок вот-вот будет захвачен, вынудил Аобу бежать, чтобы никто из воинов Осю не увидел и не узнал его. Добить раненого ему не удалось, но, на миг обернувшись, он увидел, как Кинэ перерезал его ненавистному пленнику горло. И теперь Орихара здесь, в Ямагате, довольный, улыбающийся ему ослепительно, заговорщицки, словно не помнящий ничего, что Куронума творил с ним в Сироиси. Окружённый сильными воинами Датэ, всегда рядом со знаменитым Белым Демоном, Изая казался счастливым. Но, зная некоторые внушающие опасение тонкости характера курохоросю, бывшего себе на уме, Аоба ему не верил и никак не мог отделаться от мысли, что Могами им уже поставлен в известность о его деяниях. Нужно было бежать. Но стоило только юноше решиться на ответственный шаг, как ему начинало казаться, что за ним наблюдают, что воины Могами, его слуги и гости только и ждут, когда он оступится, выдаст себя собственной поспешностью, нервозностью, беспокойством. Аоба был растерян и сомневался, как ему стоит поступить. Орихара ведь мог, ради своих непостижимых, бредовых целей утаить правду о его связи с Уэсуги. Только от этого становилось ещё тревожнее. Изаю Куронума опасался сильнее, нежели господина, которого предал. Не успокоила метаний Куронумы и записка от курохоросю, составленная располагающим к её автору, дружелюбным тоном, в который искренне хотелось поверить. Орихара просил его о помощи. В обмен на сохранение тайны Аобы о его причастности к клану Уэсуги Изая просил своего бывшего палача избавить его от общества Хейваджимы Шизуо, клялся, что о нём он не рассказал Могами и не сделает этого, если Куронума поспособствует его побегу из-под опостылевшего надзора Белого Демона. Вместо того, чтобы возвратить равновесие в шаткое душевное состояние юноши, записка эта лишь заставила его паниковать. Тихий шорох за затворёнными сёдзи и голос слуги вынудили напряжённо блуждающего взглядом по не дающим покоя строкам Куронуму вздрогнуть. — Господин Куронума, — буднично сообщил слуга. — Вас хочет видеть Могами-сама. Аоба смял адресованную ему записку. Её автор, видимо, насмеявшийся над ним, вероятно, уже изменил свои планы… Он, бесшумный, точно ласковая смерть, ожидал его в коридоре рядом с комнатой юноши. — У меня мало времени, Аоба-кун, — тихо шепнул Куронуме Изая. — Что ты решил? Куронума нахмурился и непроизвольно облизнул пересохшие губы. Близость тела, некогда бывшего для него таким доступным, рождало неконтролируемое желание истязать его снова. — Как твои раны, Орихара-сан? — вместо ответа ехидно протянул Куронума. — Не болят? А как… — И-за-я-ку-ун! Ты нарываешься быть посаженным на цепь! От оглушительного рычания, раздавшегося над самым ухом, Аоба вздрогнул, а повернувшись и встретившись с чужим грозным взором, одарившим его испепеляющей до самых костей неприязнью, — поёжился, почувствовав себя неуютно. Явственно ощущалось, что его жаждут убить, так что юноша даже попятился. — Нехорошо заставлять господина ждать, — зловеще произнёс Хейваджима так, что было не ясно, к кому конкретно обращены его слова. Но Куронуме почудилось, будто только что прозвучал его приговор. Проследовавший за попавшим в безвыходное положение Аобой, Шизуо на мгновение обернулся на отставшего курохоросю и помрачнел: взгляд Изаи полыхал ненавистью, а по губам блуждала хмельная, жестокая ухмылка. Это длилось всего миг. Дальше Орихара сохранял притягательную, грациозную непосредственность, мягкую задумчивость и почти философское спокойствие. По случаю освобождения Ямагаты Могами устроил праздник. Куронума, раздражённый внезапным появлением человека, которого считал мёртвым и знающего о нём почти всё, был предельно сосредоточен на обдумывании сложившейся ситуации, озабочен вынашиванием плана наиболее разумных действий, так что совсем не обращал внимания на стоявшую в замке суету и хлопоты. В его искажённом подозрительностью восприятии такая суматоха казалась лишь способом не позволить ему покинуть ставший чрезмерно людным замок, быть всегда на виду. Поэтому, приведённый в наводненную гостями широкую комнату, где столики были щедро заставлены снедью и сакэ, Аоба был слегка обескуражен, так как готовился совсем к иному. Могами и освободители Ямагаты чествовали смятенного, растерявшегося парня, как спасителя, величали быстрокрылым соколом, скоро доставившим зов о помощи союзникам. Ничто не говорило о том, что хозяин замка был извещён о предательстве одного из его вассалов. Изая весь вечер наблюдал за немного расслабившимся и подвыпившим Куронумой так, будто всё ещё продолжал ожидать от него ответа на своё послание. Только тот, до сих пор не сумев разгадать замыслов курохоросю, медлил с ответом. Или же у него уже созрел план действий, такой, при котором ему не придётся связываться с непредсказуемым человеком, чьё существо он презирал и жадно желал бы мучить вечно. То, как, по его мнению, заискивающе Орихара смотрит на своего врага, заклеймившего его тело скверной унижения, Белому Демону не нравилось. Ему зверски хотелось немедленно уничтожить причину, которая зарождала в пронзительных карих глазах его подопечного такой омерзительный, лживый блеск. Но — он сдерживался, потому что не смел делать то, что испортило бы его товарищам и соратникам, заслужившим каплю веселья и покоя за свой ратный труд, праздник. — Эй, Блоха, куда?.. — обеспокоенно шикнул Изае, поднявшемуся со своего места подле него, тайсё, но тот не отреагировал на его предостерегающий шёпот, а, поклонившись хозяину замка и поблагодарив его за гостеприимство, испросил позволения удалиться на отдых. Заметив, каким взглядом проводил ушедшего курохоросю Аоба — жутким, тоскливо-алчным, будто его обладатель грезил о медленном, изощрённом убийстве человека, чью спину им прожигал, Шизуо яростно стиснул зубы, затем напрягся, увидев, что Куронума тоже уходит. Сердце вмиг налилось тяжестью и гулко ухнуло, оглушив тайсё мощным, тревожным ударом — будто медный колокол взбудоражил всё его естество долгим, протяжным, насыщенным звоном. Хейваджима настойчиво заглянул в глаза хозяину Ямагаты — и поспешно вышел из пиршественной залы: Могами незаметно кивнул, выражая тайсё своё одобрение. Как бы сильно Аоба ни желал убить Орихару — у него на это не было времени. Да и как мечник он уступал Изае в мастерстве. Аоба видел, как внимательно следит за ним Хейваджима, который своей привязанностью и навязчивостью более походил на телохранителя курохоросю, чем на его надзирателя, так что в неискренности просьбы Изаи у юноши не осталось сомнений. Преследовать Орихару Куронума не стал, ведомый бешено клокочущим внутри чувством самосохранения прочь из разоблачившего его тайну замка. В страшной спешке, заражающей конечности хворобой дрожи и оцепенения, он взнуздал коня, торопливо вывел будто нарочно упрямящееся животное из конюшни и направился через густой, тронутый осенней желтизной, сад к западным воротам, более всего пострадавшим во время осады. — Куронума! Окликнутый по имени юноша, обомлев от узнанного им сурового, низкого голоса, издал тихий нервный смешок и обернулся — настолько естественно, что уличить его в жестко треплющем душу волнении было почти невозможно. — Хейваджима-сан? — удивлённым, но ровным и спокойным тоном спросил Куронума, отчаянно осознающий, что нужно бежать как можно скорее, как можно дальше от этого человека, но не имеющий шанса даже шевельнуться. — У Вас ко мне дело? Взошедшая луна сквозь гущу крон деревьев озаряла грозную высокую фигуру воина, перебирала своими серебряными холодными лучами его колыхающиеся на ветру волосы, словно светящиеся во тьме, и делая его похожим на демона. Куронума, завороженный объявшим его страхом, не отводя глаз, взирал на приближающегося тайсё, не двигаясь, но изо всех сил пытаясь справиться со своими не слушающимися, отяжелевшими ногами. Его предало собственное тело. В ответ на будничный вопрос Аобы Белый Демон сперва коротко утвердительно кивнул, а затем произнёс голосом, в котором оцепеневший Куронума ясно услышал гулкие переливы тигриного рычания: — Мне нужна твоя голова…