***
Чем ближе становилась предстоящая командировка в Драконьи угодья, тем больше я нервничала. Мне не терпелось поскорее закончить с висящими школьными делами, чтобы как следует спланировать грядущий вояж. В первых числах октября я составила подробный список задач, стоящих передо мной в связи с подготовкой к испытанию. Первым делом мне следовало собрать в кабинете травологии всё необходимое для изготовления элементарных медицинских снадобий. Естественно, кое-что я прихватила и для собственной безопасности. Затем, используя карты и путеводители, я досконально изучила близлежащую к школе территорию и отметила все мало-мальски интересные объекты, представляющие для меня возможную угрозу. Пришлось также проверить газеты за последние несколько месяцев — не случались ли в окрестностях какие-либо странные происшествия. Я знала, что организацией Турнира занимались целых три Министерства Магии, да и Дамблдор вряд ли допустил бы всё это, сомневаясь хоть на йоту в общей безопасности, но что мне оставалось? Я годами лелеяла в себе тревожность и взращивала осмотрительность, и в этот раз ничего не могла с собой поделать. Школа тем временем гудела от невообразимого количества студентов из разных уголков мира. Хогвартс гостеприимно раскрыл свои двери для учеников двух других знаменитых учебных заведений. Церемония знакомства меня особенно впечатлила: гости не преминули поприветствовать нас каждый в своём стиле, а потом гремел роскошный пир и погуляли мы на славу! Однако очень скоро всё пошло не по плану: каким-то чудом один из учащихся, не достигший необходимого возраста, оказался в числе участников Турнира. Да не кто-нибудь, а знаменитый Гарри Поттер! Он каким-то необъяснимым образом обошёл защиту, поставленную Дамблдором, и бросил в кубок своё имя. Бедный парень! Видимо, он сделал это ради забавы, ведь когда его назвали четвёртым чемпионом, на лице у него не было ни кровинки. Такого испуганного непонимающего взгляда я ещё никогда не видела. Естественно, директора его чуть не загрызли — уж не знаю, что там творилось за закрытыми дверьми кабинета, но от их милой беседы вибрировали стены в Большом зале. Снейп просто метал молнии, таким злым я его ещё не видела. Он, конечно, ни на кого не кричал, вряд ли он вообще когда-либо повышал голос. В высшей степени гнева он наоборот понижал его, и от этого становилось по-настоящему жутко. Странно, но меня его раздражение не коснулось, а ведь я была его любимым козлом отпущения. Избалованная его кислотным вниманием, я даже почувствовала некоторое разочарование, мне было скучно без этой глупой возни. Однако вскоре мои мысли были заняты уже другим.***
На смену тёплому сентябрю пришёл промозглый октябрь. Тучи заволокли небо и обрушились на школу непрекращающимся ливнем. Студенты, лишенные прогулок, полетов и солнца, ходили понурые и спали на ходу. Однажды в начале месяца, возвращаясь в замок из теплиц, я столкнулась в холле с Дамблдором, и мне сразу бросился в глаза его печальный вид. Что бы ни случалось, будь то тролль в подземельях или громящие школу карнуэльские пикси, директор всегда сохранял свой невозмутимый оптимизм, но в тот день он был похож на обычного сгорбленного старика. Мне показалось, что морщин у него даже прибавилось, если в его случае это вообще возможно. Он пригласил меня подняться в его кабинет, и я сразу насторожилась. Что именно он не мог сказать мне прямо здесь, в холле? Неужели я успела проштрафиться, и меня ждал выговор? Я постаралась успокоить себя, это было мало похоже на правду. Всю дорогу Дамблдор был занят своими размышлениями и прервался лишь у грифона для того, чтобы произнести пароль. В кабинете директора, как и во всем замке, чувствовался запах сырости, но он почти терялся среди множества других ароматов. Высокие настольные лампы мерцали уютным лимонным светом, а на столике нас уже ждал фарфоровый сервиз. Публика на портретах была сонной, многие рамы и вовсе пустовали. Снаружи, за закрытыми ставнями бушевала гроза и слышались раскаты грома. — Слушаю вас, Альбус, — оглядевшись, произнесла я. Мне не терпелось узнать, в чем дело. Я прислонилась к массивному директорскому столу и сложила руки на груди, готовая отказаться от традиционного чая, когда директор его предложит. Но он не предлагал и просто стоял подле меня молча, соединив руки «домиком» на уровне груди. — Это случилось вчера, — наконец произнес он, прочистив горло, — я получил сову час назад… Джеймс… — Он умер? — перебила я его осторожное вступление. Было понятно, что он ведет именно к этому, всё встало на свои места. Я смотрела на волшебника и чувствовала, что в моих глазах не отражается ничего. Ни сожаления, ни гнева. Произошедшее совершенно не задевало меня, и было даже немного стыдно вот так безразлично реагировать на эту новость, наблюдая при этом полное опустошение Альбуса. Очевидно, смерть друга выбила его из колеи. Наверное, если бы я постаралась, то смогла бы выжать из себя подобие сочувствия, сказать старику что-то ободряющее, но почему-то в тот момент мне показалось таким принципиальным — ни в коем случае не давать слабины. Как будто сам Джеймс стоял передо мной и ждал, покуда я расплачусь из-за его безвременной кончины. Дамблдор медленно пересек кабинет и присел на широкое мягкое кресло. Его рука коснулась столешницы, и пальцы тихо забарабанили по древесине, позвякивая многочисленными украшениями. — Завтра будут похороны. Министерство всё организует. Ты сопроводишь меня? Это был грязный приём — он знал, что я не смогу отказать, будучи у него в долгу. Дамблдор заметил мое недовольство, видимо, по тому, как напряглись мои скулы. — Лесли, он твой отец! Он всю жизнь казнил себя за свой поступок. — Я бы узнала об этом, если б хоть раз он снизошел до встречи со мной. Этот разговор не имел смысла, я развернулась и вышла, громогласно заявив о своей позиции захлопнутой дверью. А на следующее утро мы появились из камина особняка на Кингс Роуд.***
Приготовления к церемонии порядком затянулись. Я открестилась от любого участия и бесцельно бродила по дому, осматривая его убранство. Он был красив. Я перемещалась из одной комнаты в другую и развлекала себя размышлениями о том, какие дизайнерские решения приняла бы, будь я здесь хозяйкой. Нет, я ни на минуту не ощущала этот дом своим и тем более не претендовала на него. Это был, скорее, взгляд художника на чистое полотно. Дом и правда был похож на чистый лист бумаги: голые стены без картин или зеркал, пустые проходы в виде арок, отсутствие мебели в большинстве комнат. Было видно, что Марлоу почти не жил здесь. «Марлоу… Для меня этот человек так навсегда и останется мистером Марлоу — никогда не смогу назвать его отцом, даже в своих мыслях». Насколько мне было известно, после смерти жены он обосновался в охотничьем домике у озера, а в фамильный особняк наведывался редко. Видимо, скверные воспоминания не давали ему здесь покоя. Прячась от реальности, он до последних дней с головой уходил в работу, выпуская по несколько научных фолиантов в год. К слову, я их никогда не читала. Хозяйская спальня на втором этаже оказалась совсем запущенной. Мебель была покрыта чехлами, а на них скопился такой порядочный слой пыли, что на языке так и вертелось «Тергео». Именно здесь меня настигли печальные размышления о том, что всё могло сложиться иначе. Я подошла к широкой кровати и провела ладонью по гладкой поверхности деревянного столбика, державшего бархатный балдахин. Сверху тут же посыпалась пыль. Испугавшись ее, будто призрака, я отпрянула к большому голландскому окну, которое было плотно зашторено тяжелыми гардинами, и впустила в комнату немного дневного света. Так, верно, и она стояла здесь — миссис Марлоу. Смотрела в это окно, на эту зеленую лужайку, покрытую осенней листвой. А ведь мы могли бы быть счастливы в этом доме. И я никогда не узнала бы жизни, полной страха и унижения. Но это уже была бы не я, а какая-то другая Лесли. Глупо было размышлять о том, чему уже не суждено случиться. Человек способен привыкнуть к чему угодно, и я привыкла. Чем больше времени проходило, тем незначительнее становились былые проблемы. Раны заживали, а люди, казавшиеся прежде врагами, становились безразличны. Моя жизнь, какой бы сложной она ни казалась, была счастливой. У меня была любящая семья и вполне нормальное детство. Я познала магию и приняла себя такой, какая есть. Я ни о чем не жалела и ни в чем не нуждалась! Разобравшись в своей голове и укрепившись в убеждениях, я развернулась и двинулась к выходу, как раз когда внизу послышался голос Альбуса. Спустившись по широкой лестнице, я прошла на веранду и присоединилась к остальным. Собравшихся было немного. Кроме нас с Альбусом пришли ещё пара коллег из Министерства, троюродный брат Джеймса — мистер Коллин Марлоу — пожилой мужчина с супругой и мисс Деркли — его помощница, полненькая девушка в аккуратных очках и со строгим пучком волос на затылке. Была среди присутствующих и незнакомая мне женщина, одетая совсем просто — в выцветшее чёрное платье. Её лицо показалось таким неприятным, что мне пришлось постараться, чтобы сразу не отвернуться от неё — это было бы невежливо. Она стояла позади всех и почти не поднимала головы, скрываясь за носовым платком. Однако я всё же заметила, как незнакомка украдкой меня разглядывает. После пары речей мы двинулись к склепу, предварительно наложив чары на процессию — дождь не стихал, но капли не касались нас, стекая по невидимому куполу. Только ноги хлюпали и скользили в мокрой траве. Проваливаясь каблуками башмаков ниже, в самую грязь, я поймала себя на мысли, как мне удивительно жаль портить этот чудный газон, и, напротив, совсем не жаль виновника нашего собрания. Всё закончилось быстро, и мы поторопились вернуться обратно в особняк. На улице тем временем уже вовсю громыхало. Я прошлёпала за Альбусом и поблагодарила его, когда он, оглядев мои промокшие насквозь и уже ледяные ноги, достал палочку и просушил их. Пожилая пара и джентльмены из министерства откланялись сразу. Немногословно попрощавшись, они скрылись в камине, а за ними, ещё раз принеся дежурные соболезнования, исчезла и Деркли. Странная особа, как видно, собиралась с мыслями и никак не решалась подойти ко мне. Я сжалилась над ней, может, потому, что хотела поскорей избавиться и от её присутствия тоже. — Мисс… — Миссис Барок. А вы ведь Лесли? — её голос дрожал и сбивался при ударах грома, а на лице появилась натянутая улыбочка, которая только усилила моё отвращение к ней. Я сдержанно кивнула. — Мисс Лесли, я… вы меня не помните, но я работала здесь, в этом доме раньше. — Я никогда не жила в этом доме, — холодно отозвалась я. — Вы тогда только появились на свет и были такой крошкой, ох! Я нянчилась с вами, пока… Я прокашлялась и огляделась в поисках Альбуса, но он, к моему огорчению, исчез из поля зрения — скорей всего, направился в бар за огневиски. Миссис Барок же, заметив мою утомленность беседой, затараторила ещё быстрее и загадочно перешла на шёпот. — На самом деле, мисс Марлоу, — я хотела было её поправить, но удержалась, опасаясь, что так она никогда не закончит, — я очень виновата перед вами! Я уже давно живу с этим камнем на сердце и должна сказать вам это, пусть прошло много лет. А вот это уже было интересно. Я недоверчиво сдвинула брови, но слушала внимательно и даже чуть приблизилась к собеседнице, чтобы ничего не упустить. — Когда миссис Делия была беременна вами, один человек попросил меня пронести в дом странный медальон и припрятать его над ложем мистера и миссис Марлоу. Я не знала о его предназначении и, конечно, сразу отказалась. Но он был такой настырный, этот джентльмен, предлагал мне большие деньги! Я бы не согласилась, мисс Лесли! — слёзы полились из её глаз; она достала из кармана скомканный платок и принялась вытирать им лицо. — Я бы не согласилась, но у меня был тяжело больной сын, и тогда этот человек пообещал излечить его. Барок всхлипывала и закрывала лицо ладонями, стараясь не смотреть мне в глаза. Она отшатнулась от меня и присела на край дивана, подкошенная своим взвинченным состоянием. — Мой сын выздоровел на следующий день. Я дала ему зелье, и он излечился, — постепенно она взяла себя в руки и перестала плакать, только изредка шмыгала носом. — А потом миссис Марлоу заболела и… Остальное было мне известно. Я замерла, прислушиваясь к себе, но ненависти к бывшей служанке почему-то не ощущала. Однако дикая жажда докопаться до истины разрывала меня изнутри, и я начала осыпать её вопросами: как выглядел, что на нём было надето, где они встречались, как выглядело зелье? В глубине души я понимала, что вряд ли получу толковые ответы. Так оно и случилось. Единственная информация, которая показалась мне ценной — это наличие у таинственного мага кожаного браслета с засечками в виде змей. — Я хотела сказать мистеру Марлоу, — призналась Барок в конце, всё ещё пытаясь очистить свою совесть, — но он убил бы меня… Она ещё посидела молча, а потом поднялась и с виноватым видом направилась к камину. Больше я её не видела.***
Я вернулась в Хогвартс полная решимости и, несмотря на поздний вечер и слипающиеся глаза, тут же направилась в библиотеку. Благо, после всего пережитого Альбус даровал мне назавтра выходной, хотя ему таковой, очевидно, был нужен больше. Не переодевшись, в чёрной мрачной мантии с испачканным грязью подолом и на удивление чистой обуви, я поспешила вниз, подгоняя слишком медлительные лестницы. Влетев в помещение, я перепугала своим взволнованным видом студентов, мирно корпевших над домашним заданием. На самом деле мне повезло, что библиотека ещё была открыта. Я очень надеялась, что мне удастся утащить парочку полезных изданий к себе в покои. Заприметив мадам Пинс, сидевшую за деревянным секретером в дальнем конце зала, я уверенно направилась к ней. Будучи совсем небольшого роста, библиотекарь практически лежала на своих локтях и в свете тусклой зелёной лампады старательно выписывала на свиток поверх старого пожелтевшего фолианта какие-то символы. Она была целиком погружена в своё занятие и не заметила моего присутствия. — Мадам Пинс! Мне так повезло, вы ещё здесь! — выдохнула я, распахивая свою теплую мантию и принимаясь за тугие пуговицы пиджака. — Мисс Уэйз, добрый вечер! Решили почитать перед сном? — Вроде того, — уклончиво усмехнулась я и отправилась в глубь библиотеки. В своё время я провела здесь недюжинное количество часов, поэтому ориентировалась неплохо. Мне навстречу с фолиантом в руках и кучей всевозможных свитков, нагруженных сверху, двигался неуклюжий Невилл Лонгботтом. Тот самый пухленький студент-гриффиндорец, который выпросил расширенный курс травологии ещё в начале осени. За недолгое время нашего общения я успела привязаться к этому добродушному парнишке, и мне часто удавалось разболтать его после занятий. Уже практически столкнувшись со мной, Невилл поднял свои вечно озадаченные глаза и пробормотал тихое приветствие. Я ободряюще ему улыбнулась и свернула в секцию со всевозможной литературой о магических обрядах. Выбрав несколько увесистых фолиантов и наскоро их просмотрев, я остановила свой выбор на трех, показавшихся наиболее полезными. — Итак, «Таинства магических обычаев», «Древние магические ритуалы» и «Сто сильнейших артефактов», — констатировала мадам Пинс, окинув меня недоверчивым взглядом поверх очков. — Легкое вечернее чтиво, — небрежно накинув мантию и обняв свою ношу, я отправилась в башню Гриффиндора. Впоследствии я возвращалась в библиотеку вновь и вновь, бывало по несколько раз на дню. Мадам Пинс не могла оставить без внимания мой интерес к подобной литературе. — Собираетесь сделать амулет? — однажды смущенно поинтересовалась она. — Дело в том, что моя тетя, — начала сочинять я, — нашла интересную вещицу, и я хотела узнать о её происхождении. Это браслет, похоже, из кожи дракона. На нем выгравированы змеи. — Судя по количеству просмотренных томов, он очень приглянулся вам, мисс Уэйз, — библиотекарша сухо улыбнулась мне и, получив в ответ кивок, продолжила, — но змеи — не самый хороший знак. Вам стоит быть аккуратнее с незнакомыми вещами. Может, посмотрите в запретной секции? Это было то, о чем я сама размышляла уже пару дней. И мне даже не пришлось просить о пропуске, какая удача! Поблагодарив мадам Пинс за содействие, я вновь отправилась на поиски. Проходя мимо группы слизеринцев, выполнявших домашнее задание, я краем глаза заметила, как один из них проводил меня напряженным взглядом, а потом поднялся и вышел из библиотеки. Его звали Теодор Нотт, и мне следовало придать больше значения его странной реакции.