Потерянное поколение

      Крик петухов показался частью долгого яркого сна, который смотрела всю ночь Стася, позабыв о головной боли и мистическом перемещении во времени, потому она лишь провела по лицу рукой и перевернулась на другой бок, неожиданно для себя утыкаясь в плечо Дэна. Тот широко зевнул, хотел потянуться, но случайно заехал Стасе по лицу, от чего та окончательно проснулась. Первой реакцией был ступор. Стася и Денис ошарашенно смотрели друг на друга и никак не могли понять, почему они вдруг оказались рядом, да ещё и в каком-то тёмном углу под самым потолком в деревянной избе. Сознание их работало медленно, как перегруженный задачами компьютер. Наконец они вспомнили всё, что случилось за эти два с лишним дня. Тогда они резко сели и взглядом принялись лихорадочно искать мешок, разделявший их. Мешок валялся где-то в ногах, прижатый к деревянной стене.       — Прости, — болезненно прищурился Денис, как будто перенимая на себя Стасины ощущения.       — Ничего, — поморщилась Стася, касаясь горячей губы, которая начинала неприятно пульсировать. — Который час?       Денис взмахнул рукой, задирая длинный рукав рубахи. Часы бряцнули. Дэн прищурился. Взгляд спросонья был ещё мутным и никак не желал концентрироваться на маленьком циферблате. К тому же на печи под самым потолком было довольно-таки мрачно, так что пришлось включать подсветку.       — Пять часов утра.       Стася захныкала, перевернулась на живот и уткнулась лицом в мешок с тряпками, служивший подушкой. Оттуда до Дениса долетели приглушённые слова:       — Какого чёрта так рано?       Петухи за окном продолжали надрываться и голосить, пробуждая крестьян. В люльке заворочался ребёнок. Запищал, захныкал, зовя на своём невнятном языке кого-то, Стася оторвала голову от псевдо-подушки, посмотрела на Дэна. Она знала, что выражение его лица — испуганное, чуть прищуренное, с каким бросаются на землю люди при угрозе взрыва, — является зеркальным отражением её мимики. Руки у обоих рефлекторно поднялись на уровень головы. «Раз. Два. Три», — мысленно отсчитали они и закрыли уши руками ровно в тот момент, когда ребёнок разошёлся громким, разрезающим слух, капризным и требовательным рёвом. Дэн подмигнул Стасе, сжимавшей уши. Стася усмехнулась в ответ. Всё-таки наличие младших братьев и сестёр сделало своё дело. Марфуша — Стася с трудом вспомнила имя девочки — надрывалась, ревела, так что даже с печи можно было рассмотреть её красное и пухлое личико. Стася захныкала и аккуратно, чтобы не было больно, стукнулась лбом о печную трубу. Денис прислонился виском к трубе. Оба сидели и перекидывались многозначительными, полными мучениями взглядами, как бы подбадривая друг друга. Стася глянула поверх спины Дениса и заметила, как в избу ворвалась Настасья, что-то причитая или напевая — из-за крика, который достигал слух даже через закрытые уши, невозможно было понять. Но ребята облегчённо выдохнули. Настасья вынула сестру из люльки и принялась качать её на руках. Рёв постепенно затихал, ребята синхронно выдохнули и отняли руки от головы.       — Господи, за что? — тихонько взвыл Дэн. — Мне брата хватило…       — А ты думал: в сказку попал? — хмыкнула Стася.       — Да ну тебя, — отмахнулся Дэн, свешивая ноги с печи и задумчиво пиная рукоятку ухвата, прислонённого к печи. — Это уже лет как сто не актуальная шутка.       — Каждая шутка актуальна на своём месте, — многозначительно подняла палец Стася, стягивая резинку с волос и расплетая косу.       С наслаждением Стася запустила руки в волосы, которые ещё вчера вымыла чем-то вроде смеси золы и травы. Помассировала голову, разгоняя кровь. Непослушные и электризующиеся раньше волосы теперь мягко струились между пальцев. Стася блаженно улыбнулась, прикрыла глаза. Что-то грохотнуло в районе печного угла. Стася прекратила играться с волосами, посмотрела на Дэна. Тот с натянутой улыбкой тут же впрыгнул с ногами на печь и растянулся на ней как ни в чём не бывало. Стася поджала губы и неодобрительно цокнула.       — Что? — высоко поднял брови Дэн. — Я случайно.       — Ню-ню, — прошептала в ответ ему Стася, снова заплетая волосы в косу.       К печному углу подошла Настасья и засуетилась там, поднимая упавший ухват, кочергу и баночки из бересты и липовой коры. Стася сверлила Дэна укоризненным взглядом, который никак не сочетался с умиляющейся улыбкой на её лице. Дэн подмигнул ей, Стася тут же сжала губы, сминая улыбку, нацепила на лицо равнодушное выражение лица и уставилась в законопаченный сруб. Дэн наклонился к Стасиному плечу и прошептал в самое ухо, так что по телу Стаси разлились приятное тепло и необъяснимая слабость:       — Оч-чень интересное зрелище.       — Угу, — дёрнула плечом Стася.       Дэн свесил голову с печки и громко осведомился у Настасьи:       — Мы вам не мешаем?       — Не гремели бы — не мешали. Порядок только в доме нарушаете, — буркнула она, на что Дэн скорчил гримасу и с громким вздохом вернулся на печь.       — Что — так и будем весь день на печи лежать, как Емели? — вздохнула Стася, упираясь ногами в стены избы.       Гладкие брёвна приятно щекотали холодные босые ступни.       — А почему нет? Мне норм, — закинул руки за голову Денис, утыкаясь затылком в печную трубу, которая заканчивалась под самым потолком.       Он внимательно посмотрел на верхние концы сруба и потолка. Прищурил один глаз: они отливали чёрно-синим цветом. Стася со вздохом заворочалась, кряхтя, села на край печи, оглядывая избу будничным взглядом. Поджала пальцы ног, поболтала ногами в воздухе, а потом с тяжёлым вздохом спрыгнула на холодный шершавый деревянный пол. Пошаркала по нему ногами. Настасья уже распахнула настежь двери в сени и на улицу, а теперь набирала в руки нарубленные поленья. Дэн пожал плечами и спрыгнул с печи вслед за Стасей.       — Идём, — кивнула ему Стася и поспешила выйти из избы.       Она, обняв себя за плечи и перебирая пальцами неприятную шершавую ткань, медленно опустилась на холодные ступеньки крыльца. Сняла импровизированный пояс, накрутила его на ладонь левой руки, натянула длинную рубашку до самых щиколоток, прижимаясь холодными коленями к груди. Покачалась из стороны в сторону, потом положила подбородок на колени и тоскливым взглядом окинула крестьянский двор. Рядом, прокряхтев что-то невнятное, приземлился Дэн, вытянув ноги.       Утро ещё только-только начало заявлять о себе. Алый солнечный диск осторожно показался из-за линии горизонта, касаясь лучами ещё дремлющих просторов. Куры мирно спали в курятнике, Соколко дремал, высунув из конуры лишь нос, только браво вышагивавший по двору пёстрый худой петух говорил о том, что день начался. Крупными бриллиантами блестела на траве роса.       — Ветрено сегодня будет, — вздохнул Дэн, широко зевая.       Стася, рефлекторно зевнув вслед за Дэном, спросила, почему он так решил. В ответ получила краткую лекцию о зависимости цвета восходящего солнца от ветра. Крепче обняла колени и тяжело вздохнула. Ничего вокруг даже не давало намёка на то, что они не в своём городе, не в своём времени. Стася уткнулась лбом в колени и прикрыла глаза. В воздухе повис вопрос, который ребята задавали друг другу и себе вот уже третий день: а что дальше? Стася, пожав губы, подняла голову, окинула ещё раз просыпающуюся деревню беглым взглядом, положила снова голову на колени так, чтобы смотреть на Дэна, поставившего подбородок на сцепленные в замок и тоже думавшего об их судьбе.       — О чём задумался? — спросила Стася, на самом деле, только для того, чтобы спросить.       Она прекрасно знала, что Дэн мучается от того же вопроса, что и она. И тоже не находит ответа.       — Да, так… — неохотно отозвался Денис, потёр нос. — Думаю, почему именно нам повезло вляпаться в это?       Стася мягко усмехнулась и ничего не ответила.       — Кстати, а что ты из избы вышла-то? Холодно же.       — Угу, — кивнула Стася, ёжась от неприятно утреннего холодка, пробиравшегося по коже мурашками, — но там сейчас печь топят. Пока ещё по-чёрному. Конечно, вся изба чёрной не будет, но дыму нанюхаемся.       — Я есть хочу, — заявил Дэн, — как думаешь, этого петуха нам позволят сварить и сожрать?       Стася проследила взглядом за худым петушком, что норовил вспорхнуть на забор или курятник и снова заголосить. Да, его было бы хорошо сварить, чтобы больше не вырвал из приятных сновидений с утра пораньше.       — А мне семья снилась, — тоскливо протянула Стася, зажмуриваясь и снова ощущая в груди щемящую тоску.       — А мне — лес. Мы идём и идём, идём и идём. И ты всё орёшь на меня, что я неправильно что-то говорю.       — Я никогда на тебя не ору! — покраснела Стася.       — Вот… Значит, ты, как всегда, включила учительницу, а я — двоечника. Слушаю и внимаю, но показываю, что мне всё равно. А потом мы выходим на открытую площадку. Впереди — лишь туман, а в нём — блики. И где-то вода шумит. Ты, как обычно, взвизгиваешь от испуга.       — Я никогда не… — остаток фразы Стася проглотила, вспомнив, как запаниковала при виде паука в лесу. — И что дальше?       — Мы сделали шаг к краю. Посмотрели. Туман клубился так странно. Так не бывает.       — Ну, а дальше? — оживилась.       — Петух закричал.       Стася кинула злой взгляд исподлобья на птицу, потом покосилась на щурящегося от ярких солнечных лучей, уже достигавших ребят, Дэна, улыбнулась. Он поймал её улыбку и ободряюще улыбнулся в ответ. В избе послышался скрежет железа. Ребята одновременно повернули головы. Чёрный дым клубился над печью и оседал на полочках. Часть дыма проскальзывала вдоль потолка в сени.       — А я думал, что когда топят по-чёрному — вся изба в копоти, а они сидят и задыхаются.       — Дэн, — усмехнулась, покачала головой, — они, конечно, крестьяне. Но не дураки.       В доме загрохотала посуда, аккомпанируя крику ребёнка. Дэн со Стасей поморщились и остались сидеть на крыльце, глядя чистое небо, на котором уже сиял красный солнечный диск. Они сидели молча, наблюдали за тем, как медленно растворяется плотная прохладная дымка, как опадает с травы роса, как солнце тёплыми лучами касается холодной земли. И думали о своём, пока из избы не потянуло тёплой выпечкой. От этого запаха пустые желудки ребят практически свернулись в узел.       — Чур, я первый! — вскочил с крыльца Дэн и помчался в избу.       Стася, ворча, поднялась, пощипала затёкшую ногу, повернула голову и кинула взгляд на просторный двор старосты крестьян, а потом тоже вошла в избу.       Днём было жарко. Так жарко, что даже не спасала тень от навеса у бани, под которой на прохладной траве уселись друзья. Стася навалилась спиной на прочную деревянную стену бани, вытянула ноги на солнечный свет и то и дело стирала с лица пот.       — И где обещанный ветер, товарищ синоптик? — саркастично поинтересовалась она, жадно хлебнула из деревянной кружки, утащенной Дэном из-под самого носа Настасьи, холодной воды (которую тоже где-то добыл Денис, пока Стася возилась с их грязной одеждой).       — Где-то гуляет, — флегматично пожал плечами Дэн, монотонно стругая какую-то палочку складным ножом, — я ж не шаман, а физик.       — А лучше б шаманом был… — простонала, заглянула в кружку: на дне осталось совсем немного воды. — Будешь?       Дэн поморщился, помотал головой. Стася пожала плечами, ещё раз посмотрела на воду. Пить больше не хотелось. Поставила кружку рядом. Дэн взял в руки короткую палочку с острым концом, повертел её в руках, потрогал остриё, потом метнул в землю.       — Что ты делаешь? — нахмурилась.       — Да, — махнул рукой, сложил ножик в рюкзак, надёжно припрятанный под поленницей, — дурью маюсь. Как всегда.       — Неправда, Дэн, — вздохнула Стася, расплела косу, перекинула волосы на грудь и, стараясь смотреть на них, а не на друга, принялась нервно говорить, изредка поджимая губы: — Дурью из нас двоих маюсь всегда я. За эти три дня… Вернее за то, что я жива, здорова, не голодна и нахожусь среди людей, пусть и чёрт знает, где, я должна сказать тебе спасибо. — Подняла глаза. Сказала громко: — Спасибо, Денис.       Подполз ближе к стене, сел рядом со Стасей, залпом выпил остатки воды, прикрыл глаза.       — Теперь твоя очередь меня спасать. Придумывай, как нам отсюда вылезти.       — Я?       — А кто из нас читать любит? Сколько раз люди в фантастике перемещались во времени? До-фи-га. Вот и придумывай.       — Там была машина времени! — горячо воскликнула Стася. — А мы непонятно как. Чтобы разобраться, как вернуться, нужно понять, как мы сюда попали. Как будто сам не знаешь, что чтобы починить прибор, нужно выяснить причину поломки.       Денис хохотнул и снисходительно потрепал Стасю по голове, отчего её длинная редкая чёлка встала дыбом. Фыркнув, Стася принялась приглаживать её, а Денис принялся в полголоса рассуждать:       — Логично предположить, что клин клином вышибают. Значит, если мы попали сюда через это треклятое дупло, то и обратно вернёмся таким же путём. Чёрт, не надо было нам сразу оттуда сваливать! Знал бы я, что мы в прошлом…       — А я говорила, — ядовито протянула Стася.       — Ты много что говорила.       Стася наморщила нос и скрестила руки на груди.       — Слушай, а го, в озеро опять окунёмся?       — Зачем? — скривилась.       — Ну, как? Помнишь, фильм какой-то был, тип мужики пошли остудиться в озеро, ну и остудились… В сорок третьем году! А потом обратно таким же путём.[1]       Стася кивнула. Фильм она помнила. И смотрела его не раз. Но сильно сомневалась, что это поможет. Они же уже купались в этом озере — ничего не случилось, значит, это не тот путь, каким они могут вернуться. Перспектива топать ещё три дня до нужного им дупла (и то — не факт, что они его найдут) тоже ребят не прельщала. Но и ждать у моря погоды (а точнее, приезда так называемого «отца») они не желали. Не хотелось сознавать, что они в тупике.       — Слушай, а тебе сны не снились, в которых ты бы сидел в одной комнате с кем-то незнакомым, а потом вы менялись местами? — задала вопрос Стася. — Я вот не помню такого, а ты?       — Да и я, — пожал плечами Дэн, — а к чему это вообще?       — Да так, в книжке одной дети жаловались на время, в котором живут. Ну и… Махнулись.[2] У тех же авторов было, что пацан проклинал Историю, а она время остановила и стала его швырять по эпохам. Ну и случайную девчонку с экскурсии, пытавшуюся его переубедить, заодно прихватила.[3]       — Я вроде не проклинал, — нервно рассмеялся, — да и ты, — замер, подбирая слова. Стася заметно напряглась. — Ну… Не заодно.       Стася кивнула, мол, о том и речь. Закусила губу изнутри и посмотрела на аккуратный домик на другом конце территории. Настасья крутилась вокруг крыльца, что-то то ли выметая, то ли оттирая. Вокруг неё бегал Соколко, иногда останавливаясь и ещё раз напоминая Дэну и Стасе, кто здесь хозяин, блеском своего оскала. Стася снова погрузилась в размышления. Странно, но на ум ничего больше не шло. Кажется, что все возможные способы перемещения во времени — начиная от машины времени и заканчивая сном — исчерпались в этих четырёх предположениях. И ни одно из них не дало даже намёка, как вернуться домой. Домой, где их ждут и любят. И, наверное, волнуются… Стася краем глаза заметила, как резко поднялся Дэн и завернул куда-то за угол бани. Никак не отреагировала. Вздохнула ещё раз:       — Домой хочу.       Дэн приземлился рядом с ней и выудил из-за спины небольшой букетик белых пушистых одуванчиков. Сунул Стасе практически под нос. Та как будто бы очнулась ото сна, подняла глаза на одуванчики. Осторожно тронула их кончиком пальца. Мило, по-детски, искренне улыбнулась. Посмотрела на Дэна. Теперь в её взгляде не было тоски, тяжести, а было лёгкое детское счастье. Дэн широко улыбнулся в ответ. Почти что всунул ей в руки этот букет. Стася осторожно, дрожащими руками, взяла букетик в руки. Посмотрела через пушистые головки на беспощадно палящее солнце.       — Где ты их достал? — по-детски счастливая улыбка никак не желала сходить с её лица.       — За баней росли. Плохо там пололи, видимо. — Дэн хитро прищурился. — Давай загадаем желание и спалим эти одуванчики. А ветер развеет пепел!       Стася приподняла бровь, хмыкнула.       — Во-первых, где тут ветер? А во-вторых, ты пойдёшь сейчас в печку за углём, чтобы палить одуванчики?       — А зачем уголь? — Дэн нырнул рукой в поленницу, наощупь нашёл собачку на рюкзаке, расстегнул молнию, среди всей ерунды в рюкзаке нащупал зажигалку, вытащил её с видом победителя и пару раз щёлкнул.       — Ты спятил? — Стася, боявшаяся даже близко подходить к огню, с размаху накрыла ладонью зажигалку, Дэн тут же отпустил кнопку. — Какая зажигалка?! Хочешь прошлое изменить?! Даже если тут малюсенького тараканчика раздавишь — можешь не родиться! А тут Настасья увидит зажигалку — представь, что будет? Да и вообще, — другой рукой Стася постучала по стенке бани, — это ж всё неогнеупорные постройки. Вспыхнут от малейшей искры.       — Тараканов я пока тут не видел, — осторожно отцепляя Стасины пальцы от своей руки, съехидничал Дэн, — а Настасья отсюда всё равно не увидит.       — Давай лучше по старинке. Сами сдуем все парашютики. Или я сама.       Стася ещё раз осторожно коснулась пушистых головок, вдохнула полной грудью жаркого майского воздуха, а потом дунула на одуванчики. Рядом послышалось шевеление. На одуванчики вслед за ней дунул Дэн. Тощие лысые головки поникли. В воздух взвились белые лёгкие парашютики. Такой долгожданный ветер наконец объявился на просторах участка старосты, не давая парашютикам упасть. Он взметнул их вверх, закружил в красивом вальсе и устремил вверх, к яркому солнцу. Стася улыбнулась. На душе почему-то стало легко. Она посмотрела на Дэна, всё ещё баловавшегося с зажигалкой. Ничего не сказала, а просто положила голову на его плечо. Она смотрела на уплывающие вверх парашютики до тех пор, пока они совсем не растворились в прозрачном небе, и думала о том, что так улетает детство: по маленьким воспоминаниям, год за годом. Дэн склонил свою голову к голове Стаси. Задумчиво пощёлкал зажигалкой. Огонь то вспыхивал, то угасал в его руках. Щелчки и вспышки действовали успокаивающе. Хотелось всё оставшееся время сидеть вот так вот — в тени, в прохладе смотреть на то, как растворяются в воздухе парашютики одуванчиков.       — Ты что загадала? — вполголоса, как будто боясь нарушить это священное спокойствие, воцарившееся в душах, спросил Дэн, подняв голову и заглядывая в удивительно тёплые Стасины глаза.       Та задрала голову, улыбнулась ещё теплее — так, как улыбалась редко, лишь когда ей было по-настоящему хорошо и спокойно. Посмотрела на взъерошенного Дэна, заглянула в его чистые светлые глаза, прикрыла глаза и помотала головой.       — А я угадаю?       Стася снова помотала головой всё с той же безмятежной улыбкой.       — Ну скажи.       — Когда сбудется — скажу, — прошептала ему почти что в ухо, снова возвращаясь к созерцанию неба и дома, так похожего на кукольный.       — Как хочешь.       Денис хотел было пожать плечами, но вспомнив о том, что Стася облюбовала себе там место, просто цокнул и щёлкнул снова пару раз зажигалкой. Стасины холодные пальцы бездумно выводили что-то на песке рядом с Дэном, тот переложил зажигалку в руку, что была дальше от Стаси. Свободной рукой наощупь нашёл её ладонь, переплёл свои пальцы с её, улыбаясь и совершенно не понимая, почему ему вдруг стало так хорошо от этого. Он помотал головой, отгоняя все мысли, уткнулся затылком в поскрипывающие стенки бани. Стася сжала его руку.       — Стась… — начал было он, но тут же сжал губы.       — Ау? — лениво отозвалась та.       — У тебя ещё мысли есть?       — Только одна. Как думаешь, что будет, когда приедет помещик?       — Давай подумаем об этом, когда он приедет, — поморщился Денис.       — Как скажешь.       Они синхронно вздохнули, усмехаясь собственным мыслям. Им стало казаться, что всё идёт так, как нужно. Нужно всем.       Дни не шли, а тянулись. Казалось, что школа, подготовка к экзаменам, несостоявшийся субботник — всё это было так далеко-далеко и так давно-давно, что уже и не упомнить, когда. Может быть, даже во сне! Казалось, что Стася и Дэн всю жизнь жили в этом домике, спали на печи, разделённые мешком, пробуждались от крика петуха в пять утра, ели на завтрак ржаные пироги то с репой, то с картофелем, сидели в тени под баней, рассуждая о жизни, о мечтах и о будущем. Но им это уже опостылело. Стася потеряла счёт дням: для неё всё слилось в один, удивительно долгий и тоскливый, день. Дэн же с каждым утром просыпался всё мрачнее и мрачнее, первым делом шёл за баню, где были припрятаны рюкзаки и чистая, уже выстиранная Стасей, одежда, доставал телефон и смотрел по календарю, сколько дней прошло. И каждый раз ворчал на неторопливого крестьянина.       — Чёрт, — ругнулся Дэн в один из дней особенно громко, а потом тяжело плюхнулся на ступеньки крыльца, — достало всё. Уже шестой день одно и то же. Чай, больше похожий на воду. Пироги эти… С репой, — Дэн скривился. — А обещали три дня! Три и шесть. И ты говоришь, что крестьяне не дураки?!       Стася пожала плечами, обняв себя за плечи и поёжившись от холода. Широко зевнула: очень хотелось спать. Вчера она, наверное, до полуночи никак не могла уснуть. Настасья храпела, Дэн ворочался, Марфушка громко хлюпала носом. Да ещё и навязчивые мысли о том, что они обречены, что она больше не увидит свою семью, настойчиво лезли в голову. И желание скрутить петуху голову было как никогда сильным.       — Может, он… — Стася снова широко зевнула, зажмурилась, растёрла глаза руками.       — В пробку попал! — хохотнул Дэн, но снова помрачнел. — Шутки шутками, да только если барчук…       — Барин, — наставительно поправила его Стася.       — Барин, князь, помещик, — Денис начинал закипать, едва ли не подпрыгивал на каждом слове, — да хоть чёрт рогатый…       — Черти бывают только рогатыми, — устало вставила Стася, ставя лицо на кулак и глядя на спящего пса.       — Ладно, хоть чёрт безрогий, — Дэн шумно выдохнул, пронзая Стасю тяжёлым взглядом, — не явится сегодня, я пойду искать дупло.       Стася оторвалась от созерцания чёрного пса, который был спокойным и равнодушным к ребятам только во время сна, и удивлённо приподняла бровь.       — Три дня туда топать. Потом ещё искать нужное дерево. А еды уже нет. Если только ты не стащишь у Настасьи.       — Добуду где-нибудь, — буркнул Дэн, посмотрел на небо, одёрнул рубаху, которая тоже стала ему противна, поднялся и вошёл в дом, на ходу грубо кивнув Стасе: — Кушать подано, садитесь жрать.       — Пожалуйста, — за него договорила Стася, тяжело поднялась со ступенек и покачала головой.       День не задался.       Впервые на завтрак Настасья выставила не травяной отвар с ржаным пирогом с репой, а большой глиняный кувшин молока и творожные ватрушки, которые сама назвала шаньги. Молоко Настасья особенно расхваливала, говорила, что парное, только-только из-под коровы. Коровы у Настасьи не было, а где она взяла молоко, Стася спросить постеснялась. Но Настасья сказала, что ей молоко рано утром принесла какая-то доярка. Впрочем, Стася не стала вникать, что за доярка и откуда у той корова Настасьи, она с недоверием заглянула в кувшин, где в молоке плавали какие-то жировые шарики, вдохнула запах молока и, поморщившись, плюхнулась на лавку. От молока пахло коровой и травой. Дэн невозмутимо взял кувшин и плеснул себе и Стасе в кружку.       — Спасибо, — буркнула Стася, искоса глядя на уплетавшего шаньгу Дэна, взяла в руки кружку, которая стремительно становилось тёплой от молока.       С недоверием заглянула в кружку с молоком непонятного цвета. То ли белого, то ли жёлтого, пожала плечами. Дэн пил его как ни в чём не бывало, Стася колебалась. В конце концов, все продукты, которые она ела на протяжении шести дней тут, были ей хорошо знакомы: тесто, репа, картофель, творог, даже травяной чай! Но не парное молоко. Она слышала об этом продукте разное — плохое и хорошее. «Хуже уже не будет», — решила она и сделала осторожный глоток молока. Вкус оказался странным, каким-то сладко-солёным, с намёком на все травы, что ела корова. Теплым жирным шаром оно проскользнуло в желудок, а Стася сморщилась. Посмотрела на Дэна, допившего залпом кружку и налившего себе добавки. Поболтала в кружке молоко. С тяжёлым вздохом в несколько маленьких глотков залпом выпила. Поморщилась. Лениво съела две ватрушки, а после поспешила покинуть избу и закрыться ото всего в тени поленницы у бани.       Она перебирала рюкзак, вздыхая. Телефон и планшет ещё не сели, но какой был смысл во всей этой технике, если не было сети? Стася посмотрела на фото-заставку на телефоне, на котором была она среди высоких стопок книг, сама положившая голову на книгу. Со стороны могло показаться, что она спит. Но Стася точно знала, что это было не так. Просто от мелкого шрифта у неё зарябило в глазах, и она решила отдохнуть. А Дэн сфотографировал. Стася закусила губу и кинула взгляд в сторону крыльца. Настасья стояла рядом с Дэном и тот, ужасно тормозя, пытался у неё что-то спросить. «Сейчас он наворотит, — подумала с тёплой усмешкой, но попыток что-либо исправить не предприняла: — Дэн уже большой мальчик, разберётся». Она пролистала томики «Войны и мира». Читать не хотелось. Наверное, потому что воротило от прошлого. Потому что этим самым «прошлым» был пропитан даже воздух. Стася зло хлопнула книгами и лениво швырнула их в рюкзак. Настроения не было. Дэн подошёл к поленнице, вытащил из-под неё рюкзак, обошёл Стасю и сел у другой стены бани — на углу. Стася могла видеть, как он роется в рюкзаке. Стало обидно. Почему-то не хватало его доброй улыбки, не хватало ощущения своей руки в его руке. Не хватало его плеча рядом. Стася вынула из рюкзака тетрадь и полную чёрную ручку. Пролистала конспекты консультаций. Закрыла тетрадь. Перевернула вверх ногами, открыла с конца и принялась на чистых белых листах выводить дату и всё, что с ними случилось за эти десять дней. «Конечно, всё это больше похоже на записки сумасшедшего, — пожала плечами, вздохнула, щурясь, посмотрела на солнце, подбиравшееся к центру неба, — но так хоть я спать буду».       Дэн заглянул за угол, быстрым взглядом окинул Стасю, положившую тетрадь на колени и что-то выводившую в чистых листах. Поджал губы, прикрылся ладонью от яркого солнца, вернулся к перебиранию вещей в рюкзаке. Телефон работал исключительно как календарь и фотоаппарат. Дэн не удержался и исподтишка щёлкнул Стасю, высунувшую кончик языка от усердия. «Сначала наорёт, а потом в инсту добавит», — улыбнулся, глядя на живое, летнее и тёплое фото. Щёлкнул кнопкой блокировки, швырнул телефон в рюкзак. Поставил руку на колено, задумчиво почесал щёку. Настасья сказала, что дорога до имения «барина» занимает три дня. Отец её хотел доскакать до ближайшей деревни, где помещиком являлся первый помощник «барина», и вернуться назад. Дорога туда-обратно заняла бы три дня. Видимо, всё пошло не по плану. «Как всегда происходит в жизни», — Дэн повертел ножик в руках, а потом со злобой швырнул его вперёд. С треском нож вонзился в шершавый забор. Дэн усмехнулся, поднялся с земли, вынул нож из забора, отёр его от налипших мелких опилок о штаны, сложил и швырнул его в рюкзак. Запустил пальцы в волосы, сердито взъерошил их, мысленно радуясь, что недавно подстригся. Перспектива ходить с длинными волосами его не прельщала. Дэн сидел, навалившись спиной на тёмные доски стен бани, ставшие уже в какой-то мере родными, и, прикрыв глаза, всё думал о том, как могло случиться то, чего в принципе не может быть. «Пошли туда, не знаю куда, — попали в тогда, не знаю когда…» — усмехнулся с горечью. Бессилие и непонимание выбивали его из привычного равновесия. Он физик, он думал, что легко может объяснить любое происходящее явление с точки зрения науки. Он умел повернуть любой происходящий процесс вспять. Денис цокнул. Как оказалось, не всё поддаётся научному объяснению. «Или просто объяснение скрыто где-то далеко. Его нужно вывести, найти!» — Дэн знал, что в его взгляде промелькнул нехороший огонь, руки зачесались. Он нырнул в рюкзак и вынул оттуда большую универсальную тетрадь, на дне рюкзака нащупал почти исписанную ручку без колпачка и принялся увлечённо вспоминать все известные ему физические законы, касающиеся пространства и времени.       Они сидели так почти весь день. Лишь в обед спрятали тетради в рюкзаки, обменялись короткими взглядами, заметно потеплевшими и искрившимися азартом и энергией, отметили друг у друга обгоревшие кончики носов и красные то ли от солнечных лучей, то ли от возбуждения щёки, но не сказали ни слова. Лишь по их телам, от сердца до самых кончиков пальцев, разлилось тепло и удовлетворение. Они помирились, не говоря ни слова, не пожимая друг другу рук и не заключая друг друга в тёплые объятия. Они просто улыбнулись друг другу и разошлись по своим сторонам бани, поняли друг друга без слов. Просто сегодня им нужно было остаться наедине с собой, дать выход своим мыслям, самым безумным, самым необъяснимым, но таким неугомонным, мешающим спать. Солнце медленно склонялось к линии горизонта, наливаясь оранжевым цветом и касаясь золотыми лучами аккуратных домиков, как будто сошедших с старых фильмов-сказок. Стася потёрла кулаками глаза, оторвала взгляд от тетрадной страницы, сплошь покрытой острыми маленькими чёрными буковками. Посмотрела на золотистое небо. Со вздохом закрыла ручку чуть подгрызенным колпачком. Вернула тетрадь и ручку в рюкзак, вытянула ноги и с наслаждением провела твёрдой загрубевшей ступнёй по молодой мягкой траве, приятно щекотавшей ноги. Распустила уже надоевшую косу, запустила пальцы в волосы, наслаждаясь игрой лёгкого ветра в волосах. Впервые в жизни, наверное, она вдыхала полной жизнью свободу, не бежала ни к чему, не твердила: «Мне надо…».       — Сидишь? — над ней навис Дэн, навалившийся плечом на стену бани.       — Да, — вздохнула Стася.       — И как?       — Красиво.       Дэн усмехнулся, быстро взъерошил волосы и медленно сполз на землю, упираясь в стену сарая. Они сидели рядом и молчали, дышали в унисон, слушали лай псов, шелест листвы на ветру и отдалённое ржание лошадей.       — Тройка, что ли, — заметил Дэн расслабленно.       Ржание лошадей стало громче, к их двору неумолимо приближался грохот. Расслабленность мгновенно оставила ребят. Каждый их мускул напрягся, Стася почувствовала, как холодная тревога медленно растекается по телу, руки её сами собой сжали траву, на которой лежали. Денис поднялся, отряхнув уже посеревшую за шесть дней рубаху. Стася наткнулась на его взгляд, в котором без труда читалась непривычная серьёзность. Денис смотрел невозмутимо, удивительно холодно, ощущал то отчаяние, ту мольбу, лишь малая часть которых отражалась в её взгляде.       — Я не хочу… — прошептала Стася, закрывая лицо ладонями и начиная отчаянно мотать головой, как капризная девочка. — Не хочу. — Забарабанила ногами по земле. — Нет-нет-нет!       Ошибки быть не могло.       За ними приехали.       Пока грохот повозки затихал, пока кучер останавливал лошадей, пока Настасья, причитая, отрывала ворота, пока пёс кидался на незваных гостей, Дэн и Стася успели припрятать рюкзаки в сенях, предварительно сунув их в какую-то грубую холщовую сумку, которую Денис предложил считать «подарком от братьев-крестьян», Стасе оставалось лишь, фыркнув, смириться.       Они стояли посреди избы плечом к плечу и перекидывались короткими быстрыми взглядами, когда вслед за Настасьей в избу вошёл высокий мужчина с заложенными за спину руками. Стасе пришлось чуть задрать голову, чтобы рассмотреть этого человека. Он не был похож на её отца. Он был выше, бледнее и значительно старше. Ну, или казался старше из-за морщин, которые тонкими лучиками расходились от его тёмно-карих, как крепкий кофе, глаз. Его русые волосы, на висках поблескивавшие благородной сединой, были тщательно зачёсаны назад. Ни в его фигуре, ни в его походке, ни в его взгляде не промелькнуло даже намёка на усталость. Кажется, дорога сюда совсем не сказалась на нём. Мужчина повернулся, чуть наклонился к уху Настасьи и что-то прошептал ей. Нос мужчины был похож на нос Дэна. Только он был как будто ровнее и правильнее. Настасья покинула избу, оставив ребят один на один с мужчиной. Он был каким-то неестественным, словно бы выточенным из белого мрамора, как статуи древнегреческих богов. Он был идеален. Ни одной пылинки на дорожном костюме, ни следа щетины на лице, ни одной выбившейся из причёски пряди. А когда он заговорил, ребятам показалось, что кто-то буквально приклеил их босыми ногами к холодному деревянному полу. Голос его звучал строго, лишь слегка отдавая теплом и тревогой:       — Где вы пропадали три месяца? Ваша мать едва ли с ума не сошла. Я поднял всех знакомых, кто мог бы знать что-нибудь о вас… Но ни слова. Александр! — холод голоса пронзил ребят насквозь, Дэн скривился от чужого имени, обращённого к нему. — Ты должен был защитить сестру, ни в коем случае не ввязывать её в эту авантюру. Вы поставили под удар не только честь нашей семьи — вы поставили под удар себя. Аннушка, — Стася вздрогнула, когда в пару быстрых, решительных шагов мужчина преодолел расстояние до детей и мягко коснулся холодной рукой её горящих щёк, — тебе стоило вразумить брата. Он пылок, юн, горяч. Он ещё не понимает, что творит. Но ты… Все видят в тебе меня, — он осторожно приподнял лицо Стаси пальцами за подбородок, как в фильмах, над которыми Стася снисходительно усмехается. — Господи, как же ты выросла. Где же вы были?       — Mon cheer! — на пороге избы появилась женщина, напоминавшая ведьму. — C'est eux?[4]       Тёмно-коричневые вьющиеся волосы торчали во все стороны, изумрудно-зелёное дорожное платье сидело не идеально, руки её тряслись, а голубые, как лёд, глаза были обрамлены красными мешками от пролитых слёз. Она мелко тряслась, слёзы ещё стояли в её глазах, рука в белой перчатке лежала на часто вздымавшейся груди. Один кивок супруга — и женщина уже повисла на Дэне, покрывая его лицо поцелуями и бормоча что-то на дикой смеси французского с русским, которая была почище смешенья французского с нижегородским. Она плакала и смеялась, не желая внимать супругу, говорящему что-то успокаивающее и поглаживающему Стасю по голове.       — Софи, — только и твердил он. С каждым разом тон его набирал обороты. — Софи. Софи!       Софи снова заговорила по-французски. Быстро-быстро, то и дело целуя Дениса в выцветшую макушку. Из всей речи Стасе удалось лишь выцепить «mon cheer» и имя, отдалённо напоминающее «Григорий».       — Я велю кучеру дать лошадям отдохнуть и отдам старосте обещанное вознаграждение. А ты попытайся успокоится, хорошо?       Софи кивнула, прижала Дэна к своей груди. Стася с трудом проглотила ухмылку, увидев, как обречённо закатил он глаза. Но потом и Стасе стало не до смеха, потому что Софи, поцеловав её в щёку, села на скамью спиной к столу и выжидающе уставилась на своих детей. Она хотела, чтобы они ей что-то рассказали. Стася сглотнула и повернулась на Дэна, который стоял за спиной и подталкивал вперёд.       — Ты ж учила французский, — прошипел он сквозь плотно сомкнутые зубы, так что Стася едва различила его слова, — давай. Твой час настал.       Стася сглотнула: «Говорил мне папа: «Ври меньше — жить будет легче». Нет. Зачем его слушаться?» Выдавила, отчаянно стараясь придать голосу французский акцент, единственную известную ей фразу на французском:       — Же не манж па сис жур![5]       Громкие шаги Григория замерли у порога. Голубые глаза Софи удивлённо распахнулись, а тонкие брови высоко поднялись. Дэн сзади сверлил Стасю прямо-таки обжигающим взглядом. Стася снова облажалась. На этот раз не на шутку.       Это конец…