Потерянное поколение

      Все три дня, пока повозка катила по неровным, пыльным, грязным дорогам, пока утопала в лужах, грохотала колёсами в выбоинах, Стася была непривычно молчалива и бледна. На все вопросы, изредка вылетавшие из уст «родителей», она отвечала односложно «да» или «нет», а то и вообще кивала головой, мотала головой или пожимала плечами, отворачиваясь и прислоняясь лбом к холодному стеклу. Она чувствовала, как от перешёптываний Софи и Григория у неё под кожей неприятно покалывает, а всё нутро связывается в тугой узел. Стася прикрывала глаза и старалась игнорировать улавливаемые острым слухом обрывки фраз: «Fou»[1]; «Она много пережила»; «Я боюсь за неё, дорогой»; «Мы пригласим доктора, это может быть просто шок». Горло сдавливало как будто рукой, Стасе приходилось дышать через раз, чтобы не всхлипывать шумно, приходилось набирать полную грудь воздуха и считать до десяти, чтобы не сорваться и не крикнуть: «Да никакого врача не надо! Не знала я французского! Я не Анна, очнитесь!» Она молчала, иногда косилась на Дэна, но тут же отводила взгляд.       В воспоминаниях снова и снова всплывал тот позорный эпизод встречи с «родителями». Эхом отдавалась та треклятая фраза, вызывавшая тупую головную боль: «Же не манж па сис жур». И снова холодок окутывал её со всех сторон. Казалось, что три пары глаз впились в неё. Стасе было плевать, что было во взглядах «родителей», но она не могла смотреть на Дэна. Она боялась, что повернётся, найдёт его взгляд и увидит разочарование.       Стася больше не хотела никого разочаровывать.       Стася закусила губу и коснулась горячими ладошками холодного стекла, в которое струился серебряный лунный свет. Такую картину доводилось Стасе видеть лишь в редких исторических фильмах. Карета. Размеренный стук копыт. Мягкие сидения, под которыми — чемоданы. Тряска на неровностях. Простор. Сидящие напротив люди, спящие в полусидячем положении. «Раньше я бы много отдала за это, — дыхнула на стекло; пальцы сами изобразили грустный смайлик, — а сейчас мне просто хочется, чтобы Дэн не молчал».       А Дэн молчал. Молчал упрямо, молчал только в её отношении. Денис охотно вешал лапшу на уши «родителям», болтал про тяжёлые испытания, которые им пришлось пройти, под причитания чувствительной Софи, готовой опять кинуться на сына и поливать его слезами и французскими словами. Когда Стася отчебучила ту фразу, когда в избе повисла немая сцена, длившаяся полминуты, Дэн опять взял всё в свои руки и снова говорил… Говорил, что Стася не ожидала увидеть родителей, что она так рада, что растерялась и позабыла все слова. Что они, на самом деле, не голодны. А ходили голодными по лесу шесть дней, потому-то Стася заучила эту фразу наизусть. Говорил путано, торопливо, мотая головой, иногда ошибаясь, топя в наигранном кашле жаргонизмы и нецензурную брань. Каждый раз, когда речь заходила об имени, Дэн спотыкался, сглатывал. В конце концов, он просто проглатывал первые две буквы и называл Стасю Асей. А Стася стояла спиной к другу и чувствовала, как копятся слёзы, как она сгорает со стыда.       Он опять спас положение, когда она подставила их под удар.       Стася расправила складки коричневого дорожного платья, великоватого в груди, поёжилась при мысли о том, что это платье кто-то до неё уже надевал. «Надеюсь, его хотя бы постирали», — вздохнула. Она всю сознательную жизнь мечтала побыть принцессой, носить красивые платья, жить в особняке, кататься в карете, а то и верхом. И что же? Вот — она всё получила: и семью, и платье, и карету, и кучера, и даже брата в придачу. Только она бы всё это отдала в обмен на родное время и посиделки в кофейне с Дэном, которые случались в начале и конце четверти.       Дэн сидел и делал вид, что спал. Он не мог понять, что сейчас творится в его душе. Дэн не мог долго обижаться на Стасю, но сейчас в нём говорила обида. За время их общения, пусть и не очень долгого, в их диалогах не раз мелькали слова «друг», «дружба», «правда». И Денису казалось, что так и есть — что они со Стасей настоящие друзья, как брат и сестра, что у них нет друг от друга секретов, что только они могут друг друга поддержать и вытащить из бездны. «Как же так, — сжал губы Дэн, в задумчивости стукнув согнутым указательным пальцем по стеклу; то отозвалось лёгкой вибрацией, — сама мне не доверяла, говорила, что друзья. А, оказывается, она врала…» Денис покусал губы изнутри, ещё раз в растерянности стукнут по стеклу, кивнул. С ненавистью стянул красиво повязанный платок с шеи, расстегнул рубашку, стянул длинный коричневый плащ прямого кроя. Цокнул, глядя на ноги в лакированных ботинках. Сейчас бы он с удовольствием нацепил джинсы и кроссовки, но кто же ему позволит! «Стася первая завопит о нарушении пространственно-временного континуума», — фыркнул Дэн, скрещивая руки на груди, упираясь затылком в стенку кареты и пытаясь задремать. Нужно было ещё придумать, как вести себя «дома».       — Дэн, — шёпот Стаси практически потонул в грохоте деревянных колёс.       Дэн не ответил, шумно сопя. Он, конечно, притворялся спящим. А Стасе стало ещё больше не по себе. Захотелось плакать. Да только все слёзы уже были выплаканы много дней назад. Да и слезами горю не поможешь — только словами.       — Дэн, — продолжила настойчивее шептать, продолжая разглядывать золотистые узоры на коричневой ткани, — Дэн.       Он молчал.       — Дэн, я дура, — опустила голову и сдвинулась чуть влево — ближе к Денису.       Дэн приоткрыл глаз и поёрзал на месте. Боковым зрением Стася заметила шевеление, чуть улыбнулась.       — И что ты молчишь? — прошипела. — Слышал же: я дура.       — Факт, — зевнул Дэн, — и что дальше?       Денис с ней заговорил. Стася выдохнула и резко повернулась к Дэну, равнодушно глядевшему прямо. Она заглядывала в его глаза, особенно холодные сейчас то ли от лунного света, то ли от обиды на неё. Стася увидела, как в них промелькнуло разочарование. Закусила губу, покрутила кольцо на пальце.       — Прости, — выдавила из себя. Денис молчал. — Пожалуйста, прости меня. Я не знаю французского.       — Я это и без этих слов понял.       Дэн был удивительно ворчлив, отвечал неохотно, даже не стараясь скрыть холод и жёсткость в голосе. И Стася просто не могла подобрать слов, чтобы заставить их диалог пойти по привычному руслу, тепло и уютно. Как тогда, около костров.       — Я правда пыталась его учить. Даже знаю несколько слов. Знаю примерное произношение, но… — подумала, что оправдания Дэну вряд ли интересны, прижала ладони к лицу, шумно выдыхая и растирая глаза. — Я обманывала всю школу. Но не должна была обманывать тебя.       Дэн опустил руки и пошуршал обивкой кресла. Посмотрел на Стасю. Та, чуть склонив голову, смотрела на него и не моргала. Она прямо-таки гипнотизировала его взглядом, ожидая хоть какой-нибудь реакции на её слова. «Обними меня, иначе я разревусь», — подумала Стася, не отводя взгляда. Дэн долго заглядывал в её глаза, видел её искреннее раскаяние и отчаяние. Вздохнул, а потом приобнял Стасю за плечо и похлопал.       Прощена.       Стася радостно прижалась к Дэну. Тот опешил, но прижал Стасю к груди обеими руками. Вопреки ожиданию, она не плакала. Просто ровно медленно дышала. «Почему я не могу с ней ссориться?» — спросил сам себя Денис, но вопрос так и повис в воздухе. Они не разговаривали почти три дня. И все три дня Дэн попросту не находил себе места, сомневаясь в своём решении и своих взглядах. Они редко ссорились так крупно, чтобы не разговаривать. Последний раз — на Новый год, — когда Стася не предупредила Дэна об отъезде в другой город, а Денис не ответил на Стасино поздравление. Они не общались до конца каникул. И всю первую неделю четверти. Даже сидели раздельно. Но в один день в их умах как будто что-то щёлкнуло, они одновременно пришли, одновременно перекинулись обиженными взглядами, одновременно грохнули сумками о парту. Подняли глаза друг на друга. И обнялись. Как будто ничего и не было. И снова всё как будто встало на свои места. «Скажи мне кто хоть года три назад, что буду дружить с девчонкой, — не поверил бы, — вздохнул Дэн, продолжая поглаживать Стасю по спине, — а сейчас без неё скучно как-то». Прикрыл глаза. Размеренный стук копыт, колёс и тихое сопение Стаси действовали исключительно убаюкивающе.       — Денис, ты самый лучший… — протянула Стася, расплываясь в улыбке, опомнилась, договорила: — Друг. Не обижайся на меня, ладно?       Стасе очень не хотелось выпутываться из объятий Дениса, которые её лишали способности мыслить. Они оставляли лишь чувства: жар по всему телу, туго скручивающийся узел внизу живота и лёгкость в движениях.       — Ты ж единственная, кому я тут могу верить. Как я тебя брошу? Погибнешь же! — улыбнулся Дэн.       Стася резко вырывалась из его объятий, поправила кончик косы и хмыкнула. Поёжилась от холода, но тут же перекрыла его фразой:       — Подумаешь…       — Ню-ню, — Денис отразил очередное движение Стаси и скрестил руки на груди, — расскажи мне тут ещё, что ты сможешь тут выживать.       Стася открыла рот, но тут же поникла. Получается, весь их недавний спор опять выиграл Дэн. Притом выиграл не раз, а целых два, если не больше. Стася попыталась мысленно подсчитать, сколько раз Денис вытягивал её из передряг в этот раз. Сбилась на одуванчиках. Вздохнула. Подвела итог: много.       Дэн смотрел на Стасю не в силах проглотить усмешку, так невовремя наползшую на лицо. Просто очень забавно выглядела озадаченная Стася, покусывавшая губы и нервно теребившая ткань платья, которое, к слову, ей не очень шло. Оно было прямым и строгим. А Стасе пошло бы какое-нибудь лёгкое и воздушное платье, желательно светлое, иначе Стася полностью тонула в какой-то мрачности.       — Слушай, Денис, — Дэн вздрогнул, когда Стася щёлкнула пальцами, и цыкнул на неё. Та на секунду насупилась, потом покосилась на «родителей», закатила глаза и зашептала: — А легенду-то мы какую придумаем? За побег нас, в лучшем случае, под домашний арест посадят.       — Бежали, — пожал плечами Денис, которому было совершенно неохота соображать, задрал рукав рубашки, посмотрел на время: полночь.       — От кого? От чего?       — От непонимания и проблем, — буркнул Дэн, — кто из нас литератор? — Стася поджала губы и растянула их. — Во-от. Ты и придумывай. А я уже и без этого много сделал.       — Ладно, — неожиданно легко согласилась, — но если я накосячу — расхлёбывать обоим.       — Ты можешь прекратить использование шантажа? — возмущённо зашипел Дэн, растирая глаза кулаками.       Стася ехидно ухмыльнулась и отрицательно покачала головой. Потом посмотрела на Дениса как-то особенно — широко распахнутыми глазами, в которых сиял восторг.       — Носи почаще рубашки без пиджака, — прошептала пришедшие в голову слова; пока Дэн соображал, вытаращив на неё глаза, резко перестроилась: — Так, что там с легендой?       Всю ночь они с азартом придумывали судьбу Александра и Анны, скитавшихся по стране почти три месяца, видевших упадок жизни крестьян, поживших как крестьяне. Шептались громко и азартно, активно жестикулируя и хлопая друг друга по рукам. Иногда давились от беззвучного смеха, наливаясь красным цветом, так что почти сливались с обивкой. Уснули они лишь под утро, когда солнце только-только начало восходить, а петухи должны были голосить. Стася, оставившая за собой право последнего слова, широко зевнула и, уронив голову на плечо Дениса, засопела под аккомпанемент его шумного дыхания. Поспали они очень мало — часов пять, а может, и меньше. Проснулись они от резкого толчка и громкого крика кучера, сообщающего о том, что приехали. Стася заворочалась, зажмурилась и уткнулась носом в плечо Дениса, даже не заботясь о том, что подумают «родители».       — Анна, — осторожно тронула за плечо её Софи, и Стася услышала в её голосе явный французский акцент, — вставай.       «Мама — француженка, отец — военный… Что может быть лучше?» — синхронно промелькнуло в головах обоих, отчего они поморщились и отпрянули друг от друга. Стася помассировала глаза и часто-часто заморгала. Яркий бело-жёлтый свет резал глаза остро заточенным лезвием. Денис зашипел рядом, тоже пытаясь скрыться от солнца. Вокруг кареты суетились люди, кто-то топал, отдавал приказы. Наконец со скрипом распахнулась дверца, и рядом появился мужчина, по костюму которого можно было сказать, что он дворецкий. Стася шумно вдохнула воздух, улыбнулась: «Вот и дивный новый мир». Рядом Дэн недовольно буркнул что-то нецензурное, потонувшее в грохоте саквояжей. Но Стася изловчилась и наступила ему на ногу, показав кулак исподтишка. Дэн картинно хохотнул, но язык всё-таки закусил.       — Юная графиня, юный граф, — голос дворецкого звучал мягко, приятно и как-то успокаивающе, — отрадно видеть вас здесь снова. Наконец дом оживёт.       — Дмитрий, — пока дворецкий помогал спуститься Стасе по трём крутым деревянным ступенькам, Григорий оценивающим взглядом скользнул по поместью и уже, видимо, отметил недочёты, — что случилось, пока нас с Софи не было?       — Ничего, Григорий Алексеевич, — монотонно отозвался Дмитрий, Стася окончательно спрыгнула на землю, одёргивая платье, дворецкий отошёл от ребят.       За спиной послышалось ворчание Дэна, мол, дискриминация по половому признаку. Стася вдохнула полной грудью и закатила глаза: если Денис не высыпался, то весь день ходил и капал на мозги окружающим. Стасе — в частности. Потому что парни находили тут же «очень срочные дела» и ретировались. А у Стаси не было таких дел. Никогда.       — А ты что, решил в девушки податься? — ткнула его в плечо своим плечом. — Ну, смотри. Корсеты, фижмы, бальные платья, шпильки…       Стася, увлечённо перечисляя все известные ей атрибуты одежды дам семнадцатого и восемнадцатого столетий, двинулась вперёд, проигнорировав предостережение Дениса приподнять юбку платья, бывшего ей ещё и длинноватым. «И что это за родаки такие, что не увидели сразу?» — скептически хмыкнул Дэн, скрещивая руки на груди и следя за спинами дворецкого, Софи и Григория. Они о чём-то переговаривались вполголоса, Денис попытался прислушаться.       — Я считаю, — акцент выдавал Софи с потрохами, — что нам необходимо organiser des fêtes [2]. Прошу, mon cher! [3]       — Софи, — в голосе Григория явственно звучало раздражение, так что Дэн удивился — чего такого посоветовала ему горячо любимая супруга, — празднество явно будет лишним. Пойдут сплетни. Княгиня Гончарова первая же распустит грязные слухи о наших детях. А там и до нас доберётся. Ты знаешь, Софи, каких усилий мне стоило сохранить их исчезновение в тайне. Дмитрий, лучше прикажи подготовить ванную.       — Ах, нет-нет! — всплеснула руками Софи, и Дэн, стоявший практически за спинами взрослых, сдавленно хрюкнул. — Необходимо отпраздновать возвращение наших детей. Я думала: я погибну. Это моё воскрешение, Григорий…       Григорий шумно выдохнул и бросил что-то вроде согласия. Согласия неохотно, сквозь зубы. Видимо, только от любви к Софи. Денис вздохнул. Не хватало им тут ещё бала! Нужно было как можно скорее возвращаться домой, иначе ничем хорошим это перемещение не кончится.       Пока Денис подслушивал разговор, Стася стояла подле саквояжей, которые камердинеры носили в дом, и разглядывала особняк, шумно дыша. Сердце билось часто-часто, руки дрожали. Она не верила, что всё это происходит в реальности. Что сейчас она поднимается по пяти белым ступенькам, повернёт направо, поднимется ещё по пяти ступенькам и коснётся белых колонн, которые обязательно должны быть мраморными и обязательно холодными — иначе где романтика? И это не растает, не развеется, не высыплют из двустворчатых дверей из красного дерева обгоревшие люди с фотоаппаратами, громко переговаривающиеся о прошедшей экскурсии, и Стася увидит истину. Всё ещё не в силах перебороть дрожь во всём теле, Стася перевела взгляд на окна. Огромные, метра в три, расположенные друг от друга на расстоянии метра. Такие окна она видела только в новом квартале города, где строились офисные здания. Но они не рождали такого трепета в душе, какой рождал этот особняк персикового цвета. Только одной идти туда было страшно. «Я Анна, я хозяйка этого особняка, — твердила мысленно себе Стася, сжимая в кулак платье и делая мелкие медленные шажки, — я должна войти гордо и пафосно. Как хозяйка!» Только ноги как будто стали каменными и почти не слушались.       — Пойдём, — хлопок Дениса по плечу, оцепенение спало. Дэн направился к особняку, чуть посвистывая и закинув плащ на одно плечо, вдруг остановился, с иронично улыбкой посмотрел на Стасю: — На этот раз я правильно сказал?       Стася прикрыла глаза, коротко кивнула, потом улыбнулась, снова сощурилась от яркого солнца и двинулась вслед за Дэном. Необъяснимо, но с ним было спокойнее. Казалось, если он рядом — значит, ничего не растает, не рассеется, не исчезнет.       Ступеньки отозвались на шаги недовольным холодом. Как будто были не рады видеть самозванцев. Да и весь дом как будто пытался вытолкнуть отсюда чужаков. Дважды двери чуть не прибили Дэна, Стася же поскользнулась на чисто вымытой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Когда они поднялись на площадку второго этажа, ведущую всего в четыре комнаты, на балкон и на первый этаж — замерли в нерешительности. Денис поочерёдно прошёл и подёргал каждую дверь за медную ручку — все заперты.       — И что дальше? — от вопроса уже выворачивало.       — Будем спать тут, — стукнул каблуком ботинок по тёмному ковру Денис.       — Оптимист.       — Ну, хоть кто-то из нас.       — Анна Григорьевна! Голубушка! Сколько же вас не было! — Стася отреагировала на крики лишь в тот момент, когда кто-то бесцеремонно схватил её за руку.       Перед ней стояла рыжая девушка лет четырнадцати с живыми чёрными глазами и носом-картошкой. Тёплыми пухлыми ручонками она сжимала длинные тонкие холодные Стасины пальцы и смотрела на неё с обожанием. На ней было простенькое льняное тёмно-коричневое платьице с фартуком. Волосы были заплетены в простую косу. Стася зависла. Как нужно было реагировать на столь тёплое приветствие со стороны камеристки? Одёрнуть руку и поставить девчушку на место?       — Привет, — на автомате выпалила Стася, но тут же выпучила глаза и поспешно затараторила в надежде, что камеристка ничего не разберёт, — ствую тебя, милая…       «Анна? Нет, бред какой-то. Я же Анна. Может, Мария? Ага, счас прям, так и разбежались камеристке давать имя Святой… Как же, как же», — Стася лихорадочно соображала, стреляя глазами из угла в угол. На лестнице послышалось старческое покашливание. Тут же девушка отпустила руку Стаси и спрятала свои грубые ладошки за спину.       — Опять ты, Алёна, всё подле графини крутишься, — прохрипела поднявшаяся на этаж женщина в простом длинном белом платье, затянутым под большой грудью коричневой тонкой тканью, похожей на шарф, — они ж с дороги устали. Димитрий уж и ванную подготовить приказал. О, Александр Григорьевич, и вы прибыли! — полная пожилая женщина расплылась в улыбке, так что тонкими короткими лучиками от её глаз разошлись морщинки. — Какова отрада! А то ваша матушка всё за дохтурами посылают и посылают. Плачут и плачут. И опять за дохтурами посылают. Весь дом травами разными пропах, вот вам крест, — женщина перекрестилась, уловила шок Дениса и Стаси, которые перекидывались взглядами и редкими кивками. — Ох, да чего ж это я! Вам же с дороги переодеться надобно. Чичас-чичас.       Женщина, бывшая, по-видимому, ключницей, деловито протиснулась между Стасей и ближайшей к лестнице дверью с левой стороны, пощёлкала ключом в замке и отворила двери. Потом утиной походкой направилась к противоположной двери и пощёлкала в замке ключом там тоже. Дверь отворилась.       — Ну, располагайтесь. Алёна, помоги их благородиям.       Алёна с радостью ринулась на подмогу Стасе, но та выставила раскрытую ладонь в останавливающем жесте, улыбнулась как можно милее:       — Алёнушка, я тоже очень счастлива, что вернулась наконец домой. Но, понимаешь, мне нужно побыть одной.       — А как же помощь?       — Алёна, — фыркнула Стася, но тут же оправилась, придала тону строгость и важность: — С этим платьем я и сама могу справиться.       — Как скажете, Анна Григорьевна, — пожала плечами Алёна, но ту же заговорщицки зашептала: — Вы обещали всё-всё рассказать о вашем путешествии, помните? Расскажете про Петербург? Говорят, там очень-очень красиво. И люди всё богатые ходют. Правду говорят.       — Правду, — устало поморщилась Стася с завистью косясь в сторону закрытой двери в комнату Дэна: тот вовремя успел ускользнуть.       Дэн стоял, прильнув спиной к двери, и слушал, как Стася изо всех сил старается быть любезной с этой Алёной. И смеялся. Стася терпеть не могла слишком настойчивых и любопытных людей: либо сама уходила, либо прогоняла. А тут — как будто и вправду графиня. «Графиня… И граф…» — хмыкнул Дэн, проворачивая выданный ключницей ключ в замке и надёжно запираясь. Прошёлся по комнате, разделённой, как выяснилось, надвое: рабочий кабинет и спальня, посреди которой стояла притягивающая всё внимание одноместная заправленная кровать. Дэн поколебался. Решил, что ничего не случится, если он полежит пару минут. С наслаждением сбросил ботинки в угол, стянул через голову рубашку, повесив её по привычке на спинку стула подле стола. С разбега плюхнулся на кровать в одних штанах, поморщившись от ощутимого удара. «А, ну, конечно, пружинных матрасов-то ещё нет», — зачем-то отметил про себя, закинул руки за голову, чувствуя, как утопает в чём-то густом, мягком и тёмном. Через десять минут ворочаний Дениса и поскрипываний кровати всё стихло. Комнаты наполнились тихим свистом.       Стася еле-еле отделалась от девушки, плотно захлопнула дверь и наконец обернулась на комнату. И осталась стоять с приоткрытым ртом. Первым желанием было потрогать все поверхности, похлопать всеми шкафчиками, на всём посидеть, постоять, полежать. Поэтому, небрежно бросив туфли в углу и оставаясь босиком (так было привычней), Стася кинулась исполнять желаемое. Она с восторгом трогала холодную блестящую лакированную поверхность письменно стола, жёсткую обивку стула, перебирала корешки книг, которые сейчас, наверняка, хранятся в музеях. Хлопала ящичками стола, шуршала желтоватыми бумагами. Вихрем носилась по комнате, на ходу стягивая с себя дорожное платье и оставаясь лишь в одной лёгкой белой сорочке — на этот раз шёлковой, привезённой «родителями» и приятно холодившей тело. Наконец все книжки были перетроганы (а кое-какие даже пролистаны), все дверцы открыты и закрыты не по разу, по всем поверхностям побарабанили тонкие пальцы, и Стася вошла в соседнюю комнатку, соединённую с кабинетом. Здесь была спальня. Стася совсем не по-графски швырнула платье на пуфик, обитый коричневым шанжаном. Подошла к столику, оценивающе скользнула взглядом по всевозможным склянкам, очевидно, с духами. В ящичке обнаружила кружевной накрахмаленный веер, вынула его, раскрыла, прикрыла лицо, посмотрелась в зеркало. Цокнула: «Ну и что за ребячество?» Захлопнула его и небрежно швырнула обратно. Скрестив руки на груди, оглядела небольшую спальню ещё раз и тут же кинулась щупать лёгкие домашние платья, выложенные на кровати. Стася осторожно перебирала пальцами струящуюся, прохладную, почти невесомую ткань. Платьев было всего три — все пастельных оттенков с одинаковой вышивкой мелкими цветочками. Стася задумчиво погладила мягкие нитки вышивки, с тяжёлым вздохом положила их на пуфик поверх дорожного платья и плюхнулась на кровать, глядя в высокий потолок. Спине было неудобно и твёрдо. «И почему все думают, что графы спали на перине? Какая чушь. Тут от силы матрац старый, советский», — Стася подтянулась к подушке. От постельного белья пахло лавандой, чистотой, свежестью. Стася уткнула нос в угол подушки и блаженно улыбнулась, прикрывая глаза. Здоровый сон в абсолютном комфорте — вот, чего ей не хватало все дни.       Дэн проснулся от оглушительного стука в дверь своей комнаты, хотя он готов был бы с этим поспорить. Пару раз он запросто засыпал на уроках, где включали на полную громкость фильм, так что стук в дверь явно не стал бы причиной пробуждения. Напротив: Денису показалось, что чьи-то сильные руки с длинными пальцами рванули его за плечо и резко тряхнули, удаляя из его головы остатки сна. Потому Дэн, чувствуя себя разбитым, широко зевнул и прошаркал босыми ногами по холодному паркету к двери. Дэн держался за чугунную голову, вертясь по рабочему кабинету в поисках ключа. Он увидел какие-то тетради на столе, небольшой шкаф, очевидно, для одежды, шкаф с книгами. При попытке прочитать что-либо буквы сливались в тонкую линию то ли от головной боли, то ли от ещё не прошедшего сна. Наконец Дэн заметил, как блеснул ключ в замке. Закатил глаза, вздохнул, резко растёр ладонями лицо, чтобы стало жарко, повернул ключ в замке и приоткрыл дверь, приваливаясь плечом к косяку и по привычке скрещивая руки на груди.       — Александр Григорьевич…       Сперва Дэн не понял, почему Алёна смотрит на него, но называет Александром. Вспомнил. Зажмурился с силой и попытался вникнуть в несвязную речь что-то мямлящей девушки. Почему-то активность девчушки спала, а щёки её налились румянцем. Она бормотала, кажется, приглашение к завтраку. Или обеду. Или второму завтраку. Денис не вникал. Он широко зевнул, чем вызвал мурашки на коже камеристки.       — В общем, вас ждут к столу… — пробубнила Алёна и, быстро отвернувшись, буквально-таки ракетой метнулась к двери комнаты Стаси и принялась в неё колотить.       Дэн пожал плечами, захлопнул дверь. Подошёл к зеркалу во весь рост рядом со шкафом для одежды. Посмотрел на взъерошенные волосы. «Граф…» — многозначительно отдалось в его голове. Дэн ещё раз скользнул по себе взглядом. Ну, парень как парень. Не шибко высокий, не шибко накачанный, загорелый, с веснушками, в брюках. Сплюнул: «Какой, к чёрту, граф? Бред какой-то» Но от любезного приглашения к столу отказаться был не в силах. Тем более, что вроде бы сонливость и чугунность отпускали, возвращая любовь к жизни. И после сна очень хотелось есть.       Когда Денис рассказал об этой ситуации Стасе, с которой они столкнулись на площадке, та приподняла бровь и задержала обед. Она отвела его к себе в комнату, усадила на пуфик, сама села на кровать, закинув ногу на ногу и скептически его оглядела. По её взгляду Дэн понял, что накосячил. Причём конкретно.       — Что? — не выдержал её тяжелого, почти каменного, взгляда, подскочил.       — Ты стоял перед камеристкой полуголый, — холодно констатировала Стася, — и всего-то. Не в рубашке и штанах, поверх которых должен быть накинут халат. Полуголый. Босиком.       — Халат? — сознание Дэна прочно зацепилось за это слово, Денис расстегнул три пуговицы на рубашке. — Какой, к чёрту, халат? Эта та синяя тряпка, которая бултыхалась у меня на стуле?       — Я в твоей комнате не была, — буркнула Стася, поболтав босыми ногами в воздухе. — Знать не могу.       — Халат? Я вам что — баба, чтобы в халате ходить?       Стася улыбалась. Улыбалась устало и снисходительно. Она понимала Дениса: её тоже многое не устраивало в этом времени, в этой жизни. Её не устраивала камеристка, ворвавшаяся в комнату и принявшаяся её бесцеремонно будить. Её не устраивали панталоны, обрезки которых сейчас валялись под кроватью. Её не устраивал режим дня. Единственное, что пришлось ей по душе — платье. Лёгкое, почти невесомое, с плотно прилегающими к телу длинными рукавами, которые Стася по привычке закатала до любимой длины — три четверти. Однотонное, нежно-лилового оттенка (ох, сколько Алёнке пришлось раз протоптать лестницу, прежде чем в недрах гардеробной внизу нашлось такое платье), из мягкой тянущейся ткани, приятно холодившее ноги при ходьбе — вот, что Стася с удовольствием бы забрала в реальный мир.       — Дэн, ну, пойми… Так принято.       — Да мне плевать, Стась, понимаешь? Я не желаю ходить в халате, — Дэн окинул её оценивающим взглядом, — да и ты в туфлях, смотрю, не горишь желанием ходить.       Стася опустила босые ноги и постаралась прикрыть их полой платья.       — Мне неудобно, — буркнула.       — А мне неудобно во всём этом.       — Анна Григорьевна! — из кабинета Стаси послышался голос камеристки. — Мне приказали вас… Ой.       Алёна, вошедшая на порог спальни, жутко смутилась и, скромно повторив, что их ждут уже почти полчаса, поспешила ретироваться. Дэн со Стасей переглянулись и на этот раз дружно прыснули со смеху.       — Знаешь, а я думала, что только в книгах и фильмах есть герои, которые появляются не вовремя.       — О… Поверь, это ещё не самый ценный кадр, — Денис усмехнулся и кивком головы позвал за собой Стасю.       Та легко вскочила с кровати, вышла из комнаты, щёлкнула ключом в замке. Дэн стоял с нехорошей ухмылкой, размышляя о чём-то. Почему-то смотрел на её ноги.       — О чём думаешь? — Стася не заметила подвоха, когда ощутила под ногами шершавую поверхность ступеней.       — Да, думаю, сказать тебе о том, что ты только что отчитала меня за несоблюдение этой… — Дэн пощёлкал пальцами, махнул рукой. — Короче, ты поняла. А сама пошла босиком.       — Чёрт, — ругнулась сквозь зубы Стася.       К её чести надо сказать, что она совершенно не копалась. Пара поворотов ключом в двери комнаты. Дэн и моргнуть не успел, как Стася уже натягивала на свою ногу простенькие домашние туфли, которые, очевидно, были ей маловаты. Пока Стася прыгала на одной ноге, Дэн вырвал у неё из рук ключ, запер комнату, подкинул в воздух, поймал и с улыбкой протянул Стасе. Та устало улыбнулась в ответ, забирая ключ.       Дэн в шутку предложил ей локоть. Стася, притворившись восхищённой, взяла его под локоть. Прикрыла глаза с тяжёлым вздохом.       — Мы должны соблюдать правила этого времени, — прошептала, — даже если это очень тяжело.       — Кто сказал, что мы кому-то что-то «должны»? — флегматично отозвался Дэн, нутром всё же ощущая Стасину правоту.