Run Until You Feel Your Lungs Bleeding

Луи всю неделю обдумывает то, как Гарри будет рисовать его портрет. И сейчас он стоит перед его входной дверью и нерешительно стучит. Не то чтобы он не хотел быть нарисованным, нет, это совсем не так. Весь вид Гарри заставляет его волноваться, неважно, когда он его видит и где, его дыхание перехватывает всякий раз, а желудок переворачивается даже тогда, когда он всего лишь думает о парне. И находиться с ним в одной комнате несколько часов — то же самое, что и заводить отношения или расставаться. Успокаивающий голос Гарри приводит его в себя. — Открыто! Повернув ручку, он толкает дверь и заходит уже в достаточно знакомую ему квартиру. В этот раз он чувствует себя желанным гостем. Шторы раздвинуты, и солнце просачивается внутрь, добавляя комфорта. Его квартира совсем маленькая, но тем не менее здесь очень мило. Луи она нравится больше, чем его собственная, которая слишком большая и изысканная. Все его покупки являются броскими и никуда не годными, но только потому, что у него слишком много денег, и он не знает, куда их девать. В ней нет изобилия мебели или личных вещей. Просто голые стены. У него нет времени, чтобы обставить её так, как ему хочется. Квартира Гарри радикально отличается от его собственной. Нет ни одной стены, ни одного угла, где не чувствовалось бы хоть одно прикосновение Гарри. Его индивидуальность выражается в каждой мелочи. Луи оглядывается по сторонам, еще раз осматривая квартиру, и сравнивает её со своими воспоминаниями с последнего визита, когда он помогал умирающему Гарри в его спальне. Здесь есть балкон, с которого открывается прекрасный вид на Лондон. Архитектура, такси, отовсюду раздается шум, а рассерженные ребята кричат друг на друга. Это Лондон, и он прекрасен в любом виде. В углу балкона стоит небольшой стол на двоих, покрытый слоем льда, и Луи задается вопросом, пользовался ли Гарри им хотя бы раз. Он не самый общительный человек, поэтому от столика, по сути, нет никакой пользы. Как только эта мысль возникает у него в голове, Луи жалеет, что думал об этом. Он не хочет быть как все. Гарри больше чем недееспособный человек. Он личность, чувствительный парень, несмотря на его усилия казаться сильным и холодным, и это неправильно, что у Луи появляются такие мысли. Гарри — это больше, чем больные ноги и речь с дефектами, он — прекрасное создание с самым мягким и добрым взглядом, который Луи когда-либо видел, и улыбкой, способной свести любого с ума. Действительно, он уникальный. Еще раз осмотрев гостиную, Луи замечает множество разбросанных на кофейном столике журналов, связанных с рисованием, и наполовину открытый рюкзак, небрежно лежащий в стороне. Десятки карандашей и маркеров расположились по всему полу, одеялу и драпированной части обоих диванов. Беспорядок, устроенный Гарри, не вызывает у Луи отвращение, наоборот, мелкие детали кажутся ему загадочными, чем-то, во что хочется погрузиться без остатка. Может быть, это потому, что все напрямую связанно с самим парнем. Каждый журнал и карандаш, лежащий не на своем месте, — это маленькая частичка Гарри. Ему нравится такой облик его квартиры, так сказать, еще один маленький ключик к индивидуальности Гарри. Он независимый и хочет, чтобы каждый об этом знал. Голос Гарри вырывает Луи из мыслей. — Привет, Лу. Томлинсон поворачивает голову и наблюдает за тем, как Гарри выходит из кухни, медленно подходя к нему. Луи быстро его осматривает, проверяя, не появились ли новые травмы. Он боится за него, теперь зная, какой он неуклюжий. Вопреки беспокойству, он не находит каких-либо изменений, кроме его волос, которые немного поменялись, и неровно висящего на груди крестика. Луи наклоняется вперед и поправляет крестик. Гарри вздрагивает из-за прикосновения. — Ты должен быть более осторожным, когда позволяешь людям заходить в твою квартиру, — шепчет Луи, задумчиво смотря на парня и заправляя кудряшку тому за ухо. Гарри вздрагивает. — Почему? — Ты не спросил моего имени или что-нибудь еще. Я мог бы быть сумасшедшим убийцей, орудующим топором, и теперь я в твоей квартире. Рот Гарри открывается в преувеличенном шоке. — Ты хочешь сказать, что ты не убийца с топором? Черт. Я ошибался все это время, — Луи легко шлепает парня по груди. — Хэй! Полегче с этим, солнце. Я знал, что ты придешь сегодня утром. Можешь считать меня сумасшедшим, но я понял, что это ты. Его костыли говорят Луи о том, что Гарри чувствует себя хорошо и стабильно в это утро, что само по себе прекрасно, но его полуголое тело еще прекрасней. На нем не надето ничего, кроме боксеров, и, блять, его выпуклость огромна. Луи никогда бы не подумал, что у Гарри настолько большой, и ему интересно, полноценен ли он в этом плане, но сейчас это не имеет значения, однако он хочет знать, на что способен Гарри с его чудовищно большим членом. Гарри ловит его взгляд. Он ничего не предпринимает, чтобы остановить его, напротив, вместо этого он хихикает и мило качает головой, и Луи чувствует, как у него в груди разливается тепло. Он фокусирует свое внимание на Гарри, а потом на его милом голом торсе. У него и там есть различные татуировки, и Луи они очень нравятся. Бабочка, которая расположилась на его животе, очень качественно набита, а ветви с листьями, украшающие его тазобедренные косточки, идеально подходят ему. — Я вижу, ты уже оделся, — саркастически отмечает Луи и еще ближе подходит к Гарри, проводя пальцами по его груди, шепча. — Что за повод? Ты для меня так принарядился? — Боже, нет, — ухмылка появляется на его лице, Гарри разглядывает руку Томлинсона, приподнимая брови. — Что ты делаешь? Луи отдергивает руку. — Я не смог бы быть успешным проститутом. Я не особо хорош в соблазнении, кажется.  — Что… — возникает пауза, и Луи чувствует, что Гарри собирается сказать, что между ними нет никакого притяжения, но этого не происходит. — Или, может быть, потому, что сейчас восемь часов утра, и я все еще полусонный. Попробуй позже, — предлагает он. — В любом случае я проснулся, чтобы приготовить тебе завтрак. Я потерял ощущение времени. — Ты сделал мне завтрак? — не веря, спрашивает Луи в восторге, пытаясь не звучать глупо. Гарри даст ему за это. — Как романтично. Мужчина моей мечты. — Да, насчет этого… — Гарри трет бедро и смотрит через плечо на кухню. Луи следует за его взглядом. Он замечает парящий в воздухе дым и чувствует запах гари. Гарри быстро кивает. — У меня сгорела яичница, также я добавил слишком много воды в смесь для блинов. Луи улыбается ему. — Без завтрака тогда? — Да, и я даже не удивлен, — смеется Гарри. — Я не самый лучший повар — слишком забывчивый. — Не беспокойся, — Луи машет рукой, говоря, что уже давно забыл об этом. Он совсем не расстроен сложившейся ситуацией. Он пока сыт после ужина с ребятами. — Мы начнем прямо сейчас? — А ты хочешь? Луи нерешительно пожимает плечами. — Как хочешь, малыш. Если тебе надо принять душ или одеться, все хорошо, иди. Он не понимает, почему атмосфера накаляется после этого. Осанка Гарри меняется, он опускает взгляд. Его тело сгибается, будто он хочет казаться меньше, что невозможно. Это еще одна из его причуд, он делает так всегда, когда чувствует себя некомфортно, и Луи это знает. — Гарри? — Луи давит на него, пытаясь коснуться его, однако тот тут же отходит. — Что… Хей, что случилось? Гарри качает головой. — Я просто… Ты должен быть со мной прямолинейным, не надо мне намекать, ты же знаешь, лучше скажи мне все в лицо. Луи ничего не понимает. Глаза сужаются, когда он смотрит на Гарри, который практически плачет. Его тело вздрагивает с каждым вдохом. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Что я сказал? Что не так? — Луи, все в порядке, просто… — начинает говорить Гарри, собираясь с мыслями. Но Луи не позволяет ему закончить, настаивая на том, чтобы Гарри объяснился. Он скрещивает руки на груди, как бы обороняясь. — Нет. Скажи мне, чем именно я задел твои чувства. — Просто… — Гарри замолкает, вздыхая. — Если ты не хочешь смотреть на мои ноги, я понимаю, но… Впервые за все это время Луи обращает внимание на его ноги, рассматривая их и замечая, какие они хрупкие. Конечно, он знает, что они не могут функционировать так, как у обычного человека. Их внешний вид необычен, и Луи совсем не удивлен, что Гарри не может нормально ходить без какой-либо опоры. Они тоньше, чем его тело, а Гарри и так довольно худой. Луи не знает, как они вообще могут удерживать парня, потому что они неправильно вытянуты. Его левая нога стоит практически нормально, присутствует только небольшое искривление лодыжки, однако правая — это совсем другая история: и колено, и лодыжка необычно искривлены. Он должен был догадаться, что они не будут выглядеть точно так же, как и его собственные, и, хотя Луи несколько раз видел Гарри в джинсах, он никогда не задумывался об этом. — Я ничего не говорил про твои ноги, — говорит Луи, мгновенно пытаясь забыть про предыдущее открытие. Ему это совсем не важно. Ноги Гарри и их вид не имеют для него значения. Луи пытается сменить тему разговора. — Сейчас, блять, ноябрь, а ты в трусах. Гарри поднимает брови. — Я… Тебе не противно? — От чего противно? — спрашивает Луи. — Я не понимаю. — Мои ноги… Многие люди... — Ох, вот где мы друг друга не понимаем. — Что? — спрашивает Гарри. — Я — не многие люди. Ты не должен делать предположения, пока не уверен в их достоверности. Это неуважительно. Гарри краснеет и опускает взгляд, смотря в пол. Опять. Его рука покоится на костыле. — Я… — Почему бы тебе не принять теплую ванну? Надень штаны или пижаму, не торопись, трать столько времени, сколько тебе понадобится, я буду здесь. Гарри кивает. — Спасибо, — шепчет он с благодарностью и исчезает из поля зрения Луи. Его частое дыхание и стук костылей — единственный шум в квартире. Он проводит свое время, пытаясь лучше понять Гарри и его жизнь, осматривая квартиру, однако не находит ничего такого, что может рассказать о нем больше, чем он уже знает. Все, кроме беспорядка, не представляет ничего важного. Однако цветы и растения, расставленные по квартире, говорят о том, насколько Гарри деликатный и нежный, но ему об этом и так уже известно. Он находит фотографии, расположенные на столе, в конце комнаты. Всего лишь четыре рамки, но каждая аккуратно поставлена. Луи берет первую. На белом дереве написаны четыре слова: сила, амбиции, вера и надежда. Она определенно была сделана своими руками. На фотографии можно увидеть маленького Гарри и, как предполагает Луи, его маму, которая очень похожа на кудрявого. Единственное отличие — темные черные волосы и другая фигура. Можно сразу сказать, что она, как и Гарри, прекрасна. На Гарри надета черная шляпа и мантия, он сидит на стуле, в то время как его мама, облачившись в цветочное облегающее платье, крепко обнимает его сзади. Эта фотография, должно быть, с его выпускного, однако откуда именно, школы или университета, он не знает. Он даже не знает, ходил ли Гарри в университет. Еще очень много частей ему не хватает, чтобы собрать пазл. Луи ставит рамку на место и берет другую. Это фотография Гарри и Джеммы. Он сидит на коленях сестры, показывая руками знак мира и высовывая язык. Джемма смеется и делает вид, будто стреляет в воздух. Смешок вырывается из его рта, и он смотрит на две оставшиеся фотографии. На первой изображен Гарри, его друзья, кузены, возможно, и Джемма на пляже. Он сидит на спине какого-то парня, показывает булочку и улыбается. Сзади можно увидеть кучу одеял и пляжных полотенец, лежащих на песке. Похоже, это был прекрасный день. Солнце ярко светит, а вода переливается различными оттенками. Там не так много людей, но Луи узнает одну из девушек, находящихся в воде, — маму Гарри. Он делает вывод, что фото было сделано в момент семейных посиделок. На последней изображен Гарри еще в совсем юном возрасте. Он выглядит также: большие зеленые глаза и ямочки на обеих щеках. Единственная разница — его волосы там прямые и светлые. Мужчина среднего возраста стоит рядом с Гарри. Он, должно быть, его покойный отец. У Гарри на ногах находится специальная конструкция, он стоит в лодке вместе с папой, гордо держа пойманную рыбу. Ладонь отца покоится на спине мальчика, тем самым поддерживая его. Луи мягко улыбается. Кем бы ни был этот мужчина, отцом или нет, он определенно заботился о Гарри. Об этом можно судить по тому, как он держит его. Грустно, однако, осознавать, что человека, которого Гарри называл папой, больше нет в живых. Луи понимает, как тот чувствует себя из-за этого. — Луи? Как только он слышит свое имя, то тут же ставит рамку с фотографией на место и поворачивается лицом к Гарри, чтобы показаться невиновным, но уже слишком поздно, ведь тот видел его. — Что ты делаешь? — спрашивает Гарри, подходя ближе. Он одет в приталенную черную футболку и серые спортивные штаны. Его волосы намного длиннее, когда они мокрые. — Я просто… — вздыхает Луи. Он был пойман с поличным. Нет смысла придумывать оправдание. — Мне было интересно. Твои фотографии очень милые, — его глаза наблюдают за Гарри, пока он не останавливается прямо перед ним. Тяжело понять, о чем он думает, но, как только он смотрит на стол, на его губах появляется легкая улыбка. Но он продолжает молчать. Луи берет в руки фотографию, которую только что держал, и протягивает ее парню. — Кто это? — Мой папа, — говорит Гарри неуверенным голосом. Луи рад, что его предположения оказались верны, однако он также догадывается, что Гарри беспокоится каждый раз, когда затрагивается эта тема. Он пытается что-нибудь сказать. — Кажется, он действительно любил тебя. — Мне нравятся воспоминания, связанные с ним, — мычит Гарри и забирает фотографию из рук Луи, смотря на нее пару секунд, прежде чем поставить на место. Это явно больная для него тема. Луи не будет давить. — Это твоя мама? — спрашивает Томлинсон, указывая на фотографию справа, на которую он первым делом посмотрел. — Да, — кивает Гарри. — Это после ужина в честь выпуска. Она не разрешила мне снять дурацкую шапку и мантию. Сказала, что так я выгляжу невероятно красивым. Луи улыбается. — Это правда. Гарри кивает, не придавая значения комплименту. — Я чувствовал себя таким нормальным в тот день. Моя семья часто предлагает помощь и обижается, когда я ее не хочу принимать. И во время моего выпуска я думал, что я наконец-то доказал себе все. Вскоре после этого я переехал сюда. — Получается, это был выпуск из университета? Гарри кивает. — Какая у тебя специальность? — спрашивает Луи. — Связи с общественностью, — Гарри вздыхает. — Но я не работал по моей специальности. — Ты еще молод. У тебя много времени впереди, — уверяет его Луи, но, когда Гарри смотрит на него, тот не обращает никакого внимания. Он уходит в себя, больше не заинтересованный в Луи и в словах, вместо этого он смотрит на его фотографию с отцом. Луи ничего не говорит, пытаясь сменить тему. — Должны ли мы идти в студию? Гарри сглатывает, отрывая взгляд от фоторамки. — Да… — слово растягивается. Он не полностью сфокусирован на Луи, пока не заставляет себя отпустить мысли об отце. — Определенно. Пойдем, — он отходит от стола и ведет Луи в конец холла. Парни не произносят ни слова. Луи боится, что все испортил, когда полез в жизнь Гарри, но, как только они заходят в студию, Гарри ухмыляется, и Луи понимает, что ошибался. Улыбка Гарри вызывает мурашки. Луи клянется, это одно из самых милых выражений лица, которые он только видел. — Я нарисовал небольшой эскиз, — объясняет он. — Я нашел твою фотографию в интернете и использовал ее для зарисовки, однако ты мне нужен прямо передо мной, чтобы ты получился как можно лучше, — жестикулирует он, указывая на мольберт. Луи очень впечатлен увиденным. Там не так много нарисовано, буквально пара линий простым карандашом, но это лучшее, о чем Луи мог мечтать. — Вау, — вздыхает Луи. — Выглядит потрясающе. Гарри качает головой. — Не смеши меня. Это только эскиз. — Да. Чертовски хороший эскиз. — пытается убедить его Луи. Он ненавидит, когда Гарри занижает себя, и он хочет подбодрить его. — Куда мне встать? — Как насчет… — Гарри замолкает, осматривая мастерскую. Он никогда не рисовал настоящего человека, кроме его сестры, конечно, что практически не считается. — Просто возьми стул, я думаю… Да, это будет хорошо. Луи идет в другой конец комнаты, где стоят несколько металлических стульев напротив стены, и перетаскивает один ближе к мольберту. Он садится и смотрит на Гарри. — Дерьмо. Тебе тоже нужен стул, да? — спрашивает он и тут же поднимается, когда понимает, что оставил Гарри стоять. — У меня лучше получается работать стоя, — отвечает Гарри. Луи не спорит с ним. Ему не нравится тон Гарри, которым он говорит с ним довольно часто. Монотонный, немного угрожающий и ничего не требующий. Он знает, что Гарри не беспомощный, но он хочет, чтобы тот знал, что Луи всегда рядом в любое время года. — Мне нужно принять какую-нибудь определенную позу? — Ты же знаешь, что это не фотосессия, не так ли? Ты не перед камерой. Мне нужны твои размеры, чтобы придать работе глубину. Луи не знает, что он имеет в виду, говоря про глубину и размеры. — Я буду честен. Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Такое ощущение, будто мы общаемся на разных языках. Гарри смотрит на него. — Просто сиди и выгляди милым, хорошо? — он кивает головой и возвращается к мольберту. — Это не должно быть так сложно для тебя. — Ох, так значит, теперь я милый? Я польщен, — ухмыляется Луи, поднимая брови на комплимент Гарри. Гарри краснеет. — Заткнись. К удивлению Луи, Гарри роняет один из костылей на пол. Как только он собирается поднять его, кудрявый машет руками. — Он мне не нужен. Оставь. Гарри переносит вес на левый костыль и берет карандаш правой рукой. Несколько раз тайно взглянув на Луи, он использует свой набросок, чтобы приметить и сравнить эскиз. Смотреть на то, как Гарри рисует, очень волнительно. Луи беспокоится за Гарри, который постоянно балансирует, перемещая вес с одной ноги на другую и на костыль. Будет очень ужасно, если он потеряет этот баланс, что возможно, между прочим, а Луи не хочет его смущать. — Гарри, ты уверен, что не хочешь сесть? Ты можешь взять мой стул. Гарри смотрит на него, ухмыляется и качает головой, возвращая взгляд обратно на портрет, так и не ответив на вопрос. — Гарри… — Прекрати. Я в порядке. — Я знаю, что ты в порядке, но я не хочу, чтобы ты упал. Малыш, этот костыль не сможет удерживать тебя все время. Я могу принести другой стул, если ты хочешь, чтобы я сидел. Гарри вздыхает и останавливается, встречаясь взглядом с Луи. — Я правда ценю твою заботу, однако я уже делал так много раз. Я знаю, что делаю, все в порядке. Пожалуйста, прекрати это. Спасибо. Луи отступает, облокачиваясь на спинку стула, и смотрит, как руки Гарри с легкостью скользят по бумаге. Они практически не подверглись болезни, в его движениях нет даже дрожи. Луи прочитал пару статей про церебральный паралич и теперь знает кое-что об этом. Он понимает Гарри, даже если никогда не почувствует это на своей шкуре. Некоторые вещи, которые он сказал, теперь имеют больше смысла, хотя у него все еще остались вопросы. Он хочет их задать, но никак не может найти подходящее время. Его любознательность вынуждает его задать более вежливый вопрос. — Когда ты начал рисовать? — Я точно не уверен, — отвечает Гарри и колеблется пару секунд, прежде чем продолжить. — Я всегда был ребенком, который рисовал бессмысленные картинки, чем выводил из себя учителей. Моя мама думала, что мои каракули были не такими уж и плохими, и она заставила меня записаться на кружок рисования в школе, но я не знаю, когда началась эта страсть. Я думаю, она всегда была со мной. Что насчет тебя? Луи поднимает брови. — А что насчет меня? — Когда ты понял, что тебе нравится петь? — Я не знаю, — отвечает Луи и смеется. Он звучит точно так же, как и Гарри, отвечая на этот вопрос. — Мне кажется, я всегда этим наслаждался. — Да, но должно быть что-то, что заинтересовало тебя, — Гарри смотрит на Луи, встречаясь с ним взглядом. — Давай. Должно быть что-нибудь такое. — Я ходил в церковный хор, не мой выбор, но, предполагаю, именно с того момента все и началось, — объясняет Луи. Его мама заставила его ходить в хор. Он был молодым, но проблемным, и она думала, что Бог сделает его менее безрассудным и более собранным. Она ошибалась, конечно же, но его опыт в хоре помог ему в дальнейшем. Именно там он встретил Найла, который позже познакомил его с Зейном и Лиамом, и он очень благодарен за это. — Ты был церковным мальчиком? — Не по своей воле. Моя мама очень религиозная, так что все мы ходили в церковь каждое воскресенье. — Каждое воскресенье? Впечатляюще. Луи кивает. — Поверь мне, мама заставляла нас идти, даже если нам было плохо, и мы выблевывали наши кишки. — Это картина, которую я даже не хочу себе представлять, — смеется Гарри. — Кажется, она очень хорошая мама. Как она восприняла твой каминг аут? — На самом деле, отрицательно, но, тем не менее, она приложила больше усилий, чтобы поддержать меня, чем я ожидал. Я начал приводить парней домой с четырнадцати. — Серьезно? — Да. Мама всегда была вовлечена в эту часть моей жизни. Что насчет твоей? Гарри мягко улыбается. — Я никогда не признавался ей. — Она не знает? Гарри, ты должен… — Легко. Я никогда ей не признавался, потому что она уже знает. Она говорит, что я всегда интересовался больше парнями. Когда я пошел на свое первое свидание и познакомил Уилла с мамой, она ничего не спросила про мою ориентацию. Она никогда не говорила об этом. Я всегда был собой. Никаких ярлыков. Луи улыбается. Никаких ярлыков. Это довольно смелая фраза, Луи может только представить, каково это. — Это хорошо. — Не так ли? — хмыкает Гарри. Он кладет карандаш и берет другой. Этот тоньше, и у него острее грифель. Луи не может не спросить. — Как ты развлекаешься, Гарри? Он всегда был тем человеком, который говорит то, что приходит на ум, даже если тема разговора совсем другая и не подходящая. Он любит быть услышанным, что понятно, но он всегда боялся мнений и комментариев. Однако он не может сказать, что наблюдать за реакцией друзей невесело. — Ты знаешь, что я люблю рисовать. — Кроме этого. Гарри думает пару секунд, поражая Луи ответом. — Я больше ничего не делаю. — У тебя должны быть другие интересы. — Нет. У меня их нет, — качает головой Гарри. — Что насчет… спорта? Все любят посмотреть хорошие футбольные матчи. — Не я. Я не фанат спорта, и я не могу играть, — он смотрит на Луи, щурясь и изучая форму и длину его носа. Он поворачивается обратно к мольберту и стирает линии, которые нарисовал ранее. Его нос в живую смотрится лучше, чем на фотографиях. — Видеоигры? Гарри корчит нос, показывая неприязнь. — Не мои фавориты. — Хорошо… — Луи вздыхает, щипая переносицу в отчаянии, пока вспоминает список различных хобби. — Что по поводу фильмов? Ты любишь фильмы? — Теперь, когда ты это упомянул, да. Я люблю посмотреть хорошее кино, — это отчасти правда. Он любит некоторые фильмы, однако ответил только для того, чтобы Луи замолчал. Томлинсон относится к тем людям, которые будут перечислять весь список хобби, пока не получат ответ, который удовлетворит их. Луи полагает, что можно оттолкнуться от этого. — Да? А какие фильмы тебе нравятся? — Разные, я думаю. Мне нравятся романтические фильмы, также комедии. Все, что угодно, на самом деле. Кроме ужастиков. Я ненавижу их. — Звучит интересно. Я уверен, мы должны сходить в кинотеатр завтра. Во сколько мне тебя забрать? Гарри замирает, убирает карандаш, и смотрит на Луи. — Прости? — Во сколько мне тебя забрать? — повторяет Томлинсон. — Кто сказал, что мы пойдем завтра в кинотеатр? — Я. Только что, — отвечает Луи, думая, что это очевидно. Хотя, на самом деле, так и есть. Гарри улыбается. — То есть ты предполагаешь, что я хочу пойти с тобой на свидание? — Разве мое предположение неверное? — спрашивает Луи, поднимая бровь. — Я имею в виду… Да, оно верное, но почему ты хочешь опять сходить со мной куда-нибудь? Разве последний раз не был ужасным? — Извини меня. Но я прекрасно провел время на прошлой неделе, — отмечает Луи. — И я хочу еще куда-нибудь сходить, потому что ты прекрасный, и я думаю, что ты — подходящий мне человек, поэтому можешь перестать быть таким чертовски негативным и смириться с тем, что ты мне нравишься? Во сколько мне тебя забрать? Гарри ненавидит слово «негативный». Оно беспокоит его так же, как и слово «жалость», и вместо возражений он вздыхает. — В пять будет нормально? — Отлично. Значит, в пять, — Луи опять опирается спиной о стул с легкой усмешкой на губах. — Будет весело. Надень что-нибудь милое. — Хорошо, Луи. Все что хочешь, — бормочет Гарри, не забывая про сарказм, хотя это правда. Он сделает все что угодно для Луи.

***

Весь вечер крутится вокруг успешного рисования портрета. Гарри заканчивает свой набросок, и все, что ему остается, — пара линий, но, тем не менее, он не разрешает Луи взглянуть на проделанную работу. Он не планирует показывать ему портрет, пока полностью не закончит его. Луи появляется в квартире Гарри без пяти пять. Он одет в бордовый свитер, открывающий вид на его ключицы, и черные скинни. Гарри появляется пару секунд спустя, и он выглядит лучше, чем Луи мог себе представить. Он не особо заботится о своей внешности, хотя у него есть стилист, который рвется его одевать каждый день. Черные застегнутые пуговицы на рубашке и белые джинсы с цветочным принтом украшают тело Гарри. Глаза Луи расширяются, когда он видит его. Он в прямом смысле начинает пускать слюни на Гарри. — Что не так? Я выгляжу нормально? — Гарри смотрит вниз на свою одежду. — Я могу переодеться, если ты хочешь? — предлагает он, начиная отворачиваться от Луи и идти обратно в свою комнату. — Нет! — пугает Луи Гарри своим ответом. Томлинсон аккуратно берет парня за бицепс, поглаживая большим пальцем его руку, чтобы утешить. — Извини, милый. Я не хотел тебя пугать. Ты выглядишь прекрасно. И кто из нас тут теперь знаменитость, а? Гарри хихикает, опуская голову, отчего его кудряшки падают вперед, прикрывая лицо. Это мило. Луи убирает его волосы за ухо, проводя рукой по щеке. — Ты приложил больше усилий, чем я, дорогой. Пойдем. Скоро начнется фильм. Луи отходит в сторону, позволяя Гарри идти впереди него. Догнав его, он говорит: — Я забронировал билеты на «Леди в фургоне», надеюсь, тебе понравится. — Что это за фильм? — спрашивает Гарри совсем незаинтересованно. Луи смеется. — Это про женщину, живущую в фургоне. Буквально. Она живет на какой-то известной дороге или что-то такое, я точно не знаю. Гарри бормочет. — Звучит интересно, я полагаю. — Он тебе понравится, и, когда ты на самом деле будешь им наслаждаться, я напомню о твоём нынешнем отсутствии энтузиазма. На лице Гарри мелькает улыбка. Они выходят на улицу, и Луи дает Гарри столько времени, сколько тому надо, чтобы освоиться, и затем берет его костыли и кладет их в багажник. Он усаживается на переднее сиденье и заводит машину. Обычно он водит безрассудно, но когда он с Гарри, то пытается ехать как можно аккуратней. Луи никогда не будет подвергать Гарри опасности. — Как тебе удалось взять два выходных дня подряд? — спрашивает Гарри. — Нам всегда дают пару дней отдыха перед началом тура, однако в этот раз расписание как-то сдвинулось, поэтому у нас теперь свободна целая неделя. Это хорошо, — Луи пожимает плечами. — Ты все еще хочешь сходить на наш концерт? Гарри кивает. — Определенно. Мне было очень весело в прошлый раз. — Прекрасно. В пятницу вечером будет нормально, или ты занят? Гарри выгибает бровь. — Ты понимаешь, что только что спросил самого антисоциального человека на всей планете, нет ли у того планов на вечер пятницы? Луи улыбается. Даже немного смеется. По крайней мере, Гарри может подкалывать себя. — Означает ли это, что я увижу твое милое личико в пятницу вечером? — Конечно, — отвечает Гарри. — Именно этот ответ я и хотел услышать, — улыбается Луи. — Возможно, после ты придешь ко мне домой? — предлагает он. — Мы будем выступать в Шеффилде, откуда ближе всего к моему дому. А в субботу я мог бы отвезти тебя обратно. Гарри думает об этом секунду, одну секунду, прежде чем согласиться. — Хорошо. — Просто удостоверься, что у тебя будет все с собой, что тебе нужно, ладно? — подчеркивает последнее предложение Луи, боковым зрением смотря на Гарри. — У меня есть одежда, которую ты сможешь надеть и разные другие вещи, но… — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — отвечает Гарри. — Я не позволю себе забыть. Поверь мне, я все возьму. Мы же не будем делать ничего безрассудного, не так ли? — дразнится он. — Мы можем заниматься всем, чем только захотим. Смотреть фильмы, или я научу тебя готовить, или… — Луи убавляет громкость. — Я не знаю. Поговорим о наших чувствах или еще о чем-нибудь, — Томлинсон пытается намекнуть на разговор об их отношениях, однако он не знает, готов ли к этому Гарри. Конечно, он, черт возьми, готов. — Ты готовишь? Это не может быть правдой. Нет. Луи вздыхает. Не стоит даже объяснять, что его только что очевидные слова пролетели мимо Гарри. — Я говорил тебе, Гарри, у меня восемь братьев и сестер. Я часто с ними сидел и много готовил для них, когда им надоедало есть макароны с сыром и курицу. — Это безумие. Я не знаю, как у тебя так получается, — Гарри наклоняется и берет руку Луи в свою, сжимая ее. — Я думаю, что ты можешь попытаться научить меня. Возможно, это сработает. — Я тогда поищу что-нибудь культурное для нас, — Томлинсон аккуратно проводит рукой по пальцам Гарри, задаваясь вопросом, чувствует ли тот то же самое, что и он. Он не узнает, пока не спросит, но он не может набраться смелости. Это смешно. Он — миллионер, он может позволить себе все, что только пожелает, кроме этого. Любовь нельзя купить за деньги. Её надо заслужить, и это тяжело. Остановив машину на парковке возле кинотеатра, он быстро смотрит на Гарри, выходя из нее. — Подожди секунду, я помогу, — просит Луи. И он держит свое слово, быстро обходит автомобиль и открывает дверь, подавая Гарри костыли. Луи старается не смотреть на Стайлса, пока тот встает, зная, что тот не любит привлекать внимание, когда пытается сделать что-то сам. Он поднимает большие пальцы вверх, когда тот встает на ноги, спрашивая: — Все в порядке? — Да, все хорошо, — его голос звучит убедительно. Луи идет впереди Гарри, открывает перед ним дверь и ведет его к стойке, где нужно забрать билеты. Он кладет их в карман и поворачивается лицом к Гарри. — Хочешь что-нибудь? — Это будет нормально? — спрашивает он. — Конечно. Я заплачу. Что ты хочешь? Гарри качает головой. — Луи, я могу… — Нет, — прерывает его Томлинсон. — Я угощаю. — Ты всегда меня угощаешь, — дуется Гарри. Это мило, и Луи, безусловно, джентльмен, но это чересчур, и Гарри хочет заплатить сам хоть когда-нибудь. — И? — Я хочу заплатить за тебя хотя бы раз. Луи в ответ улыбается и щелкает Гарри по носу. Тот же хмурится и в итоге опять уступает. — Ты идиот. Ну давай, — Луи подходит к прилавку, ожидая, когда Гарри выберет, но, увы, тот этого не делает. — Что ты хочешь? — еще раз спрашивает Луи. Но, когда поворачивается, видит, что Гарри все еще стоит посреди лобби, выглядя как потерянное животное. Луи громко вздыхает. — Что не так? — Я не… Луи, мне не комфортно, — шепчет Гарри. — Пожалуйста, позволь мне дать тебе немного денег. — Хорошо. Отдашь мне позже, и мы будем квиты. А теперь возьми себя в руки, иначе мы пропустим все трейлеры. Это моя самая любимая часть, — Луи жестикулирует, показывая идти за ним, однако Гарри колеблется, но все-таки сдается и следует за ним. Он не хочет разочаровывать Луи. Томлинсон смотрит на меню на табло, а затем через плечо на Гарри, когда тот определяется с выбором. — Хочешь разделить попкорн и соду на двоих? Это типа романтично. — Я не знаю, — Гарри пожимает плечами. Он не понимает, в чем заключается вся эта романтика. Он ходил только на пару свиданий в пабы и в грязные рестораны. Самое романтичное, что у него когда-либо было, — это разлитый молочный коктейль. Никакие поцелуи, объятия или сексуальная активность, ничего не привлекало его, ему это не казалось чем-то особенным или романтичным. Все это не удовлетворяло его, а лишь успокаивало. Луи повторяет снова. — Может, хочешь что-нибудь еще? — Нет. — Какие твои любимые сладости? — Я больше ничего не хочу, Лу. — Возможно, я просто хочу знать твои любимые конфеты. Или я слишком много спрашиваю? Гарри знает, что Луи врет ему, но не хочет, чтобы разговор подошел к концу. — Мармеладные мишки. Я люблю мармеладных мишек. Совсем не удивительно, когда Луи добавляет пачку мармеладок к их заказу, и Гарри все же пытается сделать все возможное, чтобы отговорить его, на что тот лишь мило улыбается и протягивает свою кредитную карту. Луи забирает всю вредную еду из рук женщины за прилавком. Гарри сразу же предлагает помощь, хотя там не так много, что он может сделать, но Луи продолжает настаивать, что у него все под контролем, добавляя:  — Может быть, я и маленький, однако не слабый. Они почти заходят в зал, когда одна девочка подбегает к Луи сзади и крепко обнимает его. Он вскрикивает из-за неожиданности, рассыпая четвертую часть попкорна на пол, и поворачивается, чтобы рассмотреть ее. — Боже, — бормочет он себе под нос. — Что ты делаешь? Гарри хочет сказать ему, чтобы тот замолчал, схватить за плечо и намекнуть, что ничего ужасного не случилось, потому что девочка — его фанатка, и она, скорее всего, ждала целые годы, чтобы встретить его, однако он не вмешивается не в свое дело. Девочка не кажется тронутой или обиженной поведением Луи. — О, мой бог, — вздыхает она. — Моя подруга думала, что видела тебя, однако я не поверила ей, но вот ты здесь, и, Боже, можно мне с тобой сфотографироваться, пожалуйста? Я так сильно тебя люблю. О, мой бог. Его эмоции практически не меняются. Встречи с фанатами когда-то доставляли ему удовольствие, но теперь он находит это утомительным. Всегда одно и то же. Фанат или целая толпа фанатов находят его и говорят ему о том, как они любят его и One Direction. Он фотографируется с ними или даже снимает видео для них, подписывает что-нибудь и отправляет их туда, куда они шли. Это излишне. Луи нерешительно поворачивается к Гарри. — Все нормально, малыш? Гарри начинает нервничать, когда девочка свирепо смотрит на него, а ведь он хотел помочь ей пару секунд назад. Он больше не желает ничего делать для нее. Сердце бьется в груди слишком часто. Шея покрывается потом. Кровь приливает к щекам. Он ненавидит внимание. Его поза меняется. Плечи опускаются, лицо краснеет, а его нерешительность посмотреть в глаза говорят Луи, что тому совсем не комфортно и что он паникует из-за чего-то. — Гарри? — шепчет Луи, подходя ближе. Гарри виновато опускает голову. — Гарри? Посмотри на меня. Гарри смотрит вверх и их глаза встречаются на долю секунды, перед тем как разорвать контакт. — Все в порядке, — мычит он. Луи сглатывает, не говоря ни слова кудрявому, и поворачивается обратно к фанатке. — Извини за это, милая, — его беспокойство заставляет забыть неожиданную встречу с девочкой. Если то, что он будет с ней милым, заставит ее уйти побыстрее, тогда он побудет милым с ней пару минут, пока будет фотографироваться и давать автограф на маленьком клочке бумажки. — Он скромный парень. Ты хочешь фотографию, да? — Да! О, боже, да, — фанатка кивает ему, хотя он даже не обращает внимание на нее, а, прежде всего, на Гарри, и тот знает об этом. Закусывая губу, Стайлс с тревогой осматривает кинотеатр. Люди теперь пялятся на них. Он ненавидит это. Это не значит, что его заботит внимание, которым одаривают Луи, он знает, что это обычное дело для певца, однако он не может вынести взгляды направленные в его сторону. И это не потому, что он с Луи Томлинсоном, нет, это потому, что он — инвалид, в то время как все — обычные люди. Он выделяется, все внимание приковано к нему, и, черт, он ненавидит это. Его мама всегда была честна с ним. Она никогда не говорила ему всякое дерьмо типа «люди пялятся, потому что они завистливые». Здесь нечему завидовать. Определенно не его бесполезным ногам или глупому голосу или его слабой иммунной системе. Они не завидуют ему. Они жалеют его и находят его чудным, и последняя вещь, которую он хочет от этих людей, — их жалость. Он был таким всю свою жизнь, и это работало последние восемнадцать лет, но он не хочет, чтобы кто-то чувствовал себя плохо из-за него или думал о всех тех вещах, которые он мог бы совершить, не попав он в аварию на машине, когда был ребенком. Это не было чертовым врожденным дефектом. Это не было ошибкой его мамы. Это не было ошибкой доктора, который отвозил Гарри домой. Это было ошибкой дурацкого пьяного водителя. Он попал в редкий процент людей с ДЦП, который получил его после рождения. Его мама надеялась, что ее двухмесячный малыш не получил никаких травм мозга, и он не получил, он был счастливчиком. Пока не подрос. Тогда он уже не был таким счастливчиком. На самом деле, он совсем не был счастливчиком. Но не существует такой вещи, которая повернула бы время вспять. Это реальность. Он всегда был таким и всегда будет. Нет никакого смысла в попытках изменить то, что уже неизбежно. Что есть, то есть. Луи тихо шепчет:  — Что не так? Что-то случилось? Гарри качает головой. Он хмурится и глубоко вздыхает, но все еще не поднимает голову. — Люди пялятся на меня. Мне не нравится это, Луи. Можем мы, пожалуйста, просто пойти и посмотреть фильм? Луи переводит взгляд с Гарри на людей вокруг. Он находит пару человек, которые на самом деле пялятся на них, но, как только он встречается с ними взглядом, они прочищают горло и отводят взгляды в другую сторону. — Малыш, просто игнорируй их, они всего лишь... — Блять, не говори это, — рычит Гарри. Луи колеблется. — Не говорить что? — Что они завидуют. Они мне не завидуют. Здесь нечему завидовать. — Я не собирался этого говорить, — отмечает Луи. — Если бы ты дал мне закончить, я бы сказал, что они просто невоспитанные. С тобой все в порядке. Они не должны пялиться на тебя. — Со мной все в порядке? Ты чертов идиот. Посмотри мне в глаза и, блять, скажи это. Луи сделал бы это, он взял бы Гарри за подбородок, если бы его руки не были заняты. — С тобой все в порядке. Ты идеален. В тебе идеально все, — его челюсть сжимается. — Не позволяй кучке глупых людей занижать тебя, хорошо? Они совсем не важны. Их мнения не должны тебя волновать. Гарри смотрит на Луи и медленно кивает. — Хорошо. — Улыбнись для меня. Гарри пытается улыбнуться, хотя его улыбка и немного напряженная, но это уже лучше в любом случае.  — Соберись. Мы прекрасно проведем время, — Луи улыбается и проходит с Гарри в зал, находя места на последнем ряду. Все, что они могут, — это надеяться, что фильм будет хорошим.

***

Однако все выходит наоборот. Он не так чтобы совсем плохой, но и не так чтобы просто не очень. Если бы они были парой, то целовались бы весь фильм. — Я надеялся, что он будет интересным. Он казался многообещающим, — говорит Луи, когда они выходят из зала. — Я имею в виду, это самый худший из фильмов, что я когда-либо видел. — Я почитал немного про него. Он основан на реальных событиях, ты знал об этом? — Серьезно? Боже, почему они все превращают в фильм? — улыбается Луи. Гарри ухмыляется. — Разве вы не снимались в фильме пару лет назад? Клянусь, моя сестра заставила меня его посмотреть. Я помню, как она визжала, когда Найл появился на экране. Она любит этого парня больше, чем кого-либо. Луи закатывает глаза. — Да, это так, но это совсем другое. — Почему? — спрашивает Гарри. Ему безумно нравится издеваться над Луи. Это весело, забираться под кожу, а еще веселей — видеть, как он краснеет, когда не знает, как ответить, чтобы угодить. — Мы чертовски интересные, Гарри! Там был хороший контент и… — Луи замолкает, как только они заходят в лобби, потому что первое, что он видит, — огромную толпу и их чудовищные вспышки. Их крик эхом отражается от стекла, и все, что Луи может сказать, — «блять». — Пожалуйста, не говори мне, что все эти люди здесь из-за тебя, — шепчет Гарри. Луи ничего не отвечает, потирая лоб и пытаясь мысленно разобраться с дилеммой. Это нехорошо. Это действительно нехорошо. — Луи. Блять. Скажи, что все эти люди здесь, чтобы посмотреть премьеру какого-то фильма, а не из-за тебя. И это возможно, конечно, но, как только они слышат, как толпа начинает скандировать его имя, Луи уже точно уверен, что они здесь, чтобы увидеть его. Он видит пару людей в форме, пытающихся утихомирить фанатов и вывести из кинотеатра, но их очень много. Как и папарацци. Они легко справятся с охраной. — Гарри, я… черт, — виновато шепчет он. — Эта девочка, она, должно быть, твитнула, что видела меня. Я сейчас позвоню моему телохранителю и посмотрим, что можно сделать. Давай посидим. Мы здесь еще немного побудем. Гарри смотрит на толпу до тех пор, пока Луи не трогает его за бицепс. — Пойдем. Там справа есть место, где можно отдохнуть, милый. Сейчас я позвоню моему телохранителю, и все будет в порядке. Они пробираются к дивану, присаживаясь на него. Там стоят еще два таких же, но на них никто не сидит, только Луи и Гарри. Гарри медленно опускается в центр дивана и смотрит на Луи, который выглядит, будто сейчас выскочит из собственной шкуры. Он напряжен. Гарри тоже, но не из-за себя, а из-за Луи. Слишком много внимания приковано к нему, и это раздражает, особенно когда они приятно проводили время вместе пару минут назад. Луи достает телефон из заднего кармана и подносит его к уху после того, как находит нужный номер. Альберто поднимает телефон с третьего гудка. — Привет? Луи, что я могу сделать для тебя, сынок? — У меня небольшая проблема, — объясняет он, маяча перед Гарри. — Я пошел посмотреть фильм, и сейчас перед кинотеатром стоит огромная толпа, и я не могу выйти. — Ты пошел в кинотеатр, не вызвав меня или охрану? — вздыхает Альберто. Он не удивлен, скорее больше разочарован и немного раздражен. — Я думал, что у меня получилось бы быть незаметным. Но ошибся. Гарри скрещивает руки на груди, потирая свой бицепс кончиками пальцев и вздыхает. Внутри здания практически никого нет кроме них самих и персонала, но тем не менее они не могут выбраться. Нет никакого смысла пытаться пройти через такую огромную толпу. — Неужели? — Альберто повышает голос. — Насколько много там народу? — Там… все довольно плохо, да, и я бы не придал этому значения, но, — он понижает голос, — со мной Гарри, и я не хочу рисковать. Гарри смотрит на него. Вот оно что. Он понимает все беспокойство, но, если бы это была достаточно большая проблема, Гарри бы сам решил ее. Он определенно не нуждается в Луи, защищающем его. Альберто колеблется. — Хорошо. Потерпите немного. В каком вы кинотеатре? — Принц Чарльз, по-моему. — Я буду там так скоро, как только смогу. А пока оставайтесь, где вы сейчас, и не злите толпу еще больше, — не прощаясь, Альберто вешает трубку. Луи засовывает телефон обратно в карман и садится рядом с Гарри. — Мне правда очень жаль из-за этого. Я не думал, что это может случиться. Прошло достаточно много времени с последнего раза. Под «достаточно много времени» он имеет в виду пару недель, если точно. Когда у тебя двадцать пять миллионов фолловеров в Твиттере, очень трудно избежать массового внимания. Это один из плохих аспектов его работы. Гарри игнорирует его извинения. Из-за толпы он становится нервным. Он будет в порядке, как только люди, пихающие свои телефоны со вспышкой прямо в лицо, уйдут. — Что будем делать? — Мой телохранитель встретит нас и тогда уже решит, что делать. Возможно, нам потребуется помощь полиции, все зависит от того, насколько неуправляемой будет толпа. — Такое случается часто? — он надеется, что нет, но у него такое чувство, что да. Должно быть, это ужасно для Луи — испытывать такое практически ежедневно. С ним такое случается впервые, а он уже ненавидит сложившуюся ситуацию — одну из самых худших, в которые он когда-либо был вовлечен, и ведь это только начало. — В большинстве случаев, — подтверждает Луи. — Такое происходит на протяжении пяти лет. Я привык. — Это раздражает. Как вы должны наслаждаться вашим свободным временем, когда люди сталкерят каждый твой шаг? Луи смеется. — Гарри… Я бы не стал использовать слово «сталкерить». — А какое еще? Все эти люди не случайно тебя нашли. Смешно так думать, — заключает Гарри. — Это называется быть знаменитым. Такое дерьмо случается все время. — Но это просто абсурд, — спорит Гарри. Луи закатывает глаза. — Это твое мнение. — Ты хочешь сказать, что мое мнение некорректно? — Все, что я говорю, — это то, что мои отношения с фанатами — не твое дело. Блять, ты не должен быть настолько негативным по этому поводу. Это раздражает. Гарри прикусывает губу из-за этого замечания, но ему удается промолчать. Он отворачивается и сморит в противоположную сторону, не понимая, как кто-то может быть спокоен, когда за тобой следят двадцать четыре часа в сутки, неважно, фанаты это или папарацци. Из-за одного странного взгляда Гарри тут же почувствовал себя неуютно, у него покраснела кожа, и расширились глаза. Луи, должно быть, наслаждается популярностью, в душе посмеиваясь из-за тех визгов за стеклом, кричащих его имя. Они словно в клетке для животных. Гарри не беспокоит, что Луи защищает фанатов, но его маленький комментарий о негативности забирается ему под кожу. Ему достаточно разговоров с терапевтом о его постоянном негативе, так что он предполагает, что Луи прав. Все разговоры касаются того, что его состояние может иногда ухудшаться, и в какой-то момент он просто не сможет о себе позаботиться, из-за чего он должен быть счастлив сейчас, но проблема не в этом. У него нет депрессии. Он зол. Зол, потому что никогда не станет нормальным. Зол, потому что он всегда был странным ребенком. Зол, потому что у него проблемы с отношениями со всеми, кроме его семьи. Зол, потому что люди сомневаются в нем. У него так много поводов для злости. Каждый раз, когда он говорит своему терапевту, что сердится, она отвечает, что у него депрессия, и выписывает ему новый антидепрессант, который он никогда не принимает. Он бы уже давно прекратил посещать этого бесполезного терапевта, если бы не его мама и ее склонность к вмешательству. Она посещает его пару раз каждый месяц, приезжая из Чешира, чтобы увидеть ее маленького мальчика, и это мило с ее стороны, да, но она чертовски любопытна. Он выбрасывает свои таблетки в унитаз, когда она приезжает, чтобы она думала, что он их принимает. Он пользуется своими костылями каждый раз, когда она остается, даже если чувствует себя не очень хорошо, чтобы она не комментировала, как ему становится хуже, хотя знает, что хуже уже быть не может. У него даже есть дневник, где написано ненастоящее метафорическое дерьмо, чтобы она верила, что терапия помогает, хотя она и бесполезна на самом деле. Она не работала в течение десяти лет и не будет работать сейчас. Но его мама верит. Всему. Что еще хуже, каждый раз, когда он видит ее, она приводит аргументы, почему он должен переехать обратно к ней, или почему он должен использовать трость, а не костыли, или почему ему нужна автоматическая раковина, ведь он слишком забывчивый и заливает кухню. Но в свою защиту он говорит, что так было только один раз, надеясь, что она забудет об этом. Но только не она, ох, нет, никогда. Он любит ее, конечно, но она чертовски надоедлива, и, если он перестанет ходить к терапевту, она будет на него сердиться, а это последняя вещь, которую он хочет. Если она заберется на его спину, то оттуда уже не слезет. Будут ежедневные аргументы и почасовые проверки, а Гарри не хочет проходить через это. Ему пришлось съехать из-за этого, и он не собирается испытывать это ужасное чувство еще раз, поэтому он будет продолжать посещать терапевта, пока ему будут прописывать лекарства против депрессии. — Такими темпами мы, вероятно, смогли бы посмотреть еще один фильм, — комментирует Луи. Гарри хмыкает в ответ, смотря вниз на свои ногти, поджимая губы. Он злится из-за сделанного Луи замечания. — Ты не можешь быть расстроенным из-за меня. — Ох. И почему же? — смеется Гарри. — Мы хорошо проводили время. Гарри повторяет. — Проводили. Луи трясет головой. — Ладно. Раз уж ты снова чувствительный мудак, я определенно что-то сделал, и из-за этого ты расстроился. Что на этот раз? Мой тон? Я что-нибудь не так сказал? Что именно? — Чувствительный мудак? Мне это нравится, — фыркает Гарри. Луи, должно быть, не знает, как надо общаться с людьми, или он серьезно думает, что он идиот из-за того, что печально известный придурок. Каждый таблоид признает его придурком, что он и подтверждает, говоря бесчувственные комментарии и бесконечно ругаясь со всеми. Это причина, почему он самый нелюбимый участник One Direction, и Гарри может понять, откуда папарацци берут материал. Он пытался дать ему презумпцию невиновности, однако вот где они сейчас. — Я не хотел обзывать тебя мудаком. Мне жаль, — Луи трет переносицу. — Можешь просто сказать, что я сделал не так? — Я не люблю, когда мне говорят, что я негативный, — отвечает Гарри. — Извини? — Ты слышал меня. Не называй меня негативным. Я достаточно наслушался этого дерьма от моего терапевта и семьи. Если ты будешь продолжать и дальше в таком духе, то нам не по пути. — Ты серьезно? — Луи сводит брови вместе. Гарри наклоняется ближе к нему и шепчет: — Попробуй. Луи чувствует угрозу, хотя знает, что Гарри, скорее всего, так не поступит. — Хорошо, хорошо. Извини, что назвал тебя негативным. Ты сама позитивность, — бормочет он. — Послушай, — Гарри сердито смотрит на Луи. Светло-зеленые зрачки тут же становятся серыми. — Я знаю, что я не самый счастливый человек, но это не значит, что ты можешь комментировать все, что тебе заблагоразумится. — Хорошо, — вздыхает Луи. — Хорошо, больше ни слова об этом. Мне жаль. Он по-прежнему работает над причудами Гарри, и это даётся не так быстро, как ему хочется, но, пока он продолжает учиться, Луи не против поправок Гарри, однако он ненавидит выглядеть дураком. Гарри слегка кивает и переводит взгляд в другую сторону кинотеатра. — Тот парень, который выглядит как Терминатор, случайно не твой друг? Громоздкий человек в больших чёрных солнечных очках идет по направлению к ним. — Это мой телохранитель, — информирует Луи и встает, чтобы поприветствовать старшего мужчину. Гарри остается сидеть, слегка вздыхая. Он хочет вернуться домой. Вот и все. Это все, что он хочет, и это не такая уж и большая просьба, по крайней мере, он так думает. Альберто снимает очки и вешает их на рубашку. — Как ты попал сюда? — спрашивает Луи. — Через задний вход, — отвечает Альберто. — Я отведу вас через него к моей машине. Там меньше людей. Луи кивает, довольный планом, однако потом понимает. — Что насчет моей машины? — Я пришлю утром кого-нибудь. — Но, Берто, машина... Альберто прерывает его. — У нас нет выбора. Следуйте за мной. Нам сюда, — он жестикулирует, показывая Луи и Гарри, куда идти. Гарри встает и позволяет Луи идти впереди него. Он чувствует себя взволнованно, ведь он никогда не находился в толпе, состоящей более чем из десяти человек, и он только может остановиться на том факте, что приближается к своей скорой смерти. Луи, опять же, не беспокоится, даже когда они подходят к выходу и слышится крик, раздающийся сквозь трещины в металлической двери. Альберто поворачивается к ним. — Надеюсь, что они будут немного сдержанными, там находится пара офицеров, так что я хочу, чтобы вы не отходили далеко и шли максимально близко ко мне. — Близко? — шепчет Гарри. — Оставайся рядом со мной, хорошо? Все будет в порядке. Я обещаю, все будет хорошо, — подбадривающий голос Луи звучит убедительно, но у Томлинсона уже есть опыт с этим хаосом, а весь позитив Гарри заключается в том, что он считает, что его съедят. Альберто открывает дверь, и крики становятся громче. Глаза Гарри почти вылезают из орбит, и он пытается сфокусироваться на Луи. Он паникует, из-за чего быстро говорит:  — Луи, черт, я не думаю, что справлюсь. Я никогда не был в такой толпе, как эта, что, если я споткнусь и упаду и... Боже. Я ненавижу, когда я падаю, Лу, и, если я упаду перед всеми этими людьми, я никогда не переживу это, и ты тоже. Я просто такой неуклюжий, и я знаю, что я упаду и... — Гарри, — шепчет Луи, подходя ближе к нему и проводя рукой по его щеке. — Дыши. Я хочу, чтобы ты сделал вдох для меня. Все будет хорошо. Если мы будем двигаться быстро, все будет в порядке. Гарри качает головой. — Нет, нет, нет, нет, нет, нет. Я небыстрый. Я, черт. Я не могу это сделать. Извини меня, но я испорчу твою репутацию. Ты не заслуживаешь этого, я буду выглядеть, как дурак, я облажаюсь, и я такой... Луи пытается встретиться с ним взглядом, но Гарри не смотрит на него. — Гарри, пожалуйста, замолчи. Все хорошо, шшш. Посмотри на меня. — Я, блять, ненавижу себя. Я все испорчу, и мне так, так жаль, Луи, я все порчу и... Луи не позволяет ему закончить. — К черту это, — он берет лицо Гарри обеими руками и прижимает свои губы к его. Гарри задыхается, но не позволяет себе отдалиться. Это не тот первый поцелуй, который Луи себе представлял с Гарри. Он не глубокий и не страстный, а скорее нервный и неуклюжий, но Луи не может сказать, что ему не нравится. Это Гарри, он олицетворяет поцелуй. Нервный и неуклюжий. Но он не длится так долго, как он надеялся. Гарри не тот, кто первый отстраняется, это Луи, но только после того, как чувствует, что Гарри расслабляется, и соединяет их лбы вместе. — Все хорошо? — Я… да, хорошо, — он выдыхает. — Теперь лучше. — Как только мы выйдем, ты увидишь, что все не так плохо, как ты думаешь, — обещает он и быстро целует Гарри в уголок его губ. — Пойдем, мальчики. За мной, — напоминает Альберто. У них практически нет времени, перед тем как выйти в толпу, состоящую из девочек и папарацци. Луи удается уговорить Гарри двигаться перед ним, чтобы он мог защитить того спереди и сзади. Даже если он не мегазвезда, ему нужно больше защиты, как считает Луи. Томлинсон кладет руку на спину Гарри, заставляя того двигаться, когда слышит вопли. Полиция пытается делать все возможное, чтобы сдержать толпу, но она не так много может сделать. От папарацци больше шума, чем от фанатов. Гарри не может понять, что они орут, слыша только обрывки слов. Весь шум касается Луи: «твой новый бойфренд», «Гримми», «кто он». Луи не отвечает ни на один вопрос, вместо этого держа руку на спине Гарри, а другой скрывая лицо от фотоаппаратов. Дорога в машину идет спокойно. Альберто открывает заднюю дверь для Гарри и отходит в сторону, чтобы Луи смог помочь ему, но остается рядом, блокируя их. Луи забирает костыли Гарри только после того, как удостоверяется, что все в порядке, и Гарри садится в машину. У них нет времени, чтобы положить костыли в багажник, поэтому Луи передает их Гарри, перед тем, как сесть в машину на заднее сиденье. Альберто закрывает дверь и обходит машину, чтобы забраться на место водителя. Никто не говорит ни слова, пока они не отъезжают от того монстра, в лапы которого они попали раньше. Луи поворачивается к Гарри, лицо того начинает приобретать естественный оттенок. К Гарри, который держит костыли напряженными белыми пальцами. К Гарри, чья голова наклонилась, и который тяжело дышит. — Гарри, — мягко пытается он, но не получает ответ. Его лоб прижат к костылю, а тело вздрагивает, нет, дрожит. Луи кладет свою руку на заднюю часть шеи Гарри и аккуратно массирует его напряженные мышцы. — Гарри, ты в порядке? Наконец Гарри обращает на него внимание, говоря:  — Я не знаю, как ты справляешься с этим каждый день. Блять. Это было ужасно. — В первый раз всегда страшно. Я привык к этому, поэтому это не такое уж и большое дело для меня, но я знаю, что ты нет. Ты в порядке? — повторяет он свой вопрос. — Я в порядке. Просто… Слишком много людей, и я... — Я знаю. Тебе больше не надо ничего говорить. Все хорошо. Альберто поворачивается к ним, когда они стоят под красным сигналом светофора. — Мне отвезти тебя обратно в отель, Гарри? Нервно взглянув на Луи, Гарри отвечает:  — Я… Я не знаю. Луи убирает свою руку с его шеи, скользя ею по позвоночнику и обратно, вырисовывая круги, чтобы успокоить парня. — Как хочешь, Г. Все, что ты желаешь, будет исполнено. — Я хочу домой, — он не колеблется, и Луи не может сказать, что он винит его. Гарри быстро смотрит на него, бормоча извинения. — Прости. — Нет проблем. Я понимаю. Мы увидимся в пятницу в любом случае, — Луи двигается ближе к плечу Альберто. — Он живет в апартаментах Chestnut Meadow. Томлинсон думает, будут ли они обсуждать поцелуй, и он не удивляется, когда никто из них не произносит ни слова. Гарри ничего не говорит ни во время поездки до его дома, ни после того, как Альберто заезжает на парковку, ни тогда, когда он выходит из машины. Он закрывает дверь, не проронив даже «пока», или «спасибо» или «я позвоню тебе позже». Луи наблюдает за ним, пока тот поднимается по ступенькам и заходит в дом. Томлинсон падает на сиденье. — Я облажался, — шепчет он. На что Альберто говорит ему:  — Я не думаю, что он создан для такого образа жизни, Лу. Луи не соглашается, но и не спорит. Он ничего не говорит. Он наслаждается компанией Гарри слишком сильно, чтобы слушать разочаровывающие комментарии. Только он может решать, как поступить, и он не хочет сделать что-либо неправильно и потерять лучшего, по его убеждению, мужчину, которого он только встречал. Когда наступает утро понедельника, папарацци уже продали их фотографии, а таблоиды уже написали статьи. Луи не видит какие-либо истории и слухи. Он не ищет их, его не волнует чтение твитов, и он, конечно, не ищет в твиттере свое имя. Хотя его отсутствие интереса не разделяется остальными участниками группы. Им всегда не терпится прочитать о слухах, касающихся их. Луи не видит ни одну статью, пока Зейн не врывается в гримерку и не тыкает ему своим телефоном в лицо. — Бро, посмотри на это. Луи моргает, отходя назад и отодвигая руку Зейна подальше . Он сужает глаза. — Успокойся. Блять, на что я смотрю? Взглянув на телефон, Зейн ругается, быстро кликая по экрану, чтобы вернуть статью, и передает его. — Вот, — он показывает Луи телефон. Там много твитов от The Sun вместе с фотографиями, на которых изображен он сам и Гарри, а название статьи гласит: «Певец 1D идет в Противоположном Направлении?» Это удар для Гарри. — Дай мне посмотреть, — он пытается забрать телефон из рук Зейна, однако тот продолжает его держать. — Нет, друг. Это противно. Статья основывается только на предположениях и ни на чем конкретном, — информирует Зейн и пролистывает вниз, неохотно показывая Луи твиты про Гарри. Луи насмехается. — Это… Он не страдает параличом нижних конечностей, как, черт возьми, это может иметь смысл? — Я не... Луи возмущается, становясь все более злым по мере прочтения нескончаемых твитов, что Зейн, очевидно, считает, ему нужно видеть. — Если бы у него был блядский паралич ног, он бы пользовался инвалидным креслом, не так ли? Зейн смотрит на него. — Я не знаю, чувак, — он вздыхает. — У Гарри есть Твиттер? Может, тебе надо предупредить его? Он еще не знает все про Гарри, кроме самых простых вещей, но Гарри открыт для него. Он может его спросить, он просто не стал пользоваться возможностью и расспрашивать его. — Наверное. — Позвони ему. — Почему я должен делать это? — спрашивает Луи, разваливаясь на кресле. Он скрещивает руки на груди. Трудно поверить, что Зейн пришел с такой ужасной идеей. — Если он не знает, почему я должен говорить ему? — Это тоже правильно. Но он услышит об этом когда-нибудь. С помощью радио, телевизора, семьи, друзей. И, когда он это сделает, захочет узнать, почему ты не сказал ему и почему не заступился и не попытался положить этому конец. Это только злит его больше. Он встает, подходит к Зейну ближе, становясь прямо перед его лицом. Он не кричит и не повышает голос. — Ты закончил обращаться с ним, как с куском дерьма? Он тебя не волновал на прошлой неделе, так почему тогда ты заботишься о нем сейчас? Что изменилось? — Ничего, я просто… — Зейн понижает голос. — Он мне нравится. Я думаю, что он милый. — Ты даже не разговаривал с ним, — Луи проходит мимо него. Зейн следует за ним и тянет его назад за плечо. — Послушай, я знаю его, и я, возможно, неправильно к нему отнесся, но, кажется, он тебе нравится, и, если ты счастлив, тогда я тоже. Я не могу говорить за остальных парней. — Ему и так тяжело, — говорит Луи, поворачиваясь к Зейну лицом и встречаясь с ним взглядом. — Я не хочу еще раз слышать, как ты зовешь его отсталым, ты, блять, понимаешь меня? — его глаза чернеют, когда он впивается взглядом в Зейна. Между ними существовало напряжение с того инцидента, когда они видели Гарри. Он выплескивал злость на сцене, пиная Лиама по яйцам и прыгая на спину Найла так много раз, как и обычно, но с более ужасными намерениями. Он не обращает внимания на всю эту дискриминацию. Он белый трудоспособный мужчина. Он католик. Ему это дается легче, чем остальным. Поняв, что удача — первый шаг к тому, чтобы не быть задницей и чтобы не судить людей, основываясь на их внешнем виде. Он даже не помнит, чтобы он обсуждал фанатов, которых они встречали. Все они разные: женщины, мужчины, молодые, старые, черные, азиаты, латиноамериканцы, белые, геи, и так можно продолжать и продолжать. А Зейну тяжело иногда. Будучи мусульманином, он получает много ненависти и высокомерия в свой адрес, так что он, в отличие от всех остальных, должен понимать, как обращаются с меньшинствами. Зейн трет горбинку на носу, вздыхая. — Луи, все было не так. — Мне плевать, — шепчет Луи, отталкивая его. Он позволит тем комментариям просто так существовать. Если Гарри видел это, он расстроился, а Луи не хочет видеть его таким. — Почему ты так его защищаешь? Он не беспомощный. Я знаю, что ты заботишься о нем, но ты так быстро к нему мчишься, будто пуля, из-за этого кажется, что он беспомощный. Мысль настигает Луи. — Я не думаю, что его вообще кто-то защищал, Зи, — шепчет он. — Что насчет его родителей? — Его папа, он… — Луи делает паузу. Он хочет, чтобы то, о чем они разговаривали с Гарри, осталось только между ним и Гарри. — Его отец не с ним, а мама считает его ребенком. — Она хотя бы хорошо к нему относится. — Да, но это не одно и то же, — Луи трясет головой. — Нянчиться и защищать — это разные вещи. Зейн выдавливает из себя слабую улыбку. — Я знаю, но это причиняет боль, если так думать. — Ты прав, я полагаю, — говорит Луи. Он достает телефон из кармана. — Я собираюсь позвонить ему. — Хорошо, я тогда пой… — Останься, — отвечает Луи, хватая руку Зейна. — Ты же останешься, да? — Да… — медленно отвечает Зейн. Луи — харизматичная и кокетливая личность. Он хорош в получении того, что хочет, и его мама всегда говорила ему, что, если ты хорош в чем-то, всегда пользуйся этим. Луи садится на диван и ищет номер Гарри. Зейн сидит на подлокотнике около него и с интересом наблюдает. Телефон звонит один, два, три, четыре раза, перед тем как Гарри поднимает трубку. Его голос усталый, такое ощущение, будто он только что проснулся. — Что такое, Луи? — мычит он. Луи колеблется, осознавая, что что-то не так. Гарри тяжело дышит. — Луи? Что происходит? — Не злись, пожалуйста, на меня. — Это отличный способ, чтобы начать блядский разговор, — бормочет Гарри. — Скажи мне, что происходит. — У таблоидов есть наши вчерашние фотографии. Гарри сглатывает. — И? Луи начинает ходить вокруг да около. — Там также есть статья, ты знаешь, и она… На самом деле, неточная. Точнее совсем не точная. Это полное дерьмо, и я не хочу, чтобы ты беспокоился, потому что я собираюсь посмотреть, что можно сделать, но я не знаю, смогу... Зейн поднимает бровь. Он никогда не слышал, чтобы Луи так нервничал. Это удивляет. Он кладет руку на плечо Луи и сжимает его, подбадривая. — Что ты хочешь сказать? — Это было грязно, Гарри. Я просто… Если ты увидишь что-нибудь из этого или услышишь, просто знай, что это неправда, и… — Луи, — тихо говорит Гарри. — …Мне жаль, что СМИ так плохо отзываются, ты не заслуживаешь этого негатива, и я знаю, я назвал тебя негативным, но… Гарри повторяет. — Луи. — Ты не заслуживаешь, чтобы к тебе относились, как к животному, потому что ты, на самом деле, идеальный. Чертовски идеальный, и я не хочу, чтобы ты себя занижал, — он останавливается и слышит его дыхание. Они молчат. — Ты закончил? — спрашивает Гарри. — Да. — Я уже видел статью, — говорит он, звуча совсем не удивленно из-за стараний Луи. Луи не может дышать. Из-за правды весь его воздух выскользнул из его легких. — Что? — Да, — Гарри сухо смеется. — У меня есть подписка. Статья на их домашней странице, — он больше не знает, что сказать. Нечего сказать. — Ох, — шепчет Луи. — Да. Я никогда не знал, что я был парализован из-за несчастного случая. Очевидно, я медленно лечу свои ноги, восстанавливая их. Я должен быть гребаным мутантом, чтобы выздороветь, — он не звучит расстроенно, его эта ситуация забавляет. Потом он молчит. — Ты же не думаешь, что мое положение ниже твоего из-за моей болезни, не так ли? — Нет, милый. Конечно нет. Ты такой прекрасный человек. Ты абсолютно точно выше меня. Гарри вздыхает. — Говорят, что ты со мной из жалости, и, ты знаешь, я… Луи прерывает его. — Ненавидишь слово «жалость». Я знаю, малыш, поверь мне, я знаю, мы уже это проходили. — Я беспокоюсь из-за того, что ты видишь меня по-другому, — признается Гарри. — Тогда дай мне пообещать тебе. Включи диктофон. Я это больше не скажу. — Что именно ты мне обещаешь? — Я обещаю, что никогда не буду жалеть тебя, — произносит Луи. — Ты нормальный и независимый человек, Эйч. Здесь некого жалеть. Гарри вздыхает. — Я знаю, что ты это уже говорил, но так приятно слышать это от кого-то, кому необязательно это говорить. — Я клянусь, что это обязательно. — Спасибо. Что позвонил мне и был честен. Я ценю это. — Конечно. Это, должно быть, что-то новое для тебя, и, если тебе будет страшно, я хочу, чтобы ты дал мне об этом знать. Я хочу, чтобы ты был честен со мной. Гарри смеется. — Я запомню это. То же самое касается тебя, ты же знаешь? Я понимаю, что я не самый опытный человек, но, если тебе захочется с кем-то поговорить, я всегда здесь. Буквально. — Я знаю, — Луи улыбается. — Еще рано. Я отпускаю тебя, чтобы ты шел обратно спать. Пока, малыш. — Пока, Лу, — телефон выключается, и Луи смотрит на Зейна. — Если бы я ничего не знал, я бы подумал, что вы парочка, — говорит он. — Я думаю, что так и есть. Зейн поднимает бровь. — Да? — Да, — Луи выдыхает. — Он просто об этом еще не знает. — Вы целовались? — Да, — отвечает Луи, постукивая пальцами по бедру. — И это было чертовски странно. Он не решался, но ему нравилась эта идея, я так полагаю. Он ничего про это не говорил. Я просто надеюсь, что это не оттолкнуло его. Я хочу поговорить с ним, ты знаешь, признаться, что он вызывает у меня столько эмоций, сколько никто еще не вызывал. — Тогда поговори. Не позволяй страху сдерживать это, — он встает. — Ты совершаешь хорошее дело, Лу. Все будет в порядке, — говорит он, последний раз хлопает его по плечу и выходит из комнаты. Луи смотрит на дверь и вздыхает. — Надеюсь.