***
Звенит дверной звонок, и шум тут же заполняет всю квартиру. Сердце Гарри падает в живот в тот же самый момент. Он не помнит, что репетировал до этого, что собирался сказать семье своего парня, и теперь его ход мысли рушится. Его волнение вот-вот всё испортит, он выставит себя дурачком, что приведёт к отсутствию уважения от матери Луи. Всё, чего ему действительно хотелось, — не допустить этого. Он на самом деле не думает, что просит о многом. — Ох, они здесь! — кричит Луи, идя по коридору с футболкой, перекинутой через плечо. Будучи без рубашки, его мышцы живота находятся на обозрении. Его волосы всё ещё плотно прижаты к коже головы после душа. Несмотря на то, что Томлинсон не полностью подготовлен, его уверенное состояние по-прежнему вызывает у Гарри толпу мурашек. Кроме того, Стайлс немного завидует телу Луи. У того нет другого выбора, кроме как оставаться в форме, и он выглядит чертовски хорошо, не прилагая особых усилий. Собственные бицепсы у Гарри — необходимость передвигать кресло-коляску, но тем не менее мышцы его живота полностью отсутствуют. Он худой, возможно, слишком худой для своего роста, но всё же с пухлым животиком, но опять же это не совсем то, что он может контролировать. Была бы его воля, он был бы давно на полу, изо всех сил стараясь превысить число подъёмов пресса и отжиманий, сделанных в один подход. Если бы это зависело от него, он бы следовал за Луи в тренажерный зал, и тренировался бы без подстраховки. Томлинсон всегда сам составляет программу тренировки для Гарри. Он, похоже, уверен, что Стайлс сможет сделать безумное количество подтягиваний из-за того, что у него сильные руки, и даже более чем уверен, что Гарри сможет поднять вес в два раза больше его самого. Гарри рад, что один из них уверен в этом. Он утыкается взглядом на колени, нервно пропуская пальцы здоровой руки сквозь волосы. По крайней мере, кресло-коляска вне поля зрения, поэтому он надеется, что на нее не обратят внимания. В нем теплится надежда, что Луи будет принимать гостей хотя бы в гостиной. Теперь он не уверен, сколько часов визита на выходные он сможет скрываться в гостиной, но Луи заверил его, что постарается сделать всё возможное. Часть его задается вопросом, будет ли семья Луи ожидать от него, что он их поприветствует. Он не сможет. Его ноги не работают. Он едва ли может стоять самостоятельно, не говоря уже о том, чтобы дать им всем надлежащее приветствие с великодушными объятиями. Что, если это их оттолкнет, и остальная часть их посещения пройдет в снисходительных взглядах и вынужденном молчание? Гарри не сможет вытерпеть этот визит, не испытывая при этом тревоги. Луи сразу же обнаруживает беспокойство Гарри. Его рука останавливается на дверной ручке, когда он готов её повернуть, и он меняет свою позицию, чтобы взглянуть на Гарри. — Ты мне доверяешь, разве нет, любимый? — Больше, чем кому-либо ещё, — честно отвечает Гарри, затем колеблется, прежде чем спросить. — Это так заметно? — Поверь мне, когда я говорю, что всё будет хорошо, значит, так и будет, — говорит Луи, ловя взгляд парня. — Сделай глубокий вдох для меня. Если ты начнешь чувствовать себя неловко, ты не колеблясь дашь мне знать, ладно? Гарри тяжело сглатывает. — Нет. — Потому что если ты начнешь чувствовать себя разбитым, то я должен быть первым, кто узнает об этом, — Луи снова смотрит на дверь, но, согнув руку, вздыхает. — Я действительно не хочу, чтобы ты беспокоился об этом. Моя семья будет обожать тебя, как только они увидят твоё великолепное лицо. Всё, о чём тебе действительно нужно беспокоиться, — это то, что девочки могут попытаться сделать что-то с твоими хорошенькими волосами. Гарри кивает, и Луи расценивает это как согласие, чтобы открыть дверь и впустить семью внутрь. Они ещё не видели его дом лично, только на тёмных агрессивных фотографиях папарацци, размещённых в Интернете без его разрешения, поэтому он планирует провести экскурсию по всему дому после того, как представит семье Гарри. Вот и всё, что подразумевает этот визит. Как только парадная дверь скрипит, толпа женщин бросается на Луи с объятиями и поцелуями, и Гарри начинает чувствовать себя гораздо более неловко, чем до этого. Он физически не проявляет никакого волнения, кроме вынужденной, натянутой улыбки. Он понимает, что здесь находится девять Томлинсонов, включая мать Луи и отчима, но, когда он видит их лично, ему становится сложнее сопоставлять имена с лицами. Он знает, что низенькая платиновая блондинка — Шарлотта, или Лотти, иногда Лоттс, старшая из сестёр Луи, и она проводит много времени с ним, когда он отправляется на разные континенты в тур. Гарри также знает очень высокую, очень естественно выглядящую брюнетку — вторая по старшинству сестра, Фелисите, или Физзи, называемая так семьей, и она чрезвычайно умна, а Луи всегда шутит, что он хотел бы, чтобы ему генетически передалось хоть немного её ума. Узнаёт эти два лица и больше ничего не помнит. Он не может ничего сказать о первой паре близняшек, хоть изо всех сил пытается вспомнить их имена. Что касается двух других близнецов, несмотря на то, что они разнополые, Гарри даже не помнил об их существовании, не говоря уже об именах. Он знает, что маму Луи зовут Джоанна, предпочтительно Джей, а отчима — Дэн, но подробности, о которых ранее рассказывал шатен, он не смог запомнить. Томлинсон потратил так много времени, рассказывая Гарри немного подробностей о каждом члене своей семьи, и теперь это уже не имеет смысла. Является ли Дэн фанатом «Манчестер Юнайтед», или он его совершенно презирает? Какова была прежняя профессия Джей, прежде чем она стала полноценной домохозяйкой? У какой девочки аллергия на моллюсков? Он не помнит. В то время, как у Томлинсонов происходит маленькое воссоединение семьи, Гарри сглатывает, вспоминая о своих родных. Почему они не были похожи на Томлинсонов? Боже, всякий раз, когда Стайлсы собирались вместе, обычно всё это сопровождалось спорами, криками, кто-то угрожал и так далее. Иногда, если Гарри действительно везло, его дядя Кэл напивался и высказывал свое мнение о его инвалидности. Воссоединения всегда были хорошим, забавным временем. Возвращаясь к действительности, Гарри не знает, как всё это будет происходить. Он надеется, что Луи не заставит свою семью встать в одну шеренгу, чтобы представить всех. Всё должно происходить естественно, иначе попытка Гарри чувствовать себя менее напряженно и неловко, чем обычно, провалится с треском. Для него было ошибкой согласиться на это. Он складывает руки на коленях и вжимается в спинку дивана. Это последний уик-энд, который он проводит с Луи, всё потому, что он собирается всё испортить, и его будут ненавидеть. Он полагает, что он неровня Луи, но, если семья его бойфренда это подтвердит, это будет уже слишком. Только после того, как он слышит своё имя, он снова обращает внимание на ситуацию, возникающую перед ним. — Гарри, любимый, это моя мама, — говорит Луи, и когда Гарри поднимает голову, он находит взглядом элегантную женщину, с любовью глядящую на него. Луи не особо похож на неё, но, судя по манерам и их глазам, что-то всё-таки есть. По тому, как оба стоят, по тому, как их плечи откидываются назад, по тому, как их улыбающиеся лица светятся, можно сделать вывод, что они тесно связаны друг с другом. Гарри начал бы говорить, начал бы рассказывать, как он счастлив наконец встретиться с ней, начал бы упоминать, какой прекрасный человек Луи, но всё это застревает у него в горле. Он не знает, что сказать. Он думал, что точно спланировал свою речь, но теперь, когда он действительно должен это сказать, парень застывает. Джей заполняет тишину, создавая впечатление, будто Гарри не стушевался и не забыл, как использовать его слова. — Боже мой, ты такой же милый, как рассказывал Луи. Так приятно наконец встретить тебя, Гарри, — она наклоняется, не ожидая, что он приложит все усилия, и крепко обнимает его, удивляя кудрявого. Он медленно обнимает её в ответ и понимает, что его подбородок удобно лежит на её плече. Луи встречается ним глазами, поднимает брови и улыбается, словно сообщая Гарри: «А я что тебе говорил?» Стайлс достаточно странно чувствует себя любимым этой прекрасной незнакомкой. Она заставляет его чувствовать себя в безопасности, не так безопасно, как Луи, но, если бы он был в опасности, она бы закрыла его собой в мгновение ока. После их объятий Джей отстраняется, положив свои руки Гарри на плечи. — Луи сказал, что ты очень сильно беспокоишься насчёт встречи с нами, почему? Она очень прямолинейна, слишком. — Я… Э-э, знаете, просто вы — его семья, и я очень хочу произвести хорошее впечатление на всех вас, — смущённо бормочет Гарри, на полпути заикаясь. На её пухлых губах тут же появляется улыбка. — Если честно, я думаю, что мы были гораздо больше озабочены встречей с тобой, — говорит она, не разрывая зрительный контакт. Между ними возникает неловкое молчание, затем Джей спрашивает: — Не возражаешь, если я присяду? — О, эм… Нет, конечно, нет, — говорит он, начиная отодвигаться в сторону, но она тут же хватает его за руку, останавливая его действия. — У меня есть более чем достаточно места, — Джей садится слева, оставляя место справа от него пустым. Когда Гарри смотрит на женщину в ожидании, то краем глаза замечает Луи, стоящего рядом с сёстрами, обнимая одну из старших близняшек, которая увлечённо что-то ему рассказывает. Гарри не может сдержать улыбку. — Он замечательный брат, — отмечает Джей. Кудрявый смущённо смотрит на неё. — Он слишком удивительный парень. Вы знаете, я никогда… Я никогда не встречал таких людей, как он. Он относится ко мне иначе, чем все остальные, но это хорошо, очень хорошо. Вы воспитали его прекрасно, — в его горле образуется комок, и он сдерживает себя, чтобы не заплакать перед мамой своего парня, с которой встретился всего тремя минутами ранее. Фактически, он не может поверить, что честен с леди, с которой никогда не разговаривал раньше, хотя он чувствует себя естественно. Он частично убежден, что она старый друг, тот, кому он раскрыл все свои секреты, особа, знающая его лучше, чем он сам. — Я очень горжусь тем, кем он стал, — в этот момент она не смотрит на Луи, скорее, её взгляд останавливается на Гарри. Её глаза не покидают его лица с того момента, как он повернулся, чтобы посмотреть на неё. — Он рассказывает о тебе столько хорошего. Каждое утро я слышу, как звонит мой телефон, и я могу только задаться вопросом, что он расскажет мне о тебе на этот раз. Мне это нравится, мне нравятся истории, которые он рассказывает мне, делится моментами, которые вы переживаете вместе, — Джей делает паузу. — Он чувствует себя благословенным из-за того, что ты есть в его жизни. Что-то внутри Гарри напрягается от шока. Благословенным? Луи чувствует себя благословенным из-за него? Это не совсем то слово, с которым он ассоциирует себя в жизни Луи, но эта фраза заставляет его чувствовать себя так, будто он чего-то стоит. Единственный раз, когда он слышал что-то подобное, — это когда его старый терапевт пыталась убедить его в том, что он — благословение для его матери. Он не благословение для своей матери. Он — страдание. — Он так говорит? — Каждое утро, — Джей улыбается и тянется, чтобы взять его за руку. — Ты очень особенный молодой человек, Гарри. Не позволяй никому говорить о тебе иначе. После этой неожиданной беседы с Джей он проходит через процесс знакомства с каждой из сестёр Луи и его младшим братом. Хотя Эрнест и Дорис, по-видимому, не понимают идею о том, что Гарри является парнем их старшего брата, скорее, они считают его своей версией игровой площадки. — О, нет, дети, не залазьте на него, он не игровая площадка «Джунгли». Мне очень жаль Гарри, я надеюсь, они не причинят тебе вреда, — Джей извиняется, пытаясь изо всех сил быстро и легко забрать детей в свои объятия. Гарри кладёт ладонь ей на плечо: — Всё в порядке. Я обещаю сказать, если они причинят мне боль, но я сомневаюсь, что они это сделают. Он совершенно успокаивается, познакомившись со всей семьёй. Луи сидит справа от него, его рука покоится на диване позади Гарри, как будто он собирается сделать ход — клише из романтических комедий. Остальная часть семьи располагается в гостиной. Фиби и Дейзи, старшие близняшки, сидят на полу перед ногами мамы. Одна из них играет на iPad, на который надет блестящий розовый чехол, в то время как другая сердито обижается, напоминая сестре о том, что настала её очередь играть. Лотти и Дэн сидят на углу соседнего с ними L-образного дивана, внимательно прислушиваясь к каждому слову, которое кто-то говорит. У Физзи, с другой стороны, нет никакого желания делиться пространством, поскольку она сидит на соседнем кресле одна, располагая своё соблазнительное тело по всей его поверхности. Затем Гарри решает, что она — его любимая сестра Томлинсона. Хотя он полагает, что это потому, что она больше всего похожа на Луи, а он откровенно любит, как выглядит тот, поэтому смотреть на его женскую версию — не так уж плохо. — Значит, ты прикован к инвалидному креслу, да, Гарри? — спрашивает Лотти, застав его врасплох, хотя он действительно ценит её честное любопытство. — Или ты на самом деле можешь ходить? Луи глубоко вздыхает, открывая рот, чтобы исправить её, но Гарри перебивает его, ободряюще кладя руку на бёдро парня, говоря тем самым тому расслабиться. Он сможет. Он чувствует себя более уверенно, чем обычно, и он объяснит ситуацию людям, которые не очень его понимают. — Я не имею много сил в ногах, но я использую костыли, чтобы ходить. Сейчас я не могу их использовать, так как попал в аварию несколько недель назад, технически я могу начать делать это снова, если захочу. Это просто… Я немного волнуюсь. Никто не говорит ни слова о его речевом дефекте, что заставляет его чувствовать себя намного увереннее. Он ожидает, что одна из младших девочек или Эрнест спросит, почему он так смешно говорит, и он особенно счастлив, что никто не просит его повторить. Их, кажется, не волнует, что иногда он не может составить полноценное предложение, или ему не хватает отточенной дикции. На этот раз он чувствует себя комфортно среди людей, которые не являются его сестрой или Луи, и он ощущает себя великолепно. Лотти продолжает. — Ах да, извини, я слышала об этом. Ты уже чувствуешь себя лучше? — интересуется она. — Гораздо лучше, — усмехается Гарри, глядя на Луи. — Спасибо за это твоему брату. У него терпение святого, и я не смог бы ничего сделать без него. Мне очень повезло. — Если бы у него было это терпение со мной! Когда мы были младше, он пытался научить меня играть в футбол, а у меня не очень получалось. В итоге он попал своей ногой мне прямо в нос! Мне всё ещё снятся кошмары про этот день, — фыркает Физзи. — Это произошло только потому, что ты слишком близко стояла ко мне, Физ, — возражает Луи, тяжело вздохнув. Он смотрит на Гарри. — Я на самом деле не ударил бы мою восьмилетнюю сестру в лицо, детка, я обещаю. Я бы никогда этого не сделал. — Великолепно, — Гарри закрывает глаза, выпуская тяжёлый раздражённый вздох. Дорис развлекается с его длинными волосами, накручивая его кудряшки себе на пальцы, и вдруг тянет прядь волос, недостаточно, чтобы заставить его вздрогнуть, но достаточно, чтобы заставить открыть глаза. — Что? Что я сделал? — спрашивает Луи. Намек на неопределенность возникает в его тоне. — Мне придётся начать двигаться быстрее из-за тебя. Я действительно не хочу, чтобы моё симпатичное лицо и моя внешность пострадали из-за того, что ты ударишь меня, — Гарри прижимает кисть к своему лицу, сдерживая смех. Как только Луи понимает, что он шутит, то громко смеётся в ответ. Он легонько хлопает младшего по руке, а затем продолжает удары уже по груди. — Ты абсолютно ужасный человек! Ты меня напугал, вдруг я сказал что-то не то, — восклицает он, затем наклоняется ближе: — И для справки. Твоё лицо намного больше, чем просто симпатичное. — Ну, разве ты не очаровательный? — передразнивает его Гарри, не сводя глаз с Луи. Затем он быстро, неожиданно целует парня в губы. — Я действительно ценю это. Неудивительно, что эти девушки хотят снять свои трусики перед тобой, сладкий болтун. Если бы я мог раздеваться быстрее, я бы снимал с себя белье каждый раз, когда ты говоришь что-то очаровательное. Знаешь, что это значит? Луи качает головой, посмеиваясь, не понимая, к чему клонит Стайлс. На мгновение он задаётся вопросом, нужно ли сказать Гарри, чтобы это немного неуместно сейчас, но оставляет это. Что бы он ни сказал, это не может быть дико неуместным. — Даже не подозреваю. Первой перестаёт смеяться Джей. — Мне это нравится. Они говорят некоторое время, но, конечно, это нормально, для семьи, которая собирается вместе так редко. Старшие девочки начинают жаловаться на то, как сильно они голодны, а прошло уже два часа со времени ужина. Луи смотрит на часы, висящие на пустой стене напротив. — О, вы только посмотрите на это, они правы. Уже половина девятого, надо заказать какой-нибудь еды, верно? Что думаете? — спрашивает он. — Да ладно, Луи, — стонет Лотти. Как Гарри понимает, она ещё та тусовщица и стала такой ещё в шестнадцать. Девушке скоро исполнится двадцать, и Луи всегда беспокоится о её благополучии, когда видит её нетрезвые фото в клубах и на концертах. Он также понимает, что она — избалованный ребенок. — Это наша первая ночь на новом месте, покажи нам окрестности города, по крайней мере отвези нас в хороший ресторан. Ротерхэм — довольно большой город в Южном Йоркшире, расположенный в нескольких милях от Шеффилда. Это мило, правда, но между быстрым движением из одной квартиры в другую, гастролями, а затем заботой о Гарри, Луи не успел исследовать город. Он мало знает о людях, архитектуре, возможностях или чёртовых ресторанах в этом отношении. Джей смотрит на Гарри, затем качает головой, ругая свою старшую дочь. — Лотти, мы можем поужинать дома сегодня вечером. Может быть, выйдем в город завтра или в воскресенье. Лотти закатывает глаза. — Ой, как весело. У нее плохое отношение, даже когда она путешествует с Луи. Удовлетворения не существует, когда дело доходит до неё. К счастью, она единственная сестра Томлинсона, которая, похоже, сталкивается с этой проблемой. Луи вздыхает. — С другой стороны, здесь есть небольшой итальянский ресторанчик в центре города, славные ребята, кто-то может позвонить им, чтобы убедиться, что у них есть место на десятерых. — Я справлюсь, — предлагает Физзи, её телефон уже на полпути к уху. Гарри смотрит вниз на свои колени, вновь начиная заламывать пальцы. Это нервная привычка. Он выходил из квартиры несколько раз, чтобы посетить врача, но мысль о том, что ему придется идти на хороший ужин с семьёй своего бойфренда и правда заставляет его чувствовать себя легкомысленным. Он клянётся, что искры света вспыхивают перед его глазами. Конечно, Луи мгновенно замечает это и садится вперёд, поворачиваясь всем телом и к нему. — Всё будет хорошо. Мы просто собираемся немного поесть и поговорить. Я не позволю ничему плохому случиться с тобой. Гарри паникует, много, его пугает, что люди злятся на него за это. Луи никогда не кричал на Стайлса из-за того, что тот паникует, потому что это то, что нельзя контролировать. Они оба работали над этим, и со временем всё стало лучше. Хотя это и непредсказуемо, Луи пытается держать всё под контролем. Честно говоря, он не знает, каково это — быть на месте Гарри, он не знает, каково, когда люди постоянно напоминают ему об ограничениях, он не знает, что значит просыпаться утром без понимания того, что ожидает тебя днём. Единственная вещь, которую он понимает свободно, — люди, смотрящие и судящие его, как будто они знают что-либо о нём, и даже тогда, когда они оба в совершенно разных концах спектра. Луи принял решение стать певцом, Гарри никогда не принимал решение стать инвалидом. — Они сказали, что зарезервируют для нас столы, — сообщает Фелисите. Луи касается плеча Гарри. — Тебе необязательно соглашаться на это, если ты не хочешь. — Не мог бы ты сделать мне одолжение? — спрашивает Гарри, поднимая глаза. Ободряюще кивая, Луи сжимает плечо парня и говорит: — Что угодно. — Хм… — дрожит Гарри, глядя на членов семьи Луи, которые не смотрят на него и, похоже, участвуют в собственных беседах, но он знает, что им любопытно, что происходит в скрытом взаимодействии перед ними. — Можешь ли ты устроить всё так, чтобы они встретили нас в ресторане? Я не хочу, чтобы они увидели, как я сажусь в инвалидное кресло. Луи предлагает своей семье сделать именно это, и все быстро соглашаются. Лотти уезжает отдельно с Физзи, а Джей едет в отдельном автомобиле вместе с мужем и двумя парами близнецов. — Мы встретимся там через несколько минут. Только не ешьте булочки, — шутит он, наблюдая за тем, как они выходят одной толпой. Он оглядывается на Гарри. — Не смущайся, детка, их это не беспокоит. Гарри качает головой. — Просто… привези моё кресло, пожалуйста. Он остаётся сидеть один, пока Томмо идёт по коридору в спальню. Он знает, что ему не следует смущаться, и его сердце не должно болеть, но это так. Его инвалидность не казалась реальной, когда он рассказывал истории о своих переживаниях в колледже и жил в маленьком городке, но теперь осознание сильно ударяет его. Он ненавидит воспоминания об этом. Когда Гарри видит кресло-коляску перед собой, Лу стоит рядом, не решаясь заговорить. Стайлс ненавидит заставлять шатена расстраиваться, иногда даже больше, чем вспоминать, потому что Луи почти всегда натягивает свою грустную вынужденную улыбку, будто то, что он сказал, или то, как он сделал, не задело его чувства. Именно эта улыбка сейчас нарисована на его лице. — Не мог бы ты дать мне руку? Мои ноги немного неподвижны, — говорит Гарри, наклонившись вперёд. Искра боли пробирает его позвоночник, как только он немного приподнимается, отчего парень тут же задыхается. Сидение в течение такого длительного периода времени вызвало у него судороги. Луи в основном гордится мальчиком за то, что тот растет как человек и учится просить о помощи, когда ему это нужно, а не страдает. Хотя, как только он слышит, что Гарри издаёт болезненный вздох, внутренняя гордость исчезает, и всё его внимание сосредотачивается на кудрявом. — С тобой всё в порядке? Детка? Гарри? — обеспокоенно спрашивать он. Его бойфренд испытывает боль, и, хотя это может касаться любой пары, это вызывает совершенно новый уровень беспокойства, учитывая обстоятельства Гарри. — Что происходит? — Нет, ничего, я просто немного напряжён. Моя помпа вскоре должна дать мне лекарство, со мной всё будет в порядке, — тяжело дыша, отвечает он. Его губы и кулак сжимаются, когда он чувствует ещё один болевой спазм. — Дыши, — говорит он себе, — это всё, что ты можешь сделать. — Задержимся немного? Никто не будет волноваться, если мы опоздаем на несколько минут, — заверяет Луи, пристально глядя на Гарри. Его лицо напряжено, челюсть сжата, брови нахмурены, и он чувствует толчок боли, просто глядя на своего парня. Гарри качает головой. — Мне нужно встать, вытянуть ноги, будет больнее, если я сяду просто так. Дай мне свои руки, — это больше похоже на требование, но Луи не волнует, его единственное беспокойство — помочь Гарри чувствовать себя лучше. Медленно и осторожно — он знает, как это работает. Они делали это много раз. Он выставляет обе руки перед собой, чтобы Гарри мог схватиться за них, и, как только их пальцы переплетаются, делает шаг назад, вытаскивая Гарри вперёд и ставя его на ноги. К сожалению, как только его вес переносится на ноги, боль поглощает всю нижнюю половину его тела, и резкое шипение срывается с пухлых губ Стайлса. — Блять… — Ты в порядке? — спрашивает Луи, волнуясь. — Я должен остановиться? — Да, я в порядке, давай продолжим, — шепчет он, глаза кажутся стеклянными из-за слёз. Луи чувствует себя ужасно, не желая двигаться дальше, пока Гарри не соберётся. Они должны будут повторить это внизу в машине, если волшебное обезболивающее Гарри не сработает. Один шаг назад для Луи, один шаг вперед для Гарри и ещё, и ещё. Кресло-коляска находится в пяти шагах от дивана. Затем наступает момент, где Луи поворачивает их обоих, меняя позиции, так что Гарри находится спиной к креслу. — Иди вперёд, держись за мою руку, а затем мы заставим тебя сесть, — призывает он, удерживая правую руку Гарри, когда тот левой ищет ручку инвалидного кресла. Как только он крепко обхватывает её, то медленно отпускает Луи, хватаясь за другую ручку кресла правой рукой, а затем осторожно опускается, пока его задница не приземляется на сиденье. — Хорошо? — спрашивает Луи. Гарри двигается в кресле, пока не чувствует себя комфортно, затем ставит ноги на место, на металл. — Намного лучше. Болеутоляющее срабатывает между квартирой и автомобилем. Луи легче помочь Гарри перебраться в машину и даже легче вытащить его, когда они прибывают в ресторан. Оба идут бок о бок, обнаруживая, что их компания уже сидит за столом у стойки, что приводит к тому, что они проходят мимо хостеса без проблем. Это небольшой ресторан, но всё ещё достаточно большой, чтобы Гарри свободно передвигался. Бургундские стулья, обитые бордовым трикотажем, и стол прижаты близко друг к другу, и многие из мест уже заняты. С первого взгляда похоже, что Goodfellas — довольно популярный ресторан в этих местах. Луи вспоминал об этом несколько раз и несколько раз даже упоминал название. Он пахнет чесночным хлебом и домашним соусом из спагетти. Луи вытаскивает один из двух пустых стульев, двигая их в сторону, не совсем в проход, но рядом, прежде чем Гарри скользит в открытое место между другим пустым стулом и Джей, садясь туда. — Все находят это место хорошим? — Да, и это замечательная маленькая кафешка. Она пахнет абсолютно божественно. Какой хороший выбор, любимый, — улыбается Джей. Она застаёт Гарри врасплох, когда наклоняется, чтобы потереть его бицепс. Сначала он не понимает, а затем приходит в себя, понимая, что Томлинсоны — это тактильная семья, и они часто используют такие жесты. Луи улыбается, гордясь собой. Он редко окружён похвалой, как правило, только когда вокруг его семья или Гарри. Шоу-бизнес полон критики. Каждая крошечная вещь, которую он делает, анализируется и превращается в судный день для СМИ. Если его видели в продуктовом магазине без Гарри, тогда они разошлись, или ему было стыдно быть с ним. Если его видели с Гарри, он — медиа-шлюха, которая жаждет жалости из-за состояния своего парня. Он больше не заботится о своём общественном имидже, он не может, не тогда, когда ему не удастся обыграть эти искажённые СМИ. Две корзины булочек подаются на стол вместе со всеми желаемыми напитками — пивом для Луи и водой с хрустящей лимонной долькой для Гарри. — Я слышала, ты очень талантливый художник, Гарри, — любопытствует Джей. — Ох, возможно, — Гарри пожимает плечами, скромно потягивая лимонную воду. Луи смеётся. — Он всегда скромничает. Он потрясающий, мама, ты должна увидеть его портреты. Я могу гарантировать, что ты никогда не видела ничего подобного. Он не использует отсылки, просто своё воображение. Это безумно. — Что ж, это неправда, — вмешивается Гарри, наконец ставя на стол стакан с водой, прежде чем добавить: — Я использовал несколько моделей во время университета, и до моего падения Луи был на самом деле моей моделью. Джей поднимает брови. — В самом деле? Это первое, что я слышу об этом. Почему ты не рассказывал, малыш? «Я забыл», — хочется ему сказать. Он действительно забыл об этом. Когда ты так внезапно становишься знаменитым, занятый рекламой нового альбома, и Гарри ранит себя, он действительно забывает о том, что его портрет — это незавершённая работа, если она вообще ещё существует. Вероятно, это была первая картина, которую Гарри разорвал в клочья. — Я решил, что мы перестали работать над этим. Гарри качает головой. — Я уже закончил. Это странно. Почему Гарри не сказал ему, что всё уже сделано? — Когда, чёрт возьми, ты закончил рисовать меня? — вздыхает он. — Примерно несколько месяцев назад, прежде чем вы вылетели в Азию, — небрежно отвечает Гарри, глядя на Луи, будто у него выросла вторая голова. — А что такого? Луи роняет голову вниз на руки, путаница в его мыслях вызывает ряд бессвязных слов: — Я просто… как? Почему ты не сказал мне? Почему я этого не видел? — Я ещё не добрался до неё. Эй, не беспокойся об этом, может быть, я покажу тебе когда-нибудь, — Гарри откидывает голову с сердечным смехом и сжимает бедро своего парня, видя, как Луи опускает плечи с побеждённым вздохом. — Ну, теперь я тоже хочу увидеть эту чёртову вещь, если она такая же потрясающая, как вы об этом говорите, — в конечном счёте решает Физзи, говоря это с набитым масляной булочкой ртом. Гарри улыбается ей в ответ. Да, она, безусловно, его любимая сестра Томлинсона, и теперь он понимает, что они могут стать отличными друзьями. Его цель — дружить с восемнадцатилетней сестрой своего бойфренда, и он не может придумать ничего лучше, чем: —Я могу показать. Оказывается, Луи не полностью побеждён. Он выдает ещё один слабый аргумент. — Это несправедливо. Я был моделью, а значит, заслуживаю того, чтобы увидеть портрет раньше всех. Возможно, это немного по-садистски, но видеть, что Луи вредничает из-за чего-то такого глупого, — довольно забавно для Гарри. — Извини, брат, не в этот раз, — пожимает плечами Фелисите. Луи поражённо стонет, когда тянется за булочкой. — Это отстой. — Прошу прощения, — издевается Гарри, кладя подбородок на плечо Луи. — Это сюрприз. Ты не можешь испортить сюрприз. Мне будет очень грустно. — Ты смешон, Гарри, — шепчет он, и в его тоне ни грамма яда. Как он может это делать, глядя на лицо Гарри, излучающее радость? Его зелёные глаза настолько яркие, а ямочки выглядят так, будто выкопаны на его щеках. Он никого не любил так сильно. — Но если мучить меня делает тебя счастливым, то, полагаю, я могу подождать. — Поцелуй меня, чтобы доказать это, — бросает вызов Гарри. Луи не может с этим спорить. Он поворачивает голову, прижимая губы к ожидающим губам Гарри, а затем целует кончик его носа. — Сделано. Теперь я могу поесть спокойно? Гарри смеётся, отрываясь от него, когда он тоже достигает булочки и пакета с маслом. Остальная часть ночи проходит гладко. Персонал приятный, и они терпеливы, когда Гарри шепчет свой заказ на ухо Луи и просит его прочесть официанту. Понятно, что он не хочет, чтобы его речь становилась отвлечением, и действие нисколько не затрудняет Луи, как будто это совершенно нормально для их отношений. Их различия хорошо сочетаются. Беседа проходит между всеми с легкостью, и Гарри не чувствует, что ему приходится постоянно говорить о том, как Томлинсон любит его. Они — забавная группа людей, где каждый может рассказать шутку в тему или весёлую историю, и Гарри может честно сказать, что он чувствует себя как дома. После обеда и после того, как каждый находит свою временную спальню на выходные, оба парня залезают на кровать Луи. Томлинсон смотрит на Гарри, наблюдая за тем, как красив его профиль. Его лицо прекрасно вылеплено, нос словно выточен, пухлые розовые губы выделяются на лице, а когда парень моргает, на скулах появляется тень от длинных ресниц. Что-то внизу живота Луи сжимается, и он седлает Гарри, даже сам того не замечая. — Иисусе, что ты задумал? — Стайлс тяжело дышит, пугаясь внезапных действий Луи. Он знает, что шатен импульсивен, но он никогда не был особенно импульсивным, когда речь заходила о романтических жестах. Опираясь на локти, Луи использует два пальца, чтобы поднять голову Гарри и приложить губы к нижней стороне его челюсти. Гарри выгибает шею от прикосновения пальцев Луи, давая старшему парню полный доступ к чувствительным точкам. Он никогда не знал, что губы, посасывающие его кожу, и язык, скользящий по деликатной области, могут заставить чувствовать себя так хорошо. Гарри блаженно закрывает глаза. — Серьёзно, Луи, что ты делаешь? — спрашивает он, зная, на что намекает Луи, но он хочет, чтобы тот признался в этом. Поцелуи в шею медленно развиваются в нечто более интимное. Они разбросаны по его ключицам и плечам, а Луи раздевает его, сначала снимая рубашку, а затем избавляя его от брюк. Гарри кладёт ладонь на спину Луи, но затем ткань кажется ему слишком мешающей, он хочет коснуться своего бойфренда повсюду, без помехи материала. Его усилия неуклюжи, но результат тот же, хотя он идёт дальше, снимая боксёры Луи. Как только он стягивает их, то видит эрегированный член Луи, истекающий смазкой. Он оказывается больше, чем Гарри изначально представлял себе. — Ты должен сказать мне, что ты хочешь сделать, — мягким тоном проговаривает Луи, покусывая ухо Гарри. — Я не хочу ранить тебя, любимый. — Э-э… Я не могу, — он чувствует, что его лицо вспыхивает от смущения, живот пульсирует от жары, когда он понимает, что должен сообщить Луи. — Я не могу удержаться. Мои… — он прочищает горло, пытаясь изо всех сил не выразить в следующей части раздражение: — Мои бёдра слишком неподвижны, Луи, я не смогу согнуть ноги. Томлинсон не отстраняется. Заправив прядь волос за ухо Гарри, он целует того в висок. — Тебе будет легче, если ты перевернёшься на живот? — спрашивает он. Гарри кивает, смущённо пряча лицо. — Эй, всё в порядке. Я всё понимаю, любимый, я просто стараюсь сделать это максимально комфортным для нас. Что, если мы положим подушки под твои бёдра? Поднимем их немного? Звучит хорошо? — продолжает Луи, мягко кладя руку под подбородок Гарри и поворачивая голову, чтобы их глаза встретились. — Тебе это нравится? — Я… — Гарри колеблется, затем добавляет: — Прежде, чем мы пойдем дальше, я… М-м, мне нужно, чтобы ты взял таблетку из моего пакета с лекарствами. У Луи пересыхает в горле. Таблетку для чего? Он не знает, хочет ли этого, если есть шанс поранить Гарри. — Гарри, я… — Это Виагра, — вздыхает Стайлс, потирая лицо ладонью. Он смущён. Это не первый раз, когда он занимается сексом, и он беспокоится, что Лу будет похож на двух других мужчин, с которыми он был. Обе эти ночи происходили по прихоти, невежественной прихоти с мужчинами, которые не заботились о его безопасности. Первый раз было больно, как и любое первое анальное проникновение, но мужчина оставлял синяки на его бёдрах и щеках, сжимая кожу между пальцами и дергая её так сильно, как хотел. Он был слишком контролирующим и доминирующим для Гарри. — С этим я смогу продержаться дольше, тяжело без неё, — добавляет он, хотя Луи не интересуется подробностями. Он больше не задаёт вопросов Гарри, а встаёт и вынимает одну из синих таблеток из упаковки, возвращаясь к Гарри. Стайлс на сухую проглатывает таблетку, Луи это видел уже не раз. Гарри всегда говорит, что эта способность приходит с годами. — Мы должны подождать, — сообщает ему кудрявый, неторопливо вздыхая: — Послушай, мне очень жаль, что мы не можем сделать всё нормально, Луи. Надеюсь, это ничего не изменит. Луи лежит среди горы подушек. Он должен облегчить это себе и Гарри. Пока область таза у Гарри приподнята, у него будет некоторое время, чтобы порадовать его, не причиняя вреда. — Нормально? — спрашивает он, как будто это может быть самым абсурдным заявлением, которое он когда-либо слышал. — Гарри, это секс. Я так долго ждал, чтобы заняться сексом с тобой, и я уверен, что могу ещё немного подождать, пока таблетка не подействует. Это не изменит моего отношения. И поэтому они ждут. Не больше чем через полчаса Гарри начинает двигаться, и когда Луи смотрит на него, то видит, как очертания эрекции проявляются под нижним бельём. Луи тут же вовлекает младшего в поцелуй. Его рука движется вниз, пока он не ловит ладонь Стайлса. — Ты уверен, что готов к этому? — бормочет он в мягкие губы парня. В Гарри вспыхивает уверенность. — Блять, да. Он перекатывается, чтобы лечь лицом вниз, поднимаясь на подушки, затем использует руки, чтобы приспособиться, пока его бёдра не поднимаются выше, чем остальная часть тела. Прижав предплечья к матрасу, он откидывается и глубоко вздыхает. — Тебе удобно? — спрашивает Луи, стоя на коленях за Гарри, раздвинув ноги. Услышав, как тот бормочет что-то в ответ, Томлинсон начинает стягивать с парня нижнее бельё, вытаскивая каждую ногу из боксёров. Он улыбается, когда видит, как тело Гарри дрожит в ответ. — Тебе кто-нибудь говорил, насколько хороши твои бёдра? — спрашивает он, проводя кончиками пальцев по мягкой бледной коже. — Боже, я люблю видеть тебя под этим углом. Гарри кусает губу. Луи не делает ничего особенно чувственного, но стремление растянуть Гарри на этих простынях накрывает его с головой. Он нежно целует правую щёку Стайлса. Внезапно спина того выгибается из-за ощущения сухого пальца Луи, кружащего вокруг колечка мышц, когда Луи углубляется. Гарри давится стоном, когда старший парень вынимает и возвращает назад уже смазанный палец. Вскоре Луи проталкивает его внутрь отверстия, затем добавляет ещё один, а после ещё, наполняя Гарри до краев так, что тот задыхается. Когда Луи слегка сгибает свой указательный палец, то обнаруживает, что натыкается на простату, потому что мальчик начинает извиваться под ним. — Чёрт возьми, Луи, — стонет он сломанным голосом, уткнувшись лицом в предплечье. Его свободная рука хватается за постельное бельё, суставы белеют, шелковистая ткань заполняет промежутки между пальцами. Луи вытаскивает пальцы из Гарри, затем наклоняется вперёд, нависая. Он долго целует длинный шрам, украшающий спину. — Я люблю тебя, Гарри Стайлс, ты меня слышишь? Больше всего на этом свете, и я собираюсь заниматься с тобой любовью прямо сейчас, — может быть, пульсация в его члене заставляет его быть таким эмоциональным, или его сердце, наконец, взаимно связано с чувствами в голове, потому что никто, кроме Гарри, не был таким прекрасным и особенным для него. Гарри высоко поднимает голову, вытягивая шею, чтобы посмотреть через плечо на Луи. В его глазах стоят слёзы, и это не от удовольствия, хотя это может иметь к этому какое-то отношение. Он почти чувствует, как давящее ощущение в его сердце расширяется при виде Томлинсона. — Я так тебя люблю, — говорит Гарри. — Очень сильно, — он глубоко вздыхает. — И теперь я хочу, чтобы ты любил меня, как никогда раньше. Его рука проскальзывает под тело, в которую он берёт собственный член и, чувствуя тёплый пульсирующий орган, начинает себе медленно надрачивать, шевеля при этом тазом. Пока он это делает, Луи смазывает презерватив лубрикантом и приставляет кончик члена к дырочке Гарри. — Сделай это, Луи, пожалуйста, просто, чёрт возьми, вставь мне. Я готов, — умоляет Гарри, закрыв глаза. И, принимая просьбу Гарри как очень срочную, Луи скользит внутрь, и Стайлс громко кричит. Первые несколько толчков не кажутся чужими для него. Он никогда не чувствовал этого в постели с кем-то раньше, эмоциональная близость абсурдна. Удовольствие, которое он ощущает, замечательно, и слёзы скатываются по его щекам только потому, что он никогда не любил кого-то так же, как любит Луи. Томлинсон обнаруживает простату ещё через несколько толчков, и рука Гарри оборачивается вокруг собственного члена с ещё более сильными движениями. Луи крепко прижимается к бедрам Гарри, руками придерживая их, но он абсолютно не причиняет тому вреда. Громкие стоны вырываются изо рта, стоны, которые он не контролирует, и всё, что Стайлс может говорить снова и снова: — Боже мой, боже мой, Луи. Затем пальцы рук Гарри сжимаются, как и пальцы на ногах, но он не уверен в этом, глаза закрываются, когда оргазм прорывается сквозь его тело и выбивает из него дыхание. Вскоре после этого он чувствует, что Луи медленно останавливается, и его тело ответно дёргается с громким стоном. Луи поднимается с бёдер Гарри и осторожно выходит из него, слепо бросая презерватив в мусорный ящик у кровати, всё ещё находясь исключительно на вершине оргазма. Их вздымающиеся дыхания — единственный шум, наполняющий комнату, и Луи пододвигается, чтобы взять Гарри на руки, подталкивая того к груди. Ноги младшего мешают ему, когда он пытается вытащить из-под Стайлса подушки, покрытые спермой. Сначала им нечего сказать, поскольку они лежат вместе. Гарри утыкается головой в грудь Луи бормоча: — Я так сильно люблю тебя, Луи. — И я люблю тебя, — тяжело дыша, отвечает Луи, целуя Гарри в лоб, проводя пальцами по абсолютно неуправляемой гриве, которая является кудрявыми волосами. Стайлс приподнимает подбородок, прижимая его к телу Луи, когда ищет его глаза: — Просто большое спасибо. — За что? — спрашивает Луи, не веря ни на секунду, что Гарри смеет благодарить его за то, что он занимался с ним сексом. — За то, что не отказался от меня и прошёл через всё дерьмо, которое я пережил, вместе со мной. Ты помог мне больше, чем кто-либо ещё, спасибо, — добавляет он. И Луи не говорит ни слова в ответ, вместо этого кивает и продолжает перебирать пальцами кудри Гарри. Он дарит ещё один поцелуй в макушку младшего, думая о том, что хочет сказать дальше. Он хочет попросить Гарри о чём-то серьезном, но сомневается, правильно ли это будет. — Я хочу, чтобы ты переехал ко мне, — не задумываясь выпаливает он. Гарри застигнут врасплох, судя по недоумению, которое пересекает его туманные зелёные глаза. — Ты… что? — Я хочу, чтобы мы жили вместе, и, если ты не хочешь здесь жить, мы можем найти новое место ближе к твоей сестре, если это тебя беспокоит, — Луи перестаёт гладить Гарри по голове, медленно переходя к телу. Его пальцы ласкают спину младшего, что заставляет Гарри извиваться, и он останавливается, когда чувствует выпуклую кожу, что указывает на то, что он касается шрама Гарри. Кончики его пальцев вырисовывают круги вокруг опухшей области. — И мы… сделаем тебе великолепную студию искусства, огромную студию, такую большую, как ты хочешь, и тебе не придётся беспокоиться о том, чтобы платить за аренду. Гарри смеётся, на самом деле смеётся, хотя и не беззаботно. Это тяжёлый, запутанный смешок. Парень отрывается от прикосновения Луи, качая головой, когда звук покидает его рот. — Нет, я… Извини, но я не могу принять подобное предложение, Луи. — Почему? — спрашивает тот, прикасаясь к предплечью. Гарри трёт лоб. Оба даже отдалённо не обеспокоены тем, что лежат обнажённые. Теперь, когда они увидели друг друга, теперь, когда двое стали одним целым, теперь, когда Гарри устраивает Луи, несмотря на его пухлый живот и его руки, и его гротескно тонкие ноги, это не имеет значения. Ничто из этого не имеет значения. Луи не понимает. — Гарри? — Я не хочу зависеть от тебя. Я проработал всю свою жизнь над тем, чтобы стать независимым, и я не хочу всё это бросать. Я не собираюсь быть взрослым человеком, который живёт под крышей другого человека и позволяет ему диктовать свою жизнь, — сдавленным голосом отвечает Гарри. — Я бы никогда не попросил тебя отказаться от своей независимости. Может быть, я тороплюсь с этим, или, может, я требую от тебя слишком много обязательств, и я не хочу этого делать, но эти последние два месяца были потрясающими, поскольку каждый день быть с тобой, Гарри, — это мечта, реальная мечта, и я хочу её воплотить. У меня больше возможностей, чем я знаю, и я могу использовать их все, чтобы помочь тебе в раскрытии твоего потенциала, — он не понимал, насколько взволнованно чувствовал себя по этому поводу до сегодняшнего утра, когда действительно серьёзно посмотрел на Гарри в искусстве. Его бойфренд абсолютно талантлив, и никто не хочет помогать ему делиться его гением с миром. Эти произведения искусства никогда не показывались сообществу, которое бы оценило их за то, что они действительно являются невероятными и уникальными. — Твои работы могут быть в музеях. Твоя работа может принести радость многим, но этого не произойдёт, если ты не задумаешься о том, чтобы попытаться начать двигаться к этому, а не застрять в этой грязной дыре на всю оставшуюся жизнь. Слёзы скапливаются в глазах Гарри, пока Луи говорит. Его язык скользит по нижней губе, прежде чем он шепчет: — Мне нужно, чтобы ты понял, что я не собственность, которую можно купить и переместить, как тебе будет угодно. — Я знаю, и я понимаю, — говорит Луи, убирая прядь волос младшего за ухо. Гарри хмурит брови. Он чувствует, как плачет, и он не знает: это от того, насколько эмоциональна эта ночь, или он просто, наконец, достаточно важен кому-то. — И если мы это сделаем, я собираюсь устроиться на работу или что-то в этом роде. Я не собираюсь сидеть у тебя на шее. Луи не будет спорить с этим. Он никто, чтобы говорить Гарри, что тот может и не может делать. — Если это то, чего ты хочешь, любимый, и если ты решишь, что что-то не так, всё в порядке, — существует много «если», которые были выброшены, но это нормально, им не нужно знать специфику на данный момент. Они оба довольны темпом их движения. — Итак, мы договорились? Гарри дрожит. — Мы договорились, если… Есть ещё? — Если что? — спрашивает Луи, кладя руку на щеку Гарри. В их отношениях так бывает, что Луи всегда прикасается к Гарри, но Стайлс может тоже, не позволяя неуверенности удерживать его, когда он хочет поцеловать Луи или обниматься с ним, или даже когда Томлинсон носит его на руках, если тот чувствует себя неважно. Изучение сигналов Гарри так же облегчило жизнь Луи. Когда он начинает переходить на диван, то хочет обниматься. Когда он начинает сжимать плечи Луи и потирать ему спину, то хочет, чтобы его несли. Когда он начинает кусать губу, и его мускулы напрягаются при прикосновении, то испытывает боль или судороги. Его спазмы самые худшие, главным образом потому, что Луи не может помочь ничем, кроме как сказать, что всё будет в порядке. Он не может не чувствовать себя беспомощным, когда Гарри неудобно, но он также знает, что, если он сидит рядом с ним и потирает спину ладонями, так и должно быть. В начале месяца Гарри пришлось перезагрузить его интратекальную помпу, и Луи был единственным, кто отвел его на приём. Это был интересный опыт от начала и до конца. Он не заметил, насколько сильно помпа Гарри вошла в его желудок, пока врач, который выполнял процедуру пополнения, не привлек к себе всё внимание. Как только Гарри поднял рубашку, доктор ощупал кожу, Луи увидел круглые очертания. Призрачная боль пронзила его собственный желудок, когда он подумал о том, какое устройство имплантировано в тело Гарри. Стайлс даже не вздрогнул, когда доктор вонзил иглу через кожу в центр выступа, а он слегка напрягся и глубоко выдохнул. Сначала пришёл доктор, извлекая старый препарат, затем он вставил большой шприц, полный прозрачной жидкости. Они должны были остаться на полчаса после процедуры, чтобы Гарри не реагировал плохо на пополнение — он этого не сделал — и они были свободны после того, как кудрявый получил другое назначение. Луи только тогда осознал, насколько храбрый Гарри. Он не мог себе представить, чтобы в его желудок каждые два месяца врывалась игла, частично из-за того, что он боится игл, но в основном потому, что знает, что не был в той же ситуации, что и Гарри. У него не было бы мотивации держать своё здоровье под контролем. — Надеюсь, я смогу украсить нашу новую квартиру, — говорит Гарри, снова кладя голову на грудь Луи, слыша, как сердце его бойфренда ритмично бьётся прямо в ухо, несмотря на рост Луи. — Твоя настолько пуста и грустна. Старший благодарно смеётся, ведь они отошли от беспокойства и сомнения. Он кладёт руку на верхнюю часть груди Гарри, между его ключицами. — И что ты собираешься делать? — Это будет блестяще. Всё черное, белое и красное, и у нас будет открытая кухня с небольшим баром, и мы можем поставить там красные стулья и кухонный стол, чтобы ты научил меня готовить, — Гарри пододвигается ближе к Луи, сбрасывая одеяло. Лёгкий ветерок по обнажённой коже заставляет его немного дрожать. Он накидывает одеяло и натягивает его на обоих, хотя это оказывается немного криво выполнено. Луи переворачивает одеяло, заправляя большую часть его вокруг Гарри. — Не забывай о своей студии. Мы собираемся найти тебе огромную площадь, и, как только исправим твои картины, мы повесим их все и сможем вытащить твой залатанный диван и поместить его туда. Это будет всё твое. У тебя будет всё, что ты хочешь, я серьёзно. Улыбаясь, Гарри двигается, медленно шевеля ногой, чтобы поместить её между ног Луи, а его голая промежность прижимается к бёдрам шатена. — Я взволнован. Луи тоже взволнован. Взволнован тем, что будет жить под одной крышей с Гарри, чтобы тот был искренне счастлив, чтобы стать более постоянной частью его жизни. Совместная жизнь — это серьёзный, интимный опыт, и он готов. — Я думал, что мы сможем найти место в ближайшие пару недель. Завтра вечером мальчики отправятся в Европу, и я пообещал вернуться в тур по Северной Америке, который начинается через месяц. Даже если мне придётся уехать к тому моменту, когда мы переедем, моя мама будет более чем готова помочь тебе устроиться. Всё в порядке? — Мне очень нравится твоя мама. Я уверен, что мы сможем это сделать, — отвечает Стайлс. Взволнованно. Луи чувствует себя очень взволнованно, зная, что Гарри принял его семью, и зная, что ему удобен уровень их отношений. Эти отношения — то, что следует продолжать. — Я рад, — шепчет Луи, и это последнее, о чём они говорят. Когда они лежат там, обнимаясь вместе, темнота ночи поглощает их, и Гарри засыпает в руках Луи.Chapter 5.
25 августа 2017 г. в 18:44
Луи сидит на полу, наблюдая за разбросанными вокруг него измельчёнными картинами. Он не может точно сказать, какие разодранные части соответствуют другим, судя по бесконечно размытым цветам и расплывчатым силуэтам, рассеянным вокруг. Он даже не уверен, что собрал все обрывки с пола студии Гарри, потому что знает о том, что может потерять половину коллекции.
Первоначальная идея заключалась в том, чтобы удивить Стайлса сложенными на пленке хорошими портретами, но он не думает, что это выполнимо с такой-то скоростью. Есть только одна картина, которую он собрал обратно. Это женщина с пастельной фиолетовой кожей, ошеломляющими голубыми глазами и пухлыми ярко-зелёными губами, хотя Луи уверен, что неправильно выложил очертания носа.
Это намного сложнее, чем он предполагал. Несколько рисунков имеют даты, нацарапанные сзади — некоторым около десяти лет, когда Гарри был где-то в возрасте восемнадцати лет и, предположительно, на втором курсе университета. И Луи может управляться с этими частями, отбирая неподходящие, у которых сзади написано 16. К счастью, это исключает в общей сложности одиннадцать обрывков.
Странно, что в период между рисунками две тысячи десятого и две тысячи шестнадцатого годов, нет работ, и это заставляет думать о том, что Гарри пропустил это время, или ему не хватает огромной кучи портретов. Изначально Томлинсон надеется на свое здравомыслие.
Он не может представить Гарри как студента колледжа. Посещая университет в течение полутора лет, он понимал, какова обычная студенческая жизнь, и она вовсе не подходила Гарри. Часть его находилась в заблуждении, полагая, что Стайлс действовал не так, как сейчас, поскольку это — единственный Гарри, которого он когда-либо знал, и Луи задается вопросом, был ли тот всегда строг и пессимистичен. Понятно, что у Гарри есть свои причины на то, чтобы вести себя таким образом, но Луи часто гадает, всегда ли кудрявый вёл себя так эмоционально отчуждённо, как делает это сейчас.
Иногда Томлинсон задаётся вопросом, знает ли Гарри, как справляться с эмоциями вообще.
Его мысли и реконструкция когда-то славных портретов прерываются тяжёлым, но слегка невнятным голосом его парня, который звучит из коридора.
— Луи? Лу, ты всё ещё дома?
— Я в спальне, любимый! Входи, — отвечает ему Луи. Честно говоря, он собирает эти картины, чтобы попытаться договориться о сделке с Гарри, попытаться примириться с младшим парнем. Так вот, это не так, будто всё, что он скажет — плохо, это не так, будто он вышвырнет его из квартиры, но то, что он действительно должен сказать ему, скорее всего, вызовет беспокойство. Он думает, что сможет успокоить Гарри, но затем вспоминает, насколько хорошо его знает, и понимает, что это просто невозможно.
Они вернулись домой пять недель назад, и Гарри всё ещё оправляется от своего падения, хотя на прошлой неделе, наконец, сняли гипс, и Луи осмелится сказать, что это самое счастливое событие, что он когда-либо видел. Выздоровление заняло около трёх недель плюс поддержка и обещание быть с младшим до конца вроде как немного успокаивало парня. Но после того, как он заверил Гарри, что заботится о нем, что никогда не собирается причинять ему боль, всё пришло в порядок, и было немного неловко некоторое время, но всё в порядке.
Гарри заезжает в спальню, останавливаясь посреди дверного проема, и поднимает бровь, когда видит беспорядок на полу.
— Что ты здесь делаешь?
— Я пытаюсь исправить твои картины. Это занимает намного больше времени, чем я думал, но я справляюсь, или, по крайней мере, я думаю, что сделаю это, — объясняет Луи, начиная собирать кусочки в кучу. — Знаешь, теперь, когда ты здесь, мне нужно поговорить с тобой о кое-чём.
Напряжение достигает максимума.
— О, да? Ну, и что тебе нужно? — Гарри сглатывает, адамово яблоко в его горле подпрыгивает.
— В эти выходные моя семья приезжает в город, и я хотел бы знать, будет ли тебе комфортно с ними встретиться. Если ты не совсем готов, я могу изменить планы, но пока они собираются приехать лишь на выходные.
Глаза Гарри расширяются.
— Встретиться с твоей семьей? Блять, Луи, я не знаю. Я имею в виду, наверное, мне нужно, не так ли?
— Тебе не нужно делать то, что ты не хочешь делать, поэтому я даю тебе возможность выбрать, — уверяет Луи, присаживаясь на корточки. По правде говоря, он хочет, чтобы его семья познакомилась с Гарри, он уже знает, что они его полюбят. Но, несмотря на желание его мамы и сестёр увидеться с его бойфрендом, он не хочет, чтобы это произошло, если это вызовет серьёзное беспокойство у Гарри. Как его парень, он никогда не собирается делать это без его решения, ведь знает, как сильно это может смутить младшего. И он никогда не захочет нанести Гарри вот такой удар.
— Что, если… Дерьмо, что, если они меня не полюбят? — шепчет Гарри, небрежно пробегая ладонью по лицу. Рука, которую он сломал при падении, всё ещё заживает и будет продолжать делать это в ближайшие месяцы. К парню вернулась большая часть его подвижности, и он избавился от слинга. Это всё — великие дела, но он до сих пор борется за выполнение определённых задач. Например, Стайлс не может использовать свои костыли в течение длительных периодов времени, части его руки и пальцы непредсказуемо немеют.
Луи ненадолго подавляет вздох, придирчиво смотря на Гарри.
— Это невозможно, Гарри. Моя мама, как и все остальные, уже обожает тебя. Чёрт, девчонки не переставая говорят о тебе многие недели, — он качает головой, продолжая складывать обрывки портретов обратно в мусорное ведро, из которого их достал.
— Но они меня не видели. Они собираются увидеть меня в инвалидном кресле, и всё. Я просто буду каким-то парнем, застрявшим в инвалидном кресле, каким всегда был, а не твоим бойфрендом, не хорошим человеком, и я не хочу, чтобы твоя семья так думала обо мне. Это всё, чего я прошу.
— Они никогда бы не подумали так о тебе. Ради бога, ты мой парень, а не какой-то благотворительный случай. Я обещаю тебе, они заплачут от радости, когда увидят, в какого красивого человека я влюблен.
Гарри обиженно морщит лоб, нервно ерзая в кресле.
— Что, если я тогда скажу что-то не так? Оскорблю одного из младших детей или что-то в этом роде?
Луи не может в это поверить. Он никогда не представлял свою семью пугающей группой людей, не так ли? Гарри до смерти боится людей, которых Луи любит больше всего.
— Боже мой, почему ты так много думаешь об этом? Ты говоришь, будто пытаешься найти причину, чтобы они не нравились тебе. Пожалуйста, не волнуйся, они полюбят тебя.
— Что, если… — начинает Гарри.
Луи тут же прерывает его.
— Хватит… Больше ни слова об этом… Они полюбят тебя, и ты полюбишь их, на этом разговор закончен. Пожалуйста, скажи мне, что мы пришли к соглашению.
Гарри не может поверить, что собирается сказать это, но вот оно, прямо на кончике его языка.
— Хорошо, — тяжело дыша, отвечает он. — Ладно, я встречусь с твоей семьей, и, между прочим, у тебя приколот неправильный нос к лицу женщины. Я помню, что черты её лица были миниатюрными, — добавляет он, затем маневрирует и выходит из спальни.
Луи только качает головой, хихикает и с любовью произносит:
— Что мне с ним делать?