потому что в реальности все просто,
и для разной силы вещей почему-то придуманы одинаковые слова. и их лучше не говорить вообще, чтобы тебя не поняли неправильно,
не поняли так, как будто знают, о чем ты говоришь.
♫ Alai Oli — Глава 1
До дома шли молча. Иккаку пытался завести разговор, но Исане не поддерживала его попыток, и слова юноши повисали в воздухе, ею, кажется, даже не услышанные. Мыслями Исане была рядом с Укитаке. Думала — как он там? Бедненький, ему было так плохо, а он изо всех сил держался, даже хотел продолжать урок, и, кто знает, что было бы с ним, если бы Котецу не настояла на медпункте! То и дело перед глазами девушки всплывало измученное любимое лицо… — Исане! — ее схватили за руку и остановили. Погруженная в свои мысли, даже руки сразу не отняла, но, осознав, что Иккаку держит ее ладонь, покраснела, вырвалась — и поняла, что едва не прошла мимо собственного дома. Вот глупая… — Исане, ты так из-за Укитаке-сенсея расстроилась? — с горечью спросил Мадараме, все еще ощущая тепло ее руки. — А? Укитаке-сенсей? — деланно удивилась Исане, — Нет, нет, что ты, Иккаку. Я просто… любовалась… небом, — врала первое, что приходило на ум. Ох, хоть бы он скорее отстал и ушел домой! Она больше не вынесет расспросов! Кажется, Иккаку это почувствовал. Но, перед тем, как уйти, внимательно посмотрел: — Знаешь, Исане, ты совершенно не умеешь врать. Еще некоторое время провожала взглядом его бритую макушку. Догадывается? Знает? Могла ли проболтаться Рангику?***
— Сестра! — на Исане налетел маленький ураган по имени Кийоне, — Сестра, мама и папа уехали к бабушке, так что, чур, я ночую у тебя в комнате! Котецу-старшая мягко улыбнулась, гладя рыжеватые волосы сестренки. Смешная — сначала уверяет, что взрослая, а потом боится монстров под кроватью. — Я приготовлю ужин, а ты отдыхай, — едва переодевшись в домашнее, набросила фартук и встала у плиты. Хотя бы так, хотя бы таким способом занять свои мысли, в которых Укитаке-сенсей страдает. Кийоне все-таки пристроилась рядом, помогая сестре с готовкой. Видимо, чувствовала неладное — девочки Котецу всегда были очень близки. — Сестра, ты грустная, — наконец сказала Кийоне. — Разве? — моргнула, изображая удивление. — Вот только не надо учиться врать! — внезапно вспыхнула младшая, шумно и резко бросая ножик на тумбочку, — Я именно это в тебе люблю и ценю — ты никогда мне не врешь! Если еще и ты начнешь мне врать… Глаза у Кийоне были на мокром месте. — Сестра, я не хотела тебе говорить… никому не хотела говорить… но смотри, что подбросили нам в почтовый ящик! Убежав на миг, Кийоне вернулась с конвертом, держа его так, будто бумага могла ее укусить или была чем-то испачкана. С отвращением шлепнула на стол перед Исане. Котецу-старшая вытерла руки, открыла конверт — и своим глазам не поверила. Это не их папа. Их папа не может целовать в губы абсолютно чужую женщину! До Исане медленно дошло. Присела на корточки прямо посреди кухни, прижав ладонь к щеке — это что же получается? Папа… их хороший и добрый папа… Кийоне громко всхлипнула. Старшая сестра встала, прижала девочку к себе, снова погладила по волосам. Если Исане была копией матери в юности, то Кийоне много чего переняла у отца. Если Исане всегда предпочитала проводить время с мамой, то Кийоне была настоящей папиной дочкой. Как она будет без папы, если их семья станет неполной? Исане растерянно гладила сестренку по спине. — Скажем маме? — прошептала Кийоне. — Нет! — решительно заявила, спрятав мерзкую, обжигающую пальцы, фотографию обратно в конверт, вернула сестре. — Спрячь. Подальше. Хотя нет! — нельзя, чтобы эта гадость продолжала мучить Кийоне, — Я сама спрячу. Лучше не думай об этом, хорошо? — Исане поцеловала сестренку в нос, внимательно заглянула в ее глаза, — Обещай мне не плакать из-за этого. Положись на сестру, Кийоне.***
Засыпали в обнимку, но ни одна из девочек не могла даже глаз сомкнуть. — Сестра, ты… почему была грустной? — шепнула Котецу-младшая. — Я… влюбилась, — не видела смысла лгать сестренке. Если даже мама и папа теперь стали так невыносимо далеки… Кто у нее остался, кроме Кийоне? — Ой! — девочка села на постели, вглядываясь в лицо Исане, — Наконец-то! Я так давно этого ждала! Это… Иккаку? — Да что ты! — даже рассмеялась при мысли о том, что те светлые, возвышенные, непередаваемые чувства могла испытывать к Мадараме, — С чего ты взяла такую глупость? — А… нет, ничего, — Кийоне выглядела растерянной, как будто проговорилась о чем-то важном, — А кто это? Решила не лгать, но и правду сказать не могла. Даже младшей сестре не хотела признаваться, что любит учителя. — Я… не знаю его имени, — ловко выкрутилась, но, ведь и правда, если подумать, имени Укитаке-сенсея не знала. Снова с ужасом повторила, обливаясь холодным потом: — Я не знаю его имени! Не знаю, Кийоне! Подумать только — любить так долго, и не знать имени любимого! Имени того, за которого решила умереть, как Джульетта! Это такая любовь? Кийоне вскоре задремала, свернувшись клубочком и устроив голову на груди сестры, а Исане лежала без сна, пялясь в сосущую глаза темноту — луна ушла за тучи. Заснула лишь тогда, когда горизонт стал светлеть. «Дорогой дневник! Я не хочу рассказывать ни о чем. Я не могу это написать. Это не моя тайна. Но… я обязательно должна узнать имя Укитаке-сенсея…»