Теперь я - Нана

Емитсу вошёл в дом, суровый и жёсткий, но явно уставший. Посмотрел на меня и прижавшегося к моему боку сына. Если честно, меня пробрала дрожь – куда ж мы со всей дури вляпались? – Нам нужно поговорить, Нана. – Взаимно, Емитсу. Мы сейчас в безопасности? Муж, помедлив, кивает. Я ласково ерошу волосы Тсуны и прошу: – Милый, пойди, поиграй в комнате. – Нет! – нахмурившись, выдаёт ребёнок, неприязненно глядя на отца. – Он тебе плохо сделает! Пальцы мужа чуть вздрагивают, будто он хотел сжать их в кулак. А может, мне показалось. Преувеличенно беззаботно говорю: – Не говори ерунды, сыночек, разве может папа причинить мне вред? Он же любит нас. – Ага, любит, а тому старику отдал! – категорично заявляет обиженный сын. Что-то такое меняется в неприступном лице Емитсу. Он опускается на колено, протягивает к Тсуне руку, так и не решившись дотронуться. Может, заметил, что в свободной руке я держу нож, может, по другой причине. Но говорит как можно мягче и серьёзнее: – Послушай, сын. Я доверял этому человеку безмерно и был убеждён, что моей семье он вред не причинит. Он сказал, что беспокоится о ваших жизнях. Я же не знал, что ты такой молодец, и справляешься с Пламенем сам. И никогда, никогда я не позволю вам навредить. Даю слово, Тсуна. С твоей мамой ничего не случится. Ты ведь слышишь, что я не вру? Я отмечаю для себя это его «доверял». Ох, будем надеяться, что не случайно в прошедшем времени. Подумав, мой маленький защитник кивает и с деловым видом сползает с дивана, демонстративно обойдя Емитсу как можно дальше. – Если ты маму обидишь, я тебя никогда не прощу, – серьёзно заявляет напоследок. Когда затихают даже шаги сына, Емитсу резко поднимается, отходит назад и холодно спрашивает: – Итак, кто ты? Я не отвожу взгляд. Мне нечего бояться, я собираюсь говорить правду. И сражаться до конца ради Тсуны. – Я – человек, который знает себя под именем Савада Нана, – вопросительно вскидывает брови, но я качаю головой. Позже. – Я – мать Савады Тсунаёши, это я осознала сразу. Несколько месяцев назад я очнулась, понимая, что ничего о себе не помню. Кое-что удалось узнать из рассказов Тсуны, кое-что из документов, найденных мной, кое-что из разговоров с соседями. Мне, в общем-то, всё равно, кем я была раньше, что делала. В приоритете для меня благополучие Тсуны. Он очень испугался, когда нашёл меня без сознания. И вот за своего ребёнка я горло перегрызу любому. – Откуда ты знаешь про меня и Дона Вонголы? Я спокойна, спокойна, спокойна... – Я не знаю про тебя и дона ничего, кроме факта существования. Когда искала документы, нашла письмо, где рассказывалось о моём опекуне и происхождении. О том, что меня спасли от дяди и для моей же безопасности скрыли информацию о прошлом. Ну и пара слов о моём супруге. – Кто писал письмо? – Полагаю, единственный человек, который обо мне заботился, – пожимаю плечами. Да-да, имею-то я в виду себя, но ты подумаешь о моём опекуне. Емитсу чуть расслабляется. – И ты не попыталась сбежать? – А в этом был смысл? – мы молчим. Я всё же решаюсь сыграть на грани – подпускаю в голос той тоски, что преследовала меня последнее время. – Пойми, Емитсу, я не помнила, как любила тебя, зато помнила предупреждения из письма. Не буду скрывать, мне страшно за сына. Даже намёков хватило, чтобы испугаться. Возможно, та я, что была до потери памяти, могла тебе доверять. Но я сегодняшняя прекрасно видела, к чему это привело. Мужчина сгорбился. Странное дело, я чувствовала, что попала в точку, и мне вдруг стало жаль его. – Да. Ты не врёшь, – глухо. – Я думал, что женился на симпатичной девушке с хорошей родословной, радовался, как дурак, что она ничего не знает, что не будет этих вечных споров в семье и борьбе за власть, излишней официальщины, как у моих родителей. А ты всё знала… И любила меня по-прежнему. А когда тебе было плохо, меня не было рядом… И даже защитить вас я сам не смог. – Прости, – говорю тихо. – Ты для меня совсем чужой. Но ради Тсуны… Он посмотрел на меня совершенно больными глазами. Разве может мафиози, убийца смотреть так? Или… Я снова на чистой интуиции понимаю, что произошло. Такие люди как Емитсу нуждаются в том, за кем могут следовать. Нуждаются в каких-то идеалах. А сегодня он одного такого, самого важного, лишился. Он разочаровался в Тимотео! Закрываю лицо ладонями, потому что боюсь себя выдать. Если я всё сделаю правильно… Мне нужен защитник для сына, сама я не справлюсь. А Емитсу… Что ж, у Савады будет любящая семья, как он и хотел. Причём такая, от которой не нужно скрываться. Прости, дорогой, но ты ведь ту Нану не пожалел бы, если б узнал… – Что теперь с нами будет? С Тсуной? – спрашиваю усталым тоном, не отнимая руки от лица. – Ничего, – твёрдо отвечает он. Я слышу его шаги, чувствую неуверенность. Давай, Савада. Дама в беде. И не какая-то там, а твоя жена. – Я обо всём позабочусь. Ты ни в чём не виновата, а вот я оказался никудышным мужем и отцом. Но я исправлюсь. Веришь? О да, я слышу. Сейчас ты очень искренен, а чтобы и дальше всё пошло прекрасно, нужно постараться и мне. Да, я стерва. Но у моего сына будет детство. Выдавливаю из себя пару слезинок и позволяю отнять руки от лица. Сосредотачиваюсь на этих сильных, тёплых ладонях мужа, связываю с ними, с ним свои надежды. – Давай мы попробуем заново? Постараемся построить такую семью, какой она и должна была быть? Поднимаю взгляд и искренне произношу: – Я очень хочу тебе верить.