Два одиночества.

Вы, наверное, смотрели фильмы, а, может быть, это случалось с вами в живую. И, возможно, хоть один раз вы видели момент аварии. Вокруг тишина. Слышится треск догорающей части машины. Среди безмолвия взмываеся вверх струя дыма, пахнущего смертью. Когда ты открываешь глаза, понимаешь, что голова сильно кружится и к горлу подступает тошнота, все вокруг идёт темными пятнами, ты не знаешь где ты, становится страшно. Может ты уже умер, или все ещё спишь, а, может быть, ты постепенно уходишь. Меня вернули в чувства лишь сирена скорой помощи и нарастающая шумиха вокруг моей машины. Я, все еще находясь в тумане, держалась за руль и смотрела в окно, за которым стояли люди в форме. Они пытались открыть мою дверь, а я пребывала в замешательстве. Что произошло? Прокручивая пленку памяти, я немного вспоминала. Вечер, друзья, дочка. В эту секунду меня охватывает ужас, кончики пальцев начинают холодеть, я с дикостью начинаю дергать дверь машины. Выбравшись из салона и не обращая внимания на медиков, полицию, которая пытается меня успокоить, привести в себя, я дергаю ручку задней двери и, когда, наконец, с помощью полиции мне, это удаётся, я ищу глазами дочь. Все что я вижу — это маленькое тельце, лежащее в ногах кресел и кровь. В глазах мутнеет, я не обращаю никакого внимания на крики, шум в моих ушах, это все уходит на задний план, кажется, будто рядом смеётся ребёнок, я падаю в чьи-то руки и перед тем как окончательно закрыть глаза, вижу перел собой Диму. *** После того, как уехала Поля, мы решили впервые за долгое время посмотреть новости, поделится событиями. — Дим, ты вообще молодчина. Я реально горжусь, что знаю тебя. Это очень тяжёлое решение — взять Миру? — Успокойся. Мы просто нашли друг друга. Мы ещё немного поговорили о моих планах, она рассказала о своих проектах и о делах Исхакова, о проблемах Андрея. А потом резко перевела тему. — Ну, а Поля? С ней как? — Не знаю, мне показалось, что. «…произошла авария. Мерседес столкнулся с грузовиком. Мужчина, сидевший за рулем грузовика, жив и отделайся только испугом и парой царапин. А вот машина, с женщиной за рулём, сильно пострадала. Сообщается, что девушка жива, но находится в шоковом состоянии.» Мы переглянулись и с испугом произнесли имя Поли. Быстро собравшись и предупредив Андрея, мы выехали. На обочине, сильно помятая, стояла Полина машина, сама она вышла, но с усилием толкала дверь, а затем начала падать. Подбежав ближе, я понял, что случилось страшное. Тасю выносили из машины и перекладывали на каталку, она дышала, но была без сознания. — Доктор, что с ними? Скажите! Пожалуйста, — у Полины началась истерика, она трясла врача за ворот его куртки, я пытался успокоить её, но и сам хотел получить ответ. В какой-то момент, Полина увидела на заднем плане мужчину, вокруг которого крутилось много врачей и полиции. Смекнув, что это и есть тот самый мужчина, отделавшийся «только испугом», она ринулась к нему. — Запомни, если с ними что-нибудь случиться, я тебя лично, вот этими руками, задушу. Понял? Никакие уговоры: ни меня, ни медиков, не помогали, в какой-то момент она устала, мы сели в мою машину и поехали следом за скорой. *** Следующие три недели прошли в тумане. Мы с Полиной и тетей Светой дежурили у палаты по очереди. Мы отменили все свои концерты, каждую минуту звонили в больницу, но не слышали ничего нового. Тася потеряла очень много крови и, до сих пор, не очнулась, в прочем, Поля была в похожем состоянии. Они впали в кому. Каждый день казался ужасным испытанием. Мы разговаривали с ними обеими, но это ничего не давало. Они все также тихо дышали и лежали неподвижно. Не дай Бог хоть кому-нибудь пережить это. Когда ты смотришь на человека, ещё недавно смеющегося с тобой на кухне и пьющего чай, становиться больно, что-то защемляет в сердце. Как ни странно, именно в этот момент ты вспоминаешь о Боге. Почему? Это твой последний выход. Когда даже врачи, которые, казалось, всемогущи, ничего не могут делать, а тебе нужно хоть как-то жить, засыпать каждую ночь и надеяться, что завтра изменится все. *** Сегодня я вновь ехал в больницу. Заседание моего суда перенесли на месяц вперёд, да и думать я об этом пока не мог. Мира, которой мы все рассказали, плакала, я брал её к себе, но она лишь говорила о Поле, я водил её в парки, но глазе были грустные. Посмотрев на нас, Зоя Вадимовна сказала мне отдохнуть, а Миру приказала занять во всех новогодних утренниках, чтобы времени думать о случившемся не было. Яна предлагала мне огромное количество работы, но когда я пришёл на репетицию и не смог спеть, она отпустила меня и лишь попросила звонить, если что-нибудь случиться. Так вот, я заходил в больницу, здоровался с врачами, которые за это время уже привыкли ко мне, и шёл к палате. Там, сидя, спала мама Поли. Тихо тряся её за плечо, я тихо произношу: — Теть Свет, вставайте, едте домой, поспите. Я пришёл. Она судорожно осматривает палату, бросает взгляд на кровати и обреченно опускает взгляд. — Дим, ну за что? Тася ведь ещё такая маленькая, а у Поли вся жизнь впереди. Почему все так? Я так больше не могу. Если их не будет, я сойду с ума, я не смогу жить. Она захлёбывается в рыданиях, а я ничего ей не могу дать. Потому что надежда, которая теплилась в груди, начала исчезать после второй недели. А глаза врачей, смотрящие в пол, не придавали уверенности. Поэтому я тихо, до тошноты банально, отвечаю: — Все будет хорошо. Она целует своих девочек и обреченно выходит. А я остаюсь с ними. Через какое-то мгновение открывается дверь и входит Полина. Она тихо снимает пальто, не проронив ни слова, и садится рядом. — Я так их люблю, — хриплым, сухим голосом говорит она. — Дим, у меня столько воспоминаний с ней. Я умру, если она уйдёт, я не переживу, если умрет малышка. А знаешь, пришла повестка в суд. Они там что-то решают, кто виноват в аварии. Дим, зачем они добивают нас? Как объяснить им, что нам совершенно не важно, кто нарушил эти долбанные ПДД. Снова слезы, снова попытки быть сильным мужчиной, который совершенно не умеет плакать. Ведь я единственный, за исключением Исхакова, (но он взял на себя детей и все остальное) мужчина здесь. И даже этот Иван ещё не разу не посетил нас. Мы тихо сидим, обнявшись, и льём слезы. В палату заходит врач и начинает что-то делать. — Что вы говорите? Вы видите меня? Вы помните кто вы? Резко слышаться вопросы, мы поднимает головы с полным недоумением и смотрим на врача, но она не обращает на нас никакого внимания, она пытается разговаривать с Полей… Мы подскакивает и подходим к кровати. Её глаза полуоткрыты и она шёпотом просит воды. Полина в истерике начинает целовать Полю. — Спокойно, выйдите из палаты, — твёрдым тоном приказывает женщина, средних лет, но с с добрым лицом. Мы вышли. В палату забегали и выбегали доктора, мы стояли с пустыми лицами, обнявшись. На руки стекали тёплые слёзы Полины, от которых по телу пробегали мурашки. Становилось страшно и одиноко. Прошло немного времени и из палаты вышла та самая женщина, которая ещё совсем недавно была сурова. Теперь же на её лице сияла улыбка. — Доктор, ну что? — Все хорошо, девушка очнулась, она ещё очень слаба, но, я уверена, пойдёт на поправку. Я попрошу вас позвонить ее матери, она просила, но мне сейчас совершенно некогда — Да, конечно, а к ней можно? — Да, но не тревожьте её. Мы зашли в палату. Поля неподвижно лежала на кровати и немного улыбалась уголками губ. Полина села к ней и начала поглаживать по голове, я отошёл в сторону и начал звонить тете Свете. Та обещала приехать через пол часа — Полька, как же Вы нас напугали? — начал я — А Тася? — улыбка ушла с её лица и она заметалась по подушке — Успокойся, солнце, с ней все хорошо Я поймал себя на мысли, что ложь не всегда плохо. Как например сказать матери, что её ребёнок, которому ещё и года нет, находится в коме, что врачи лишь пожимают плечами. Правда раскроется, но не сейчас, когда она ещё очень слаба. Позже. Раскроется. А сейчас мы спокойно сидим на её кровати и улыбаемся ей. Все ещё впереди. Возможно, это будет переломным моментом нашей жизни, а, может быть, это лишь завязка действий и все ещё только впереди…