Что было дальше. Тропа в скалах

      Санго вернулась в деревню. Злая как оса.       Чувствуя настроение хозяйки, Кирара поначалу ещё пыталась схитрить, заставить её отвлечься. Ну хоть на что-нибудь.       Несколько раз огненная кошка закладывала весьма рискованные кульбиты. И даже чуть не поцапалась с каким-то местным лесным демоном. Он вылез на утёс полюбоваться рассветом, удобно рассевшись на старой кривой сосне, которая из-за ветра всю жизнь, видимо, так на боку и росла вроде живой скамейки. И имел неосторожность громогласно (и весьма цветисто) поинтересоваться, кого это тут, спрашивается, и с какого именно ляду носит?       Увы. Отвлекаться от злости Санго явно не желала, на воздушное хулиганство плевать хотела, а на залп отборной брани, донёсшийся с утёса, неожиданно ответила таким крепким словцом, что в сосновых ветвях что-то с хрустом обрушилось, и вслед Кираре потрясённо уставились глаза-плошки… Совсем беда с хозяйкой!       Кирара приземлилась перед домом Каэдэ, превратилась в маленькую кошку и принялась изо всех сил тереться о ноги Санго, жалобно мяуча. Охотница как-то механически взяла её на руки и принялась гладить. Спасибо, хоть не против шерсти.       — Кого там несёт? — проворчала старуха, выглядывая из-за дверной циновки. — Заходи, Санго, чего на пороге топчешься, неродная будто… А остальные где?       Глянула в лицо девушки, решила повременить с расспросами. Вряд ли случилось что-то по-настоящему плохое. А если даже и так — оно уже случилось и суетиться поздно. Ну, а если охотница опять просто-напросто переругалась со своим шальным блудистом, тьфу ты, буддистом — сама всё расскажет, ещё чай не допьёт, как распекать примется.       — Заходи, заходи… Ко мне хворые зачастили что-то, за ночь разбудили — кроме вашей беготни — ещё трижды, видать высплюсь только в следующей жизни, уж никак не сегодня. Да и утро уже.       Бурча таким образом, Каэдэ вручила охотнице рисовый колобок и, пододвинув пиалы с солениями, терпеливо дождалась, пока та поест. Кираре досталась размоченная сушёная рыба. Санго жевала размеренно, с мрачным лицом, не глядя в чашки. Попросить её, что ли, пол песочком полировать под такое настроение? Поди, до дыр протёрла бы.       — Ты мне, дева, вот что скажи, — Каэдэ решительно ткнула в освободившиеся руки Санго щербатую чашку и потянулась за чайником. — Живы все наши?       Разумеется, живы, тут и думать нечего, охотница никогда бы не бросила своих друзей на поле боя, а тем более ранеными, или — боги упаси! — убитыми. Вопрос призван вывести собеседницу из мрачной замкнутости, в которую она спряталась, точно в створчатую ракушку. Просто Каэдэ была жрицей не первое десятилетие, навидалась и не таких молчаливых истерик.       — А? — Санго моргнула, возвращаясь к действительности. — Все живы, все, будьте спокойны, бабушка Каэдэ.       — А с Кагоме что? — как ни терпелива была старая жрица, а прорвалась-таки тревога, голос дрогнул. Слишком уж много чего в последние сутки происходило вокруг девочки из будущего.       …Хорошо хоть, с Инуяшей Кагоме всё-таки успела объясниться и помириться. По крайней мере, взбалмошный полудемон, едва не спятивший из-за её долгого отсутствия, выглядел вчера вполне вменяемым. Если, конечно, к Инуяше вообще применимо понятие вменяемости. Правда, он, кипя целеустремлённостью, полдня мотался куда-то сломя голову, только пятки босые сверкали — но для него это, в общем-то, в порядке вещей.       Санго вспылила, едва не грохнув чашку об пол, и спохватившись лишь в последний момент:       — Да хромой тэнгу их разберёт, что мужиков, что демонов! Сещемару, вон, так намедни распинался, что все решили, будто он на Кагоме-чян жениться собрался… — Она отхлебнула горячий напиток, чуть не поперхнувшись со злости.       — Так и что же? — Каэдэ аккуратно поставила чайник. Что бы там ни стряслось, а второго чайника в её скромном хозяйстве не водилось.       — Инуяшу допечь да поизводить он собрался, и ничего больше, — по-кошачьи фыркнула Санго. — Мы когда следом кинулись, так Инуяша взбесился до последней крайности и первым бежал, ясное дело. Наверняка опять полосками демоническими изошёл весь. Стало быть, выскакиваем на какую-то прогалину, а там Сещемару стоит и вожак волчий Кога с двумя присными. — Санго стиснула зубы и почему-то покраснела.       …Не рассказывать же почтенной жрице про злосчастную, век бы не видать её, срамную книжку. И особенно, как она, Санго, сама себя выдала, ляпнув «моё!»…       — Погоди, а Кагоме где была?       — А их с Инуяшей уже след простыл. Куда-то в сторону гор. А Сещемару — Когу за ними не пускает, представляете зрелище, Каэдэ-сама?! Нас увидал и говорит: «Никто не последует за моим, значит, братом и жрицей. Оставьте, мол, их в покое, чтобы они… э-э-э… смогли спокойно… э-э-э… соединиться». — Санго покраснела. — М-мер-рзавец! Сначала довёл братца до умопомрачения, а затем Кагоме-чян ему, очумелому, считай что в руки отдал. Небось хочет, чтобы Инуяша сдуру оскорбил Кагоме-чян и она отказалась приходить к нам из своего мира!       — Больно уж заумно выходит, — скептически хмыкнула старая жрица. — Сещемару без надобы такого огороду городить не стал бы. Ежели он так просто похитил Кагоме, что ему стоило убить её? Он же вроде как презирает простых смертных, так чего ради столько возиться? Инуяшу дразнить, словеса плести… Чего-то мы пока не знаем, Санго-чян, и пока не узнаем, без толку гадать.       …А предположение, которое напрашивается, пожалуй, чересчур смелое. В самом деле, ежели Сещемару решил подтолкнуть брата сделать решительный шаг в делах сердешных — не от братского же сострадания? Спрашивается, какая ему в том выгода видится?..       — Может, он как раз пытался да не сдюжил убить Кагоме-чян? — задумалась Санго. — Выглядел Сещемару потрёпанным вельми, и притом не инуяшиными когтями. Одеяния на нём опалены были, да и смрад волос палёных учуяли даже мы, люди.       — Да уж, демоны-волки уж чем-чем, а вот огнём повелевать не способны, — согласилась Каэдэ. — Стало быть, окромя Кагоме некому.       — Но она же таким волшебством не владеет?       — Она и барьеры ставить не умела, пока Сещемару не научил, — усмехнулась Каэдэ.       — Сам научил, сам и получил… Но зачем, зачем всё это Сещемару?! Ничего не понимаю! — развела руками Санго.       — Без толку гадать, говорю, — повторила Каэдэ. — Значится, Инуяша унёс Кагоме?       — Да, — кивнула Санго. — Я попервоначалу за ними поспешать хотела, он же не в себе… но потом вспомнила, что в тот раз, то есть седмицу-то назад… Словом, как бы ему демоническая кровь в башку ни ударяла, как бы полосками ни покрывался, а Кагоме-чян вреда он всё ж таки не причинит. Тогда-то он её тоже уволок почти в помешательстве, а когда мы их догнали — бранились они совсем как обычно. Да и сколько помню, усмирить его способна только Кагоме-чян. Вот и думается мне, что… — Санго запнулась, — а ну как… и вправду обойдётся, ежели их не трогать?       — И Сещемару велел никому за ними не ходить… — Каэдэ потёрла подбородок. — Охти ж, чуднЫе дела творятся, как есть чудные… Ну ин ладно. А дальше что сталось-то?       Тут Каэдэ пришлось изловить полетевшую-таки на пол посудинку, благо пустую уже.       — А дальше, — выпалила Санго, не замечая укоризненного старухиного цоканья, — дальше Кога стал клинья подбивать! А Мироку в драку полез…       — Погоди-погоди, — поморщилась Каэдэ. — К кому ж Кога подкатился-то, ежели Кагоме уже не было?       — Ко мне, будь он неладен! Стою это я, голову ломаю, как ему от ворот поворот помягче дать, а Мироку его — посохом! Пришлось треснуть…       — Кого?       — Мироку!       — От те раз, — хлопнула себя по колену Каэдэ. — Погоди, а Сещемару что?       — Да он как сказал, так и ушёл сразу…       — Так, а почему ж от тебя досталось монаху, если к тебе лез Кога?       — Да не лез он! — чуть не взвыла Санго. — В том-то всё и дело! Этот вертихвост, чтоб ему пусто, стал о любви байки баять, да с такими честными глазами, что рука не поднимается стукнуть, язык не повернётся обидеть! Честное слово, вот небось потому Кагоме-чян и не могла никак его отвадить… Стою значит я, слова подобрать не могу, чтоб в зенки эти обожающие отказ бессердечный метнуть. А тут Мироку его ка-ак отоварит по темечку! Озлилась я, двинула Мироку с досады, обругала обоих, да и бегом оттуда подобру-поздорову от греха подальше.       — Отож не было печали, — проворчала Каэдэ. — Мало нам одного Инуяши было… Да и ты, Санго, хороша. Сама помысли — ежели ты защищала Когу, что могло взбрести в голову господину монаху на это глядючи? Ох, надо тебе с ним объясниться, пока не стряслось чего!       Охотница вспыхнула. Объясниться, значит. С этим прохвостом — объясниться? Ведь копался же, копался в чужих вещах, негодяй! Хорошо хоть, без Кагоме-чян, которая всё равно не стала бы ему растолковывать, вряд ли Мироку понял как пользоваться остальными припасами, не то страшно подумать, до чего осмелел бы.       …А уж при его способности находить юбки на каждом шагу, ему и книги довольно — будет теперь удивлять всех окрестных красоток… Ясно же, зачем ему книга надобна тайком от неё!       В действительности монах давно поубавил прыти в поисках «окрестных красоток», но Санго, привыкнув к обратному, перемену эту не оценила. Злиться она не перестала, и сейчас одной мысли хватило для того, чтобы взорваться.       — Объясниться?! — задохнулась Санго и неожиданно — даже для себя — выкрикнула: — Что с ним объясняться-то?! Небось думает, охальник, что я как он — только пальчиком на сторону помани!       И до крови прикусила изнутри щёку, чтобы не разрыдаться.

***

      Шиппо всем своим видом изображал крепкий здоровый сон. Хотя куда больше ему хотелось закопаться в спальный мешок Кагоме по самые уши. Так, на всякий случай.       А ещё больше хотелось немедленно вскочить и бежать искать Кагоме — а ну как и правда этот олух её обидит, и она больше не придёт?!       Вот только… Санго обещала задать взбучку за его актёрство в сарае. Попадаться ей на глаза сейчас… Шиппо поёжился. Охотница всегда была к нему добра и ласкова — но стоит ли испытывать её терпение вот именно сейчас? Если уж она Мироку побила из-за Коги — кто знает, чего от неё ещё ожидать.       Нет уж, лучше чуточку переждать, пока Санго угомонится.       …Ничего-ничего. Не будет же она весь день так сидеть. А пока сидит — надо придумать план!       Кому, как не кицунэ, придумывать самые изощрённые планы, правда?

***

      Кога поглядел вслед огненной кошке, уносящей охотницу на демонов.       …Ничего, пусть обмозгует и убедится, что лучшей пары чем он, в целом свете не сыскать.       Жаль, конечно, что Кагоме досталась-таки Пёсьей Морде, ну да ничего не поделать…       Не поделать?!       Нет, уже не поделать, увы. Если гнусный Сещемару прав, и эти двое собрались-таки спариться, теперь уже поздно бежать следом. А он, как ни прискорбно, прав, или Коге совсем нюх отшибло…       Кога никогда не мог всерьёз допереть, что за странные отношения такие. Ну или воспринимать всерьёз, уж извиняйте. Пёсья Морда совершенно однозначно пометил Кагоме как свою наречённую, однако сделать её по-настоящему своей отчего-то не торопился, вдобавок на словах нёс всевозможную чушь, отрицая любую связь. Правда, на деле психовал, кидался и защищал её как защищают только свою пару, не считаясь ни с риском, ни с возможными ранами. А Кагоме, похоже, с её человеческим носом, даже не подозревала о метке и вела себя как свободная самка, ещё не определившаяся с выбором. И так продолжалось — ничего себе! — четыре с лишним года. Любопытно, а что такого случилось нынче?..       …Ладно, Пёсья Морда хотя бы в ошейнике, и Кагоме может приструнить его в любой момент. При всей своей ушибленности на голову, он о ней хотя бы заботится. Урод же Сещемару… бр-р, и думать не хочу. Вот уж и во сне не снилось, что испытаю такое облегчение оттого, что Кагоме достанется Пёсьей Морде… Уже досталась, сомневаться не приходится.       Тут уж Кога вынужден был заткнуть собственную гордость и согласиться с Сещемару, который беспощадно указал, что жрица всегда принадлежала только полукровке. Потому что, когда Пёсья Морда сграбастал Кагоме и сиганул прочь, — к запахам гнева, раздражения и страха полудемона и человечьей самки добавилась ещё одна нотка, тоже обоюдная.       Этим двоим, чего бы они ни болтали, всегда нравилось касаться друг друга.       Гр-р! Да вообще-то, так было и раньше, ладно, чёрт, всегда оно так и было-то, просто Кога старался не замечать, твердя себе, что Кагоме ещё не выбрала, значит, шанс есть…       Ничего не поделаешь, хотя и жаль, конечно. Такого дивного аромата, как от Кагоме, днём с огнём не сыскать. Впрочем… охотница тоже пахнет весьма и весьма заманчиво.       Правда, прежде чем покинуть изрядно потоптанную в ходе объяснений поляну, эта самая — внезапно симпатичная — Санго что-то выговаривала своему длиннорясому спутнику. Вроде бы тот стянул у Санго вот этот вот презанятный свиток… Остальное волчий вожак не очень понял, а потому счёл несущественным. Ну, а резкости, обращённые лично к своей — вне всяких сомнений обаятельной — персоне, просто-напросто пропустил мимо ушей. Всё равно моя будет, решил Кога, а пока надо проверить как там племя без меня. И так пришлось оставить своих слишком уж надолго после той скверной встречи с порождением Нараку, теперь дел невпроворот скопилось небось.       Аяме… Нет, и думать не сметь!       Поразмыслив таким образом, Кога перевёл взгляд на Хаккаку и Гинту.       Ишь, два раздолбая, только что наутёк от Воздушной Дыры рванули, а теперь вон, опять страницами шуршат и чего-то шушукаются…       Злополучную книгу, пестрящую потрясающими картинками, Кога отобрал у спутников без особого труда и сунул за свой широкий пояс.       — Совсем тупые? — рыкнул, перекрывая протестующие вопли. — Самок здесь нету, так какого хрена распаляться-то? Чтобы бежать удобней было, что ли? Дятлы, блин!       И неспешной трусцой направился в сторону родных пещер. Незадачливый соперник, получивший тумака от самой же Санго, интересовал его меньше, чем прошлогодний снег.       Гинта с Хаккаку переглянулись — безнадёга, пока Кога не пересмотрит свиток от начала до конца, фиг поделится. Метнув напоследок рассеянно-сочувственный взгляд на кое-как поднимающегося с земли человека, волки припустили за вожаком. Плохо, конечно, что Кога лишился осколков Камня, зато теперь его можно догнать. Или, хотя бы, не отставать слишком.

***

      Мироку медленно распрямился, отряхиваясь от затоптанной травы. В голове гудело. В груди тяжело плескалась тёмная обида.       Как она могла?! Нет, ну как она могла так поступить?       Конечно, ему не раз и не два приходилось терпеть от Санго всевозможные пощёчины, затрещины, оплеухи, но до сих пор он даже не обижался. Раз уж девушка так блюдёт свою честь, стало быть, она неприступна для всех, — полагал Мироку, — и любого другого ухажёра неминуемо постигнет та же участь. И ведь постигала! До сегодняшнего дня Санго честно лупила любого, кто совался к ней.       Хотя… может, в том-то всё и дело, что лезть вплотную проклятущий волк отнюдь не торопился. Свою любовную чушь паршивый Кога нёс с безопасного расстояния.       …О-ох, будь оно неладно! Но что же делать, если самому Мироку никак невозможно удержаться, едва соблазнительные формы подруги оказываются в пределах досягаемости…       Так-то оно так, и получал, и не обижался, но — Санго ещё никогда не показывала на нём свой норов в присутствии других заинтересованных ею мужчин! А сегодня… сегодня охотница унизила Мироку. Перед каким-то, понимаешь, Когой — паршивым демоном вдобавок! Из-за какой-то паршивой книжки… и оставила валяться в грязи… Обида? Нет, гнев!       …Нет, разумеется, унижать Санго в отместку — ни за что и никогда! А вот проучить… по-хорошему проучить, чтобы не оскорбилась, а именно поняла, НАСКОЛЬКО была неправа — вот это заманчиво. Вельми заманчиво. Главное, придумать, как провернуть такое дельце.       А пока неплохо бы догнать проклятущего волчину и вышибить из него секрет — какого беса женщины кидаются защищать «бедняжку-Когу»?!       Сейчас, сейчас… Ничего, они пока недалеко ушли. В беге на большие расстояния — главное, ровно дышать. И тогда, если ты силён, можно бежать, пока не сотрётся кожа на ступнях. Мироку усмехнулся. Уж что-что, а бегал он всем на зависть. Кагоме-сама как-то сказала, что родись он на пятьсот лет позже, стал бы гордостью какой-то «марафонской сборной». Потом она долго объясняла, что такое эта самая «сборная», но растолковать сумела только, что так зовётся список лучших бегунов страны. Что ж, страны — не страны, а среди людей Мироку и впрямь равных пока не встречал. Беда только, что дело приходилось иметь больше со всяческой нечистью, то есть волей-неволей находиться в заведомо неравных условиях.       Ничего-ничего! С носка на пятку, с носка на пятку. Пять шагов на вдох, пять шагов на выдох. Для его тренированных лёгких — привычное дело. Только бы голова перестала болеть, чёрт побери, сначала синяк под глазом, потом распухшая челюсть, а теперь ещё здоровенная шишка вдобавок! Санго, душа моя, видит Будда, это уже чересчур. В макушку точно молотком колокольным отдаёт при каждом шаге. Надо, всенепременно надо тебе объяснить, что так дело не пойдёт. И я придумаю, как донести до тебя сию истину.       Всенепременно придумаю. А пока доберусь до мерзавца Коги, покуда ещё можно его догнать.

***

      Сещемару пристально озирал скалистый склон, не торопясь спускаться на ощетиненную гранитными гребнями землю.       Да, следует признать — жрица недурно освоила искусство невидимого барьера. Если не знать точно её местонахождение, отыскивать пришлось бы по ауре святой силы да ещё по косвенным признакам. В ближайшее время он, Сещемару, обучит её скрывать и запутывать и эти следы. И проследит, дабы урок был усвоен в полной мере.       Следовало бы оставить жрицу и младшего брата в покое на ближайшие сутки. Но возникшая надобность не терпит отлагательств и промедления.       Демон, не мигая, покосился на солнце. Близится к зениту. В принципе, времени у этих двоих было достаточно. Даже более чем достаточно, чтобы преуспеть в желаемом. В противном случае ждать от них пользы нецелесообразно вообще — что проку даже в самом идеальном союзнике, ежели оный союзник настолько непредсказуем?       Сещемару выбрал подходящий каменный выступ, занял его и дозволил окружающему миру заметить своё присутствие.

***

      — Ну-у-у! И чего ему опять надо?! — возмутилась Кагоме.       Шевелиться не хотелось — хотелось наконец-то выспаться. А попробуй тут не проснись, когда Инуяша вздрогнул всем телом, ругнулся и зарычал?       Еле успев прикрыть ладошкой широченный зевок, Кагоме сощурилась на незваного гостя сквозь бьющее в глаза солнце. Его Напыщенность Сещемару изволил возвышаться на утёсе, максимально обозримом для всей округи. Величественный, как монумент вселенскому аристократизму.       …Ну, и что это за «явление сноба народу»? Не мог до завтра подождать, формалист проклятый?! Посмеет при Инуяше брякнуть какую-нибудь мерзость вроде «наконец-то выполнили приказ» — уши не то что поджарю, спалю ко всем чертям. Вместе с волосами.       Кагоме представила совсем лысого Сещемару. Интересно, а надменности поубавится? Вряд ли. Такой он и будет — физиономия важная-преважная, а на башке поросячья щетинка. Не удержалась, фыркнула. Инуяша аж рычать перестал, воззрившись на девушку не то вопросительно, не то с подозрением.       — Успокойся, Инуяша. Забыл? Он нас не видит, — Кагоме усмехнулась, чувствуя, как раздражение сменяется своеобразным азартом, совсем как на той полянке перед рассветом. — И даже не знает, где именно мы находимся. Потому и торчит на обрыве вместо сосны, чтобы мы сами его заметили.       Она вспомнила про кинжал-якорь, оставленный Сещемару ей для барьера. Где — знает, конечно. Любитель жрать чужие нервы… Спасибо, хоть ждёт поодаль, а не в барьер ломится… Высокосветский любитель жрать чужие нервы!       — Да пошёл он к такой-то матери! — выпалил Инуяша. — Пусть хоть обторчится там.       — Нет, не пусть! — отрезала Кагоме с тем выражением лица, которое подруги и семья единодушно называли «Кагоме страшная!» — Не пусть! Сколько можно тебя нервировать? Достал, ей-богу, достал! Сейчас мы спокойно приведём себя в порядок, оденемся и узнаем, чего ему надо. И если он вздумал нас беспокоить из-за ерунды какой-нибудь, я ему все мозги так расцвечу, что мало не покажется!       Уж кому-кому, а Инуяше её способности по части мозговыноса известны преотлично, но… парень даже не ухмыльнулся. Он смотрел на далёкую фигуру, царственно вознесённую над каменным хаосом, и в горле у него снова клокотало.       …А вот за это, Сещемару, ты точно получишь! Погасить самую прекрасную, самую дорогую на свете улыбку… Сама не знаю, что я с тобой сделаю, но будешь ты бедный, несчастный и жалобный, так и знай!       Кагоме высунула руку из-под одеяла и зашарила ею в поисках одежды. Инуяша прихлопнул её запястье к футону, пресекая суету.       — Плевать на него, я сказал!       — Ага, и смотреть как ты психуешь.       — Кех! Очень надо из-за всякой хрени…       Кагоме почувствовала раздражение. Правильный холодный азарт куда-то ушёл, и это плохо, ведь взбучку Сещемару никто не отменял.       Но до него ещё добраться надо.       — Слушай, Инуяша, ну чего ты каждый раз на его дурацкие подлянки попадаешься?       Полудемон моргнул, сердито хлопнул себя по колену:       — А я тебе что сказал?! Пусть он там торчит, пока его не сдует ко всем чертям! Фигли ты повелась-то?       …Минуточку, так это мы, получается, пытаемся успокоить друг дружку?!       — У тебя сейчас такое лицо было, как если собралась опять чего-нибудь безрассудное отмочить, — уже спокойнее пояснил Инуяша. — Никуда тебя не пущу, пока не остынешь.       …Это он — меня от безрассудства уберечь пытается?! — Кагоме вполне буквально подобрала отпавшую челюсть.       — Ладно, а почему ты рычал?       Инуяша терпеть не мог признаваться, она отлично знала это выражение лица. Но, видимо, что-то и впрямь изменилось — в их отношениях ли, в нём ли самом, — потому что ответил он сравнительно легко:       — Летают тут всякие ур-роды… Так уютно дремали, вот какого хрена он припёрся? — полудемон смущённо прижал уши, сердито фыркнул, но всё-таки закончил. — Я от его тени проснулся, ну, когда он над нами пролетал… Да ещё и тебя разбудил…       Кагоме обняла его, прижалась щекой к груди. Потом подняла голову, оказавшись с ним нос к носу.       — Инуяша… Спасибо. — Раздражения больше не было, и от касания его кожи, от близости почти раздетого мужского тела у неё снова перехватывало дыхание.       — Чё? — удивился Инуяша. От аромата Кагоме кровь зашумела в ушах, губы сами собой приоткрылись и пересохли. Переспросил он с трудом: — За что спасибо-то?       — Спасибо, что объяснил, — улыбнулась Кагоме.       — Чего?       — Ты объяснил по-человечески, — решив достучаться во что бы то ни стало, терпеливо произнесла Кагоме. — Теперь я знаю, что ты не станешь делать глупостей. И мне спокойнее.       — Кех! А то тебе непонятно, блин, было, — буркнул Инуяша. А больше ничего не добавил, рассудив, что целоваться всяко интереснее болтовни.       Вот только гнусный братец, незряче буравящий взглядом пространство, поганил всю малину. Инуяша понимал — из-за этого, блин, коршуна на утёсе, Кагоме ни за что не сможет расслабиться. Урод Сещемару на корню гнобил то самое «настроение».       Надо его оттуда скинуть, да побыстрее.       …Гах, ну если он из-за фигни какой припёрся — пришибу гада. В конце концов, я с его условиями пока не согласился, а крови он мне попортил будь здоров сколько.       Инуяша постарался продлить поцелуй, но Кагоме не столько отвечала, сколько косилась на незваного гостя. А потом вообще отняла губы и неуверенно попросила:       — Может, вон за тот валун переберёмся?       Инуяша зарычал. Мало того, что надо держать себя в руках, пока Кагоме всё ещё больно, мало того, что чёртов Сещемару одним своим видом подкидывает мрачные воспоминания ну просто пачками — так теперь ещё Кагоме предлагает прятаться от этого урода! Прятаться, блин!       — Кех! Чёрта-с-два! Ладно, пойдём, узнаем, какого хрена ему неймётся. Быстрее сходим, быстрее вернёмся. За ним должок, чтоб его.       Кагоме тревожно всматривалась в лицо полудемона. Раздражён, раздосадован и хмур, но — ни следа той яростной, сводящей с ума ревности, кипевшей в нём ещё несколько часов назад.       — Инуяша… ты же больше не будешь нервничать и кидаться в драку, правда?       — Это, блин, от него зависит. Станет задираться — я не виноват.

***

      Мироку остановился, тяжело дыша после целой вечности быстрого бега.       Упустил!       Вокруг беспорядочно громоздились поросшие корявыми деревцами скалы. Целый лабиринт, плутать можно покуда ноги не отсохнут. Когда след волчьей ауры окончательно затерялся? Должно быть, не менее получаса, ещё на что-то надеясь, Мироку петлял по усыпанному валунами склону — а вдруг посчастливится наткнуться на хоть какую-то зацепку…       Глупость какая, прости господи!       Потирая гудящие виски, монах спустился к бурному ручью, который недавно переходил вброд и чуть не расшибся о каменистое дно, поскользнувшись и будучи увлекаем течением. Промокнув до нитки, он поначалу и внимания не обратил, мол, по дороге высохнет — это пока азарт преследования подстёгивал.       Теперь же ледяная вода брала своё — одежда огрузла, облепила, у Мироку зуб на зуб не попадал. Этак и до лихорадки недолго.       Быстренько развесив вещи по кустам и нагретым на солнце камням, горе-охотник уселся над ручьём, плеснул в лицо полными пригоршнями, помассировал ушибленные места, поморщился.       То ли день выдался не ко времени холодный, то ли усталость и переживания давали о себе знать вкупе с недосыпом — да только каждый порыв ветра впивался в тело целым роем кусачих ледяных мурашек.       Полуденное солнце отогревало невероятно медленно. Мироку приложил к шишке на макушке мокрую тряпку и, подставив продрогшее тело живительным лучам, закрыл глаза, пытаясь расслабиться.       …Что на меня нашло, спрашивается?! Ну догнал бы этого Когу, ну пригрозил бы ему Воздушной Дырой. Ну и что? Таким путём кроме ругани ничего не добьёшься, а кроме того волк и сам может не знать никаких секретов. Сколько доводилось встречать тех, кто, умея и делая нечто особенное, понятия не имеет притом, как оно получается и соответственно, никого научить не может даже при большом на то желании. А у волчьего вожака нет ни малейшего намеренья либо основания чем-либо помогать ему, Мироку. Тем более теперь, нежданно-негаданно оказавшись соперником оному.       Санго, ах Санго, какая муха тебя укусила? За всё время совместных странствий не припомню ни одного — ни единого! — раза, чтобы ты вела себя так… Хотя…       Мироку скривился, осторожно потрогал шишку, которая определённо мешала мыслительному процессу. Как Санго могла так с ним обойтись?       …Довольно! Пока мысли бегут по кругу — ничего толкового не выйдет. Надо чем-то заняться… Перво-наперво, привести себя в порядок — как-то зябко всё же, в одной набедренной повязке на ветру сидеть.       Он пощупал одежду — сырая, брр! Эдак она и до ночи не просохнет…       Передёрнув плечами, Мироку стал карабкаться вверх по склону — не столько даже в надежде увидеть поблизости жильё, сколько пытаясь согреться движением.       — Благодарение Будде и милосердной Каннон, — пробормотал он удивлённо. — Неужто вниз по течению и впрямь деревушка виднеется? И даже с постоялым двором?       Спустился вприпрыжку, чуть не сверзившись. Собрал отвратительно-холодные вещи. И снова благодарение Будде — в мокром рукаве нашёлся-таки свёрточек с монетами. Немного, четверть связки наверное, но на бадейку горячей воды хватить должно.       — Итак, — еле шевеля синеющими губами, сам себе заметил Мироку. — Даже если б не потерялось огниво, баня-то всё равно получше будет… На околице, ничего не поделаешь, прикроюсь как-нибудь м-мокрой рясой, а там п-посмотрим…

***

      Шиппо шмыгнул носом и сердито зарычал, чтобы не разреветься самым постыдным образом.       …Все про меня забы-ы-ы-ы-ли!       Даже бабушка Каэдэ — и та ушла. К больному позвали. Да так срочно, что она даже не успела придумать лисёнку занятие хотя бы на полдня.       А сверхковарный план с треском провалился — Кирара наотрез отказалась куда-то лететь, виновато урча и показывая глазами в сторону Санго. Мол, не могу оставить хозяйку одну в таком-то расстройстве.       А в одиночку искать Кагоме он… нет-нет, не боялся, конечно же! Но… не желал делать апр… упр… опрометчивых поступков, вот! Вдобавок, помимо дурного Инуяши, там же где-то Сещемару со своим кнутом ошивается.       Шиппо был бы только рад, если б придурошный полудемон наконец-то сделал Кагоме своей. Тогда больше никакой Кога на неё не позарится, и она навсегда останется с друзьями. И с ним, с Шиппо. И никто лисёнка от Кагоме не прогонит, ведь Инуяша не против его безобидного присутствия.       …До сих пор был не против. А теперь? Вдруг будет против?!       Да нет, с чего бы вдруг? Он же всё-таки вовсе не свихнулся от ревности, чего бы там ни померещилось Мироку и Санго…       А-а-а-а-а-а-а, всё равно, всё равно!!! Всё равно надо увидеть Кагоме! Хочу к Кагоме!       — Точно! — сам себе объявил Шиппо, шлёпнув кулачком в ладошку. — Сделаю вид, что никакого сарая в упор не помню, потому что хочу к Кагоме! Ну, напугал я вчера Санго, ну и что теперь… Я ж не для себя, я ж за Кагоме беспокоюсь! Главное — трагизм!       А как же коварный план?       Шиппо самодовольно ухмыльнулся. Сказать самую-пресамую настоящую правду — ну разве это не сверхковарство?