***
— Рин. Подойди, — повторил Сещемару. Рин подошла. — Можешь ли ты добраться и снять бумагу с этого? — он указал на искрящий разрядами кинжал в трещине скалы над своей головой. — Да, Сещемару-сама! — радостно подскочила девчушка. — А если… — вырвалось вдруг у него. Бесстрастный голос не дрогнул, но запнулся. — А если я тебя на смерть посылаю? Рин засмеялась. — Сещемару-сама шутит! Сещемару-сама хороший. Сказано это было с такой твердокаменной уверенностью, что гранитные утёсы вокруг устыдились собственной мягкости. Она полезла вверх, ловкая, как ящерка. Он отступил подальше. Солнце давно уже покинуло пределы ущелья. Вот-вот начнёт сгущаться мрак. И тогда… Рин добралась до кинжала — разрядов она, не владеющая силами, не видела, для неё эта странная штука просто блестела как-то необычно, но в чём именно необычность, она не смогла бы объяснить даже себе, — и без труда сняла с рукояти бумажную ленту с заклинанием. Однако оступилась и схватилась за рукоять — почти нечаянно. Дзыньк! Демон безучастно наблюдал, как она, скатившись по шершавому граниту, печально рассматривает ободранные коленки и локти, трогает ссадину на подбородке и наконец переводит взгляд на обломок в руке своей. — Ой, Сещемару-сама, простите, Рин не нарочно… Он молча протянул руку. Рин отдала ему рукоять с огрызком лезвия. Да, так и есть. Артефакт мёртв. Причём убило его снятие заклинания — не тем, кто наложил. Сломался он уже вследствие этого, подобно сухому стеблю. Жаль. Он, Сещемару, возлагал на кинжал некоторые надежды… Зато проклятый барьер исчез, и можно наконец-то убраться отсюда, пока не стемнело. И пока не явилась маменька. С наступлением темноты Чёрное ущелье опасно даже ей, следовательно, оне изволят явиться раньше. Подхватив Рин на руки, он устремился ввысь… …А и недалеко ушёл. На широком, почти с небольшую площадь, уступе, у дальнего края под отвесной скальной стеной стоял сероволосый. Сещемару почти не глядя пристроил Рин на крохотный карниз, успев только приказать: — Затаись! — Да, Сещемару-сама! — шёпотом откликнулась она. И совсем еле слышно добавила. — Рин вас не выдаст… И выпрямился, показываясь над краем обрыва — от многоопытного слуги клана всё равно скрываться бесполезно. Ступил на край, взметнув пыль колыханием одежд. — Это похвально, что ты справился сам, — со спокойной улыбкой произнёс сероволосый. — Впрочем, я пришёл освободить тебя и передать, что глава клана в безмерной милости своей распорядилась тебя отпустить. И все трофеи оставить тебе. Сещемару почти вздрогнул. — Вот как? — И не спрашивай, почему. Едва ли кто-либо кроме самой Цукико способен ответить на этот вопрос. …Это вполне очевидно. Маменька желает понаблюдать, против кого я использую Лепестки Безумия. Мне же довольно того, чтобы их не использовали против меня. Лишь бы только она о том не догадалась, не то возжаждет найти им «лучшее применение». Он слышал, как Рин беззвучно втянула воздух, сорвав ноготь — опора была всё же слишком узкой, девочка держалась, по сути, на одних пальцах. Но при сероволосом Сещемару не отваживался её оттуда снять. …Когда о существовании Рин узнают в клане, начнётся кошмар. От меня первым делом отрекутся. И заявят о том во всеуслышанье. И тогда все, кто чем-либо обижен, и просто те, кто собирает головы врагов дабы похваляться, начнут охоту. К которой я пока не готов!.. Рин висит уже на одной руке. Сероволосый смотрит пронзительно и печально. — Когда-нибудь ты наконец поймёшь, Сещемару, что дорогое сердцу следует защищать невзирая чужие на словеса и мнения. И ещё — что к некоторым вещам невозможно быть готовым. Он поворачивается и уходит — всё так же спокойно. Сещемару стоит как изваяние, не в силах шевельнуться. И только когда последние признаки ауры преданного слуги клана рассеиваются в закатном небе, Сещемару срывается с места и летит вниз, навстречу сгущающимся теням Чёрного ущелья. Куда, обдирая в кровь руки, сползла человечья девочка, не в силах удержаться на отвесной стене слишком долго. Сещемару мчался вниз, словно продираясь сквозь плотные занавеси. Но хуже всего было то, что занавеси эти звучали голосами его собственного прошлого.***
Что будет, если вывалить на каменные ступени прорву песка? А если эти ступени вдобавок узкие-узкие и сами ещё покатые? Пра-авильно, будешь ты на них поскальзываться и вместе с песком ехать вниз, особенно, если ещё и не сидишь смирно, а пытаешься вверх карабкаться. Как ни старалась Рин, опора всякий раз вывёртывалась из уставших пальцев, песок лез в глаза, мелкие камешки клевали руки и макушку. Наконец, ноги нашли опору. Рин кое-как проморгалась. Ужасно-преужасно болели пальцы, особенно тот, что остался без ногтя. Вокруг было почти темно. Да, так и есть, это дно ущелья, если поискать, где-то тут и обломки кинжала валяются… Расщелины казались потёками смолы, тени от камней тянулись смоляными лужами. И Рин совсем-совсем не удивилась, когда в одной из теней забрезжили два жёлтых огонька.***
Инуяша и Кагоме сидели по разные стороны очага — надутые, разобиженные и красные. Причём Кагоме отлично понимала, что прихвати она лук, можно было бы сказать, что вышла осмотреть окрестности… и тогда на крыше, укутавшись с Инуяшей одним хаори, можно было б не ругаться… совсем даже не ругаться. Санго и Мироку по-прежнему друг друга игнорировали, монах кутался в одеяло и маялся, то ложась, то садясь к огню поближе. Только Шиппо и фальшивый заклинатель в это общее раздражённое уныние не вписывались — увлечённо мастерили ещё какую-то игрушку. Кирара, мирно спавшая на коленях Санго, вскочила, встала перед дверью и мяукнула, озадаченно наклонив голову набок. — Что там? — вмиг подобралась охотница. Снаружи по наледи захрустели шаги, бесформенная тень замаячила сквозь бумагу, и, локтем кое-как отодвинув дверь, в облаке морозного пара шагнул в дом рослый парень, неся кого-то на закорках, придерживая своими крупными загорелыми ладонями чьи-то безвольно висящие руки-ноги. Он так тщательно перехватывал сползающую ношу, что не сразу заметил огонь в очаге и сидящих у огня, а заметив — аж подпрыгнул. — О боги-хранители! — впрочем, он быстро пришёл в себя. — Откуда вы взялись в моём доме? — Мы просто путники, почтенный, — вежливо поклонилась Санго. — Пережидаем непогоду. Покорнейше просим прощения, что… — Тьфух, — перевёл дыхание новоявленный хозяин. Голос у него был басовитый, но выразительный. — Пережидайте на здоровье, господа хорошие. Правду сказать, это я должен прощения просить, что не встречал гостей. Но сестрёнка моя вчерась пошла за бататом в горы и сама не вернулась, так что мне ея искать пришлось. А потом начался дождь и пришлось переждать до утра под скалой. Говоря это, он бережно сгрузил безвольное тело на циновку у очага, откинул слипшиеся пряди с кругленького девичьего лица и поправил на ней поношенную зелёную юкату. Затем потёр собственные глаза и оглядел нежданных гостей внимательно. Был он молод и плотно сложен, с квадратными плечами и только-только проклюнувшейся бородой. — Что с ней? — Кагоме подсела ближе, лихорадочно вспоминая, в какую именно даль рюкзака затолкала аптечку. — Не ведаю, почтенная, — тревожно отозвался парень, деловито громоздя большой чайник на очажный крюк. — Как нашёл её, так ничем разбудить не могу. — Дайте-ка взглянуть, — придвинулась Санго, покосившись на дремлющего Мироку. Потрогала девушке пульс, оттянула веко, взглянула на ярко проступившие вены на мертвенно бледной руке. Поджала губы. — Похоже сие, как если бы жизненную силу у неё забрали, оставив малость, только чтобы не померла. — И что же делать? — так и сел на пол хозяин. — А то не ясно! — фыркнул молчавший до того Инуяша. — Навешать тому уроду и вернуть краденое. От неё же демоном несёт будь здоров… Только странным каким-то, — добавил он, хмурясь и принюхиваясь внимательнее. — Демоны! — басовито громыхнул парень и стукнул по полу кулаком. — Только этого не хватало! Мало нам, что ли, этих пришлых разбойников, выдающих себя за самураев?! Как не стало настоятеля на перевале, так все напасти на нас слетелись! — Настоятель? Вы о нём знаете? — Кагоме перестала рыться в рюкзаке и уставилась на хозяина дома. — Кто ж о нём не знает! Видите эту ширму с морским раком? Ещё дед мой молод был, когда зашёл сюда путник. Потом люди говорили, что монашек, но дед уверял, что просто мальчишка с обтрёпанным свёртком бумаги, тушечницей у пояса… и в одной сандалии, ни дать ни взять Дарума*. А заместо платы предложил ширму, значит, облагородить. Дед мой согласился, и мальчишка снял сандалию, макнул в тушь, и нарисовал чёрного морского рака. — Чёрного? — влез Шиппо. — Так он же у тебя красный! — Не перебивай, малой. Сначала рак был чёрный — и мой дед клялся-божился, что энтот нарисованный рак шевелил клешнями и хвостом! Инуяша и Санго переглянулись и дружно вскинули брови. — Красным рак стал через пару лет, когда молодой настоятель заглянул к деду, и тот попросил его перекрасить. Поглядеть на живого рака на ширме сходились гости даже из далёких деревень, и деду отчего-то втемяшилось, будто красный живой рак привлечёт ещё больше удачи в нашу чайную. И ведь отговаривал его настоятель! Но деда было не переспорить, и настоятель покрасил рака красной тушью. Кагоме невольно пригляделась к ширме. Нет, не фотография, конечно, но всё-таки удивительно настоящим выглядел этот рисунок. Шершавый панцирь, бронированный многосегментный хвост, поджатые лапы, длинные, сложенные вдоль тела усы-антенны… Его прямо пощупать хотелось! — Но красный рак, он ведь варёный, — продолжал рассказ молодой хозяин чайного домика. — Больше он ни клешнями, ни усами не шевелил. Дед сперва рассердился и пошёл в монастырь ругаться, а настоятель велел ему читать молитву об усмирении жадности! — парень усмехнулся. — Вот чего в старину бывало! — А как же сей юноша настоятелем стал? — хрипло спросил Мироку, который, похоже, не дремал, а просто пережидал плохое самочувствие. — Так ведь поселился энтот мальчишка в заброшенном монастыре. Говорят, кто до него там на ночь оставался, всех мёртвыми наутро находили… а то и не находили вовсе! А он остался живёхонек, ну люди и порешили — значит, святой! И то верно, страхи всяческие с тех пор десятой дорогой нашу деревню обходить стали. Инуяша снова переглянулся, на сей раз с Мироку, но тот закашлялся и вопроса на лице друга не увидел. — А тепереча опять нечисть разгуливает… Неужто и взаправду не стало нашего Шичиро-сама?! — неожиданно всхлипнул крепыш-хозяин, снова приглаживая волосы бесчувственной сестрёнки. Закипел чайник. Хозяин, назвавшись именем Ясуо, заварил чай чинно и по всем правилам, хотя его взгляд то и дело возвращался к сестре, а рука так и тянулась подоткнуть ей одеяло потеплее. По его словам, деревня была чуть дальше по тропе. Благополучная деревня, где часто останавливались паломники. Месяц назад нагрянула разбойничья банда, и до того обнаглели, что трое бандитов подрались с деревенским кузнецом. На свою голову. — Ох, как бы не сожгли его дом-то теперь, — обеспокоенно добавил Ясуо после красочного описания драки. — А ещё стала объявляться на тропах, ведущих к монастырю, женщина-оборотень! — Оборотень?! — тут уж хором закричали все, даже Мироку вскочил, но голова закружилась от слабости и он неуклюже плюхнулся обратно. — Ну, — хмуро подтвердил Ясуо. — Мне Дзиро-лесоруб сам рассказывал. Мол, пошёл он Шичиро-сама проведать, вдруг видит чайную вроде моей. Ну, думает, неужто с дороги сбился да кругаля дал? Ан нет, место ведь другое. Чудеса, думает, кто ж тут от всех тайком дом построить ухитрился, да ещё так быстро, что никто не знает? Зашёл. Видит, в углу спиной к нему женщина над чем-то трудится. «Здорово, хозяюшка!», «Здравствуй, гость! Нешто не боишься по горам один ходить?». «Чего мне бояться, — Дзиро говорит, — ежли я энти горы с детства знаю!». А она ему: «Разве не знаешь, путник, что объявился на этой горе оборотень?». Ну Дзиро хохотать: «Оборотень! Ну и как тот оборотень выглядит?». «А вот так!». — все даже дыхание затаили, Ясуо определённо умел хорошо рассказывать. — Тут женщина оборачивается к нему — а лица-то у ней и нету! — Как нету? Совсем нету? — Гладкий шар у ней вместо лица. Белый и круглый! — Ясуо сделал эффектную паузу. — Ох и бежал же оттуда Дзиро! Ну, думает, вот добегу до монастыря, предупрежу Шичиро-сама, настоятель прогонит оборотня. Вдруг видит — идёт впереди него по тропе женщина, и тоже в сторону монастыря. Слушатели опять затаили дыхание. Шиппо повис на остолбеневшем Гомбэе, вереща: «Это ж она? Она?!» — Дзиро догнал паломницу, кричит ей: «Бежим, бежим к монастырю скорее! Не то оборотень нас догонит!». А она ему: «Оборотень? А он случайно не похож… на меня?». Да ка-ак обернётся, а у ней тоже гладкий шар вместо лица, ну чисто рыбий пузырь на шее качается! Отшатнулся Дзиро, заплелись у него ноги, сел он наземь с размаху. Глядь — а у страшной паломницы из-под подола семь хвостов виднеются! Кинулся Дзиро бежать не разбирая дороги, и только в деревне отдышался. — Понятно, — спокойно кивнула Санго. — А хвосты какие были? Лисьи, кошачьи, змеиные — какие? — Не мог он потом энтого вспомнить, уж я расспрашивал, — буркнул Ясуо, которого явно задело её деловое отношение к его прочувствованному рассказу. — И что же, больше не пытались к монастырю пройти? За целый месяц? — Как ни пытаться, пытались! Захожий гэндзя какой-то, только я его не видел, врать не буду. Вот после него уже не пытались, всех страх одолел. — Гэндзя, да-а? — ехидно протянул Мироку, оторвавшись от горячего чаю и незаметно заёрзав. — И что же он увидел, этот гэндзя? — Говорят, встретил он паломника, а у того на ногах-то сплошь глаза! И все разом на него ка-ак уставились! — Уставились, говоришь? — Мироку жестом фокусника откинул край рясы и резко повернулся к Гомбэю. — Вот так или ещё пристальнее? Незадачливый заклинатель сдавленно вскрикнул и задом наперёд, как каракатица, рванулся отползать. Инуяша презрительно фыркнул. Кагоме и Санго чуть не столкнулись лбами, дёрнувшись посмотреть в чём дело. Шиппо недоумённо спросил у Кирары: «Чего это они?», на что кошка так же недоумённо мяукнула. Мироку улыбался, наслаждаясь местью. От резкого движения он чуть не упал, но оно того стоило! Пятна от вымазанных сажей пальцев, которые он наскоро наставил на обе голени, конечно, мало походили на глаза, но зрелище отпрыгивающего, и притом отпрыгивающего прямо сидя на заднице, проныры-Гомбэя — Буддой поклясться можно, оно того стоило!***
Гомбэй не успел придти в себя, Мироку не успел насладиться триумфом, Санго и Кагоме не успели раскрыть рты. Звук сотряс, пробирая до печёнок. — Ма-а-а-а-у-у-у-у! — раскатами грома раздалось снаружи. Казалось, звук идёт со всех сторон сразу, а мяукающая тварь размером с гору, не меньше. — Ма-у-у-у-у-уу-у-у-у-ууу! Инуяша выругался и кинулся к двери, но дверь отодвинулась сама, и в дом протиснулась огромная кошачья лапа. — Ма-а-а-а-а-а-а-у! — казалось, от нутряного урчания дрожит пол и вот-вот провалится крыша. Полудемон замахнулся Тессайгой, но лапа сбила его с ног и быстро убралась. В приоткрытую дверь заглянул огромный жёлто-зелёный глаз. — Ма-а-а-а-а-у-у-у! Наружу кинулись все, кроме разве что Гомбэя, жалобно бормочущего в полуобмороке «я не боюсь, нет, не боюсь, не боюсь» и ещё Мироку, на полпути опять скрученного кашлем. Даже Ясуо схватил какой-то дрын и побежал вперёд, едва не попав под раскрут Хирайкоцу, но в дверях заорал от ужаса, выронил своё оружие и спрятался, завывая молитвы. Действительно, кот-оборотень был огромен. Кагоме в первую секунду показалось даже, что он заслоняет пол-неба. Инуяша, отпрыгнув от нового удара лапой, рубанул Раной Ветра и… чудовище лопнуло, как мыльный пузырь. — Иллюзия! — выкрикнула Санго. — Нас одурачили! Кагоме, выбежавшая последней, развернулась и первой влетела обратно в дом. Мироку ещё тяжело дышал после кашля, о Ясуо и Гомбэе и говорить не приходится. А вот сестрёнка Ясуо лежала теперь почему-то у стены… у бумажной стены, в которой рваными краями шелестела на ветру дыра. Не теряя времени, Кагоме подскочила к ней, ожидая чего угодно. К её удивлению, лицо девушки уже не было смертельно бледным, больше того — она скривилась, чихнула и открыла глаза. — А? Ч-что… ты кто?.. — Мироку-сама! — позвала Кагоме. — Взгляните… Монах присел рядом, сложенными в мудру пальцами поводил над головой и грудью девушки. — Невероятно… Похоже, с ней всё в порядке. Раздался звонкий шлепок — едва проверка окончилась и Мироку расцепил кисти, тут же получил по проклятой руке-злодейке. Ох уж эта рука!.. — Да вы разбойники что ли? — насупилась девушка, прикрывая полой юкаты подвергшуюся нападению монаха коленку. — Я здесь, я здесь! — подскочил опомнившийся Ясуо. — Всё хорошо, ты дома. Всё хорошо… Как ты? — Голова кружится немножко, — поморщилась сестрёнка. — И не помню, как пришла домой. Санго оттёрла Мироку в сторону и зашептала: — Вы уверены, господин монах? Она жива-здорова, не одержима, и ей вернули жизненную силу?! — Да, — Кагоме ответила вместо закашлявшегося Мироку. — Я помню, какая аура у одержимых и у скрытых одержимых. Одно из двух, либо этот оборотень сильнее всех с кем мы сталкивались вместе взятых, либо… девушка и впрямь в порядке. Санго наконец заметила, что стоит к монаху вплотную и демонстративно отодвинулась. — Где это видано, чтобы оборотень возвращал краденое?! — поразилась охотница. — Кех, ясно одно — догнать! — отозвался Инуяша, остервенело обнюхивая бумажные края дыры в стене. Друзья снова кинулись наружу, и только теперь заметили, что снег-таки начался — ночную изморозь уже припорошило, в воздухе лениво кружились большие пушистые хлопья. Обошли дом, и полудемон завозил носом с внешней стороны дырки. — Так тут же ясные следы на снегу, — удивилась Кагоме. — Отвали, дай разобраться. — Кошачьи. — Отвали, сказал! Из-за угла дома подбежал отставший Гомбэй. — А тебе чего тут надо? — неласково встретил его Мироку. Однако тихий вежливый гэндзя был настроен воинственно. — Чёрта-с-два! — выпалил он. — Я всё равно справлюсь с этим паскудным страхом! — Да хрен с ним, пусть его оборотень сожрёт, — небрежно бросил Инуяша. — Вперёд, пока следы не замело нафиг!***
Горная тропа, при которой стоял чайный домик, тянулась ещё на полтора десятка шагов, а затем сворачивала за склон горы и разделялась — правая ветка сбегала вниз, к ясно видимой отсюда деревне, а левая шла вверх по узкому скалистому гребню к седловине. — Как красиво! — вырвалось у Кагоме. И правда, впереди виднелся величественный не то храм, не то маленький замок. Ползущее по горе облако застряло на гребне, и казалось, будто храм вырастает прямо из клубящегося белого марева. Облако дыбилось, катилось, ползло навстречу, застилая вид на монастырь. Но раньше, чем поднимающиеся по гребню успели забеспокоиться — внезапно рассеялось, оставив прямо по курсу толпу в тускло поблескивающих доспехах. Инуяша заслонил собой Кагоме и потянул носом. — Х-ха! А вот и второй крысючина припёрся. — Ка-ак ты посмел обратиться ко мне, великому генералу Юу, ты, мелкое собакоподобное недоразумение?! — визгливо возопил из глубин богато украшенного шлема, по-видимому, предводитель. — Покараю! Он вскинул руку с боевым сигнальным веером, какие Кагоме видела на уроках истории на старинных гравюрах у военачальников. Стальная пластина мутно блеснула в пасмурном свете… таким знакомым розоватым блеском. — Инуяша! У него в веере осколок Камня! — Чё раньше не сказала?! — Раньше не чувствовала! Похоже, осколок мелкий… Крысодемон времени зря не терял. Санго размахнулась бумерангом, но опоздала. — Снежный буран на ваши дерзкие головы! — провозгласил самозваный крысиный генерал — и взмахнул веером. Последнее, что видела Кагоме — Инуяша воткнул в землю Тессайгу, пытаясь удержаться. А потом его сдуло прямо на неё, и красное хаори залепило лицо, и всё потонуло в темноте.