Врата "Hen Ichaer"

Дышать было мучительно. Не дышать – невозможно. Выбор был не слишком-то велик. Почему так тяжело открыть глаза? Куда внезапно делись конечности? Что за дрянь, в конце концов, подмешал ему темерец? - Вот же живучий мерзавец! – голос мерзкого Dh’oine неприятно резанул ухо. Открыть глаз, срочно понять, что происходит, и кто рядом – друг или враг. Точнее, очевидно, что враг-то как раз в наличии, а вот других голосов почему-то не слышно. Наконец-то глаз подался, но ситуация не прояснилась – все загораживает эта дурацкая улыбающаяся башка в отвратительно-безвкусной шапке. Стоп! Кто выключил свет? *** - Вот так, молодец, хороший эльф, - чьи-то руки, мягкие, теплые, приятные. И голос приятный, нежный и звонкий, девичий такой голос. Сразу можно представить его обладательницу – сероволосую ведьмачку с изумрудно-зелеными глазами. Она принесла питье, резковатое на вкус, но глотать уже не больно, а жидкость дарит тепло где-то в груди. – А кот был очень умным – он залез на дерево, где охотники не смогли его достать… *** Пальцам мокро и неприятно. Зато рука, лежащая на бедре, отдает вполне ощутимым жаром. И прикосновение к руке чьи-то губ, и выше, к запястью, туда, где пульсирует вена. Рука не слушается, только загребает воздух, успевая зацепить шершавую, небритую скулу. Скула мокрая, но думать об этом не хочется. И глаз открывать не хочется. Снова губы, уже на лице, кто-то целует его шрам, потом целомудренно – губы. Жар исчезает. Слышно, как захлопывается дверь. *** Йорвет окончательно пришел в себя и ощутил холодок в затылке. Комната была ему знакома, собственно, это была его собственная комната, как и человек, сидящий у подобия стола и что-то царапающий пером. Синий доспех, ненавистный шеврон с темерскими лилиями, неожиданно – коротко постриженные каштановые волосы. Вернон Роше собственной, мать его, персоной. А может это всего лишь ад? Темерец повернулся на скрип кровати и тут же, в два прыжка подскочил к эльфу, не слишком деликатно толкая его на кровать. - Лежать, я сказал! – слова он подкрепил собственной рукой, припечатав Йорвета к тюфяку, воспользовавшись его бессилием. – И почему все дерьмо всегда в мою смену… - Убери руку, Dh’oine, и помоги мне встать, - в голосе эльфа звучала сталь. - Хер тебе! Приказано лежать, так и лежи. - Ты не смеешь мне приказывать, мерзкий, отвратительный Dh’oine! - А ты попробуй мне помешать, - темерец хмыкнул в ответ на вялую попытку эльфа поднять руку для удара, и провел рукой по лицу – под глазами залегли тени, похоже, что партизан не спал несколько ночей подряд. На лице четко выступала щетина и новые мелкие морщинки. – Ну чего тебе не выздоравливается, как всем нормальным людям? Ах, да, ты же у нас не человек, - неожиданно усталым и вполне спокойным голосом продолжил Роше. – Что тебе приспичило? - Мне надо отлить, - выдохнул эльф. Цепной пес Темерии вздохнул и закатал рукава. *** Йорвет все еще чувствовал себя неуютно в обществе Роше. Темерец сидел в его комнате все это время, иногда спускаясь за едой или подписывая какие-то бумаги, но в основном следил за тем, чтобы эльф не покидал отведенной ему кровати. И молчал. Когда и как он сам спал, ел и делал прочие необходимые нормальному человеку дела, было совершенно непонятно, но молчание раздражало сильнее всего. Йорвет был слишком слаб, чтобы взбунтоваться, поэтому был вынужден терпеть общество крайне неприятной сиделки. Но под конец третьего дня все же заговорил. - Слушай, Dh’oine, что вообще происходит? С каких пор ты записался в добровольные сиделки? – эльф честно думал, что его снова проигнорируют, но Роше, наконец, заговорил. - Что ты вообще помнишь? - Помню Врата, потом – только дикую боль. Потом какие-то обрывки и все. - Так вот, мой любезный враг, у Врат мы были две недели назад. Все это время ты провалялся в постели, задыхаясь и харкая кровью. Честно, я предлагал закопать тебя где-нибудь подальше, но мою идею не поддержали. И, как видишь, общими усилиями вытащили твою живучую тушку с того света. - Ладно, допустим, но есть один момент – зелье мне дал ТЫ! Ты же не думал, что я не почувствую, как кто-то копается в моих карманах? - Это тоже правда. Только вот в чем загвоздка, в той второй склянке был яд. Сильный, быстрый, болезненный яд. Персональный привет от Филиппы Эйльхарт. - Но… - Есть у нас с тобой одна общая черта – мы оба не слишком доверяем чародейкам. Иногда это оказывается полезно для здоровья, иногда не слишком, но в целом всегда срабатывает для выживания. А в той склянке, что дал тебе я, - ответил он на незаданный вопрос, - Была одна штука, от которой обычные люди впадают в транс. Ты вот все же не обычный и не человек, а может дело в близости Врат… Не знаю. Экспериментировать у меня ни времени, ни возможности не было. - Геральт? - Сидел здесь первую неделю, роняя суровые мужские слезы тебе на грудь. Зрелище преотвратное. Потом прыгнул на Плотву и ускакал в даль, сказал не дать тебе окочуриться до его возвращения. Цири тоже иногда приходила, подменяла… В общем, теперь все что-то делают, ползают как муравьи в горящем муравейнике, а я тут сижу. - Dh’oine, я сейчас пожалею, но спрошу. Десять чертовых дней, пока я валялся на кровати, меня выхаживал ТЫ? - И поверь, делал я это с большой неохотой. Йорвет осмотрелся, чувствуя, как к щекам приливает краска стыда. Он лежал на чистых простынях, накрытый шкурой, заботливо подоткнутой по бокам, с чистыми, еще влажными от мази повязками на руках и ногах, совершенно, мать его, голый. И кажется вымытый. А еще его кормили с ложки, как-то доставляли до туалета и похоже честно заботились. Йорвет провел рукой по волосам – так и есть, вымытые и расчесанные, хорошо хоть в косу не заплетенные. Роше, проследив за его движениями, слегка смутился и поспешил объясниться. Правда, от объяснений легче не стало ни капельки. - Ну, я же солдат, дисциплина и прочее. Я не убиваю беспомощных, не бросаю умирающих, даже если умирающий в подобной ситуации с радостью спихнул бы меня в ближайшую канаву. А от этих помощников толку, как от лошади молока. Один сурово скорбит, вторая все больше по ранам да целительству, а о том, чтобы накормить по-человечески, отмыть, чтоб не воняло, и прочих вещах как-то забыли. Они оба замолчали, оглушенные страшным откровением. Сама ситуация выглядела таким дичайшим абсурдом, что хотелось выть. Как так оказалось, что самый злейший враг снова оказывался единственным, кто похоже по-настоящему беспокоился о его благополучии, Йорвет не знал. И почему-то был уверен, что и Роше знает, и что в подобной ситуации он бы не «спихнул», а поступил бы так же. - Вернон, - эльф сам не заметил, как назвал мужчину по имени, - Я все хотел спросить, а где Бьянка? Вы же всегда парой ходили, я думал… - Много думать вредно. Нет больше Бьянки, нет Тринадцатого, много кого нет. - Нильфы? - Хуже. Реданцы. С нильфами хоть договориться можно. А эти вроде свои, а поймали и вырезали весь отряд, лучших. И Бьянку. Я их потом отловил и повесил, всех до одного. Но ребят уже не вернешь, - в голосе темерца прозвучала неприкрытая боль. Йорвет верил – повесил, еще и пострадать заставил. От этой мысли даже какой-то гордостью повеяло, что вообще не вписывалось в рамки. – А твоих? - А моих нильфы. Вот на этих самых стенах. В основном баллистой. Они снова замолчали. В дверь заглянул Лютик с большой дымящейся тарелкой, обрадовался, увидев, что скоя’таэль сидит без посторонней помощи, и пообещал позже вернуться. Роше передал Йорвету тарелку. - Сам справишься? - Справлюсь, - эльф не был до конца уверен, но точно знал, что унижений ему уже достаточно. Так что он был готов даже лакать несчастную похлебку, но самостоятельно. К счастью, пальцы, хоть и дрожали, но ложку держали уверенно, правда иногда промахиваясь мимо рта и выливая горячую жидкость прямо на грудь. Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал командиру Синих Полосок, что тот будет выхаживать самого Йорвета, он бы послал этого человека куда подальше. Если бы кто-нибудь добавил, что будет ужасно тяжело сдерживаться и не бросаться вытирать этому самому Йорвету грудь, по которой тот так самозабвенно размазывал похлебку, командир Синих Полосок решил бы, что это человек безумен. Ну, а сейчас Вернон Роше, старый темерский пес, с трудом сдерживался, чтобы не отобрать у чертова эльфа ложку и не накормить его уже по нормальному. А больше всего пугало другое – собственная реакция. Надо сказать, зрелище действительно было крайне интригующим. Когда Роше заботился о беспомощном, пребывающем в забытье, эльфе, все было намного проще. В темерской армии он не раз помогал ухаживать за ранеными, поэтому относился к этим обязанностям как к чему-то отстраненному. Но вот уже третий день чертов Белка разговаривал, шевелился и мешал думать. Миссия с Вратами зашла в тупик, его собственный информатор куда-то провалился, и, Боги, как давно у него не было женщины! Последняя мысль была напрямую связано с одним отвратительным, паскудным, остроухим выродком, который мало того, что действовал на нервы в реальности, еще и зачастил в сны в совсем уже нецеломудренных образах. Все это попахивало дичайшим безумием. Безумие было бархатно-гладким, перекатывалось мышцами под пальцами, блестело от пота и выгибалось так, что у любого порядочного человека давно бы переломился хребет. Безумие человеком не было и пахло солнцем, разнотравьем и чем-то еще, пряно-горчичным, отдающимся в нёбе. А еще у безумия были тонкие длинные пальцы, острый язычок и изумрудно-зеленый глаз. «Где, мать его, Геральт? Вернется – пойду в бордель и сниму шлюху. Или двух», - подумал Роше. *** Пока мечты оставались мечтами, а мысли старательно маскировались, выходя на свет исключительно по ночам, дни сменялись один за другим. От ведьмака вестей не было, чародейка куда-то исчезла, Цири присутствовала, но в большей степени скакала по ущельям на своей потусторонней лошади и охотилась на какую-то тварь, которая выползла на свет вместе с Вратами. Йорвет оставался прикован к постели, но уже больше из-за перестраховки, нежели по необходимости. В основном он ворчал и злился, а когда не ворчал, играл на флейте или вынуждал Роше на долгие, неприятные разговоры. Неожиданно он оказался весьма неплохим собеседником, к тому же, у них было достаточно общих тем для хорошей и плодотворной дискуссии. Многие события, например, старая история во Флотзаме, с точки зрения эльфа выглядели по-другому и разрозненные детали картины складывались в целое полотно. Это было любопытно. Эльф оказался и неплохим стратегом, указав на целую череду его, Верноновых, промахов. Прошла еще неделя. От Геральта пришло несколько писем, одно из которых досталось и им. «Поиски продолжаются. Йеннифэр исчезла, последние следы привели в Вызиму и оборвались. Где находится стилет – неизвестно, но я вышел на человека, который знает ответы. Роше, твой информатор был мертв уже дня три, когда я его нашел. Скорее всего мародеры. У него в подкладке были зашифрованные бумаги – отправляю их тебе, разбирайся сам. Надеюсь Йорвет поправился и не доставляет тебе неудобств. Постараюсь вернуться поскорее. Будьте осторожны». - Это все? – подозрительно спокойным голосом переспросил эльф, когда темерец отложил письмо. - Это все. А чего ты ждал? Душевных излияний? – Роше даже не постарался скрыть в голосе ехидство. Он уже научился правильно расценивать внешнее безразличие старого врага, как и его молчание. Йорвет был в бешенстве. - Bloede Dh’oine, - выплюнул он и вскочил, слишком быстро и неосторожно, забыв о не до конца заживших ногах. И, естественно тут же упал как подкошенный, так, что, если бы не выучка и реакция Роше, уже встретился бы лицом с каменным полом. Одного мимолетного взгляда на перекошенное лицо было достаточно, чтобы вспомнить, что этот эльф был и остается самым кровавым убийцей своих дней, мясником, выродком с руками по локоть в крови. Как продолжение мыслей отозвались старые шрамы – часть из них была от стрел и клинков Йорвета. Но вместо привычной ненависти в душе темерца проснулась жалость. Это чувство было новым и пугающим, слишком опасным. Его нельзя было демонстрировать, лучше бы о нем вообще забыть, когда речь идет об этом конкретном скоя’таэле. Йорвет искал выход своему гневу, и для Роше почти не стал сюрпризом прилетевший справа глухой удар. Темерец не собирался нападать, только защищался, стараясь не повредить едва сросшиеся кости противника. Несколько ударов он все же пропустил, так что голова гудела как колокол. А между тем силы оставляли эльфа, и короткая передышка позволила Вернону наконец-то зажать его между стеной и кроватью, останавливая дальнейшие попытки вырваться. Запах разнотравья был в опасной близости, но все, что он мог видеть из своего положения – искаженный, неправильный оскал и провал, затянутый сеткой шрамов на месте когда-то пронзительно зеленого глаза. - Любуешься, Dh’oine? Надеюсь, я не доставляю тебе неудобств? – эльф шипел как дикая кошка, все еще не оставляя попыток выбраться. В любой другой ситуации Вернон поставил бы на него, но теперь боль от плохо сросшихся ран мешала ему совершать по-настоящему активных попыток. Гребаный ведьмак! Мало того, что свалил на темерца свою проблему, так еще и не удосужился подобрать нормальную формулировку. Он же знал, чертов мутант, кто будет читать его письма гораздо внимательнее самого Вернона! - Откуда у тебя это? – оба они кажется удивились внезапному вопросу. - Глаз? По официальной версии, это, между прочим, твоих рук дело! – вызывающе выкрикнул Йорвет, а Роше невольно подумал о том, что никогда не стал бы… Что? Калечить это прекрасное создание? – Первая вылазка, хороший удар копья. Этот Dh’oine уже разложился в канаве, - уже намного спокойнее и как-то безразлично продолжил эльф. – Может ты слезешь с меня? Пол холодный. - Слушай, Белка, сколько лет мы уже гоняемся друг за другом? – Роше встал и протянул своему врагу руку. Эльф жест помощи проигнорировал, сплевывая на пол и забираясь с ногами на кровать. - Секунду? Вечность? Я не считал. Вы, Dh’oine, порой становитесь настоящей занозой, но быстро дохните, и так же быстро вам на замену приходят новые. Запоминать – себе дороже. Двенадцать лет, - сдался он под напором орехового взгляда. – За это время десять серьезных стычек, три случайных и одно перемирие, окончившееся твоим бегством. Правда, потом ты меня пытал, так что победы поделим поровну. Капитан карательного отряда Вернон Роше не раз спрашивал себя, что все эти годы удерживало его от решающего удара. Действительно, побед, как и поражений, было примерно поровну, но тем не менее, нашивка с темерскими лилиями еще не позвякивала на груди скоя’таэля, как не висела его же голова трофеем темерца. Это была вечная, бессмысленная погоня, до тех пор, пока кто-то из них все же не решится или пока его собственная, Вернона Роше, жизнь не прервется каким-нибудь другим способом. Все же, обманчиво-юношеский вид эльфа был далек от его истинного возраста, и он будет жить еще очень и очень долго после смерти темерца. Если, конечно, один из них не решится, или этот безумный психопат не влезет в какие-нибудь сомнительное предприятие. Например, не подставится под яд чародейки или не ввяжется в авантюру с древними пророчествами и не менее древними Вратами. - Вернон, - позвал он чуть слышно, но партизан все равно невольно вздрогнул от звука своего имени в таком непривычном обрамлении. – Ненавижу все это, - он обреченно обвел рукой закопченные стены, кровать, и себя самого, словно пытаясь охватить что-то намного более глубокое, чем свою вынужденную клетку и бессилие. – Ненавижу. Капитан карательного отряда Вернон Роше всегда считался человеком дела, принципов и приказов. Но тихий шепот был таким… человечным, таким пропитанным тем самым странным пряно-горьким послевкусием, которое тревожило Вернона Роше уже чертовы две недели. И капитан карательного отряда, живущий только ради выполнения своего долга, сдался. О чем он думал в тот момент, когда поворачивался спиной к своему заклятому врагу и сбрасывал кольчужный дублет с темерскими лилиями? Где был его хваленый здравый смысл, когда он оставался в одних штанах и садился на кровать к своему заклятому врагу? В основном, о запахе солнца и разнотравья, приправленном горьковато-пряной сладостью. О мыслях своего заклятого врага он вообще предпочитал не думать.