Жизнь как мечта, ты снова в зоне риска, Жизнь на весах, а край — он совсем близко. Неверный шаг — и главное не оступиться, И лишь во снах переступить можно границу…*
Находиться вдвоем в небольшой питерской квартире было совсем не тем же, что в большом доме в Хасецу. Здесь Юри без труда мог прислушаться и узнать, что Виктор делает сейчас. И сейчас. И через минутку. А сейчас? Когда тусклый свет из окна начал наполнять черную комнату предметами, Юри понял, что провел за этим занятием всю ночь. Ну, почти всю. Когда Виктор начал болезненно вскрикивать и тяжело дышать, Юри попытался перестать прислушиваться — но канал был настроен, и стоны боли все равно проникали в голову. Проникали, даже несмотря на то, что уши он пытался закрывать. Не раз Юри порывался встать и вбежать в комнату к Виктору — всего пять шагов до двери, а от двери еще шага три, если большими, а там!.. «А там Виктор». «Голый наверняка, он у тебя-то не стеснялся обнажаться — у себя дома уж точно и на завтрак ходит в чем мать родила. И спит он сейчас, может, даже без одеяла — раз уж тебе самому жарко, то ему и подавно. Он же такой горячий, правда, Ю-ури?» От таких навязчивых мыслей все желание встать сосредотачивалось в одном месте ниже пояса, и Юри стыдливо зарывался в одеяло, словно хотел его, как смирительную рубашку, на себя натянуть. «Уверен, что его натянуть хочешь?» Ночь прошла в этой борьбе с собой. Слабые рассветные лучи Юри встретил со вздохом облегчения — а потом вспомнил, что ему скоро придется идти к Виктору. Будить. Сам же вызвался так опрометчиво вчера. Сглотнуть получилось со второго раза. «Ты же теперь не больной. Да и явно не заразный. Чего бояться?» Юри перевернулся на живот и обреченно ткнулся лицом в подушку. Пусть, как сказала Мэд, болезни у него нет — но желание-то осталось! Он и сейчас его чувствует! «Это обычная утренняя эрекция. Успокойся». Успокойся. Впервые Эрос дал ему такой совет — и Юри затих, жарко выдыхая в пахнущую кондиционером наволочку. Если бы проблема была только в желании… С тем, что он хочет Виктора, Юри смирился. Вот только теперь это желание не обоюдное — ведь невозможно же хотеть того, кто причинил настолько сильную душевную боль? Каждый ночной вскрик Виктора — это его, Юри, вина. Такая громкая! Оттолкнувшись руками, Юри перевернулся обратно на спину и с облегчением понял, что трусы больше ничего не натягивает, там все спокойно. И он — спокоен. Это хорошо — нельзя причинять Виктору очередные неудобства, демонстрируя свое желание; ему ведь наверняка будет неприятно подобное напоминание о… о произошедшем в Хасецу. «Ты весь — напоминание. Но он тебя почему-то впустил в свою квартиру и даже разрешил остаться!» «На ночь», — мысленно возразил Юри. Ночь прошла. Протерев глаза от засохших в уголках корочек, он надел очки и достал из-под подушки телефон. 7:54. Кажется, Виктор вчера сказал: «Увидимся в восемь», — значит, во столько у него подъем? Через шесть минут? От резко нахлынувшего волнения, казалось, даже десны занемели; Юри перевел взгляд на закрытую дверь и начал кусать костяшку пальца. Идти или не идти? У Виктора должен сработать будильник, вдруг вспомнил Юри и немного успокоился. Да, точно, сработает! Виктор проснется сам, оденется, а потом они посидят вместе на кухне, выпьют чай и… Разойдутся. Юри зябко обнял себя руками — да, разойдутся. Вряд ли ему позволят остаться еще — уже просто нет причин задерживаться… Но перед этим еще есть возможность выпить вместе чай. Тихо, словно чтобы не разбудить Виктора, Юри прокрался на кухню и щелкнул чайником. За время, пока тот закипел, он успел прокрутить в памяти весь вчерашний разговор — благо, место располагало; успел понять, что еще не сказал Виктору самого главного, не отдал кольца. Он еще не готов уезжать отсюда, не хочет! «Так не уезжай — в чем проблема?» В том, что от него одни проблемы. Доставая из коробки чайные пакетики, Юри вдруг вспомнил, что Виктор вчера жаловался на простуду, которая не дает ему почувствовать вкус. Средство от простуды у Юри всегда было с собой — слишком часто и легко он сам простужался. На вкус оно вроде не противное, пахнет малиной — понравится ли Виктору?.. Когда Юри снова посмотрел на часы, было уже три минуты девятого. А Виктор еще не выходил, будильник его не звенел — в квартире было так тихо, что и просто вибрацию можно было бы услышать. А если… если Виктор забыл его поставить? Юри нерешительно посмотрел на запотевшую кружку с растворившимся порошком. Лекарство надо пить, пока не остыло. Это теперь, можно сказать, домашняя часовая бомба в кружке в красный горошек — обратный отсчет уже пошел. И Юри, вздохнув и взяв кружку, тоже — пошел. Посмотреть на кровать он решился, только когда поставил кружку на тумбочку. Виктор даже спал — красиво: на спине, одна рука расслабленно лежала поперек живота, словно придерживая легкое покрывало, другая — на лице, прикрывая глаза от рассеянного утреннего света. «Ты между руками пропустил в описании его голый, накачанный торс. Только посмотри на эти кубики пресса! Хочется облизнуть, признайся?» Юри сглотнул — так громко, что должны были переполошиться соседи, — но Виктор даже не пошевелился, продолжая размеренно дышать. Грудь его поднималась и опускалась тоже размеренно, и на нее невозможно было не смотреть. Невозможно было не хотеть трогать. Юри спрятал руки за спину и сцепил там влажные пальцы в замок. «Трогать можно не только руками. Слышал про оральные ласки?» Юри невольно вспомнил один из сеансов с Виктором. Слышал? О, даже видел! Чувствовал. Член дернулся в штанах, и замок из рук, на мгновение расцепившись, быстро переместился вперед, на пах. Юри резко отвел взгляд от спящего Виктора, будто от какой-то постыдной картины, чувствуя страшную неловкость. Казалось, Виктор очень голый под этим тоненьким покрывалом. «И очень удовлетворенный». Звонко хлопнув себя по щекам, Юри помотал головой и решительно сжал кулаки. Все, хватит этих мыслей! Ему нужно всего лишь разбудить Виктора! «Если хочешь упросить его позволить тебе остаться — естественно, чтобы следить за его здоровьем и распорядком дня! — буди минетом. Всего-то потяни одеялко чуть ниже, совсем чуть-чуть…» Три шага до кровати Юри сделал на негнущихся ногах. Он даже на лед в первый раз ступал и то более уверенно, чем сейчас по твердому и не скользкому полу. «А ведь так хочется поскользнуться и упасть на это тело, накрыть его своим, да?» Рука, вытянутая вперед, тряслась. И вообще жест был, словно у зомби из фильмов ужасов. Юри себя так и чувствовал — ни жив, ни мертв; тело вообще двигалось само, пока внутри бегал кто-то маленький и в истерике кричал: «Я его коснусь! Я сейчас его коснусь без разрешения! Так нельзя!» Когда пальцы легли на твердое плечо, Юри даже крепко зажмурился от страха, сжался весь… «Будь смелее, Юри». «Вообще, принцев будят поцелуем». «Можно не в губы, если стесняешься. Откинь одеялко…» От мыслей рука дернулась, и Юри потряс Виктора за плечо грубее, чем хотел. И как ошпаренный отдернулся, столкнувшись с ясным взглядом голубых глаз. — Ты бы на меня еще ведро холодной воды вылил, — совсем не сонно проворчал Виктор и сел на кровати. Быстро отвернувшись к двери, Юри все же успел заметить, как обнажилось от движения его бедро. В тот момент он был не против вылить это ведро на себя. Но и душ должен помочь. «Особенно если принять его с Виктором…»***
Всю ночь Виктор играл в привычную игру: успей заснуть раньше, чем сердце заболит так, что дышать станет больно. Иногда выигрывал, больше проигрывал… но какая разница? Все равно зрителей не было. «А ведь могли. Ты ведь отнюдь не тихий мальчик, Витя. Если бы Юри хотел — он бы пришел». Если бы Юри хотел… В этом и проблемка: чего вообще Юри хочет, Виктор не знал. А ведь раньше он всегда был уверен, что точно знает желания окружающих (обычно они совпадали с его собственными, а если не совпадали — Виктор умело и незаметно их корректировал). Но это незнание не помешало ему устроить небольшую проверку: Виктор решил не заводить будильник. Кажется, Юри вчера настойчиво говорил про какой-то режим дня, который будет помогать соблюдать с завтра (уже сегодня)? «Ага, с завтра. Он бы еще сказал “с понедельника”». Когда дверь тихонько приоткрылась, Виктор как раз занимался тем, что напряженно пытался вспомнить: цитата «завтра не наступит никогда» не какому-нибудь японцу принадлежит? А то кто их знает… Но едва заслышав тихие шаги, Виктор тут же расслабился и изобразил самый глубокий и невинный сон. Подумывал даже похрапеть для убедительности, но когда на тумбочку что-то опустилось с тихим стуком, Виктор, казалось, даже дышать перестал. Он боялся, что подрагивающие ресницы его выдадут — так хотелось хоть чуть-чуточку подсмотреть, что Юри собрался делать, просто до смерти! Параллельно с этим Виктор пытался представить свою позу — достаточно ли она презентабельна? А как падают рассветные лучи? А как лежит одеяло? А волосы? Волосы то как — наверняка же растрепались! Ладно, он всегда хорош. А вот как Юри будет его буди… За плечо дернули так, что Виктор невольно погрешил на телефонную зарядку, с которой уснул. Но ток не прошел сквозь все тело, а остался только легким воспоминанием пальцев на плече. «И чем ты еще недоволен? Скажи спасибо, что он не палочкой тебя брезгливо потыкал». Да уж, спасибочки. Виктор раздраженно распахнул глаза — и Юри мгновенно отпрыгнул от кровати, испуганный, словно его застали за подглядыванием в душе за девчонками. Мысль, что Юри подглядывал за ним, почему-то совсем не успокоила. «Потому что знаешь: не на что глядеть». — Ты бы на меня еще ведро холодной воды вылил, — совсем не сонно проворчал Виктор и сел на кровати. Просто сел, даже не думая вызывающе позировать — а Юри почему-то покраснел и резко отвернулся. Чего это он… А. Виктор понятливо усмехнулся и потянулся на пол за халатом — кажется, кто-то, невзирая на все заверения, все еще не может даже смотреть на него обнаженного. — Прости, — повинился Юри. Лица его Виктор не видел, но голос вроде был искренним. — Я не хотел быть так груб, просто ты не просыпался, и вот… «И вот он потрусил тебя, как что-то, до чего не хочешь дотрагиваться, но надо». — Мог бы позвать, — легкомысленным тоном перебил его оправдания Виктор и накинул прохладный халат на плечи. — Необязательно было касаться меня, если не хочешь. «Необязательно было смотреть на меня, если не хочешь» и «необязательно было соглашаться ночевать здесь, если не хочешь» ему удалось проглотить с трудом: слова будто осязаемыми твердыми комками прошлись по пищеводу. Виктор горько дернул уголком губ: да, вот такая у него теперь диета. М-м-м, вкуснятина. «Добавки?» — Хочу! — В ответ на это неожиданное заявление Виктор удивленно приподнял бровь. А Юри добавил: — Наверное… наверное, я не имел на это права. У него, казалось, даже спина была смущенной. Со спинами Виктор разговаривать не привык, а другого собеседника ему не предоставили — так что он тяжело вздохнул и провел рукой по наверняка помятому со сна и с этой жизни лицу. Его блуждающий взгляд наткнулся на кружку на тумбочке — Виктор вчера ее тут не оставлял. А значит… — Кофе в постель? — с мягкой насмешкой поинтересовался он. — Не совсем, — даже не оборачиваясь в ту сторону, Юри сразу понял, о чем он. Конечно, подумал Виктор, все мы такие понятливые, когда дают соскочить с темы. Да чтоб Юри таким понятливым был, когда Виктор ему на свой интерес намекал! А то вот так просишься к нему в кровать — он думает, что это только для лечения. Изгибаешься в многообещающих позах на источнике — думает, что это обычная разминка. Делаешь минет ему на сеансе — говорит: «О, какая интересная методика глубокого анализа! Полегчало?» Еще и смотрит, смотрит так невинно — что все только тяжелеет и не только на душе, но и в паху. Задумавшись, Виктор, тем не менее, не пропустил дальнейших слов Юри: — Ты вчера сказал, что вкуса чая не чувствуешь из-за простуды — вот я и принес тебе лекарство. Мне оно всегда помогает — правда, пить надо в первые дни, а у тебя я не знаю уже какой… Присмотревшись, Виктор понял, что у Юри заалели кончики ушей. Вот те раз. Вот те два — Виктор (кстати, совершенно здоровый, по крайней мере в плане простуды) почувствовал профилактический укол совести. Про простуду он вчера сказал из вредности. Что ж, надо придерживаться роли. Виктор поднялся с кровати и подошел к застывшему Юри. — Ох, это так мило — но при простуде еще полезны растирания… — видя, как напряглась спина, Виктор, усмехнувшись, легкомысленно шлепнул ладонью Юри промеж напряженных лопаток и прошел мимо: — А еще полезен свежий воздух. Я пойду выгуляю Маккачина, а ты… — Я в душ, — сдавленно ответил Юри и поспешно вышел из комнаты, так и не взглянув на Виктора. А тот растерянно застыл на месте. Кое-кто снова сбегает? Кажется, ничего не меняется. Маккачин залаял, будто предупреждая: «Хозяин, только из уважения к тебе потерплю еще пару минут, а потом ты сам виноват». Потрепав его за уши, Виктор быстро пошел одеваться; когда он вернулся — Макки уже нетерпеливо крутился у двери и повизгивал. — Сейчас, сейчас, — успокаивающе заговорил Виктор, меняя тапочки на ботинки. Отбиваясь от его мельтешащего хвоста, Виктор затратил на обувание времени в два раза больше, чем обычно. В итоге собачье терпение лопнуло, и Маккачин решил помочь хозяину одеться: прыгнул на вешалку, свалив вместе с пальто Виктора еще и куртку Юри, висевшую рядом. — Макки, ну что за цирк! — удивленно-возмущенно прикрикнул Виктор и наклонился подобрать одежду. При всем любопытстве он не имел привычки лазить по карманам — в своих-то частенько забывал деньги, находя их через год случайно, что говорить о чужих! Но от падения коробочка из кармана Юри выскользнула сама. Правда! Ну, почти выпала. Ладно, Виктор всего лишь хотел посмотреть, точно ли там все на месте, не укатилось ли чего… Не укатилось. Два начищенных золотых ободка крепко сидели в бархатной подставке и сияли в свете лампы. А Юри ему про эти кольца и словечком не обмолвился. «А должен был? Зачем говорить, если они не для тебя?» «Ты что, всерьез думал, он к тебе приехал? Не-е-ет. Витя-Витя, наивный ты человек — ничему жизнь не учит! Вот с чего ему дарить кольцо тебе? Он как бы всего на один разговор собирался — и раз вчера не сказал, то…» «Кстати, а что если у них с этим Виталиком что-то есть? А? И та история про изнасилование была всего лишь историей для тебя?» «Подумай…» Внутри что-то странно загрызло, словно… ревность? Виктор замотал головой — нет, он никогда не ревновал! Это просто… просто кольцо! У него таких, если захочет, на каждом пальце по пять будет — даже на ногах! Пф, сдалось оно ему — пусть Юри дарит, кому хочет! Безделушка! Виктор бы сам отказался такое надеть, если бы Юри предложил, вот! Ободок блестел так заманчиво… Ну, если Виктор всего лишь прикинет размер, ничего не случится же, верно? Верно! Виктор уже потянулся к правому колечку, как вдруг услышал, что в ванной выключилась вода. Едва не выронив коробочку, он быстро повесил обратно куртку Юри, сунул кольца в карман (не к себе — хотя хотелось! Это… плата за потрепанные нервы и ночевку, вот!) и вышел за дверь, едва не забыв снова нацепить на Маккачина поводок. Спрятанную в карман руку жгло ощущение чужого кольца. А сердце — ощущение предательства. «Пора бы уже привыкнуть».***
Стук закрывшейся входной двери был настолько тихим, что Юри не сразу решился выйти. Вдруг показалось? Пока он мялся в сомнениях, вся вода с засасывающим звуком вытекла в канализацию; наступила полная тишина. Юри прекратил обтирать мокрое тело полотенцем и прислушался. Вроде, никого… Капля воды щекочуще сползла со лба на нос и, задержавшись, сорвалась. — Апхчи! — От громкого звука в столь тесном помещении у него заложило уши. Но «будь здоров» в ответ не прозвучало — а у Виктора оно вырывалось на автомате. Сейчас, может, он и не стал бы желать ему здоровья за испорченное свое… Но, скорее, он и правда ушел. А значит, хватит терять время. Чувствуя себя как минимум вором-домушником, Юри быстро повязал полотенце на бедра и прошлепал босыми ногами в гостиную, к своему телефону. Номер, выведанный Крисом, он вбил быстро — осталось самое сложное. Нажать на вызов. «Знакомство с родителями всегда дело непростое. Особенно когда просишь руки…» Юри вспыхнул. Он не собирается просить руки Виктора — это не больше чем амулеты для лечения! От эмоций палец дрогнул, задел кнопку вызова — и Юри, решив не сбрасывать, приложил телефон к уху. Гудки пошли через вечность, которую он даже дышать боялся, словно это могло сдуть его смелость; не шли так долго, что он подумывал, не обманул ли его Крис — мало ли, дал неверный номер! Но вот — первый гудок. Второй… Под их ровные, четкие звуки совесть скользнула холодными пальцами вдоль позвоночника, Юри крупно передернулся всем телом; сердце его подскочило к горлу и упорно начало пробиваться все выше, закладывая горло, нос, туманя зрение. Голова начала кружиться… — Вас слушаю, — слова прозвучали так резко, что на Юри будто сугроб снега упал. Этот твердый, четкий голос был совсем не похож на легкомысленный и беззастенчиво флиртующий голос Виктора. С таким успехом это мог быть абсолютно любой человек… — Здравствуйте, это Владимир Егорович? — спросил Юри, замирая. — Да. С кем имею честь? …абсолютно любой человек, полный тезка отца Виктора, по счастью знающий английский. Юри гулко сглотнул, но в голове не прояснилось, да и из горла не упал комок. Надо сбросить вызов, он не может продолжать, он совсем не готов к этому разговору!!! «Да, сбрось, трусишка Юри. Не надо ничего менять в своей жизни, не надо меняться — жил же ты эти пять лет и еще проживешь! У тебя всегда есть влажные фантазии, сны с богатым воображением и правая рука». В правой руке Юри сейчас держал, возможно, единственный шанс помочь Виктору. — Это Кацуки Юри, психотерапевт вашего сына, Виктора Никифорова. — Каждое слово царапало горло своей лживостью, а рука уже была настолько влажной, что телефон вот-вот мог выскочить. Но, несмотря на волнение, Юри говорил сухо и по-деловому, сам удивляясь своему тону. — У него есть проблемы, в решении которых помочь можете только вы. — Не знаю, о чем вы говорите, — голос на том конце связи стал еще холоднее. — Наверное, вы ошиблись номером: мой сын — ведущий фигурист России, регулярно проверяется у врачей, и у него нет никаких проблем. Ой-е-е-ей… Юри на мгновение отнял телефон от уха и потер глаза, крепко зажмурившись. Почему-то вариант, что Виктор скрыл свою болезнь не только от всего мира, но и от родных, ему в голову не приходил. А должен был! Хороший специалист об этом подумал бы! Значит, Виктор все это время был и правда один? Один все держал в себе, не обременяя никого своей проблемой? Сердце защемило болезненной жалостью, но Юри тут же оборвал себя. Нет, Виктор не заслужил жалости! Тем более от такого слабака. — У вашего сына панические приступы и достаточно давно. Он многое рассказал мне на сеансах… — медленно начал Юри, осторожно проговаривая каждое слово. И чувствовал себя при этом, как самурай, предающий свой сегунат. Кажется, именно после такого позора — после разглашения важной тайны — и идут делать сеппуку. «Для того, чтобы вспороть живот, сначала надо обнажить его. Ты готов раздеться, Ю-ури? Или все еще страшно?» Юри почему-то казалось, что после этого разговора он не сможет больше бояться. Он уже собирался продолжить, сам не зная как: может, сразу сказать, что истоки болезни пошли из детства Виктора? Или сначала описать симптомы приступов? Или упомянуть, что Виктор подал заявление об уходе из ФК из-за этой болезни — о чем его отец, каким-то неведомым образом, еще не в курсе? Голова начала пухнуть от вариантов, но собеседник предложил свой: — Так понимаю, это не телефонный разговор. Я сейчас занят, но очень хотел бы встретиться с вами и узнать, что же такое мой собственный сын говорит чужим людям, чего не может сказать мне. Вечером пришлю смс с местом и временем встречи на этот номер, — тут повисло молчание; Юри даже хотел завершить вызов, но Владимир Егорович неожиданно продолжил: — И да — о том, что вы мне звонили, Виктор знать не должен. — Хоро… — вызов оборвался, и Юри растерянно договорил уже в пустоту: — …шо. В том, что все хорошо или хотя бы так будет, он не начал сомневаться только потому, что и не переставал это делать. Но в любом случае лучше сделать хоть что-то, чем ничего, верно? «Лучше бы вы снова переспали и ты дал Виктору то, что он просил — лечение через объятия и близость». Юри не нашел сил возразить Эросу. Возможно, так и правда было бы лучше — не пришлось бы, во всяком случае, снова лгать, притворяясь тем, кем он уже не являлся, и нарушать негласные врачебные правила, хотя врачом он теперь и не был. А еще он снова, получается, что-то скрывает от Виктора — хотя не собирался этого делать, уже понял, что секреты в их отношениях ни к чему хорошему не приводят! И Юри был бы рад рассказать Виктору всю правду, сразу, как только тот вернется!.. Вот только Владимир Егорович запретил. «А ты всегда делаешь то, что приказывают? Так приятно подчиняться, да? Хор-роший мальчик Ю-ури!» Юри поежился от холода и, опомнившись, принялся одеваться. Нет, приятно ему будет, когда Виктор избавится от своей болезни. И снова выйдет на лед.***
Виктор, весь раскрасневшийся от мороза, вернулся через двадцать минут — и за это время Юри успел семь раз передумать, но все же снова остановился на варианте рассказать о разговоре. Так будет правильно. Он же столько времени пытался от Виктора скрыться, чтобы не навредить своими порочными желаниями — а в итоге им пришлось даже разъехаться, чтобы суметь восстановиться после открывшихся тайн. Но вся решительность растворилась за завтраком. Главным, на что уповал Юри в надежде вернуть Виктора на лед, было то, что хотя бы выглядел он абсолютно здоровым. Выглядел. Сейчас, даже особо не присматриваясь к действиям Виктора, Юри мог отметить тревожные звоночки его расстройства. Да что там звоночки — целый звон колоколов Исаакиевского собора. Бом — Виктор помыл тарелку, положил рядом на полотенце. Бом-бом — помыл вторую, положил. Бом-бом-тили-бом — Виктор вместо стопки с грязной посудой потянулся к чистой и снова принялся ее перемывать. Тщательно, как в первый раз, смотря куда-то сквозь тарелки. И пальцами, пальцами водил по ним, словно белая фарфоровая гладь — это лед, а он откатывает программу. И на эти пенные от фэйри аксели, моухоки и кораблики в голове Юри накладывался звон колоколов. Бом-бом-тили-бом-бом-дзын! В очередной раз взятая чистая тарелка выскользнула из мыльных рук Виктора, но, звякнув, упала прямо на стопку других. «Идеальное приземление! Как всегда у Виктора — верно?» «Гляди как бы он сейчас сам не приземлился — от подобной рассеянности до головокружения не так много времени требуется, он даже до мытья сковородки не дойдет». «Обними его — чтобы не упал». Юри неосознанно вскочил с места, но Виктор падать не собирался. Он проговорил что-то вроде «Тихо-тихо», взял эту тарелку и снова сунул под струю воды. — Виктор, она уже чистая, — напряженно произнес Юри, пытаясь скрыть свое беспокойство. Беспокойство скрываться отказывалось, вышагивая в коньках без блокираторов прямо по сердцу, больно чеканя шаг. Неужели состояние Виктора ухудшается? Этого не было в Хасецу! Или просто Юри не замечал, потому что Виктор там не мыл посуду… Или просто состояние Виктора ухудшилось из-за его приезда. Глубоко внутри, где нет места наивности, Юри знал, что верен последний вариант. Не знал только, как это исправить. Как помочь? «Начни с малого. А потом, когда вернешь доверие!..» Виктор все-таки чуть не уронил тарелку — так сильно вздрогнул, когда Юри дотронулся до его плеча. — Юри? — он сморгнул, и взгляд его прояснился. Юри невольно выдохнул с облегчением: Виктор тут и снова вполне серьезен… — Хочешь мне помочь? Нет, ты врач, а не посудомойка! «Если учесть, что уже не врач, то…» «Как насчет идеи помыть посуду своим телом? Кажется, Виктора оно вдохновляло». «Совмести приятное с полезным». Для начала Юри хотел бы убрать эту нервирующую Виктора — и его самого — проблему. — Давай я домою, а ты позавтракаешь, — предложил он. И добавил, видя, как Виктор мнется между «Конечно, давай!» и «Ну я так не могу… (но на тебе губку, даже фэйри на нее капну)». — Я уже поел, а ты опаздываешь. Пусть Юри и соврал, что поел, но про опоздание была чистая (даже скрипит, как вымытая Виктором тарелка) правда. Кое-кому уже выходить пора. Виктор посмотрел на наручные часы, кивнул и пошел к холодильнику. Юри же отвернулся к тарелкам, пытаясь сосредоточиться на этом занятии, а не на обнаженной полоске кожи на пояснице, когда Виктор наклонился за чем-то с нижней полки. И не на его съехавших так, что немного была видна линия между ягодицами, штанах. Не на них!!! «Эй, ты только по ножу осторожнее рукой двигай — а то тебе вряд ли понравятся такие острые ласки!» Замерев, Юри осторожно разжал руку и отложил нож в сторону. Так, надо бы отвлечь себя разговором. Тема напрашивалась сама собой с самого утра. — А как у тебя складываются отношения с окружающими? — Юри решил зайти издалека. Как оказалось, настолько издалека, что Виктор его даже не услышал. — Ась? — переспросил тот, отвлекаясь от вида за окном. — Ты не говорил с родителями после… — Юри хотел сказать «наших сеансов», но передумал. Лучше не напоминать, — возвращения в Россию? На этот раз Виктор его услышал: улыбнулся легкомысленно, вот только в глазах сверкнула твердость. — Конечно, говорил: не ответил бы на звонок мамы, она б сразу в международный розыск объявление подала, из-под земли бы достала, отряхнула, накормила и обратно закопала бы, чтоб больше ее так не пугал. — А отец? — А отец бы в это время говорил: «А вот если бы он пошел на менеджмент, этого бы не случилось!» Ну, если бы не был занят на работе, — он пожал плечами и поднес кружку с чаем к губам. Юри открыл было рот, но… — Ой! — Виктор резко опустил кружку, немного разлив, и прижал руку к обожженной губе. «Твоя мама всегда тебе целовала пострадавшее место, чтоб быстрее заживало. Не хочешь сделать то же для Виктора?» Юри хотел зацеловать Виктора всего. Он весь выглядел таким… пострадавшим… Но близостью душевные раны Юри не умел лечить — только создавать. — А ты сам не хотел поговорить с отцом? — Осталось помыть всего две тарелки, но Юри не спешил заканчивать, намывал их тщательно — чтобы не пришлось смотреть Виктору в глаза. — Не хотел рассказать о том, что для тебя важно, чтобы он хоть раз пришел на выступление — ведь… — Юри, я уже не ребенок, чтобы зависеть от мнения родителей. И это сказал тот, кто по поступкам выглядит, будто у него вечный переходный возраст. Юри тяжело вздохнул, но ничего сказать не успел. — Я понимаю, что родители заняты, — расщедрился Виктор на продолжение разговора. — У них своя работа, у меня — своя. Для меня Яков — и папа, и мама, и все это в квадрате, — тут он неожиданно заговорщически подмигнул и наклонился вперед: — Ты же видел, какой он квадратный! Юри даже не улыбнулся. Он отложил последнюю тарелку, закрутил кран и, вытирая руки полотенцем, повернулся к Виктору: — Даже если они этого не говорят, так, как любят родители, нас не любит никто. Просто знай это. — Я знаю. Виктор ответил слишком быстро, чтобы Юри поверил. Словно отмахнулся. Какой же он упертый! Но именно эта упертость, внутренний жесткий стержень под внешней игривостью и легкомыслием — то, что Юри в нем восхищало. И что Юри сам хотел бы перенять. — Знаешь, но не чувствуешь? На этот раз Виктор задумался. Ответил он только после того, как тихо, без прихлебываний, которые Юри за собой замечал, допил чай и отставил кружку. — Я чувствую, что мои родители поддерживают меня. Просто… они слишком заняты. — Прежде, чем Юри успел хоть что-то ответить, Виктор шумно отодвинул стул и поднялся на ноги. — Договорим, если захочешь, потом — а сейчас извини, мне пора на тренировку. Вернусь вечером. «…и чтобы тебя к тому времени здесь не было», — Юри ожидал именно таких слов в продолжении, но Виктор прошел мимо него, говоря: — Вроде в холодильнике завалялось что-то съестное, на сегодня хватит, а если не хватит — на первом этаже завалялся магазин. Чувствуй себя как дома, но не забывай, что в гостях, — обернувшись через плечо, он усмехнулся уголком губ, глядя на наверняка задумчиво-растерянное лицо Юри, а потом вышел в прихожую. «Оставляю на тебя самое ценное, что есть в моей жизни», — сказал Виктор, поцеловал Маккачина во влажный нос («А меня?», — взбунтовался Эрос) и закрыл за собой дверь. Юри рассеянно погладил загрустившего пса по макушке. Значит, вот так жизнь делает? Ты отдаешь себя целиком спорту, выигрываешь золото в таком количестве, словно на тебя рудники золотые пашут, у тебя есть признание, слава и квартира в почти центре Питера, а самое ценное в твоей жизни — пес. Хотя, нашел, кому сочувствовать. У Юри самого ведь и этого нет. У него, как оказалось, даже совести нет. Он правда хотел сказать Виктору о разговоре, обещал же, что больше никаких тайн. Правда! Но слова его отца как ментальный кляп вставили. «Сын не должен знать об этом разговоре. Обещаете?» Там обещание. Тут обещание… И теперь из-за своей честности Юри обязан какое-то из них нарушить. Безвыходное положение… Но Юри уже сделал выбор, уже не сказал о разговоре. Осталось только дождаться вечера — и смс с местом и временем встречи. Юри рассеянно включил телефон и посмотрел на последний вызов. Безликий набор цифр в последнем исходящем — он так и не записал этот номер, просто не знал, как. Владимир Егорович? Отец Виктора? «У русских это называется свекр».***
На улице было свежо. Свежесть заползала сырым туманом под ворот пальто; Виктор в очередной раз выдохнул в воротник теплое облако пара и зябко поежился. Сейчас бы шарфик не помешал… как и не помешало бы помнить, что его надо взять с верхней полки и надеть, а не выбегать из раздевалки, чтоб не успели догнать. «А тебя догонять и не собирались». Виктор горестно вздохнул и попытался выше подтянуть короткий воротник свитера. Кончики голых пальцев тут же обморозило почти до потери чувствительности (перчатки составляли компанию забытому шарфу, им наверняка сейчас весело и тепло вместе!), так что вскоре Виктор бросил эту затею и сунул руки в карманы. Х-холодно. Может, вернуться?.. «Возвращаться плохая примета». Виктор влажно фыркнул в воротник. А он не верит в приметы! «А в приступы веришь? Смотри, уже темнеет, не успеешь добраться до фонарей…» Сердце холодком кольнуло, Виктор чуть споткнулся — но собрался и ускорил шаг. Ну не очень-то и хотелось возвращаться! Вообще это его возвращать должны! Должны… Стоило бы привыкнуть, что Юра слово «должен» понимал, только когда должны были ему. А во всех остальных случаях шкет весьма умело делал вид а-ля «моя твоя не понимай, а твоя от моя нахуй шагай». И Виктор все еще не мог понять — раздражает его это или восхищает? Но зато вполне понимал, что сейчас снова чувствует себя по-настоящему одиноким. Все эти разы после тренировок он возвращался домой с Юрой. Идти им было не то чтобы в одну сторону — Юрке больше с Яковом было по пути, — но новоявленный ученик был жаден до подробностей и советов, что фанат до автографов (и к тому же говорил, что между двумя старперами предпочитает того, что лысиной заразить еще не может). И Виктор эти советы с удовольствием давал. Вот только с программой у Юры не ладилось. Нет, исполнение было на уровне — Плисецкий техничен, как робот-пылесос, за таким даже интересно наблюдать первое время. А потом понимаешь, что он только ездит по заученному маршруту — и на этом все. Не было души в такой езде, только переработка энергии. Советы влетали в одно скрытое блондинистыми волосами ухо, вылетали через рот в матерном огрызании; приказы вообще уничтожались на подлете и не воспринимались… Виктор даже подумывал пару раз, не сводить ли ему Юру на сеанс к психологу, чтобы помочь обрести внутреннюю гармонию. Ну все ведь уже перепробовали! «Тем более у тебя как раз есть один психотерапевт на примете. Ты же дверь закрыл на ключ? Нет? А, ну тогда уже, может, и нет ни одного…» Да еще и Яков влез с подначиваниями сегодня — дескать, хреновый ты тренер, Витенька, раз не можешь управиться с всего одним сопляком. Вот Виктор и решил проявить, так сказать, силушку. А Юра его снова послал. Наверное, надо было свести все к шутке, как уже не раз делал, или пропустить мимо ушей… но он так всю жизнь пропустит. Так что в ответ на Юркины «ни хачу, ни буду, бе-бе» просто пожал плечами, молча развернулся и ушел прямо в разгаре тренировки. Яков попытался его окликнуть, да и Мила, кажется, хотела за ним с катка выбежать — а Юра только громко оправдывался: «А я что? Пусть валит, раз он такой нежный! Меньше народу — больше кислороду!» Вот Виктор сейчас и топал домой один. Зато проявил силу, обозначил позицию! Позицию никому не нужного лузера, но зато твердую! «Как надгробие». Ветер, едва шумевший где-то вверху, вдруг опустился резким порывом, засвистел в ушах — и Виктор отчетливо ощутил, что позади кто-то есть. Что ветер обволакивает не только его тело, но и чье-то еще, совсем близко… Приближается! Сердце прыгнуло к горлу в преддверии приступа; Виктор с усилием сглотнул и опустил его на место. Да это наверняка Юрка! Долго же он свою гордость сломить пытался — видимо, в тренерах Виктор ему все же еще нужен. Извиняться прибежал. Довольство от этой мысли словно трескучий костер зажглось внутри и прогнало колючий холод страха. Да, все в поря… Когда Виктор с легкой усмешкой обернулся, позади никого не было. Ни Юры, ни гопника какого-нибудь, ни-че-го и ни-ко-го. Даже следы на совсем свежем тонком слое снега были только его собственные. Согревающий костер внутри резко потух, будто кто-то плеснул на него целое ведро воды, и у Виктора дрожь прошлась вдоль позвоночника. «Не-не-не, — начал успокаивать он себя, невольно пятясь, — всего лишь показалось, бояться нечего! Да и чувство преследования прошло!» Вроде. «Надо было взять с собой Юри», — зашебуршилась в голове пугливая мысль и скрылась прежде, чем Виктор ее отогнал. Может, и надо было взять. Но… но он просто хотел, чтобы Юри не уехал снова — потому и сбежал из дома на тренировку раньше, чем следовало, и оставил Юри одного, зная, что тот не бросит Маккачина, чтобы улететь. «Шантажист и манипулятор». Виктор, не отрицая, пожал плечами. Ну, это побочные эффекты панических приступов, бывает. «Как и патологическое вранье. Кажется, или ты не собираешься говорить Юри, что собрался наведаться в гости к его бывшему?» Виктор не собирался наведываться! На самом деле ему этот предстоящий визит вообще покоя не давал. А вдруг выяснится, что у Юри и правда есть что-то с этим Виталием? Вдруг и правда кольцо для него? А вдруг этот Виталий сейчас красивее, спортивнее и… «…моложе тебя. Не напоминает отжившую свое ненужную развалину, а полон сил и энергии». Виктор тяжело сглотнул комок в горле — казалось, тот застыл от низкой температуры, врос ледышкой в нежные стенки. «А давай, Витя, сходи! Проведи сравнительный анализ между ним и собой — и снова уступи дорогу молодым». В карман, где лежала бумажка с адресом, Виктор залез рукой прежде, чем успел подумать. А как мысль догнала тело — сжал задрожавшую руку в кулак, сильно-сильно, и выбросил плотный комок бумаги в ближайшую урну. Все! Вот так он этого Виталия! И уже хотел пойти дальше (скорее, домой, в тепло и к Юри), но замер от странного звука. Бумажка отскочила от стенки урны с глухим эхом, шелестящим, словно… «Шаги за спиной». Виктор резко развернулся, ожидая увидеть хоть кого-то!.. Но никого за спиной не было. Редкие прохожие вообще пробегали в метрах ста на другой стороне от аллеи, по которой Виктор решил срезать путь. Растерянный, он потрусил головой. Но ведь звуки… он точно что-то слышал! «А я тебе говорил, болезни кучковаться любят — вот к твоим приступам еще и шизофрения в гости нагрянула». Нет, с ним все в порядке! А это просто розыгрыш. Решив так, Виктор и правда подуспокоился — хотя бы перестал так лихорадочно оглядываться по сторонам болезненно-воспаленными глазами. Да, розыгрыш! Это Юрка решил его напугать! Точнее, сначала решил-таки извиниться, как ученик перед тренером, но так как был в первую очередь мелким засранцем, перед этим захотел пугнуть до настоящей седины в волосах. Виктор посмеялся (нарочито громко) над своими мыслями и попытался успокоить бешеное сердцебиение. Юрка точно сейчас спрятался в кустах и, ждет, пока он отвернется, чтобы снова приняться топотать и пугать. Под эту мысль Виктор развернулся, продолжая идти задом наперед. Теперь он будет настороже! Теперь к нему никто не подкрадется, чтобы испуг… Ять!!! Отставленная назад нога нащупала пустоту, и Виктор, нелепо взмахнув руками, упал с внезапно оказавшейся позади лестницы. Падал долго — лопатки, бок, локоть, колено, плечо… Финишировал он лбом. Фу-у-уххх — Виктор попробовал осторожно вдохнуть. Фы-ы-ырхххх — выдохнуть. Привычное дыхание теперь отдавалось болью в ушибленных ребрах и вырывалось хрипом, столь резким, словно все еще выбивалось ударами о ступени. Перевернувшись на спину, Виктор медленно приоткрыл один глаз, потом другой. Облегченно сморгнул — луна над головой не обзавелась вторым комплектом по акции «каждому потрясающему человеку по сотрясению», а значит, хотя бы дебилом он не станет. «А вот инвалидом…» Подвернутая правая нога от колена очень нехорошо ныла, а голеностоп так пульсировал, что на глазах слезы выступали. Виктор будто оплакивал свой диагноз — вывих. Ну, он надеялся, что вывих, а не перелом — должно же ему хоть в чем-то повезти! Даже в невезении! Но и вывих опасен, если вовремя не получить помощь. Дрожащей рукой, мокрой от наспех вытертых слез, Виктор залез в карман… тот самый карман, на бедре, которым он ударился. Достав расколотые куски вместо телефона, он, в принципе, не удивился. Даже обрадовался — значит, с этим ужасным звуком не его бедро треснуло, вот и ладненько! Прохладненько. Пусть шок не давал почувствовать ни собственное тело как следует, ни то, на чем оно лежит, но Виктор чувствовал холод. «Уронили Витю на пол, оторвали Вите лапу». «Ты замерзнешь здесь. Сломанный и ненужный». От обиды, примешавшейся к ужасу и боли, ему захотелось свернуться калачиком и разрыдаться под грузом огромного неба над головой. Но Виктор никогда не плакал! За исключением особо тяжелых приступов, конечно, там он себя вообще не контролировал — но от обиды, словно упавший ребенок, никогда! А слезы одна за одной уже побежали по щекам. Не плакал он раньше, наверное, потому, что его никогда не обижали. А тут! Словно все сговорились! И Юри, и Юра, и Яков, и даже Маккачин, когда сбежал! А потом… а потом они… как ни в чем ни бывало!.. Виктор даже не заметил, когда начал всхлипывать под свои мысли. Кажется, довольно громко. — Эй… Эй, молодой человек, с вами все в порядке? Только не умирайте! «Ну, порядок ты никогда не любил». Быстро утерев все слезы, Виктор поднял голову. Молодая девушка, довольно просто одетая, склонилась над ним и смотрела с испугом. «Как на покойника». «Я выгляжу настолько плохо?» — этот вопрос Виктор проглотил не без труда и, слабо улыбнувшись, спросил: — Я, конечно, понимаю, что неземной красоты, но не рановато ли вы меня на тот свет проводить ходите, красавица? — Может, вам скорую вызвать? — Отлично, тревоги в голосе девушки стало больше. «Пусть вызывает. Твое чувство юмора и умение флиртовать явно в коме». — Не нужно! — рефлекторно выпалил Виктор и, осекшись, лучезарно улыбнулся. Хватит врачей. Да и это не первый вывих в его жизни, у него их уже ого-го! — Это все несерьезно, само пройдет! «Ага, приложи подорожник. Жаль только, что их сезон закончился». «Как и твой». — Точно? — девушка посмотрела уже не столько встревоженно, сколько недоверчиво и задумчиво. А потом подошла ближе и протянула руки в красных несуразных варежках. — Давайте я тогда хоть вас до дома провожу? Не отказывайтесь — у вас лицо белее, чем снег, ссадина нехорошая на лбу и взгляд плывущий! Виктор машинально потянулся рукой ко лбу и ойкнул, ткнув прямо в центр пульсирующего пятна. Больно! И надо бы отказаться… Но его слишком пугали навязчивый холод и нога, о которой он старался даже не думать. — Ну как я могу отказать столь очаровательной даме? — вопрос был риторическим, и Виктор со вздохом протянул ей руки. Хотел еще пошутить что-то, но зубы пришлось сжать покрепче, когда, забывшись, он оперся на вывихнутую ногу. Спасительница заметила его скривившееся от боли лицо прежде, чем Виктор привычно занавесил его челкой. — Обопритесь об меня, вот так… — она перекинула его руку себе через плечо, Виктор поморщился от пронзившей ногу боли — но уже более слабой. Ничего. Боль привычна, зато теперь ему не так холодно. От попутчицы исходило ровное, надежное тепло. — Несмотря на славу многократного чемпиона мира, красивые девушки меня еще на себе не носили, — попытался улыбнуться Виктор, делая первые неловкие шаги, и понадеялся, что улыбку не перекосило. Вот бы его сейчас такого на разворот журнала — быстро отлипли бы журналюги со своими фотоаппаратами! — Несмотря на красоту, чемпионов мира мне носить не приходилось, — в тон ему отшутилась девушка и осмотрелась. — Ну что, куда прикажете вас провожать? Виктор указал направление головой, не доверяя сейчас своему голосу. Проводы до дома оказались долгими. Бесконечными. В процессе выяснилось, что девушку зовут Надя и что она «человек от спорта далекий» — совсем не в курсе, кто он такой. «Скоро о тебе никто знать не будет», — тут же не преминула уколоть болезнь, но уколы в ноге были гораздо больнее. Под конец пути, уже на прямой дороге к дому, ему пришлось опереться на Надю сильнее, чем он хотел бы, но девушка не сказала ни слова — а нога немного утихла. Виктор даже нашел в себе силы улыбнуться очередному пустяковому разговору Нади. А потом эта пытка кончилась. — Вот мы и пришли, — остановил девушку Виктор и отстранился. Ногу тут же дернуло, да так, что ему даже зажмуриться пришлось, чтобы не ослепнуть от слишком яркой в этой темноте белой вспышки перед глазами. Но он устоял — а это главное. Надя не спешила уходить, в нерешительности смотря то на него, то на дверь. — А вас ждет кто-то дома? — спросила она и под вопросительным взглядом Виктора тут же залилась ярким, под цвет варежек, румянцем. — В смысле… Я… Я хотела сказать, вам там окажут помощь? Может, лучше вызвать врача? — О, у меня как раз имеется дома один, — успокоил ее Виктор, пытаясь не пустить сомнение в голос. «Имеется. Если не ушел». — А еще там есть самый лучший и преданный пес! — «Который от тебя недавно сбежал». — Животные — лучшие врачи, так что можете не беспокоиться! Конечно, она ему поверила. Пусть Виктор уже не был фигуристом, актерские навыки от этого не отсохли, не исчезли, их не повесишь, как коньки, на полку — и для них нет пенсионного возраста. — Что ж, тогда передаю вас в их руки и лапы, — тихо рассмеялась она и закончила с долей грусти. — Хорошо, когда дома кто-то ждет. — Неплохо, — согласился с ней Виктор. «Если и правда ждет». С Надей они распрощались там же, у подъезда. Девушка даже не стала выпрашивать у него номер телефона — хотя Виктор был готов и к такому. Она и автограф не попросила — внутри у Виктора поскреблась небольшая обида (да за его автографами раньше очереди выстраивались!), но он в какой-то степени даже был рад. Не нужно ему сейчас все это. Все, что ему сейчас нужно — это дойти до дома и уснуть. А когда проснется — нога болеть не будет… Нога болела так, что он всерьез сомневался, что вообще сможет заснуть. Повезло, что в доме был лифт (знал бы Виктор молитвы, тут же проговорил благодарственную), допрыгал к нему он с горем пополам. От каждого прыжка ногу пронзало уколом боли, в глазах от яркого (слава богу, лампочку не скоммуниздили, как обычно!) света плясали радужные пятна. Красиво… вот только в замок попасть мешают. Виктор устало привалился к своей двери плечом, а потом и мокрым от лихорадочного пота лбом. Сейчас, сейчас он откроет… За дверью громко залаяли. — Сейчас, сейчас, Макки, не шуми только, — начал уговаривать его Виктор, утирая стекающий уже по вискам пот. Сейчас, сейчас, папочка только ключиком в замочек попадет, а потом засудит тех, кто делает такие маленькие замочные скважины! Думать о том, что с Макки придется идти гулять, ему не хотелось. Как и о том, что дома его, возможно, ждет лишь пес… Внезапно неподдающийся замок отщелкнул, и дверь осторожно открылась. — Прости, я не знал, стоит ли мне уйти или… — едва рассмотрев лицо — особенно лоб, — Юри тут же осекся и шагнул вперед. Он даже рукой потянулся потрогать рану, но одернул себя и схватился за косяк. — Виктор, что случилось?! А что случилось? События отчего-то начали путаться в голове, Виктор задумчиво нахмурился. Так… Он, кажется, пытался приструнить Юрку. Потом его послали, но он пошел домой… Потом было выматывающее нервы преследование и падение… Точно. А потом… — Я встретил Надежду… — глупо улыбаясь, сообщил он, рассматривая лицо Юри. Красивое… Почему Виктор раньше этого не замечал? Сейчас это красивое лицо хмурилось и почему-то расплывалось. Виктор помотал головой — так, а ну, навести четкость! — и чуть не упал снова. Он еле слышно зашипел от боли, подгибая вывихнутую ногу. — А что с твоей ногой? — от паники голос Юри стал на один уровень громче. От громкого эха его слов у Виктора до слез заломило виски, и он, пытаясь совладать с болью, невпопад ответил: — Плата за надежду на то, что увижу тебя снова. Тут сознание тошнотворно качнулось, и Виктор, потеряв равновесие, качнулся сам.***
П-поймал! Юри покрепче сжал руки за спиной Виктора и осторожно втащил его в комнату. Ками-сама, спасибо, спасибо! — он был еще в сознании и что-то пытался говорить: — О, теперь и ты решил меня на ручках поносить, Юричка? Не хватает букета невесты… Подашь кактус с подоконника? Жаль, что нет других цветов, покрасивее, у меня только кактусы и выживают… Слушая краем уха эти странные мысли, Юри внес Виктора в спальню («Второй раз ты здесь сегодня — как бы не вошло в привычку!») и посадил на край кровати. «Больно!» — пожаловался Виктор, и Юри закусил от бессилия губу. Что теперь делать?! «Раздень его». Эрос, сейчас не время! Нельзя думать о таком, когда Виктору плохо! «Раздень его, чтобы посмотреть, что случилось с его ногой и нет ли еще где травм, бака! Ты же не рентген, чтобы взглядом через одежду проникать!» Юри моментально устыдился. Он же врач! Как он мог так… так растеряться, что даже Эрос оказался собраннее? Юри сначала опустился на колени, потом сел на пятки — и, глядя Виктору в глаза снизу вверх, попросил: — Мне нужно тебя раздеть, чтобы осмотреть. Можно? — Нужно, — Виктор болезненно дернул уголком губ, а потом улыбнулся. — Только будь нежнее, Юри. — Буду нежнее нежного! — со всей серьезностью заверил он и осторожно начал снимать ботинок с левой ноги. Виктор упал на кровать и почему-то начал говорить стихами: — Нежнее нежного лицо твое, белее белого твоя рука, — тут он со свистом втянул воздух, потому что Юри начал снимать правый ботинок. Торопливо пробормотав извинения на японском (даже поклонился по привычке, легко коснувшись лбом левого колена разведенных — не сейчас, Эрос! — ног), Юри все же снял ботинок и аккуратно отставил его в сторону. Теперь пальто и свитер. — От мира целого ты далека, и все твое — от неизбежного**. «Неизбежное — точное слово», — мысленно согласился Юри, смотря на ремень штанов Виктора. До пояса он его раздел — и там, кроме пары синяков на локте, плече и спине ничего опасного не оказалось. А нога Виктора беспокоила сильно. Закусив губу, Юри осторожно потянулся к пряжке ремня, расстегнул ее, затем пуговицы, молнию… Виктор немного приподнял таз, помогая стянуть штаны, но Юри не торопился. «Боишься, что у него под штанами нет белья?» Юри гулко сглотнул — не боится. Надеется. И… «Нашел, о чем думать! Вспомни: фигуриста ноги кормят, а твой любимый Виктор сейчас имеет все шансы конкретную такую диету заработать и потом пособия по ней получать!» По ней? То есть, по инвалидности? Юри похолодел от таких мыслей — холод моментально прогнал все неуместное возбуждение; взяв сначала себя в руки, а потом — штаны, он стянул их. Трусы под ними были. «Может, и их снимем? Вдруг там ушиб…» На эти слова Юри не обратил внимания. Зря он боялся, что не сможет ни о чем думать, как только разденет Виктора. Да, его тело все еще было великолепно, но сейчас все внимание привлекала нога. Кожа в области голеностопа немного припухла и отекла. Виктор возмущенно вскрикнул, когда Юри слегка нажал на это место, обозвал варваром — но насколько Юри мог судить, боль в его голосе не тянула на перелом. Да и в спокойном состоянии нога, вроде, у Виктора не болела. Значит, все же вывих. Утерев со лба пот, Юри осторожно повернул стопу, осматривая. Так, фиолетовая отечность не распространилась на всю наружную поверхность стопы, значит, степень вывиха — первая. Тут Юри чуть не рассмеялся нервно — ну конечно, Виктор везде и всюду первый! И это хорошо. — Доктор, скажите, я буду жить? — донесся до задумавшегося (скорее, впавшего в ступор) Юри голос с трагичным надрывом. — Надо вызвать скорую, — забыв поправить, что он уже не доктор, Юри растерянно посмотрел на Виктора вдоль его тела. На согласие он и не надеялся. — Какая степень вывиха? — уклончиво спросил Виктор, привстав на локтях. — Первая, — не стал утаивать Юри. — Значит, справимся сами. Ты же умеешь накладывать повязку? «Скажи — для тебя я умею все!» — Да. Нет, — Юри совсем запутался и опустил голову, чтобы не смотреть на Виктора. Стало полегче. — То есть да, но я не уверен, что смогу это сделать правильно! А вдруг что-то не так заживет, и ты больше не сможешь кататься? «А вдруг что-то заживет не так, и Виктор Никифоров по моей вине останется не только душевным инвалидом, а еще и физическим?» — вот что хотел сказать Юри, но не смог этого произнести вслух. Просто не выдержал бы и сорвался — а сейчас он не имеет на это права. Виктор надеется на его помощь! — Почему ты так хочешь, чтобы я вернулся на лед? — задумчиво спросил Виктор у его макушки — Юри так и не смотрел ему в глаза, предпочитая рассматривать припухшую ногу. А в голове у него крутилось истеричное: «С чего начать, с чего начать, с чего начать???» — Потому что ко мне не-фигуристу ты ничего не чувствуешь? С чего нача… Ничего?! Юри неверяще поднял голову и посмотрел в непривычно серьезные глаза Виктора. Да он от этого «ничего» уже месяц с ума сходит! Да он от этого «ничего» даже за границей, практически на другом краю света, не смог скрыться! Да из-за этого «ничего» он сейчас стоит тут, на коленях, и волосы готов рвать за то, что пошел на психотерапевта, а не на хотя бы просто терапевта — больше было бы практики в лечении вывихов! Из-за этого «ничего» у него в кармане два золотых кольца — все, чтобы доказать, что это «ничего» на самом деле «что-то»! А Виктор!.. Как он вообще мог так подумать?! — Потому что к тебе не-фигуристу я чувствую так много, что и на половину не имею права! — выпалил Юри, не особо задумавшись, то, что было на душе. — Оу, — протянул Виктор и, видимо, хотел встать — но болезненно скривился, едва правая ступня коснулась пола. — Ну, избавить меня от страданий своими мягкими пальчиками у тебя право есть, — величественно разрешил он и лег («Упал!» — вновь начиная паниковать, заключил Юри) на кровать. Закончил он уже лежа и смотря в потолок: — Что там говорится о помощи при вывихе? Юри сглотнул, больно ущипнул себя за ляжку и произнес, с каждым словом припоминая дальнейшие правила оказания первой помощи: — Она должна быть незамедлительной. А я… я сейчас! Мигом! — Юри быстро вскочил и, не обращая внимания на покалывающие иголочки в онемевших ногах, побежал на кухню. Лед, лед, нужно много льда! И еще — обезболивающее. Если со льдом проблем не возникло, то когда Юри заикнулся об обезболивающем — Виктор заартачился: — Глотать не буду! «Ну, можно не глотать, — встрял Эрос. — Можно вставить глубоко в зад большой и толстый… шприц». Но Юри отбросил и эту мысль. Без согласия пациента все равно не получится. Лучше вместо этого постараться как можно скорее облегчить его страдания. Юри деловито подложил под влажную от растаявшего льда ступню небольшую подушку, выдавил на руку побольше мази от растяжений и разрывов связок и принялся втирать ее в кожу. В нос ударил резкий ментоловый запах — лишь бы она оказалась настолько действенна, как пахуча! Только убедившись, что не осталось ни одного сухого миллиметра на ноге, Юри распаковал эластичный бинт и принялся заматывать голеностоп, коротко спрашивая у Виктора «Не туго?» и «Не больно?» и практически не дыша. Выдохнул он, только когда закрепил конец повязки узелком на щиколотке. Виктор, казалось, все еще не дышал — как говорят русские, был ни жив, ни мертв. Юри закусил губу — вроде, он сделал все правильно. И лед, и мазь, и бинт — боль скоро должна пройти! Но как скоро? Вот бы поцеловать, чтобы все прошло мгновенно! «Так поцелуй». Аккуратно подняв забинтованную ногу, Юри, словно завороженный, мягко коснулся губами пахнущего аптекой и мазью бинта. А потом еще раз — ниже. И еще. — Юри? — растерянно донеслось сверху. — Что ты дел… ах… что ты делаешь? Юри в это время дошел до пальцев и сомкнул губы на большом. Что он делает? Самому бы знать! «А что — разве не понятно?» Все понятно. Юри немного отстранился — и, медленно облизнув губы, посмотрел снизу вверх на Виктора. — Что я делаю? А ты смотри — и увидишь. Только не отрывай взгляда. И, пока смелость окончательно не покинула его в такой неподходящий момент, потерся щекой о ребро стопы, целуя выпирающую косточку. Кажется, Виктор сдавленно простонал. Юри не мог утверждать, что это не был он сам. Юри не мог утверждать, что все еще своими действиями просто пытался удержать Виктора в сознании — не нравился ему синяк на лбу под челкой, вдруг и правда сотрясение? Сейчас, посасывая один за одним его пальцы, Юри вообще не мог ничего утверждать. Он всего лишь думал: «Пожалуйста, пусть так я смогу забрать его боль. Высосу ее всю!». «Сосать приятнее в другом месте…» Выпустив с громким влажным чмоком изо рта мизинец, Юри осторожно положил ногу Виктора себе на плечо и начал продвигаться поцелуями выше. По щиколотке, сбоку, теперь поцеловать чувствительное (Виктор рвано выдохнул и, запустив руку ему в волосы, сжал пальцы) место под коленкой, потом еще выше по нежному бедру, прямо к серым, простым трусам, которые он никак не мог представить на Викторе — но которые ему удивительно шли… «А еще больше ему пойдет без них…» Оказавшись носом перед пахом тяжело дышащего Виктора, Юри на мгновение заколебался. На самое короткое мгновение — не больше упавшей пары десятков песчинок в песочных часах, — а потом обнял Виктора за ягодицы и прижался губами сквозь ткань к его члену. «Твердому. Он бы не был твердым, если бы Виктору не были приятны твои прикосновения!» Юри боялся об этом думать. Отрешившись от мыслей, он целовал ствол члена, поднимаясь от мошонки к головке, где от смазки на серой ткани уже проступило мокрое пятно. Добравшись до него, Юри коснулся его языком. — Юри, ты точно моей смерти хочешь! — как-то жалобно всхлипнул Виктор, и член его дернулся. — Я тебя хочу, — признался Юри тихо — но уверенно. — И никогда не пожелаю тебе плохого! Обещаю! — Иди сюда, — вдруг попросил Виктор и указал на согнутую в колене левую ногу. Правую он положил на кровать, стараясь не тревожить. Юри послушно поднялся на дрожащие ноги и сел на левое колено Виктора. — Ничего не обещай — просто поцелуй меня, — он тяжело сглотнул. — Я знаю, что прошу многого, но я устал уже и… Юри тоже устал — терпеть, бороться с Эросом, с… с собой. Устал смотреть на Виктора и думать только о плохом. Устал жить в настоящем — но жить прошлым. Устал держаться так далеко — и позволил себе небольшую слабину. Губы Виктора были немного солеными (от слез?), искусанными (от боли?), но все равно самыми желанными в мире. Не отрываясь, Юри прижался к ним теснее, запустил руку в волосы Виктора — и притянул его за затылок к себе, так плотно, как только мог. А потом лихорадочно, словно дорвавшись до самого заветного, начал покрывать короткими поцелуями его лицо, каждую ссадинку и синяк. Все, все вылечит! «Особенно вылечи за ухом. Да-да, вот тут. А теперь втяни мочку в рот, проведи языком по раковине, подуй слегка — во-о-от, слышишь, как Виктор стонет? Это точно признак выздоровления! А теперь давай полечим на шее…» Юри не знал, сколько они целовались. Это было одновременно и долго — и недостаточно; хотелось большего, но к большему они оба боялись перейти. Они ласкали друг друга — трогали губы, разминали пальцами плечи, с нажимом проводили по спине, отзеркаливая движения друг друга — но не переходили с ласками ниже пояса. «Не имеешь права» — кричало что-то внутри Юри, но уже тихо. С каждым поцелуем — все тише. «С каждым поцелуем — все ниже…» Виктор внезапно отодвинулся от него — но только затем, чтобы уткнуться носом в шею, крепко прижимая Юри к себе за ягодицу. — Я так по тебе скучал, — щекочуще выдохнул он, и только от одного этого шепота Юри чуть не кончил. Он выгнулся в объятиях Виктора и с робкой улыбкой ответил: — И я тоже. — Скучал по себе? — По тебе! — выпалил Юри прежде, чем услышал тихий смех и понял, что Виктор всего лишь шутит. «Шутит, значит, жить будет». — И что теперь? — спросил Виктор совсем не тот вопрос, к которому Юри был готов. Он… он не мог сейчас на него ответить! Просто не знал ответа. Надо обдумать, подготовиться, расписать план — подойти к этому ответственно! Кстати об ответственности. — Сейчас тебе по расписанию пора спать, — хрипло произнес Юри и неловко прокашлялся. — Помнишь — это нужно, чтобы твое здоровье… Виктор со вздохом расцепил руки за его спиной и оперся локтями о кровать. — Да-да, помню: чтобы мое и так дырявое здоровье не пошло ко дну, как «Титаник», — он лукаво посмотрел на Юри из-под челки. — Со мной определились. А что будешь делать ты? «Дрочить». — Не бойся, я останусь здесь — буду будить тебя через каждые три часа, чтобы исключить сотрясение, — как можно более деловым, врачебным тоном произнес Юри и поправил пальцем каким-то чудом оставшиеся на носу очки. Неопределенность убивала. Он не знал, как ему сейчас вести себя с Виктором — как врач? Как гость? Как друг? Как… любовник? Как?! В любом случае, спать он точно не будет. — Как думаешь, тебе будет удобнее меня будить, лежа рядом со мной на кровати? — невинно спросил Виктор. Настолько невинно, что до Юри не сразу дошел смысл его слов. А как дошел, то он хотел сразу отказаться, но… — Пожалуйста, — добавил Виктор и приглашающе похлопал ладонью по покрывалу. Юри, молча кивнув, забрался на кровать.***
Теплое спокойствие разливалось по всему телу. Чувствуя, как совсем рядом лежит Юри, доверчиво закрыв глаза, Виктор не мерз и не испытывал привычного страха, усиливающегося с наступлением темноты. Ему вообще было так хорошо, так… надежно, словно… Взглянув вдоль тела, Виктор увидел то, о чем догадался секундой раньше: Юри держал его за руку. Его прикосновения снова работают? Виктор не знал, хорошо это или плохо, но знал, что сейчас ему хорошо. Впервые настолько хорошо после приезда в Россию. Даже вывихнутая нога не ныла, не дергала. Кстати о ней. — А психотерапевтов тоже учат оказывать первую помощь? — задумчиво спросил Виктор вслух. Юри чуть дрогнул рядом, открывая глаза, и перевернулся набок к Виктору лицом. — Не совсем. Ты забыл — я же раньше был фигуристом и далеко не каждый раз приземлялся после прыжка успешно. Пришлось многое выучить на себе, — тут Юри неловко поправил очки. Словно пытался скрыться за ними — как всегда делал, когда у них заходил разговор о его прошлом фигуриста. Виктор закатил глаза к потолку — а потом протянул руку, снял с Юри очки и положил их на тумбочку. Все, отныне никаких преград! И никаких секретов. «Тогда расскажи про Виталия и найденные кольца». Ну не настолько никаких. — Виктор? — Юри удивленно посмотрел на него затуманенными глазами, и Виктор почувствовал себя готовым заблудиться там ежиком. Или просто готовым заблудить. В общем, готовым. Но пора научиться говорить себе «нет». У него уже был хороший урок — а сам учитель сейчас лежит рядом, и не хочется, чтобы этот урок стал последним. Виктор коротко поцеловал Юри в лоб. — Они мешали бы тебе спать, золотце, — с этими словами он притянул Юри к себе на грудь. Не знал, как это объяснить, но точно придумал бы! Юри без лишних слов лег мягкой щекой на его голую грудь, прижался так восхитительно тесно — и Виктор, обняв его левой рукой, почувствовал себя… наверное, счастливым. Не зная, сможет ли ходить, а тем более кататься, он был счастлив. Потому что знал: сейчас Юри никуда не уйдет. «Сейчас…» А потом Виктор его не отпустит! Уверенность в этом пришла не внезапно — всплыла откуда-то изнутри, где давно росла. Не отпустит. Не потому, что только его прикосновения помогают остановить приступы. Не потому, что Макки его принял как родного (а собаки хорошо чувствуют людей!). Не потому, что домашний врач никогда не помешает. Не потому, что теперь будет на кого спихнуть мытье посуды… Потому, что Виктор хочет вот так с ним засыпать. Хочет с ним просыпаться, обсуждать программы — или вообще не говорить о фигурном катании. Хочет вместе гулять по улицам Питера — и фотографироваться, много фотографироваться, чтобы запечатлеть каждый момент! Хочет, чтобы будущее, во всех красках нарисовавшееся в его голове, их совместное будущее, воплотилось. Оно такое красивое… Рассматривая его, Виктор уже почти заснул под сонное и такое родное дыхание Юри, когда раздалась короткая вибрация. Краем глаза он увидел, как на тумбочке что-то засветилось. Телефон? Сонный мозг не хотел думать — хотел скорее узнать, кому там не спится и честным людям спать не дается, так что Виктор потянулся за телефоном. И поднес его к лицу прежде, чем вспомнил, что свой телефон то он разбил — а это был телефон Юри. «Встретимся завтра в 12. Ресторан Перкорсо». Виктор не хотел это читать. Боже, в этот момент он пожалел, что вообще читать научился! Он и правда не хотел это видеть, не хотел знать, что завтра у Юри свидание с другим, что это его тепло, эта его близость — всего лишь иллюзия. Не хотел знать, что весь мир может рухнуть в один момент. «А почему ты решил, что тебя в этот мир приглашали? Приглашают Юри — вон, место и время известны. Можешь сходить — поймаешь на тепленьком». Виктор крепко сжал погасший телефон к руке и зажмурился. Нет, он не пойдет устраивать разборки, словно ревнивый муж! «Ну да, колечка-то у тебя на пальце нет — так что ты не муж. А ресторан для встречи дорогой. Самое то сделать предложение…» Виктор зажмурился еще крепче — до разноцветных кругов под веками — и резко открыл глаза. Нет, в ресторан он не пойдет. Он пойдет прямо домой к этому Виталию, чтобы перехватить его и не дать встретиться с Юри! Пусть номер, с которого пришло смс, и был незнакомым, Виктор был уверен, что это Виталий. Зачем иначе Юри приехал именно в этот город? «Каково ощущать себя лишь предлогом?» Ощущения сплошь из междометий. Нецензурных. Но пусть для Юри все было предлогом — у Виктора-то все по-настоящему! У него и правда есть чувства, которые так просто не выдернуть — да и то, что сегодня было между ними… это было не наигранно! Да! Вживаясь столько раз во столько разных ролей, Виктор тонко чувствовал наигранность и фальшь. В поцелуях Юри, в его взгляде не было ни первого, ни второго — только искреннее желание! А его слова… «Как же ты жалок!» Виктор заставил себя перестать подыскивать оправдания для Юри. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз представить. Да и задолбался он уже это все представлять, если честно. Пора бы уже убедиться, что он действительно никому не нужен. Пускай бумажку с адресом Виктор выбросил, заветная улица и номер дома с квартирой отпечатались у него в воспаленном от болезни и тревожности мозгу. Закрыв глаза, он и сейчас их видел — вплоть до карты как проехать. Но завтра будет завтра. А сейчас… Сейчас Виктор позволил себе обнять Юри и сделать вид, что он ничего не видел. В мире так много лжи… эта ничего не изменит. Но, может, даст ему хотя бы одну, хотя бы последнюю спокойную ночь. — Спокойной ночи, Ю-ури, — прошептал он, но ответа не получил. Юри уже спал. А у Виктора внутри знакомо заворочалась тревога, подбираясь к горлу и обещая поджидающие за гранью яви кошмары. Сглотнув, он обнял Юри, как щит, и загадал одно желание, всем сердцем, как научился уже давно. Пожалуйста, пожалуйста! Пожалуйста, пусть ему не придется просыпаться.