Морфология революционной сказки

      Ленин, конечно, был политик гениальный, и теоретик революции был сильный, однако, иконой он сам быть не хотел. Вот и мы не будем на него молиться и фимиам ему воскуривать.       Революция, нарисованная Коллинз, под ленинскую теорию, конечно, во многом укладывается, однако, отметим это, далеко не во всем.       Ленинская революция — революция масс. В ней нет места индивидуалу. Ее совершает толпа, ведомая орденом меченосцев, но у этого ордена не видно великого магистра.       Революция Игр, напротив, — революция одиночек. Массы в ней, если и встречаются, то только на заднем плане. Одни массы рукоплещут властям, другие массы поднимают руки в приветственном жесте неповиновения, но все больше эти массы глухо молчат. Поскольку молчание это все больше и больше звучит вместо оваций, оно не знак согласия, но примета злобы и ненависти.       Но молчание никого не может свергнуть. Действие требует присутствия Личности, которую Автор изображает так, как хочет и как умеет. Кому-то Личность покажется пустой, кому-то гламурной, кому-то — целиком слепленной из всякого сора закулисными кукловодами. Но без нее все бы не только остановилось, ничто бы даже не началось.       И здесь, как ни странно, еще одна неожиданная параллель с Лениным, но с таким Лениным, каким его никогда не хотели видеть преподаватели истмата. Это параллель с Володей, что мстит за брата Сашу. Символ и двигатель революции в тексте Коллинз тоже мстит. Одна сестра за другую сестру…       Совпадение?       Не думаю…