Морфология революционной сказки

      Шмуэль Эйзенштадт, как положено либеральному наследнику Макса Вебера, предложил иные пять признаков революции. Было ли это сделано в пику марксистам или так просто, в порядке размышления над происходящим вокруг. Выглядело это так: 1. Насильственное изменение политического режима, основ его легитимности и символики. 2. Замена недееспособной элиты иными группами. 3. Изменение экономических и социальных отношений. 4. Демонстрация разрыва с прошлым — «старым режимом» 5. Убеждённость в способности создать «нового человека» — «революционная мораль», «революционная этика». Всё вышеперечисленное в книге присутствует даже с некоторым перехлёстом, учитывая тот непреложный факт, что Эйзенштадт много преподавал в США и, как можно предположить, его система воззрений на революцию перепевалась многочисленными эпигонами тамошним студентам, в том числе, не специалистам по политическим теориям, берущим какие-то курсы в этой области для повышения общей культуры. 1. Насилия в сочинении полно. Равно как и фиксации на символике. Любопытно, как герб Капитолия, подозрительно напоминающий герб движения «Рейхсбаннер шварц-рот-гольд», заменяется чем-то другим. 2. Прежняя столичная элита в книге почти не прописана, зато в фильме показана сборищем вырожденцев и дегенератов, интригующих как пауки в банке. Заменить её просто некая обязанность. По крайней мере, именно такой вывод настойчиво проводится зрителю, который получает урок ненависти к тому, что по-испански называется establecimiento или, что ещё лучше — la minoria — т.е. «меньшинство» (подразумевается «правящее меньшинство»). 3. Экономические отношения — ограбление зависимых территорий метрополией посредством ежедневного унизительного гнёта — должны быть переформатированы. Как — непонятно, но такое желание есть. 4. «Старый режим» — режим, где есть Игры. Его не должно быть, на этом сходятся многие. Non licet vos esse… 5. Нового человека активно созидают в Тринадцатом. Прямо-таки по заветам чучхэ и с соблюдением армейской дисциплины…