Морфология революционной сказки

      В одной из своих лекций (вот увы не скажу в какой) Дмитрий Быков изложил свои представления о социальных процессах.       Когда восстаёт народ — это называется бунт. Будь он русский, французский, зулусский или японский — бунт всегда бессмысленный и беспощадный. В нём нет ничего, кроме злобы, ярости и желания отомстить. Никаких стратегических целей он не имеет, довольно быстро выдыхается и завершается зверскими расправами над теми участниками, что не смогли попрятаться по норам. Таким был финал крестьянской войны в Германии в 1525 году или французской Жакерии ещё двумя веками ранее. Чем-то подобным, судя по отрывочным сведениям из книг С.Коллинз был бунт дистриктов в период Тёмных времён. Никаких подробностей автор канона не приводит, однако, понять можно так, что взбешённые чем-то жители провинций ломанулись на Капитолий, но огребли по полной программе от его солдат и ополченцев. В последующие три четверти века их дети и внуки расплачивались за ошибку родителей, выходя на Жатву, пока не прилетела Огненная Сойка и не сожгла Капитолий. Впрочем, кто мог ещё за два месяца до её «прилёта» знать, что она прилетит.       Когда восстаёт верхушка — это называется переворот. Ему предшествует удачный заговор. Народу, который, может статься, вполне доволен своим житьём будет сказано, что правитель тихо скончался в своей постели от разлития желчи, и никто не узнает ни про подушку, ни про табакерку, применённых его придворными, чтобы стимулировать желчь. Вполне возможно, именно таким образом выглядел приход к власти Кориолана Сноу. В конце концов, не на выборах же он получил пропуск в свой дворец на одном из холмов Капитолия и подтверждал их результат на плебисците каждые четыре года (или даже десять лет). Не смешите.       Главный признак революции заключается в синергетическом действии части верхушки и части народа. Те из верхов, кому обрыдла сложившаяся конфигурация власти, действуют заодно с низами, создающими массовую мобилизацию, без которой пирамида остаётся неподвижной. Низы предоставляют более-менее безграничный живой потенциал участников действия и набор кандидатов в символы движения. Попадание должно быть безупречным, иначе всё может пойти не так. Выходцы из верхов формируют политическую повестку дня, заодно отбирают приемлемый им символ из имеющихся вариантов. Именно таким образом и выглядела революция сойки. Плутарх и Тигрис — видимые вершины элитарного айсберга. Хевенсби-холл ещё в старом Капитолии вполне себе показатель положения его фамилии, не говоря о старшей президентской сестре, которая совсем отбилась от семьи. Впрочем, её поддержка была малой и эпизодической, между тем как Плутарх — настоящий гений политической интриги и серый кардинал революции. С низовой мобилизацией в Панеме и вовсе никаких не было проблем. Одна только чрезвычайно затратная (по части убитых партизан — потерь для подпольной армии) операция с электростанцией чего стоит…