Just a human

Заря нового дня не предвестила ничего хорошего; после звона часов вести моментально разлетелись, словно вороны, во все уголки чахлого города. Количество заразившихся всё увеличивалось, еды становилось всё меньше, и с каждым днём количество отчаявшихся на улицах возрастало. Не за горами была и весть о прибытии генерала с поддержкой армии, но никто и не ожидал от неё ничего хорошего. Угольные фигуры беспорядочно бегали по Муравейнику, словно там всколыхнул пожар. Странные шорохи и звуки не прекращались до самого утра, но всё затихло, стоило лишь степному ветру покинуть земной приют. *** Листок бумаги был разорван на две части, не прошло и нескольких секунд. Дым от пепла медленно поднимался к потолку с характерным запахом гари, расплываясь сизым облаком. Лара Равель нервно теребила свой рукав, стараясь скрыть отсутствие какой-либо радости от услышанной новости; очередная бессонная ночь раздражала больше, чем даже внезапный выигрыш. — Всё закончилось поножовщиной. Бурах тяжело ранен, Бакалавр... — Юлия говорила медленно, словно специально растягивая слова, — а Даниил Данковский отделался лишь лёгкими ранениями. Кто бы мог подумать, — после некоторой паузы она закончила говорить, сделав глоток из небольшой железной фляжки. Цокнув языком, Ангел последовала её примеру, выпив небольшой стакан спирта. — Живучая блядь, — констатировала девушка. — Ань, что делать-то будем? — Как что? А как же отметить выигрыш? — в ответ Люричева молчала, отчего-то задержав взгляд на шахматах. — Юль, послушай, нельзя всегда выигрывать. Да и к тому же мы ещё не на дне. — Никого не хочу видеть, — внезапно подала голос Равель. — Ни-ко-го. Всё происходящее замерло; на улицах появлялись первые тени жизни. Молчание затягивалось на слишком долгое время. — С вами только воду мутить. На дно, блядь, идти, — раздраженно разглядывая собеседниц, Анна была на удивление оптимистична. — Не умер сегодня, поплывёт по реке завтра. — Не умрёт он, не умрёт. Говорила же я. Руки у него в крови, убивает, и на органы продаёт, — Лара подобрала со столика деньги, несколько успокоившись, как только они оказались в руках. — Как увидела, что он вернулся, так и знала сразу. Зверь это, нет у него ничего, даже души. — Ты что, кинуть нас хочешь? — равнодушно спросила Люричева, словно её не интересовало происходящее. — Нет. Сколько дней уже не спала, видела лишь его образ. И Бакалавр ещё этот, взял и змеиную кожу скинул, — заключила Равель. — Не могу больше думать об этом. И деньги эти... не нужны они мне. Придут и убьют, как только узнают. Так что радуйтесь, вы выиграли. Во взгляде Юлии промелькнуло удивление. — С чего такая щедрость? — Не видать мне сна, пока живы они. И не спрашивай больше. Да и не жалко мне. Мы же подруги, — странная ухмылка образовалась на её губах. — И долг за мной, до самого гроба долг перед людьми. Нужно идти. Уже утро. Положив деньги обратно, Лара тихо встала и направилась к выходу. Лёгкий запах твирина флёром прошёлся по коже, обдав прохладным ветром. Говорили, что она страдала бессонницей, и с каждым днём она спала всё меньше и меньше. А потом у неё каким-то образом оказался твирин. И запах его, мёртвый призрак, стал следовать за ней как погребальная фата. — Хитрая сука, сделала она нам одолжение, словно кость собаке кинула, — пробормотала Люричева, как только закрылась дверь. — Успокойся. Со всеми случается. Мне она сразу не понравилась — выглядит как тургеневская барышня, а внутри-то с гнильцой... — Ты, что ли, лучше? — прозвучал вопрос, на которого не последовало ответа. — Хуй с ней, давай выпьем. Никуда не денется, вернётся. Болото это место, топь. Как гадюки в своих гнёздах затаились и ждут, чтобы никто отсюда не вышел... действительно, змеи подколодные. Небо рыдало, когда его съедало чужое нутро. Подобно грёзе, смыкающейся в сомны снов, не являющихся реальностью, оно уходило в состояние стазисного шока. И пока не придёт осознание эфемерной точки реальности, иллюзия продолжится, — оставляя лишь ложе для чувства отчаяния, скрываемого за словами о чём-то важном.