Не "опять", а "снова"!..

      — Так, понятно. Вези меня назад.       Я развернулась было, чтобы пойти обратно, но сразу же врезалась в чужую грудь. Из-под ворота растянутой майки виднелся бурый синяк под ключицей, там, где росли редкие темные волоски. Взгляд Джонса опустился мне на темечко стальной кувалдой.       — Нет, — раздраженно ответил он. — Ты сама согласилась помочь, никто тебя за язык не тянул! Так что не устраивай сцен и спускайся.       — Я туда не полезу! — упираться приходилось всеми имеющимися у меня конечностями, но туша громилы неумолимо теснила к люку.       — Полезешь, как миленькая! Или я сам тебя вниз сброшу, — угрожающе прорычал он. — И вообще, не говори, что ты не знала, куда мы идем. Где еще, по-твоему, должны жить черепахи-мутанты?       — Ну неплохо было бы уточнить это ДО ТОГО, как заставить лезть в КАНАЛИЗАЦИЮ! — ладно, признаю — сама, дура, виновата. Черт, мне же даже в голову не пришло, что этот придурок просто не посчитает нужным предупредить о такой «незначительной» детали, как сточная яма! — Как, по-твоему, я должна лезть туда в платье?       — Да ладно — потом переоденешься.       — ВО ЧТО?! — продолжала я себя накручивать. Лезть в канализацию в платье? В колготках? В белых, мать вашу, кроссовках?!       — Я попрошу что-нибудь у Эйприл… — с этими словами он с видимым усилием отпихнул ногой сдвинутую крышку люка и, покрепче обхватив меня за плечи, просто… поставил на первую ступеньку скользкой стальной лестницы! Я орала благим матом, но попытки вырваться были чреваты падением в раскинувшуюся подо мной зловонную жижу, так что пришлось убавить децибелы и лезть добровольно.       — Фу, blu@d! — емко выразила я свое отношение к сложившейся ситуации. Одной ногой я сразу же провалилась в воду по щиколотку, зачерпнув полный кроссовок «городского сока». — Я очень, ОЧЕНЬ надеюсь, что это спуск в ливневую канализацию!       — Да ладно тебе, Док! Потом постираешь, — «подбодрил» меня Джонс, зажигая фонарик.       Луч света мгновенно выхватил из темноты осклизлую каменную кладку и множество мелкого и не очень мусора. Не знаю, сколько мы шли по тоннелям — я довольно быстро утратила чувство направления… Все повороты были «на одно лицо», разнообразили путь лишь изредка усиливающаяся на развилках вонь да мельтешащие под ногами крысы. Наконец, порвав колготки о торчащие из досок гвозди, я кое-как пролезла вслед за Джонсом в заколоченный лаз и оказалась перед входом в логово черепах. На эту светлую мысль меня натолкнула медленно ползущая вверх каменная стена. В лицо сразу же ударил кажущийся нестерпимо ярким, но на деле — чуть приглушенный свет.       Сослепу я едва не растянулась на пороге на радость своему «провожатому».       — Здравствуйте, мисс Марин, — спокойно поприветствовал меня неслышно подошедший мутант в фиолетовой повязке. — Спасибо, что согласились прийти, и… еще раз извините за беспокойство.       — Донателло, верно? — я щурилась сквозь влажные ресницы, пытаясь рассмотреть своего «коллегу» и потенциального пациента. Глаза уже худо-бедно привыкли к освещению, и увиденное мне совершенно не нравилось. — Рада видеть тебя в твердом уме и относительном здравии. Про перелом мне уже доложили, а что со второй рукой?       Донателло с легкой досадой посмотрел вниз, на покоящуюся в «косынке» на груди правую руку, и неловко взмахнул забинтованной левой. Кисть была неподвижна, и даже сквозь бинты было видно, что запястье вывернуто под неправильным углом. Вывих? Перелом со смещением?       — Вывих, — черепаха снова сверлил меня внимательным взглядом. Похоже, я нечаянно озвучила свои измышления. — И перелом лучевой кости без смещения. Десять минут назад снял холодный компресс. Сам гипс наложить я не смог, так что пришлось довольствоваться шиной.       — Ясно, — я невольно поморщилась, представляя объем работы. — Как узнал, что без смещения? У тебя есть рентген?       — Ну, — несколько смущенно улыбнулся мутант, и тут до меня дошло, что он имеет в виду. Я изумленно уставилась на черепаху, а тот лишь тихо рассмеялся. — Да, у меня есть списанный аппарат, стоит в лаборатории. Полезная вещь. Если Вы не против, я отложу эту историю на более подходящее время.       — Конечно… Может, у вас тут еще и МРТ есть? Так, для полного комплекта? — я все никак не могла отойти от новости, что у канализационных отшельников есть собственная клинико-диагностическая лаборатория.       Стоящий рядом Джонс, до этого никак себя не проявлявший, весело хмыкнул, но в разговор не встревал.       — Есть, но я с ним еще не до конца разобрался, — все так же с мягкой улыбкой кивнул местный гений. Но почти сразу подобрался и продолжил уже по делу: — А жаль. У Рафаэля закрытая черепно-мозговая. Мигрень и головокружение, говорит разборчиво, но мало. На вопросы отвечает односложно, но осмысленно. У Майки трещина в пластроне и ушиб легкого. Внутреннего кровотечения нет, в сознании, так что мы пока просто надели на него кислородную маску и положили в отдельную комнату. С Лео… все более-менее. Ушиб мягких тканей, обширная гематома правого бедра, возможно, перелом или вывих. Нормально обследовать он себя не дает — удалось только холод заставить приложить. Он сейчас с Майки.        Немного помолчав, он демонстративно развернулся, кивком приглашая следовать за ним, и добавил:       — Предлагаю сначала осмотреть Рафа. Я… не вполне компетентен в этом вопросе. Кажется, патологических знаков нет, но…       — Веди, — коротко бросила я в ответ, удобнее перехватив сумку.       Пожалуй, только сейчас, молча следуя за Донателло, я смогла нормально осмотреться.       Не знаю, чего я ожидала от логова мутировавших черепах, но то, что предстало передо мной в конце бесконечного лабиринта канализационных труб, больше всего напоминало… Храм. Чертов буддийский храм, переделанный под насущные нужды резко позеленевших бронированных почти-монахов в центре нью-йоркской канализации. Даже какой-никакой прудик с декоративным мостом в центре зала имелся, вполне мирно уживаясь с манекеном-грушей в углу, батареей обшарпанных игровых автоматов и огромным диваном со стеной из телевизоров перед ним. Стеной из телевизоров. У черепах. В канализации.       Я видела в этой жизни все…       Наконец мы вошли в небольшую комнату с плакатами на стенах и гамаком в углу. У кровати с раненым на потрепанном стуле сидела красивая девушка, примерно моего возраста. Рыжие волосы были собраны в небрежный пучок на затылке, каким-то непостижимым образом смотревшийся элегантной прической, а не волосатой шишкой, как у меня. Взгляд невольно задержался на полной груди, красиво, но не пошло подчеркнутой свободным топом, и длинных — даже сидя понятно, что длинных! — ногах. Я, конечно, давно избавилась от большинства глупых подростковых комплексов, но все же было по-женски завидно.       — Эйприл, это Док. Док, это Эйприл, — коротко представил нас молчавший до этого Джонс. Мы обменялись приветствиями, и она вновь повернулась к болящему. Более всего представшая передо мной картина напоминала сцену из «Красавицы и Чудовища», только «чудовище» было чешуйчатое и особой симпатии к «красавице» не проявляло.       Смирно лежащий на койке Рафаэль был изрядно избит и заботливо даже не перевязан, а обмотан метрами и метрами свежего бинта. На этот раз на голове черепахи имелась потрепанная красная маска непонятного назначения, уже насквозь промокшая от возложенного на лоб влажного полотенца. Никаких непроизвольных движений вроде спонтанного вскидывания рук или мимических гримас я у него не увидела и слегка успокоилась. Что делать с тяжелой ЧМТ в кустарных условиях, я не знала.       Поглощенная созерцанием «прекрасного создания», я не сразу заметила, что творит оставленная без присмотра «сиделка». А когда заметила, взвилась коршуном, подавляя желание сделать этой дуре физическое замечание.       — Стоять! Что это?! — я выхватила у нее из рук крупную белую таблетку* и выжидающе посмотрела на женщину, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Хотя и так знала ответ.       Джонс, до этого расслабленно наблюдавший за всем из угла, сидя на полуразобранном мотоцикле, ощутимо напрягся. Ему явно не нравилось, когда кто-то совершал резкие телодвижения в непосредственной близости от этой девушки. Его девушки?..       — Всего лишь аспирин, — пожала плечами Эйприл, непонимающе посмотрев на меня. — У Рафаэля голова болит, и я подумала…       Что ж, вряд ли она понимала, что творит и не хотела ничего плохого, но меня уже порядком понесло.       — Аспирин? При сотрясении? Еще и с водой? — перебила я, переводя взгляд с женщины на мутанта. — Моя ж ты умница! А, может, лучше сразу бейсбольной битой ему по голове съездить? Ну, чтоб наверняка?       — Простите? — нахмурилась та и встала со своего места. Теперь, чтобы высказать ей все в лицо, пришлось задрать голову. Задавив в себе зачатки зависти (почти перед самым лицом томно покачивались от дыхания «горы» полного третьего размера) и ревности (Джонс вырос за ее плечом с видом бывалого телохранителя, а у меня из «защитников» только рыжий пройдоха вне зоны доступа и бейсбольная бита, оставленная в «верхнем мире» в прихожей), я выпрямилась, настраиваясь на рабочий лад.       «Простите», блин. Это не у меня она должна прощения просить, а у Рафаэля. Который, кстати, начал сбивчиво мычать какой-то попсовый мотив, крепко прижимая к глазам влажное полотенце.       — Никогда. Никогда не давай антикоагулянты при сотрясении, — четко продекламировала я, глядя в горящие праведным гневом зеленые глаза. — Особенно, когда нет возможности оценить тяжесть повреждений с помощью МРТ. Мне действительно нужно тебе объяснять последствия внутримозгового кровотечения?       Лицо девушки приобрело виноватое выражение. Что ж, похоже, не все потеряно, и миловидная внешность данной конкретной особи уравновешена еще и мозгом. Кейси, хоть и стрелял в меня недовольными взглядами, но убивать меня голыми руками за оскорбление своей зазнобы явно не собирался. Нечего тут изображать из себя оскорбленную невинность — прежде, чем «в больничку играть» можно было бы и литературу соответствующую почитать. Да те же ролики на Ютубе хотя бы!       — Рафаэль? — как можно мягче позвала я, легонько дотронувшись до перевязанной руки. Дождавшись вопросительного «Ммм?», я продолжила: — Голова сильно болит?       — Нет, — коротко процедил тот, не разжимая челюсти. Под зеленой шкурой на висках заиграли желваки.       — А давно? — нахмурилась я, аккуратно отведя чужую руку от лица. Стоило мне убрать полотенце, как Рафаэль зажмурился еще сильнее, отчего тонкая шкура на «носу» собралась мелкими складками. Чтобы заглянуть ему в глаза, пришлось придерживать веки пальцами. Что ж, по крайней мере его зрачки одинакового размера. Со зрительными нервами вроде все в порядке.       — Как очнулся.       А вот это заставило меня насторожиться.       — На нас напали уже под утро, так что с момента получения травмы прошло почти двенадцать часов, — хмуро ответил за него неслышно подошедший Донателло. Лицо его было непривычно сосредоточенным. Не суровым, как у его свирепого брата, и не отрешенным, как у их лидера, а… Как у интеллигента перед революцией. Такое было у моего преподавателя на экзамене, когда он видел перед собой откровенно тупого студента с протекцией «сверху». «Нам pizdets, но мы еще повоюем», — такое выражение лица. — Не знаю точно, сколько он был без сознания, но не больше десяти минут. После того, как очнулся, некоторое время наблюдалось незначительное расстройство координации и путаная речь. До убежища мы добрались в течение часа после схватки, и все это время Рафаэль не проявлял никаких видимых признаков полученного сотрясения. Второй раз он потерял сознание уже здесь, почти сразу, как мы положили Майки.       — Ясно… Когда его рвало в последний раз? — на мой вопрос Донателло лишь удивленно приподнял брови… Лоб? То, что было у него вместо бровей. — Вы давали ему еще какие-то лекарства? Воду?       — Анальгин, две таблетки. Глотал на сухую.       — Не помогло? — усмехнулась я, придерживая Рафаэля, чтобы он мог приподняться на локтях. Эйприл нахмурилась и поджала губы. Видимо, она сидела здесь как раз для того, чтобы удержать черепаху от излишней активности, и мои действия ей сейчас ой как не нравились. Накидав в изголовье побольше диванных подушек, я легко надавила ему на грудь, помогая принять полусидячее положение. Через несколько минут он перестал так судорожно сжимать челюсти, его лицо разгладилось, но глаза он так и не открыл. Я со вздохом вернула остывшее полотенце на зеленый лоб. — А вы его посадить не пробовали? Ладно Эйприл, «она же девушка», но тебе-то, умник, стоило бы догадаться! Знаешь, что такое ликвор**? А знаешь, в каком положении он сильнее приливает к мозгу, сдавливая и так травмированную ткань? Ты же вроде местный гений?       Донателло мрачнел с каждым словом, сильнее прижимая к животу сломанную руку.       — Но я не врач, мисс Марин. Я разбираюсь в механике, физике и математике, немного в химии и биологии, но есть области, которые мне не даются. Медицина в их числе. Я могу обработать простые раны, вылечить простуду или остановить кровь, но… что делать в более сложных ситуациях… — черепаха растерянно передернул плечами. — Я только благодарю Бога, что до сих пор мне было на кого опереться, на чью помощь рассчитывать в подобной ситуации. В тот раз, Марин, Вы помогли нам, и я очень за это благодарен. Мы бы не побеспокоили Вас, не будь на то уважительной причины.       Мне стало неловко от уверенности, звучавшей в его словах. В том, что его брат выживет, я не сомневалась, как и в том, что моей заслуги в этом не будет.       — Черт, да поймите же вы! Я и сама не весть какой эскулап, даже по специальности ни разу не работала!..       — И тем не менее Вы знаете, что нужно делать.       — Знаю, — спокойствие накатило внезапно. Я выпрямилась, еще раз внимательно посмотрев на «пациента». — Рафаэль, ты можешь открыть глаза? Или все еще слишком ярко?       Услышав меня, Донателло послушно приглушил свет, хотя, казалось бы, больше некуда. Теперь освещение стало настолько «ярким», чтобы позволить мне в деталях рассмотреть чужое лицо с расстояния вытянутой руки, но не более того. Рафаэль послушно открыл глаза, уже почти не слезящиеся, и вперился в меня мутным взглядом.       — Отвечай «да» или «нет», понятно?       — Да.       — Тошнит?       — Нет.       — До этого тошнило?       — Да.       — Рвота прекратилась самостоятельно? Тебе не давали никаких лекарств от тошноты?       — Да… Нет.       — Ты хорошо видишь? Муть перед глазами? Черные пятна?       — Да. Да. Нет.       — Сейчас голова болит?       — …нет? — уже не слишком уверенно ответил тот, касаясь ладонью лба.       Ну, все было не так плохо, как я думала. Никаких менингеальных знаков, температура чуть выше, чем должна быть у рептилий в нормальном состоянии, ну да это ничего страшного. Пробу Ромберга*** я провела больше для своего успокоения, чем для диагностики, но тем не менее, кроме легкого головокружения других нарушений вестибулярного аппарата не было. Единственное, что меня напрягало — повторная потеря сознания спустя почти час после получения травмы. Нехороший симптом, из отсроченных, характерных для тяжелых форм ЧМТ. В сложившуюся картину сотрясения он совершенно не вписывался, что весьма настораживало. Хотя…       Идея, пришедшая ко мне в голову, была откровенно бредовой, и предположение, высказанное мной вслух, да еще и при свидетелях, в дальнейшем могло стоить мне не столько жизни, сколько здоровья. Морального так уж точно.       — Донателло, возьми с собой Кейси и Эйприл, и подготовьте для осмотра остальных, — под благовидным предлогом выпроводила я вольнослушателей. Были возражения. Кейси явно считал меня весьма подозрительной и никак не хотел оставлять наедине с раненым другом, но Дон с Эйприл вывели его из комнаты насильно. На лице девушки в этот момент отразилось понимание. Пожалуй, если бы не она, этот верзила так и остался караулить «неблагонадежного врача». Лишь когда они покинули комнату, вновь обратилась к Рафаэлю: — А теперь ты можешь мне честно сказать, из-за чего упал в обморок?       Ответом мне послужил больной до ясности взгляд и судорожный вздох зеленого чудовища. Угадала, значит.       — Чего пыхтишь? У тебя черепно-мозговая первой степени и, судя по тому, что ты опять смахиваешь на мумию, еще и потеря крови. Знаешь, что это значит? — вкрадчиво продолжила я, глядя в пасмурневшее лицо.       — Что я еще неделю буду слаб, как котенок? — невесело усмехнулся тот, прикрыв глаза.       — Да. А еще, что настроение у тебя будет скакать, как у девственницы-неформалки в расцвет пубертата, — услышав сравнение, Рафаэль уставился на меня с плохо скрываемым ужасом, смешанным с отвращением. Что ж, он явно был не в восторге от такой перспективы. — Острейший период ты пережил без эксцессов, так что уже через пару недель вернешься в строй и будешь помогать Дону ухаживать за братьями. Так ты расскажешь мне, в чем дело?       Взгляд Рафаэля потяжелел сразу на несколько тонн, и мне стало не по себе. Молчание затянулось надолго, и, когда я уже собиралась сменить тему, Рафаэль заговорил.       — Ты их видела? — спросил он неожиданно хриплым голосом. На меня он старался не смотреть, буравя взглядом стену. Я не сразу поняла, что он говорит о раненых братьях.       — Пока нет, но наслышана. В этот раз вам не слишком-то повезло, да? — шутка вышла какая-то нервная и совсем не веселая. Улыбка неприятно стягивала губы неуместной вежливостью. Всегда пытаюсь шутить, когда нервничаю. Дурацкая привычка. — Прости. Я знаю, что Майки в этот раз досталось.       — Он не должен был пострадать! — неожиданно взвился Рафаэль. Нечеловеческое лицо искривилось в горькой гримасе, бурая корочка на разбитой нижней губе заблестела свежей кровью. — Это же Майки! Он самый быстрый из нас! Даже когда он строит из себя идиота, он… Да, черт, Майки умеет сражаться! Он умеет заговорить противника, отвлечь внимание и добить. Он знает, когда надо просто убегать, так какого черта?!       Тяжело дыша, он уставился на меня горячечно-блестящими глазами и, неожиданно подавшись вперед, сбивчиво зашептал.       — Я ведь трус, Док. Когда нас гнали по городу, раненых, с бесчувственным Майки на руках, я боялся до усрачки. Не того, что нас схватят или добьют, хотя и это тоже… Я знаю, что вряд ли доживу до старости, и не питаю иллюзий по этому поводу. Но умирать никому не охота, что ни говори… — он слизнул выступившую из ссадины на губе каплю крови. — Нет, я боялся, что мы притащим в логово труп.       И мне самой вдруг стало по-настоящему страшно.       Я представила раненую Светку, как это сделала, кажется, вечность назад, когда впервые взялась латать ввалившихся в квартиру покалеченных мутантов. Каково это — знать, что до твоей смерти никому не будет дела и даже существование твое претит самой природе? Каково это — драться насмерть с чужими врагами, просто чтобы почувствовать себя живым?       Хотя, меня бы, наверное, не сильно тронула даже смерть одного из черепах, и дело не в том, что мы мало знакомы. Просто у них на роду написано умереть не своей смертью. И то, что их образ жизни этому крайне способствует — всего лишь банальная закономерность. Я понимала это так же ясно, как и сидящий передо мной Рафаэль. И это знание смотрело на меня из самой глубины зрачков, пугая гораздо сильнее, чем неприглядная оболочка его обладателя.       От таких надо держаться подальше. Бежать без оглядки, меняя телефон, работу и место жительства. Я еще месяц назад подала прошение о переводе в филиал в Лос-Анджелесе, штат Калифорния.       Я не жестока и не желаю черепахам зла… но и быть втянутой в их разборки не хочу. Все же чувство самосохранения у меня имеется. Я планирую жить долго и, по возможности, счастливо, знаете ли.       Рафаэль, все это время высматривающий что-то у меня на лице, понимающе хмыкнул. Как будто знал, с легкостью прочитав мои мысли, и… Это что, ОДОБРЕНИЕ?       — Можешь закрыть глаза, но не засыпай пока, хорошо? И постарайся особо ни о чем не думать, — неловко сказала я, отдергивая руку от чужого плеча. Чуть теплая шершавая шкура легко царапнула кончики пальцев. Я даже не заметила, как вцепилась в мутанта, не то желая удержать его на кровати, чтоб не навернулся, не то сохраняя между нами дистанцию. — Все будет хорошо, — бросила я напоследок, вернула на лоб пациента свежее влажное полотенце и тихо покинула комнату.       Фантомное жжение от чужого взгляда еще долго зудело между лопатками. Оказавшись снаружи, я устало привалилась к прохладной стене — общение с ЭТИМ пациентом всегда давалось мне нелегко.       Надеюсь, это было не сильно похоже на побег.