Не "опять", а "снова"!..

К нужной комнате я подошла буквально на цыпочках и долго всматривалась в жидкий полумрак, прежде чем войти внутрь. Леонардо все так же сидел у постели младшего брата, крепко сжимая лишенное обмоток запястье и, кажется, все это время слушал чужой пульс. От этой картины по спине пробежал холодок: в сумерках превращённой в палату спальни, перетянутый потусторонне-белыми бинтами, с угрожающе нависшими над ним капельницами, непривычно неподвижный Майки казался не спящим, а мертвым. Оставив дверь приоткрытой, я негромко откашлялась и, не пытаясь сделать шаг тише, подошла к Леонардо. Стараясь придерживаться того уровня шума, при котором было легко заметить мое приближение, но который бы не потревожил Микеланджело, я пересекла комнату, вот только… Не то я недостаточно старалась, не то сидящий у постели мутант тоже успел задремать — остановленный в сантиметре от моей шеи удар стал неприятной неожиданностью. Кожу обдало волной потревоженного резким движением воздуха, и я судорожно сглотнула, задев шероховатую шкуру набитой до древесной твердости руки. Замерший напротив Леонардо казался выпустившим щупальце клубком расползающихся теней и пугал гораздо сильнее, чем психующий Рафаэль или внезапно возникший на пороге громила-Джонс… но это был страх совсем другого рода. Глубинный, пробирающий до костей ужас едва разминувшегося со Смертью, когда до тебя не сразу доходит, что же произошло и почему так трясутся руки… А руки тряслись, подгибались колени и вдоль хребта выступил холодный пот, стоило только представить, что было бы, не остановись он в последний момент. Страшнее всего был его взгляд — абсолютно пустой и холодный, как будто рыбий, и каменная маска вместо лица. Немного помедлив, черепаха моргнул, прогоняя жуткое выражение, и посмотрел на меня уже более осмысленно. — Простите, — тихо произнес он, с намеком на раскаяние, и, опустив руку, даже попытался улыбнуться. — Не стоит подкрадываться к ниндзя после битвы, все же нервы у нас отнюдь не железные. Вот только получалось у него довольно скверно, шутка не звучала, как шутка, а в глазах до сих пор хрустел лед. Мне стоило огромного труда не отшатнуться. — Все в порядке, мисс? Как мои братья? — С ними все хорошо, а вот твое состояние вызывает у меня определенные опасения… — голос предательски дрогнул, срываясь едва не на хрип, но Леонардо этого даже не заметил, только полоснул резко потяжелевшим взглядом. — Вам не следовало отвлекаться, мои раны не стоят Вашего внимания — я сам в состоянии о них позаботиться. Лучше займитесь остальными, — даже так свойственная Лидеру рафинированная вежливость не могла смягчить резкости этих слов, хотя тот и не особо старался. Он знал, зачем я пришла, знал, что ему нужна медицинская помощь, и все же я кожей чувствовала исходящее от него раздражение — Донателло был прав, его брат не покинет свой пост даже под угрозой смерти. Впервые я настолько остро ощутила себя чужаком — даже тогда, в нашу первую встречу, никто не проявлял такого откровенного неприятия моих действий, самого моего присутствия. — Леонардо. Зачем ты себя мучаешь? Думаешь, твоим братьям станет легче, если ты откажешься от медицинской помощи? — усилием воли отогнав посторонние мысли, я вновь попыталась воззвать к его голосу разума. — Я ведь даже не знаю, насколько на самом деле тяжелы твои раны. А если из-за твоего упрямства разовьются осложнения и ты не сможешь сражаться в полную силу… сколько? Месяц, два, год? Как считаешь, твоя семья обрадуется, если из-за своих нелепых загонов ты станешь калекой? Кого ты сможешь защитить в таком состоянии? — Нет, я… — лицо приняло какое-то растерянное выражение, взгляд скользил с лица брата на его повязки, вдоль систем (1), пока, наконец, не остановился на безвольно покоящейся в его ладонях руке. — Нет. Все равно, сначала нужно помочь остальным… — Как раз с ними я уже давно закончила. Ты присутствовал на операции Майки, мы вместе с твоими друзьям наложили гипс Донателло, а Рафаэль сам со всем прекрасно справится — только отбери у него пиво и дай немного времени… Лидер перевел на меня затравленный взгляд, будто все еще не мог поверить в услышанное. Уговоры не подействовали, и я решила сменить тактику, хотя воображение не переставало генерировать некрасивые картинки быстрой и болезненной смерти от последствий чужих «рефлексов». Как ни крути, а захлебнуться кровью или просто задохнуться из-за размазанной по позвонкам трахеи — перспектива, прямо сказать, неприятная… Зато яркая, этого не отнять. — Ну и кому ты поможешь, торча тут, как памятник? самому себе? Или это неудачный косплей «Пьеты» того Микеланджело, который Буонарроти? Вот уж чего искренне не советую — вряд ли твой брат обрадуется, если из-за репетиции «снятия с креста» у него неправильно срастется панцирь, — пережитый стресс усугубил и без того отвратительное настроение, окончательно отбив желание удерживать разговор в рамках мнимой этики. О каком понимании может идти речь, когда вроде не глупый парень начинает вести себя, как последний осел? Я была готова рвать и метать, но распускать руки рядом с расстроенной машиной для убийства было, мягко говоря, неразумно… поэтому я просто врубила сарказм на максимум — размениваться на дифирамбы не было ни сил, ни желания. — Вы вообще себя слышите? — тихо спросил Леонардо, и я вновь незаметно поежилась. Господи, насколько же легче было с его братьями! — Я облажался, я один виноват во всем произошедшем... Если бы мы ушли оттуда вовремя — никто бы не пострадал! Это моя обязанность: заботиться об их безопасности... А теперь им приходится бороться за жизнь один на один, и я ничего не могу сделать. Это.. — Беспомощность, — кивнула я, все еще не рискуя подходить ближе. — Поэтому вы позвали МЕНЯ. Ты сам доверил мне ваши жизни и теперь ставишь их ниже… Ниже чего? Мне почему-то не верится, что дело в одном лишь чувстве вины, но неужели твое здоровье стоит дешевле собственной ущемленной гордости? Как думаешь, кто от этого, в конечном счете, больше всех пострадает? Молчание было густым и холодным, как вчерашний кисель, и нервировало даже больше обычного. Мне было что рассказать и о чувстве долга, и о вине, но какой смысл мериться длиной моральных принципов, если речь идет о чем-то столь «приземленном», как собственная жизнь? Видимо, подобные мысли были и у Леонардо — ниндзя первый отвел взгляд и устало смежил веки в немом согласии. Сжав напоследок чужое запястье, он аккуратно пристроил руку Майки поверх одеяла и тяжело поднялся на ноги. — Bly@d! — охнула я, подхватывая начавшего опасно заваливаться вбок мутанта. — Джонс! Живо сюда! Споро подскочивший громила тут же подхватил друга с другой стороны, и уже втроем мы похромали к Дону на кушетку. При нормальном освещении стала различима нездорово тусклая шкура, плотно сжатые губы и играющие желваки — я догадывалась, что стало причиной такого состояния, но удостовериться в собственной правоте мешала пресловутая черепашья физиология! Нельзя было оценить ни степень бледности кожных покровов, ни наличие гематом, да даже пульс у них определялся с трудом, что уж говорить про все остальное? В лаборатории нас встречала встревоженная Эйприл и сосредоточенный Донателло, который, похоже, так и не смог остаться в стороне. — Кушетку на середину комнаты, — неизвестно, насколько серьезно его потрепало, так что лучше перестраховаться и обеспечить себе пространство для маневра. — Сверху — чистую клеенку. — Насколько чистую? — деловито уточнила О’Нил. — Не засранную, — пропыхтела я, и, дождавшись, пока девушка поправит углы, не особо осторожничая, сгрузила проблемного пациента на получившееся ложе. Донателло галантно подтолкнул ко мне тележку с инструментами, попутно пинком смахнув с нее использованные бинты и салфетки, влажной грудой наваленные сверху, а Эйприл убрала все еще завернутый в пищевую пленку шуруповерт и развернула свежий перевязочный стол. При этом все присутствующие поглядывали на меня так, будто я сейчас всем этим жонглировать начну, не иначе… Кое-кто явно переоценивает мои способности, раз считает, что за пару минут ковыляния по полутемному коридору я могла успеть провести первичный осмотр и сию секунду начну требовать развернуть малую операционную — увы, ребятки, это так не работает. Отдышавшись, я была наконец в состоянии как следует осмотреть упрямую рептилию. Явно имело место сотрясение, но это, как я поняла, уже почти профессиональное, а вот распухшее чуть ли не вдвое бедро откровенно синело даже на грязно-зеленой шкуре и жгло ладони свежей гематомой. Мелкие ранки на руках, обработанные и перевязанные без моего участия, меня не волновали, в отличие от хорошенького ушиба, чувствительно ограничившего подвижность левой руки — чудо, что вообще без вывиха обошлось, хотя то, что он в таком состоянии просидел у постели больного порядка восьми часов, да еще и без обезболивающего, впечатляло. Это какую выдержку надо иметь… Или этот эпизод самоистязания можно списать на то, что ему крепко по голове прилетело? — Ты хоть холод на плечо прикладывал? — тяжело вздохнула я, переглядываясь с замершим рядом Доном. Тот лишь досадливо поморщился и еле заметно покачал головой. — Все было не настолько плохо… — Действительно. Ты руку под прямым углом поднять не можешь, какое уж тут «плохо»? Ждал, пока она вообще отвалится? — а говорят, что из врачей самые сложные пациенты. Да Донателло, что тогда, что сейчас был самым адекватным из всех присутствующих, причем включая меня! — Лед ему было сложно попросить, как же… Эйприл, не поможешь? Скатав какую-то пеленку в подобие валика, я засунула его под мышку скрипнувшему зубами Леонардо и показала девушке, как делать перевязку… Хотя тут мне учить ее было нечему — О’Нил вежливо покивала, складывая еще одну пеленку, а потом распустила откровенно кривенькое начало и, запихнув между плечом и туловищем еще один валик, сноровисто перевязала «как надо», мягко обездвижив руку и подвесив предплечье на «косынку». Кейси внес свою лепту, шлепнув поверх бинтов забытый всеми пакет подтаявшего горошка, чем заслужил хоровое шипение женской части коллектива и болезненный вздох не ожидавшего тычка Леонардо. Но что все-таки делать с ногой? Вскрывать гематому надо однозначно, но в условиях канализации… Даже в относительно стерильной лаборатории это может быть чревато осложнениями, особенно если учесть характер пациента и его патологическую незаинтересованность в собственном благополучии, так что ни о каких гарантиях не могло быть и речи. Можно ли в этом случае рассчитывать на чертову мутантскую физиологию и как поведут себя остальные черепахи, если полумифическая регенерация все же даст сбой? Перспектива добровольно-принудительного харакири меня не привлекала от слова «совсем», а как-то обезопасить себя юридически, как во всех нормальных медицинских учреждениях, я не могла. Хотя… — Ладно… Ладно. Сейчас я обращаюсь ко всем присутствующим и к Донателло, как к самому эрудированному, в частности, — Леонардо, и до этого хмуро следивший за происходящим, разом подобрался, сосредотачивая на мне свое внимание, равно как и поддерживающий его Джонс вместе с Эйприл, пытающиеся устроить друга поудобнее. Его брат развернулся ко мне всем корпусом и коротко кивнул, предлагая продолжить. — У нас нет времени составлять документ об информированном согласии, поэтому давайте проговорим основные пункты на словах, чтобы потом не возникло никаких претензий, хорошо? — Какого рода претензий? — переглянувшись с черепахой, уточнила Эйприл. — Любое хирургическое вмешательство подразумевает определенные риски… — глубоко вздохнув, я заставила себя смотреть в глаза Леонардо. Он должен знать. — У тебя огромная гематома на бедре, которая не пройдет как обычный синяк — она будет болеть, сдавливать окружающие ткани, мешать любому движению и не заживет до тех пор, пока ее нормально не дренируют. Для этого ее надо будет вскрыть и промыть, а поскольку делать это придется не в нормальной больнице, а прямо здесь, в канализации, то риск осложнений будет выше. — Например? — Например, рана может нагноится, или откроется кровотечение, если окажется задет какой-нибудь крупный сосуд… Но инфекция может развиться в любом случае, а вот спрогнозировать кровотечение зачастую не под силу даже опытным врачам. — И? К чему тогда весь этот разговор? Предлагаете оставить все как есть, потому что не хотите нести ответственность? — Я УЖЕ несу ответственность, просто даю понять, что в данном случае от меня мало что зависит: я не смогу как следует за вами присматривать, так что перевязки тебе будут делать вот эти двое под руководством твоего брата, — я кивнула на отмалчивающихся Эйприл и Джонса. — Если ты готов к последствиям, то мы сделаем все сейчас, если ты не доверяешь мне, как специалисту — жди, пока Донателло сможет сам взять в руки скальпель. В этот раз молчание было недолгим. — Мы ознакомлены с целями, методами оказания медицинской помощи и связанными с этим рисками, в том числе вероятностью развития осложнений, а также предполагаемыми результатами лечения, — выдал сильно урезанную форму согласия Донателло, и, коротко кивнув, добавил уже тише: — Я полностью осознаю возможные последствия и не допущу, чтобы любой из исходов как-то отразился на Вашем благополучии… Делайте, что считаете нужным, Док. Мы поможем. Я медленно выдохнула. Что ж, теперь, когда тылы прикрыты, можно взяться за дело. У меня уже был определенный опыт в обращении с гематомами, я и сама их вскрывала — процедура это грязная, но не сложная, так что накосячить вроде не должна. — Что ж, тогда начинаем. Всем, кто не собирается ассистировать, просьба покинуть помещение, чтобы не создавать давку! — судя по всему, лишним себя никто не считал, поэтому Донателло лишь отступил в темный угол, застыв там любопытной гаргульей, а Джонс, вжившийся в роль «медбрата», нацепил перчатки и всем своим видом демонстрировал, что готов помочь — только свистни. Прикрыв нос и рот одноразовыми масками, мы с Эйприл быстро подготовили рабочее место, укрыв временно снявшего с себя полномочия Лидера видавшей виды простыней, у нормальных людей почему-то считавшейся «одноразовой», и подставили под освобожденную от наколенника, повязок и прочего «декора» ногу лоток. — Поставь еще один поближе, чтобы потом искать не пришлось, — попросила я, еще раз ощупывая границы «бедствия». — Эммм, а второй зачем? — уточнила девушка, безропотно пристроив посудину в изголовье импровизированной кушетки. — Надо же куда-то кровь собирать, или предлагаешь все на клеенку выпустить? Так это негигиенично, да и как потом объем кровопотери оценивать? — пояснила я, с противным скрипом натянув стерильные перчатки. — Хотя тут, может, и двух лотков маловато будет… Спирт. — У Вас что, снова нет нормального обезболивающего? — слабо улыбнулся Леонардо, не пытаясь подняться, но активно прислушиваясь к происходящему у себя в ногах. В окружении друзей и брата его, кажется, отпустило, и передо мной снова был спокойный и вежливый нечеловек, нуждающийся в помощи, каким он предстал в первую нашу встречу. — А ты, похоже, вошел во вкус? — фыркнула я, водя щедро смоченной спиртом салфеткой по бедру, уже мысленно примериваясь, где сделать первый разрез. — Ай-яй-яй, с виду такой порядочный юноша, а уже потенциальный алкоголик… Новокаин. Шприц мне пришлось набирать самостоятельно, так как неопытная ещё в сестринском деле О’Нил без задней мысли сунула мне под руку запечатанный флакон. Черт знает, что я там наобезболивала — роговой слой у него на бедре такой, что непонятно, есть там клятая «апельсиновая корочка», или ты просто шесть кубиков в подкожку выпустил, но даже если анестезия не подействовала, то этот зелёный партизан скорее сам себе язык прокусит, чем в этом сознается. Выбросив наконец использованный шприц с изрядно затупившийся и даже слегка погнутой иглой, я взяла в руки скальпель… Стараясь по возможности отрешиться от происходящего хотя бы в эмоциональном плане, я сделала небольшой надрез ближе к верхнему полюсу гематомы, из которого тут же скудной струйкой потекла темная кровь. — Зонд, — я не глядя протянула руку за инструментом, но не получила требуемого и мельком взглянула на свою добровольную помощницу. Эйприл сильно побледнела и отвернулась, стараясь не смотреть на кровоточащую рану, и мою просьбу она, судя по всему, даже не услышала. — Эй, ты в порядке? — Д-да, просто немного не по себе, — пробормотала она, не отрывая взгляда от разложенных на стерильной ветоши инструментов. Пожав плечами, я сама взяла необходимое и осторожно запустила в рану, примерно отмерив глубину и попутно избавляясь от возможных «карманов». — Ничего, со всеми бывает. Подыши, подумай о чем-то отвлеченном… — честно говоря, я всего пару раз встречала людей, по-настоящему боящихся вида крови и каждый раз искренне недоумевала, как такое вообще возможно. Кровь — точно такая же жидкая составляющая нашего организма, как желчь или моча, но почему-то я ни разу не слышала, чтобы кто-то падал в обморок при виде соплей, например. Как тогда у таких людей месячные проходят, мне интересно? Как бы то ни было, мне захотелось как-то подбодрить девушку, все же она сегодня много помогала, да и вообще держалась молодцом… Вот только в стрессовых ситуациях мое чувство юмора становилось уж очень «альтернативным», так и сейчас я брякнула, не подумав: — Помнишь, в школе делали вулкан из папье-маше? Смотри: лава! Я надавила на края раны, отчего изрядная порция крови жирно плеснула в лоток. Лидер шумно вздохнул, но даже не дернулся — сейчас, когда давление скопившейся крови ослабло, ему должно было стать чуточку легче. Обернувшаяся ко мне Эйприл сбледнула еще сильнее, приняв нездорово-пепельный оттенок, ставшие синеватыми губы задрожали и, закатив глаза, девушка начала оседать на пол. Сложно сказать, кто из нас в тот момент испугался больше: я, с опозданием поняв, что вряд ли столь впечатлительная натура оценит шуточку в стиле дежурящего в новогоднюю ночь пьяного травматолога, или Джонс, мгновенно подорвавшийся к сомлевшей даме с другого конца комнаты — благо все обошлось и Кейси подхватил ее раньше, чем она упала на бетон. Злобно зыркнув на меня подбитым глазом, самопровозглашенный рыцарь подхватил девушку на руки и, ни слова не говоря, вынес ее из помещения, судя по всему, отпаивать чаем и валерьянкой. — Вы разве не знали, что она боится вида крови? — я почти забыла о том, что в комнате есть еще одна черепаха, и от неожиданности чуть не опрокинула уже на треть заполненный кровью лоток. — Каюсь, запамятовала, — пристыженно потупилась я, на что вышедший из тени Донателло только тяжело вздохнул, глядя на меня с легким укором, но не стал больше ничего говорить и лишь пересел поближе к брату, откуда были лучше видны проводимые мной манипуляции. Не то чтобы я была против зрителей, но пристальное внимание заинтересованного лица отчего-то напрягало меня меньше праздного любопытства криворуких помощников. — Я не специально их отослала, если ты об этом. — Что Вы, я не намерен Вас осуждать. Прошу, работайте, как Вам удобно, главное, помогите Леонардо, — говоря это он едва заметно поморщился, неловко дернув плечами — я уверена, он бы и руками развел, не будь они загипсованы.  — Ничего, уже чуть-чуть осталось, — подбодрила я не то себя, не то мутантов и вернулась к прерванному занятию, продолжив старательно выдавливать скопившуюся кровь. Нога под моими руками чуть подрагивала, но раненый не издал ни звука — только дыхание стало более шумным. — Ты как вообще, держишься? Сильно болит? — Все нормально, Док… Мне уже легче, правда, — вымученно улыбнулся мутант и резко выдохнул сквозь зубы, когда я, выдавив все что возможно через такой небольшой разрез, провела повторную ревизию. Положив широко раскрытую ладонь на основание бедра, в опасной близости от прикрытого костяным панцирем и простыней паха, я легко скользнула в рану указательным пальцем, разрушая оставшиеся соединительнотканные перемычки, мешающие отхождению содержимого, и старалась не обращать внимания на заполошно пульсирующую паховую артерию, бьющуюся под левой рукой. Внутри осталось много сгустков, которые просто так не выйдут — нужно расширить разрез. — Tiсho-tiсho… Все хорошо, все просто замечательно… Сейчас сделаем еще один маленький разрез, помоем, посушим, и все! Еще чуть-чуть потерпеть осталось… — уговаривала его я, беря в руки скальпель. Новокаина я вводила с избытком, можно сказать, глушила по площади, чтобы наверняка, но черт бы побрал их метаболизм — скорее всего, резать придется почти по живому. Ну да ничего, он здоровый парень — потерпит, не сломается… Продлив разрез почти на пять сантиметров, я на пробу сдавила края раны и действительно — дело пошло быстрее. Я, уже не стесняясь, запустила внутрь пальцы, выбирая лаково-черные кровяные сгустки, похожие на бурых, налитых кровью пиявок, влажно шлепающихся в свежий лоток. В итоге набралось две почти полные тары, если считать вместе с использованными салфетками и литром промывных вод. Закачивая в полость теплый физраствор, я упорно давила в себе жалость, глядя на комкающие простынь пальцы — нельзя жалеть пациентов, особенно пока они у тебя на столе, потому что это, зачастую, губительно. Пожалеешь лишний раз соваться в рану, оставишь лишнее — потом проблем не оберешься от осложнений. Ятрогенных осложнений (2), что самое мерзкое. Сделав еще два разреза ближе к задней поверхности бедра для лучшего выхода раневого отделяемого и поставив дренажи, я перевела дыхание и наскоро обтерла ногу, а потом и свои руки салфеткой, наводя чистоту — осталось наложить повязку и можно отдохнуть. Последнее, но не по значимости: слои бинта ложились друг на друга плотно, почти туго, закрывая рану… Медитативное занятие. Эх, если бы еще тяжеленную ногу на весу держать не приходилось — вообще красота! Талии у черепах не было, поэтому пришлось пару раз пропустить бинт под чудом держащимся на месте поясом, чтобы не сползала повязка, и закончив, вытерла со лба пот. — Как ты себя чувствуешь? Не туго? Нога сильно болит? — спросила я Леонардо. Тот был все еще сероват, но уже не походил на несвежий черепаший труп, даже проявлял какую-то активность, приподнявшись на локтях и оглядывая больную ногу. По-хорошему, его не помешало бы прокапать хотя бы той же глюкозой, но проводить полноценную инфузионную терапию (3) прямо сейчас было… Даже если стенки сосудов сейчас в удовлетворительном состоянии — не факт, что при повышении давления в просвет гематомы не откроется новое кровотечение, которое вряд ли остановится самостоятельно, а сосуды прошивать я точно не возьмусь, увольте. Разве что через пару часов, когда хваленая регенерация успеет поработать. — Нормально, — прислушавшись к себе, заключил черепаха. — Спасибо, Марин-сэнсей. Я благосклонно кивнула, уставшая, но довольная проделанной работой. Эти ребята сильные, быстро пойдут на поправку, если… — КУДА ПОШЕЛ, blu@d?! Если перестанут творить всякую cherny! Обрадованный «чудесным исцелением» мутант решил проявить самостоятельность и без разрешения сел на койке, свесив ногу (по счастливой случайности пока только одну и здоровую). Временно утративший бдительность Донателло меня услышал и незамедлительно среагировал, «заботливо» сбив брата ударом в корпус обратно на кушетку. Вот она, братская любовь! А то все «Игра Престолов», да Ланнистеры… — Я так понимаю, у Лео пока строгий постельный режим? — светским тоном уточнил у меня местный гений, будто не он только что засветил брату с ноги, так сказать, «по медицинским показаниям». — Строгий, но не настолько… — осоловело моргнув, я вернулась на нужную волну и принялась отчитывать Лидера за самодеятельность, призвав в помощь все оставшееся у меня сострадание и кротость, какие смогла найти: — Ты, blu@d, что, бессмертный, что ли? Или нога у тебя лишняя? Моих трудов не ценишь — о других подумай, все же не я дальше буду за тобой с судном бегать, так что в твоих же интересах как можно скорее пойти на поправку и не трепать нервы себе и окружающим. Постельный режим, это когда ты ЛЕЖИШЬ и НЕ РЫПАЕШЬСЯ, понятно? Скучно — попроси книжку. Стыдно — расслабься и думай о Родине! И не вздумай вставать по крайней мере три дня! Если у тебя откроется кровотечение или рана загноится — меня рядом уже не будет. Я не собираюсь оплакивать твой труп, если ты окочуришься по собственной глупости! Прооравшись, я откашлялась и, заметив смущенно переминающегося у двери Джонса, подозвала его к себе. — Мне искренне плевать, как, но оттащи его на кровать. На руках, волоком, или с помощью левитации, но ногу тревожить нельзя, понятно? — вызверилась я на ни в чем не повинного мужика, который от неожиданности даже не разозлился на раскомандовавшуюся чужачку. А, может, все дело в заполненных кровью лотках и заляпанных бурым простынях? Хотя, мало ли, на что можно списать зеленоватый цвет лица — может, тут вообще освещение такое. — У нас вообще-то носилки есть, — вовремя напомнил о себе хозяин лаборатории. — Правда, они на, кхм, ручной тяге. — То есть тащить придется самостоятельно? — обреченно уточнила я, ни на что особо не рассчитывая. Переть почти стокилограммового монстра на пару с дюжим мужиком, который вдобавок на полторы головы выше, было такое себе удовольствие. В теории, по пятьдесят килограммов на каждого, вроде бы немного, бараний вес, но не когда ты сам весишь столько же. — Увы, других нет, — покачал головой Донателло. — Может, у вас еще один целый брат есть? Или тот здоровый аллигатор поможет по старой дружбе? — уныло поинтересовалась я, уже мысленно примериваясь к пыльным носилкам. Джонс продолжал странно на меня пялиться, но помалкивал, что всех полностью устраивало. — Нет, нас всего четверо, а Кожеголовый сейчас где-то в лесах Амазонки, изучает дальнюю родню, — сочувственно вздохнул гений, ногой оттолкнув использованную в качестве столика с инструментами тележку, чтобы нам было удобнее перекладывать скорбную немочь, сиречь, его старшего брата. — В принципе, можете попросить Рафа — он точно не откажет. — Эй, у него вообще-то нехилое сотрясение! — тут уже пришел мой черед укоризненно качать головой. — Да брось, ты же сама сказала, что со всеми все будет в порядке. После того как вы поговорили, он чуток покемарил и уже вовсю ходит по логову. Вон, Эйприл помогал успокаивать, уже Майки проведал и сюда заглядывал… Правда, почти сразу ушел, сказав, что ты опять какую-то жесть колдуешь, — «успокоил» нас Джонс. — Так что не парься, Док, мы и сами Лео донесем. — Простите, а я имею право голоса? — вкрадчиво поинтересовались с кушетки. — НЕТ! — хором рявкнули мы, хоть в чем-то придя к консенсусу. — А черт с вами! Не надорвусь небось, — и, махнув рукой, взялась за второй конец уже загруженных носилок. Как я предполагала, головной конец оказался выше, и Леонардо пришлось раскорячиться, чтобы не сползти мне на руки, пока мы тащили его до кровати. Не надорвалась, но теперь из-за долгого стояния в неудобной позе над перевязочным столом и непродолжительного таскания тяжестей ныла не только спина, но и плечи. Временно оставившего свои полномочия Лидера мы благополучно сгрузили на аскетичного вида ложе, из которого Джонс, недолго покопавшись под матрасом, жестом фокусника извлек… фиксирующие ремни. Да-да, как в дурке! Только здесь они служили гораздо более мирной цели: способствовали скорейшему выздоровлению своих хозяев. Вот это я понимаю — «постельный режим» строгого режима… Весело у них тут, ничего не скажешь. Выйдя в коридор, я с хрустом потянулась, покрутила шеей, пару раз взмахнула руками и пошла обратно в лабораторию, кажется, я видела там нормальный умывальник. Да и прибраться надо, а то нехорошо это, биоматериалами разбрасываться.