Прах и сталь

На рассвете, когда из пробуждающегося города вышла кавалькада всадников в балахонах на высоких, жилистых жеребцах, их уже ждали. По обе стороны дороги в молчании выстроились восемь десятков стальных воинов на железных зверях. Их можно было бы принять за статуи, если бы не мертвенно-синее свечение из отверстий в их отливающих серым доспехах, поверх которых были накинуты белоснежные плащи. Ходячим доспехам не нужна одежда, но даже в такой малости они отчаянно цеплялись за своё прошлое. Многие из кочевников поёживались, чувствуя на себе не взгляд, но направленное внимание откуда-то изнутри пустых шлемов. За ними одна за другой выехали пять больших крытых повозок, в которые были запряжены огромные жуки, каждый в ширину не меньше самой повозки. Это был молодняк тех созданий, на спинах которых зиждились города Кочевых Кланов. В конце ряда напротив главы колоны в ожидании сидели на своих зверях три воина: Хамнет, Франциск, Гийом. Чуть в стороне на обочине стояла телега со скромным скрабом отряда. Из главы колоны рысью вырвался Тамерлан. Приблизившись к командиру наёмников, они поклонился. - Вижу, за полгода бездействия твои воины ничуть не потеряли в сноровке. - Даже дурни из местной стражи могут постоять пять минут строем. Глупо делать из этого выводы. А использовать это как повод для лести тем более, - вызывающе ответил Хамнет. - Ходоки? - спросил Франциск, разворачивая своего зверя, так как колонна уже подходила к ним. - Микаере и его дружина ждут нас в версте от города, в местной рощице. - Посмотрим. И хотя голос предводителя был, как и всегда, бесстрастным, Тамерлан ощутил явственную угрозу. Впрочем, он скорее обиделся, чем испугался, хоть и не подал виду. Надо же, железный истукан, которым ночью пугают детей, и тот ему не доверяет! - Не для всех кочевников главная цель в жизни - облапошить окружающих, - серьёзно возразил Тамерлан, поравнявшись с Франциском - уж вы-то должны знать цену ярлыкам. Для этого его коню пришлось втиснуться между блестящими на солнце боками железных чудовищ Франциска и одного из его сержантов. - Именно, - обескуражил он кочевника. - Оплата? - В первой телеге, весь аванс, как и договаривались. Остальное получите в Шахар-Аджагаре. Франциск сделал знак одному из своих помошников, и тот подостал от них, чтобы проверить слова лидера кочевников. Обида снова неприятно кольнула Тамерлана. Когда конец колоны втянулся в рощу, Франциск и его воины неожиданно замерли. Перед ними на дороге стоял Микаере Третий, уроженный князь Охинимуту. - Франциск, - протянул он, уперев руки в бока, - давно не виделись. - Здравствуй, Микаере, сын Анару. Да не увянет твоё древо, - поклонился наёмник после необычайно длинной для речи, - Наниматель? - он указал на Тамерлана. Вместо ответа ходок резко свистнул. Среди деревьев будто из ниоткуда появились дикие ходоки на своих изящных, тонконогих лошадях. Под стать были и всадники, вернее, всадницы. Все, как над подбор, высокие, изящные, подтянутые, в удобной одежде лесных стрелков, плотно прилегающей к телу. Белоснежная кобыла без всадника подошла к предводителю лесных стрелков, и тот одним ловким движением запрыгнул на неё. Рядовые ходоки надевали традиционны головные уборы в виде двух ниспадающих кожаных хвостов до пояса – лекку, в то время как сам рагнатир предпочитал зелёный берет, украшенный ветками. - Ты и твои ребята лязгают так, словно кто-то кует железо на ходу. Вы уже были бы истыканы стрелами к тому моменту, как хотя бы заметили нас. - Вот только чтобы остановить любого из нас нужно что-то побольше, чем парочка зубочисток в щелях, - "ухмыльнулся" Хамнет. Железнобокие не впервые работали с дружиной Микаере, и тот немного разбирался в эмоциях владык праха, а потому тоже улыбнулся. - Что-то ты заржавел, Хамнет. Раз взялись за эту работёнку, видать, уже даже на смазку праха не хватает? Конвой, тем временем, двинулся дальше, только теперь к нему присоединились ещё почти полсотни лучников. - Ага. А твоя что, кончилась? - Дозорные? - прервал Франциск зубоскальство наёмников. Теперь, когда с официальным приветствием было конечно, он перешёл на более привычную манеру общения. - Обижаешь. Мы уже весь лес прошерстили, будь спокоен. На востоке есть старая берлога урс, но сами они, похоже, ушли на юг ещё перед началом зимы. Больше ничего примечательного. Конечно, когда выйдем из леса, начнутся холмы. Там будет потяжелее, но ничего. До самой пустыни нас врасплох не застанут, за это я ручаюсь. Ну, а в пустыни дело за вами и, - тут ходок с сомнением поглядел на Тамерлана, - нашими нанимателями. На этот раз Тамерлан ничего не ответил, хотя было видно, что его покоробило такое отношение.

***

Колонна не заметила, как лес стал редеть. Просто в и без того светлом лесу с высокими пихтами стало чуть меньше деревьев и чуть больше кустарника. Всё так же в высоких кронах шуршали древесные крысы, всё так же повсюду низко летали большие и неуклюжие жуки-позимовники, издавая при этом низкое и как бы натужное жужжание. Однако вскоре и без того небыстрое движение колонны остановилось, когда к колонне приблизился ходок из авангарда, посланного в разведку. — Йотусы. Около двух тетике. Ждут в засаде на изгибе дороги между холмами. Тамерлан и командиры наёмников принялись спорить о том, как лучше разобраться с возникшим препятствием. — Окольный путь лежит в полутора днях пути, через тракт Брадича. Пока они не знают, что мы здесь, можно попытаться обойти их. Микаере, как и всегда, выступал за наиболее осторожную линию поведения. — Невозможно. Мы должны добраться до… Шахар-Аджагаре как можно быстрей! Неизвестно, сколько времени займёт переход чрез пустыню. Нужно на скорости прорваться через засаду. Я покачал шлемом. — Не опустят. Бой — Бой? Два тетике… Многовато! Скольких мы потеряем в прямом бою? После такого мы можем и не пересечь пустыню - Напряжённо дёрнул мочку уха дикий ходок. — Послушайте, может, мы сможем их выманить? — С надеждой предложил вожак кочевников. — Вы выстроитесь черепахой или какое у вас там пешее построение, ходоки прикроют вас с луков, мои ребята осуществят обхват с флангов... — Тамерлан, вы, видно, представляете это себе, как битву в каком-нибудь глупом приключенческом романе? Это — разбойники и дикари, если мы попытаемся сойтись с ними в открытом бою, они просто растворятся в этом лесу, а потом вновь ударят, только в этот раз они будут в курсе, что мои ходоки стоят в дозоре и постараются застать нас врасплох. Не уверен, что у них это получится, но вызывать на бой этих варваров бесполезно. Ни Микаере, ни Железнобокий не стали настаивать на поиске обходного пути — всё-таки они были наёмниками, и раз их наниматель сказал, что нужно спешить, значит нужно спешить. — Так что же нам делать? — Небольшой пеший отряд. Кавалерия в арьергарде. Лучники в оцеплении. Пехота свяжет боем. Конники ударят во фланг. Ходоки добьют уцелевших. Пробовали в Войну Культа. Успешно. — Выдержат ли ваши бойцы? Я слышал, йотусы — свирепый и опасный противник. — Недостаточно. Два десятка всадников оставляю вам. — Что ж, да будет так. Покажите, что вы стоили того праха, который я вам заплатил! Вскоре лес сменился холмами, покрытыми пёстрыми разноцветьем трав и кустарников. Где-то за пределами видимости весело журчала небольшая речушка. Сонм насекомых кружил над цветами всех вообразимых оттенков. Неописуемый аромат, яркая смесь десятков видов растений заставляла животных из плоти и крови возбуждённо храпеть. Однако полсотни железных зверей остались равнодушны к столь броскому проявлению только наступившего лета на Ауриге. Как и их всадники. Я лично возглавил отряд, сопровождающий повозки. Не потому, что должен был что-то показать своим людям — они давно уже знали, что все в отряде братья, и пока есть такая возможность, никто не будет брошен на убой. Не потому, что действительно что-то хотел доказать Тамерлану и его торгашам, хотя иногда такие мысли действительно закрадывались в голову. Я шёл в бой, потому что соскучился по битве. Гийом даже после Катаклизма продолжал писать романсы и поэмы. Хамнет был заслуженным мастером-архитектором нашей империи. Но не я. С самых первых дней Империи, когда тысячи стальных изваяний очнулись ото сна и осознали, во что превратился некогда благородный и прекрасный народ, я стоял на страже. Я бился с тварями, порождёнными Долгой Ночью, столь мерзкими и отвратительными, что они не поддаются описанию. Я боролся с одурманенными бездушными машинами культистами Вечного Конца, безумными и бесстрашными. Я заживо плавился под заклинаниями Неистовых Магов, когда они решили поставить весь мир на колени. Лишь в битве я чувствовал себя живым. Настоящим мыслящим созданием, а не просто ходячими доспехами, оживлёнными какой-то злой волей. Многие мои сопартийцы пошли в наёмники, потому что них не было другого выбора, я же выбрал эту стезю давно и сознательно. Наконец, впереди показался изгиб дороги, за которым нас ждала засада. Я не видел наших врагов, но чувствовал прах в их крови и печени. Они ждали нас. Едва последняя повозка завернула за холм, с его вершины вниз полетела груда камней, казавшаяся до этого незыблемой, которая перекрыла нам дорогу назад. Ещё через мгновение из высокой травы поднялось бурое море. Когда-то те, кого мы теперь зовём йотусами, были бойцовыми и сторожевыми псами, их выпускали против гладиаторов и друг друга, наблюдая за ожесточённой схваткой. Катаклизм изменил их, как и нас. Сейчас уже не найдётся того, кто сказал бы, как они выглядели раньше, но теперь облик их был чудовищен. Представьте себе огромного волка порядка полутора метров в холке. Заставьте его подняться на задние лапы и выпрямиться. Добавить ему вторую голову, разум и цепкие лапы, приспособленные для держания орудий труда и мелкой моторики. Представили? Думаете, получилась опасная тварь? Что же, йотусы опаснее на порядок. Трёхметровые монстры, жестокие, безжалостные, обладающие нечеловеческой силой и живучестью, коварством разума и звериными инстинктами, понимающие только закон силы. Таковы йотусы. И сейчас почти четырнадцать десятков этих тварей вставали из высокой и пёстрой травы, в которой они до поры прятались, и неистовой лавиной бросились в атаку. В руках многие держали арбалеты и почти все — холодное оружие, от мечей и ножей до топоров и копий. Оскаленные в предвкушении битвы пасти истекали слюной, а небольшие глаза, прикрытые мощными надбровными дугами, наливались кровью. Но это зрелище не испугало моих воинов, прошедших через ядовитые джунгли Юга и безжизненные тундры Севера, сражавшихся с живыми, мёртвыми, и теми, кого нельзя было отнести ни к первым, ни ко вторым. Следуя чёткому порядку, отработанному за десятилетия сражений, пехотинцы спешивались и выстраивались по обеим сторонам колоны. Мечники с большими эллипсовидными щитами сомкнули плотный строй, за их спинами встали копейщики, фланги прикрыли могучие бойцы с двуручным оружием. Всё их построение заняло всего несколько секунд, но даже так они едва успели перед тем, как рычащая волна стали и зубов ударила в их стальной бастион. Железнобоким не нужны были приказы и команды, они уже давно были спаяны в один безупречный разящий клинок, не гнущийся и не ломающийся. Толпа йотусов атаковала строй беспорядочной, но неистовой и яростной ордой. Любая друга пехота, хоть и на миг, но дрогнула бы, увидев несущуюся на неё стаю охваченных безумием битвы двуглавых волков. Любая другая пехота потеряла бы как минимум нескольких бойцов от залпа лёгких арбалетов в упор. Любая другая пехота прогнулась бы и отступила от многотонного удара Стаи. Любая другая пехота начала бы нести потери, когда йотусы, даже насаженные на копья пехотинцев второго ряда, продолжали отчаянно колоть, рубить и щёлкать челюстями. Но не Стальные когти. Бурый вал нахлынул на стальную скалу и почти затопил её — но не сломал. Первые ряды уже практически не видели дневного света из-за нависших над ними тел — мёртвых и пока ещё живых, но продолжали стоять намертво. Я видел эту картину уже сотни, если не тысячи раз, ибо Империя сталкивалась и с куда более неистовым врагом. В этот раз вместо простого наблюдения, я сразу ринулся в бой, едва лишь слетев со своего верного Фама. Перехватив булаву поудобнее, я вскидываю более лёгкий, чем у пехоты первого ряда, круглый щит из стали, и без звука врезаюсь во фланг Стаи. Один удар булавой — один раскроенный череп. Два удара — и двуглавый монстр падает, пытаясь достать меня в предсмертной агонии. Я чувствую, как его наполненная прахом кровь стекает по забралу, отдавая мне драгоценные крохи золотистого песка. Следующий шаг, и удар кистенем приходится на мой щит, а шип, венчающий мою булаву, входит в плоть между двумя мускулистыми шеями, пронзая единственное слабое место монстра — нервный узёл, объединяющий два мозга в одно невообразимым образом двоящееся сознание. Йотус перед тем, как окончательно погибнуть, смыкает обе свои челюсти на моём плече. Живой бы потерял руку, но на моём доспехе остаются лишь глубокие отверстия, сквозь который сочится мертвенно-синий свет. Отступив и освободив оружие, я позволяю телу твари упасть передо мной. Две морды с застывшей маской ярости не успевают коснуться земли, а по его спине уже бежит следующий враг, вооружённый баклером и коротким копьём. В коротком прыжке он пытается нанести мне разящий удар сверху, но скупым движением я отвожу его копьё в сторону и насаживаю его на заострённый шип моргенштерна. Однако его длина недостаточна, чтобы нанести смертельное ранение. Взвыв от боли, чудище бестолково хочет укусить меня за шею, но твари мешают выступы наплечников. Огрев правую морду щитом, я высвобождаю своё оружие и пронзаю шипом нижнюю челюсть левой. Рефлекторно отскочив, йотус расширяет и без того глубокую рану на левой голове. Ярко-алая кровь заливает всё вокруг, но это, кажется, лишь злит дикаря. Громко взвыв, он делает выпад, прикрываясь одновременно баклером. Я смещаюсь влево, листовидный наконечник лишь царапает мой доспех. Мощный удар булавой прямо по щиту разносит тот вдребезги и ломает мощную лапу. Заскулив от боли, зверь ещё раз отскакивает. Левая морда продолжает кровоточить, а движения йотуса становятся всё слабее и медленнее. Я перехожу в атаку и двумя ударами добиваю разбойника. Мгновение передышки, чтобы оглядеться. Солдаты держатся, а арбалетчики и всадники Тамерлана продолжают осыпать орду стрелами и болтами. Я понимаю, что большинство наших противников — неопытный и яростный молодняк. Против звериного неистовства и жестокости и скорости молодости в бою сошлись стальная воля и дисциплина, а также огромный опыт боёв. Но даже так врагов было всё ещё слишком много. Мне стало не до осмотра, когда сразу два чудища кинулись на меня. Даже здесь, на фланге, на каждого бойца с двуручным мечом или секирой приходилось по два йотуса, так что помощи мне ждать было некуда. Но я в ней и не нуждался. Мои противники, похоже, видели, как я расправился с их предшественниками, а потому вместо того, чтобы тупо кидаться на меня, они обходят с двух сторон, пытаясь взять в клещи. Правый вооружён мечом и длинным кинжалом. Левый — большой двуручной шипастой булавой. Жду их ошибки. Вот правый запинается о труп копейщика, и одна из морда переводит свой взор под ноги. Кидаюсь вправо, отвожу булаву вниз и назад. Йотус отскакивает, но упирается в третьего бандита, толкнув того прямо навстречу длинному фламбергу одного из Железнобоких. Мощный удар булавой превращает нижнюю челюсть правой морды в фарш. Йотус пытается мечом найти уязвимой место в моей броне, но острие клинка лишь бессильно царапает броню. Удар сминает подставленную для блок руку с кинжалом. Я ухожу влево, одновременно поднимая руку со щитом, но слишком поздно. Мощный удар булавой от второго противника сминает пластину доспеха над лопаткой. Сила его столь велика, что по инерции делаю несколько шагов в сторону, едва не запнувшись об труп. Однако в следующее мгновение бандит с булавой остаётся без своего напарника, нанизанного на фламберг воина, которому я невольно помог. Йотус бросается на меня, высоко подняв своё оружие над головой. Глупо. Я просто подныриваю под удар, и хотя правая рука не хочет подниматься высоко из-за повреждений наплечника, мне удаётся проткнуть шею левой морды. Кровь, пенясь, хлещет из раны — я задел крупную артерию. Глупый волк перехватив булаву поперёк, пытается прижать меня ею к себе со всей силы. Человеку от такого объятия переломило бы спину, но я лишь втыкаю шип булавы в бедро волка, не обращая внимания на его потуги. В этот раз рана неопасная, но йотус, взревев, всё же отбрасывает меня. Мгновение — и мы расходимся, глядя друг на друга. Йотус истекает кровью, но в этот раз я слышу приближающийся вой за спиной и отскакиваю в сторону. В землю, где я только что стоял, вонзается чудовищных размеров двухлезвийная секира. Её хозяин — огромный волк с необычной ярко-бурой, почти алой шерстью. Вожак. Яростно взвыв, он выдергивает оружие из земли, но я быстрее него и успеваю нанести не слишком сильный удар булавой по плечу. Однако в следующий миг едва успеваю вскинуть щит, чтобы принять на него мощнейший удар топора. Будь я жив — моё предплечье было бы раздроблено, но даже так калёная сталь прогибается от чудовищной силы удара, а задняя поверхность щита бьёт меня по лицу. Отступая назад, замечаю, что тварь с булавой ввязалась в схватку с кем-то из пехотинцев. Однако вожак не намерен давать мне передышку и снова бросается в бой. Казалось, ярость всего рода двуглавых волков нашла своё физическое воплощение в этом звере. Мощные и быстрые удары секиры не дают времени на атаку, а цельнометаллический щит, тем временем, уже разваливается на куски. Однако жуткая магия праха, направляемая тренированной волей моего разума, уже выпрямила погнутый на спине наплечник, и я вновь могу орудовать рукой в полной мере. Когда очередной удар вожака окончательно раскалывает щит на две половинки и ручку, хватаюсь за нижний загнутый край лезвия освободившейся рукой, одновременно отводя другую назад. Рыча, вожак тянет секиру на себя, увлекая меня за собой. Используя его силу, как дополнительное ускорение, я наношу страшный удар булавой сверху на один из его черепов. Прорези шлема залепляет красно-серое, но это не влияет на зрение ходячего доспеха. Вожак ударом плеча отбрасывает меня, и я отпускаю его оружие, перехватив свой моргенштерн двумя руками. Широкий и отчаянный взмах оружием заставляет меня сделать шаг назад, но едва лезвие топора проходит в считанных сантиметрах от лицевой пластины шлема, как я бросаюсь вперёд и наношу ещё один мощный удар слева — на этот раз по другой голове. Но даже это не убивает тварь, и в мой бок всё-таки вонзается широкое лезвие секиры, пробив пластинчатый доспех и кольчугу. Я, как и до этого, не чувствую боли. Отпускаю моргенштерн и хватаюсь двумя руками за искалеченную пасть йотуса. Возможно, обладай я обонянием, я бы ощутил жуткий смрад, но я лишь хладнокровно начал разводить руки, раскрывая челюсти вожака. Тот тоже бросает оружие и пытается меня остановить, но кровопотеря и раны делают своё дело — вместо того, чтобы схватить меня за предплечья, двуглавый волк лишь бестолково шарит руками рядом с ними. Хруст. Вожак ещё продолжает практически вслепую, инстинктивно махать руками, но он уже мёртв. Отхожу в сторону. Громадное тело падает на землю, бессмысленно шевеля конечностями. Поднимаю своё оружие и осматриваюсь в поисках нового противника, но не нахожу его. Пока я бился с вожаком, наши основные силы наконец таки добрались до порядков разбойников. Удар стального клина был страшен. Железные звери с мощной и широкой грудью, узкой мордой, находящейся ниже линии плеч, и стальной шкурой работали тараном, сминая порядки йотусов. Тех насаживали на копья и разили мечами всадники. Немногочисленных чудовищ, переживших этот удар, добивали кочевники, которые шли следом, вооружённые ятаганами и луками. И хотя клин увяз, не дойдя до головы колон, исход битвы уже был предрешён. Пехотинцы перешли в наступление, их поддержала кавалерия и йотусы, внезапно оказавшись в меньшинстве и лишившись вожака дрогнули. Звериные инстинкты говорили им — беги. И они бежали, натыкаясь на стрелы оцепления дружинников. Ещё несколько минут шло избиение и добивание особо живучих и упрямых тварей, а затем битва кончилась. Она продлилась менее четверти часа. — Да, господин Франциск, я, конечно, слышал о воинских качествах Владык Праха, но это… просто поражает! Однако славно вы их отделали! Просто…просто слов нет! С длинного ятагана Тамерлана стекала кровь, однако сам он был невредим и разгорячен прошедшей схваткой. Меньше всего он и его люди сейчас походили на торговцев. Я только сейчас заметил, что так и не увидел того робкого торговца - Хасима - который подошёл ко мне в таверне. Посредник? — Теперь-то я уверен, что мы пройдём Марлиндар без потерь. С такими-то бойцами! Упомянутые им бойцы тем временем, деловито складировали тела йотусов в ровные ряды. В этот раз мы обошлись без невозвратных потерь, однако несколько пехотинцев из первого ряда получили столь тяжёлые повреждение, что не могли самостоятельно передвигаться, и тем на их зияющие раны, из которых истекал мертвенно-синий свет, сыпали Прах их более целые товарищи во главе с третьим сержантом. — А что это они делают? Обыскивают йотусов? Как раз в этот момент к нам подошёл Гийом. — Не только. Я бы посоветовал вашим людям отойти чуть вперёд. Зрелище, которому вы сейчас станете свидетелем, не из приятных. — Что? — Тамерлан нахмурился, а затем заметил, что, несмотря на окончание битвы, ни кого из ходоков не было видно. Затем громко крикнул несколько слов на языке, который понимали только члены его клана, и кочевники, многие из которых сами уже начали мародёрствовать, нехотя залезли на коней и повели колонну вперёд. — Я хочу это увидеть. — Что ж, как пожелаете. Только потом не пытайтесь нас пристыдить. Стальные воины ровными рядами разложили труп йотусов и встали у их ног. Едва конец колонны исчез из виду за очередным холмом, все бойцы, словно следуя какой-то беззвучной команде, одновременно подняли над головой короткие богато украшенные кинжалы. Я был среди них, стоя над трупом вожака йотусов. Следуя всё той же беззвучной команде, мы резко опустили кинжалы, вонзая их в ещё тёплую плоть зверей. Несколько отточенных годами практики движений, выглядящих ещё более жутко оттого, что совершались синхронно и одинаково всеми наёмники, и в моих руках оказывается крупная и тяжёлая печень вожака. Новое синхронное движение — Владыка Праха поднимает печень над головой, и на глаза бледного Тамерлана она начинает усыхать, окутавшись тонкой золотистой и будто движущейся плёнкой из Праха. И чем меньше становилось печень, тем быстрее затягивались раны моих бойцов. Повторив этот отвратительный ритуал с оставшимися трупами йотусов, мы всё так же беззвучно оседлали своих зверей. — Можете звать своих людей обратно, Тамерлан. Правда, не думаю что для них остался хотя бы грамм Праха.