Прах и сталь

В сутках пути от границы пустыни, там, где холмы становятся каменистыми и крутыми, над местностью возвышается Монастырь Скорби. Большое и величественное здание, возведённое на вершине крутого холма, больше похожее на крепость, чем на храм. Высокие стены из тёмно-серого камня с деревянным палисадом, узкие бойницы, из которых можно вести огонь даже вертикально вниз, широкие башни с заострёнными зубцами. Жизнь на границе диктовала свои условия жизни для всех, не делая исключений даже для сестёр из Ордена Милосердия. И повлияла она не только на архитектуру религиозной обители. - Отлично! Не придётся ночевать под открытым небом! Там и остановимся, пожалуй. Вряд ли сёстры откажут нам в приюте. Особенно если мы преподнесём им правильные дары. Голос Тамерлана звучал подозрительно радостно. Мою мнительность усугубляло то, что, хотя уже начинало смеркаться, до заката было ещё больше часа. Учитывая, что до этого Тамерлан вынудил нас буквально лезть в засаду, чтобы не терять времени, это наводило на определённые мысли. - Нет. - Что «нет»? Чем вам не нравится монастырь? Вам и вашим людям, возможно, не так уж и важно, как ночевать, но я слишком много ночей провёл под звёздами, чтобы отказываться от крыши над головой. - Сестёр нет. - Что? В смысле? - Наш болтун Франциск имеет ввиду, что монастырь необитаем. Впрочем, ночевать там мне тоже не кажется разумной идеей. Караван, тем временем, приближался к распахнутым настежь массивным воротам. В лучах закатного солнца тьма в тенях, казалось, сгустилась ещё сильнее. Впрочем, пугало не это, а полнейшее отсутствие звуков в прилежащей к монастырю местности, кроме тех, что издавали сами путешественники. Ни кузнечиков, ни цикад, ни птиц – ничего. - Что ж, жаль, но всё равно заночуем внутри. Слово заказчика – закон, поэтому наёмники ограничились лишь молчаливым неодобрением. Впрочем, когда вереница всадников полностью втянулась во двор монастыря, кочевник, судя по нахмурившимся бровям, и сам был не рад, однако не спешил поворачивать нас назад – то ли из гордости, то ли ещё почему-то. Даже в лучшие времена в этой части монастыря гости чувствовали себя неуютно. Крепостные стены были прикрыты зубцами изнутри точно так же, как и снаружи, а главный комплекс недружелюбно ощетнялся хищным блеском арбалетных болтов в тёмных бойницах. Прорвавшихся внутрь врагов ожидал ещё один рубеж обороны, штурмовать который они вынуждены были, будучи на узком и открытом пятачке безо всяких укрытий. Сейчас же, в закатных сумерках подворье казалось ещё более враждебным, несмотря на, а может и благодаря черноте распахнутых дверей центрального здания. И даже ветер как-то особенно злобно завыл, пронизывая открытую высокую колокольню. В такой нездоровой атмосфере даже стальные звери начали беспокойной водить мордами, что уж говорить о созданиях из плоти и крови, успокоить которых их всадникам удалось лишь благодаря невероятному мастерству и опыту. - Какой-то воздух здесь…душный? Спёртый? Сухой? Никак в толк не возьму, - мрачно заметил один из кочевников. - О, значит, и ты это почувствовал? Видно, мне не показалось, - без малейшей доли прежней бравады и веселья произнёс рагнатир. - Что, не так уж и приятно без Праха, а? – попытался разрядить обстановку Хамнет. - Не в Прахе дело, железная твоя башка. Меня больше беспокоит не его отсутствие, а причина этого. - О чём это вы, господа? - Что, ещё не понял? Вдохни здешний воздух поглубже, человек-из-степи. Неужели не чувствуешь? - Чувствую, но никак не пойму в чём дело. - Праха нет. - То есть нет? - Как точно заметил наш Франциск-болтун, в этом монастыре нет и грамма этой жёлтой дряни, от которой вы, люди, без ума. И хотя я её на дух не переношу – не спрашивайте даже почему – я всё же с большим подозрением отношусь к месту, где Праха нет вообще. Потому, что за свою жизнь я таких мест ещё не встречал, хотя прожил немало. Эй, Франциск, бывал когда-нибудь в таких местах? - Нет. - Вот это мне и не нравится. Если увещевания Микаере как-то и подействовали на Тамерлана, он этого никак не показал. Пока его люди закрывали ворота и распрягали телеги, я, взяв с собой Гийома и ещё нескольких опытных бойцов, зашёл внутрь. С одной стороны, из-за отсутствия Праха в воздухе, мы были едва ли не более слепы, чем кочевники или ходоки, но с другой – если в этом мрачном монастыре и была какая-то опасность – у Железнобоких были наибольшие шансы пережить встречу с ней. Помещение без Праха казалось нам чёрным, беззвучным и неосязаемым пространством, однако понемногу осевшие на наших плащах крупицы золотой пыли рассеивались вокруг нас, открывая нам размытую картину внутреннего убранства. Мы оказались в длинном и довольном узком коридоре – своеобразной прихожей монастыря. Я опасался множества ловушек, приготовленных для непрошенных гостей, однако всё было тихо. «Неужели атака была столь внезапной и сокрушительной, что они не успели привести в готовность даже внутренние рубежи? Что же это за сила была? Ни за что не поверю, что кто-то, кого можно зарубить мечом, мог незаметно проскользнуть против бдительных часовых внутрь крепости и уж тем более без шума избавиться от караула» Вскоре мы подошли к очередным распахнутым настежь воротам. За ними оказался главный приход. От входа к противоположному концу помещения сквозь всю комнату протянулся широкий постамент, на котором лежало множество каких-то предметов. Преклонив колено и осторожно ощупав их, я понял – это свечи. Бесчисленное множество свечей устилало постамент. Всё они были потухшими, и при этом практически целыми – словно они погасли, едва загоревшись. Цепочкой мы разошлись по зале, держа оружие наготове. Тишину зала нарушал лишь звон стальных стоп, сталкивающихся с холодным камнем. Пол по сторонам от постамента был поделён на множество углублений, площадью чуть меньше квадратного метра. Как раз чтобы молиться на коленях. В стенах периодически встречались проходы, ведущие в дальние концы монастыря. Одни вели просто вбок, другие куда-то вверх, а третьи спускались вниз, и что-то неуловимо тревожное чувствовалось в воздухе каждый раз, когда я приближался к ним. В конце зала постамент со свечами расширялся и переходил в широкий каменный алтарь, на котором лежали какие-то обломки. Подойдя ближе, я вдруг понял, что в этих обломках есть какие-то крохи Праха. Совсем немного – но в этом тёмном и безмолвном царстве даже это было странно. Подойдя ближе и взяв самый крупный обломок в руку, я попытался представить, частью чего он когда-то являлся. Обломок был неправильной треугольной формы, однако концы его были сглажены, да и вся поверхность была гладко отполирована. Сделан он был из какого-то сплава золота с чем-то ещё, чем-то, что казалось мне знакомым но парадоксальным образом лишь сильнее тревожило. Пошарив по алтарю, я нашёл ещё несколько похожих обломков разных размеров, а также длинный цилиндр, расширяющий на концах. Все они были сделано из одного материала и также были тщательно отполированы, а углы – сглажены. Когда я попытался разложить их на столе хоть в каком-нибудь порядке и понять, что же это за осколки, ко мне приблизился Гийом. - Нашёл что-то? Что это? Похоже на расколотую… - Чашу. Странный материал. - А ну-ка позволь мне взглянуть… - однако стоило моему сержанту взять в руки один из осколков, как он тут же уронил его на пол, отшатнувшись, - что за чертовщина! Это же сталь наших доспехов! Тут я понял, почему осколки казались мне такими знакомыми. Эта расколотая чаша была переправлена из владыки праха, такого же как я! Ужас пополам с отвращением обуревали меня, но я смог сдержать эмоции под контролем и продолжить осмотр алтаря. - Кем надо быть, чтобы опуститься до такого! Это всё равно что использовать кожу для переплёта книг или кости для столовой посуды! Пока Гийом давал выход своему возмущению, я заметил, что в правой части алтаря есть какая-то глубокая трещина. Приблизив к ней лицо я словно почувствовал какое-то дуновение ветра, но с тех пор как мой дух оказался заключен в металлическую оболочку, я не мог чувствовать ничего подобного! Прислушавшись к своим ощущениям, я понял, что память сыграла со мной злую шутку. Я так давно не чувствовал никакого движения воздуха, что принял за него какой-то едва слышный шёпот. В следующий миг я осознал: шёпот шёл изнутри алтаря. Показав знаком Гийому замолчать, я позволил ему прильнуть к щели. - Слышишь? - Да…какой-то шёпот…почему он мне кажется таким знакомым? До жути знакомым. Я удивился, так как не ощутил ничего подобного, но, несмотря на наши опасения, я решил попытаться отколоть кусок от алтаря и заглянуть в его нутро. Вставив меч Гийома в щель, оказавшуюся на удивление глубокой, мы вдвоём налегли на рукоять и нижнюю треть лезвия. Спустя несколько секунд камень поддался, и большой кусок постамента отлетел в сторону. Сгорая от любопытства и вместе с тем страшась того, что скрывал тайник, мы медленно подошли к месту скола. Увиденное превзошло все наши ожидания. Внутри алтаря, в каменной выемке лежала диадема удивительной, неописуемой формы. Невероятные углы и линии, изогнутый характер поверхностей, форма, подчиняющаяся законам какой-то бесконечно чужой и неправильной геометрии – всё это говорило о том, что если её создатель если и был человеком или любым другим известным разумным, живущим на Ауриге – то глубоко безумным. Разве что парадоксальные творения Незрячих отдаленно напоминали эту безумную поделку, но примитивные и редкие произведения этой расы казались слишком грубыми и… незавершёнными по сравнению с диадемой. На внешней, если можно было её так назвать, поверхности были то ли вырезаны, то ли выжжены, то ли вытравлены рисунки неподражаемого мастерства, хотя их смысл, оставаясь неясным, нёс в себе какой-то явно тревожный посыл. Но больше всего нас поразил не внешний вид, способный ввергнуть в состояние нервного расстройства иной слабый разум, нет. Самым удивительным было то, что мы узнали эту диадему. - Это же она, да? - Да. Видел. Однажды. Она. Не копия. Несмотря на то, что с каждым словом мой разум всё сильнее сжимали тиски старого проклятья, я был слишком возбуждён, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Я попробовал взять диадему в руки, но едва мои стальные пальцы коснулись её поверхности, как меня обдало волной чужих эмоций, столь сильной, что я едва не сошёл с ума. Ненависть, гнев, уныние, жалость, решимость и много чего ещё. Поспешное отдрёнув руку, я сделал шаг назад, пытаясь справиться с захлестнувшим меня потоком чужого сознания. - Ты как, в порядке? – тон Гийома был настолько беспокойным, насколько он мог быть у ходячих доспехов, однако его латная перчатка крепко сжала рукоять меча, только-только нырнувшего в ножны. Я махнул рукой, и, окончательно придя в себя, заговорил. - Воля. Злая. Внутри. Не трогай. - Да уж, я догадался. Погоди-ка, злая, говоришь? Уж не знакомым ли тебе показался её характер. - Да. Он там. Внутри. От такого известия поэт-наёмник надолго замолчал, в нерешительности теребя край плаща. Я же, тем временем, начал было думать, как бы извлечь диадему из тайника, не касаясь её. Однако прежде чем мы успели что-либо предпринять, один из бойцов нарочито громок опустил меч в ножны. Им не понадобилось никаких лишних приказов, чтобы понять всю важность момента и рассредоточиться по помещению, дабы своевременно предупредить о появлении незваных свидетелей нашего открытия. И сейчас воин, дежуривший у выхода из комплекса специально нашумел, чтобы мы успели, переглянувшись, прикрыть собой алтарь. Из длинного коридора по которому ещё недавно шли мы, появился Тамерлан с факелом. Предупредивший нас Железнобокий видимо напугал его своим резким появлением из темноты (напоминаю, что нам не нужен свет, ибо механизм нашего восприятия внешнего мира глубоко отличается от такового у созданий из плоти и крови), потому что кочевник на мгновение отшатнулся и схватился за рукоять своего клинка. Разглядев, однако, кого он испугался, наш наниматель на секунду стушевался, а затем принял уверенный вид. - Эй, боец, где твой начальник? - Мы тут, Тамерлан. - А Гийом! И вы с ним? Отлично! Нашли что-нибудь? – приблизился к нам Тамерлан. Алтарь был скрыт от него нашими широкими телами. - Пустота. Тьма. Никого. - По-видимому, тут случилось нечто страшное и противоестественное. Никаких следов крови, борьбы или насилия. Словно все сёстры в миг… -…исчезли. - Делааа, - кочевник почесал бритый затылок. Ещё раз оглядев помещение, он присел на корточки и осмотрел свечи. – почти не горели. Странно. Он поднёс свой факел к одной из них – и едва успел отскочить, когда все они разом вспыхнули, развеяв тьму. Резкая вспышка слегка ослепила Тамерлана, судя по тому, как он щурился, и он так и не заметил алтарь за нашими спинами. - Как думаете, мы сможем тут заночевать? Или задохнёмся от дыма? - В монастырях Милосердия на удивления продуманная система вентиляции, - Гийом показал рукой на потолок, где теперь можно было увидеть (хотя Гийом скорее просто знал об этом) множество мелких отверстий, похожих на пчелиные соты, - даже если бы вы разожгли костёр тут, то спокойно смогли бы спать, без опаски не проснуться. - Славно. Во дворе уже не протолкнуться. А что в других помещениях? - Мы там ещё не были, подождём остальных, тогда и будем спускаться. - Ну да, ну да…я тогда позову остальных? Едва дождавшись, когда Тамерлан исчез из поля зрения, мы начали думать, как спрятать диадему, не коснувшись её при этом. В конце концов, Гийом острием меча поддел диадему и осторожно опустил её в мой плащ, которым я обменялся с одним из бойцов. Когда в залу вошли кочевники и ходоки под охраной моих воинов, никто не обратил внимания на то, что дожидавшийся их в наиболее тёмном углу железнобокий без плаща скользнул к своим соратникам и быстро исчез из вида. Живые разбрелись по помещению, которое, хоть и не было предназначено для того, чтобы вместить столько посетителей, всё же было куда просторнее внутреннего дворика. Расставив стражей у каждого из чернеющих мраком провалов, я отправился к воротам. У телег дежурил десяток кочевников, о чём-то расслабленно болтавших с парой дружинниц Микаере. Отметив про себя их недобросовестность, я проверил, как десятники расставили караульных на стенах. Ворота уже были закрыты и заперты неведомо откуда взятым бревном. Стальные воины проникли в незапертые башни и уже заняли посты на бастионах. На каждой из площадок на верхушках башен оказались заряженные скорпионы. И хотя тетива на них уже порядком отсырела, в случае необходимости они вполне могли сделать ещё один смертоносный залп. Нам не нужен был свет, поэтому никто не стал зажигать факелы, и постовые, должно быть, в лунном свете со стороны казались жуткими ожившими статуями. В надвратном укреплении меня встретил Амбруаз, доложивший о диспозиции караула. Не сомневаясь в его профессионализме, я прервал краткий отчёт нетерпеливым взмахом руки. - Она видела? - Да. Сказала, чтобы ты поднялся на колокольню в полночь. Я про себя удивился довольно странному, отдающему ярмарочной театральностью и бульварной таинственностью пожеланию моего третьего сержанта, но ничего не сказал об этом командиру арбалетчиков. - Следы? - Никаких. Ни следов боя, ни признаков проникновения. Можно лишь предположить предательство... Но Сёстры Милосердия – это не просто орден воинствующих монашек. Они повязаны тайными ритуалами, общими клятвами и кровью. Они легко могут ударить в спину своих временных союзников, но друг друга… Я слышал истории о том, как они отказывались сражаться, узнав, что на противоположной стороне бьются их сёстры. Да и даже если предположить, что ворота открыли клятвопреступницы… Кому они могли их открыть? Кто мог без единой капли крови вырезать целый монастырь? - Нет. Смерть. Но не кровь. - Как это? - Не знаю. Не хочу знать. Разговор сам собой увял, и я решил вернуться в монастырь, оставив десятского контролировать посты и залитую лунным светом холмистую местность вокруг монастыря. Караванщики и наёмники за время моего отсутствия уже успели разложить спальные места и пытались на свечах подогреть себе ужин. Тамерлан заверил меня, что мы взяли достаточный запас хвороста, чтобы никто не околел во время ледяных ночей в сердце пустыни, но, видимо, он приказал не трогать этот запас, раз уж тут есть источник света и тепла. Не могу не отдать ему должное – решение мудрое, даже если оно были продиктовано извечной бережливостью кочевников. Железнобокие без моего приказа не стали углубляться в тёмные коридоры монастыря, а остальные не горели особым желанием идти на разведку. Я заметил, что Гийом и Хамнет что-то обсуждали с Тамерланом и Микаере, стоя рядом с расколотым алтарём. - …как бы то ни было, по-моему очевидно, что тут замешан Прах. Думаю, именно Проклятье Ауриги послужило причиной исчезновение сестёр. - Впервые слышу, что Прах кого-то убивал. Мы всю жизнь проводим в непосредственном контакте с ним, и что? Поживее многих. - Прах может исцелять, может изменять, может убивать. Я видел, как он, под руками рунных жрецов подземников затягивает смертельные раны, как он по желанию безумных ведьм обращается в смертоносный золотой ветер, срывающий плоть с костей и как человек, схватившись за чашу, доверху наполненную пылью, случайно опрокинул её на себя и через миг сам рассыпался золотым облаком. - Ну, допустим, в последнем случае та чаша в итоге оказалась мощным артефактом Вечных, так что некорректно её приводит в пример, Хамнет. Но в целом я согласен, Прах – это не какое-то там зло или добро. Просто ещё одна сила природы, как дождь или огонь. Тут Тамерлан заметил, как прислушиваюсь к разговору, и махнул мне рукой. - Господин Франциск, мы тут думаем, что случилось с обитателями этого места. Рискну предположить, что на стенах и в башнях вы тоже ничего не нашли? Нет? Я так и думал. Складывается такое ощущение, что они сами собрали вещи и все разом покинули это место… - Нет-нет-нет, - решительно покачал шлемом Хамнет, - я ещё раз повторюсь, что никакая сила не заставила бы их покинуть крепость, построенную их собственными руками. Даже близость Улья их отсюда не выжила, я не могу представить, что могло ещё их заставить отсюда уйти. - Кроме того, это нисколько не объясняет полное отсутствие Праха, - вставил Гийом. - Не то, чтобы это было минусом. Хотя мне даже как-то неуютно от этого – раньше только в родных лесах воздух был таким…чистым. Но здесь, - дикий ходок поёжился, - это как-то странно и… неправильно, что ли. - Кстати, господин Франциск, как думаете, что случилось конкретно здесь, - как бы невзначай спросил Тамерлан, показывая рукой на алтарь, - это, похоже, единственное доказательство того, что уважаемый Хамнет прав, - вряд ли сёстры сломали бы свой собственный алтарь, перед тем как уйти. Тем более что внутри явно был какой-то тайник. - Зло. - Зло? То есть? - Зло. Вера. Ненависть. - Наш словоохотливый друг имеет ввиду, что, возможно, что-то разозлилось на сестёр из-за их веры. Возможно, что-то, что не способны остановить ни сталь, ни камень… Тамерлан возмущённо фыркнул. - Вы уж меня простите, господин Франциск, но, по-моему, это чушь полнейшая. За свою жизнь я где только не побывал – в наземных и подземных метрополиях Хранителей на юге, в седых от древности городах Драккенов, в мрачных пустошах далеко на востоке от нашей Великой Степи, где до сих пор прячутся отдельные кланы Неистовых. Разве что на западе дальше Марлиндара не заходил – по понятным причинам. И нигде я никогда не видел ничего, что нельзя было бы остановить доброй сталью. Даже огненные духи – наш народ называет их Казанджи – и те имеют кости, которые можно сломать и раздробить – хоть и с трудом. - А как же умертвия? - Сказки стариков для непослушных детей. Как-то незаметно мы разошлись полукругом спиной к алтарю. Кто-то принёс спальные мешки для Тамерлана и Микаере, те уселись на них, в то время как Гийом с Хамнетом сели на голой пол, скрестив колени настолько, насколько позволяла гибкость доспехов. - А вот это ты зря, человек-из-степи. Сейчас их и впрямь нигде не встретить, а вот ещё лет сто назад мы на них периодически натыкались в руинах Вечных. Последний раз это было…лет семьдесят назад. Нанял нас для охраны раскопок от местных племён урсов один драккен – то ли архиватор, то ли архивариус, не помню точно. Работёнка не пыльная, так как хоть урсы и почитали руины за священное место, огненных стрел они боялись всё же больше, чем божественного гнева. Однако главная опасность, как мы позже поняли, таилась не снаружи, а внутри древнего подземелья. Была там одна запертая дверь – размером даже чуть побольше, чем ворота в этот монастырь – так ящерица две недели над замком билась. Я в тонкости не вникал, но вроде бы там нужна была кровь Вечных или что-то вроде того. В итоге этот…сумасшедший стёр в пыль какую-то странную кость – уж не знаю, где он её взял – растворил в кипятке и таким образом будто бы обманул замок. Вот только кто кого обманул – это ещё у кукушки спросить надо. Потому как только дверь эта под землю ушла – из черноты, что пред нами предстала, такое хлынуло… Будто тьма, холод, пыль и Прах смешались и поднялись в волну прилива столь жуткую и противоестественную, что и не описать. Там в этом потустороннем приливе мрака были какие-то обрывки одежды, настолько ветхой, что было непонятно, как она ещё не рассыпалась в пыль, обломки костей, больше похожих на камень от старости, черепа – не человеческие и не звериные, я таких ни до, ни после не встречал. Но самое жуткое было не это, не запах разложения, настолько сильный, что путал сознание, и даже не свечение, исходившее изнутри этой волны, цвета таких чуждых нашему миру оттенков, что у меня нет слов для его описания. Самым жутким была абсолютная тишина, поглотившая все звуки – крики мои испуганных соратников, рёв пламени, которым драккен пытался остановить этот поток смерти, свист бесполезных стрел и вопли тех, кого с головой накрывала эта волна ужаса. По счастью, внутренний огонь учёного, показавшийся поначалу бесполезным, оказался в итоге самым эффективным оружием против этого… создания. Когда к потоку пламени, разрывавшему живую тьму, присоединились наши огненные стрелы, мрак сначала остановился, а потом и отступил куда-то вглубь подземелья. Едва лишь стало ясно, что оно ушло, как драккен выдохнул последний всполох пламени и упал замертво, изнурённый своей огненной атакой. Мы подхватили его тело, то немногое, что осталось от наших павших братьев и сестёр, и устремились прочь из тускло освещённых факелами коридоров, резко ставших такими мрачными и давящими. Говорят, через пару лет в эти же руины вошла экспедиция учёных из Технократии Хранителей, но они нашли лишь несколько пустых залов, да немного Праха. Словно и не было ничего. Когда рагнатир закончил свой рассказ, вокруг повисла тишина. Как оказалось, не только Тамерлан слушал историю моего старого знакомого. - Неплохая сказка для детей, господин Микаере, - нервно усмехнулся Тамерлан, - но думается мне, вы просто наткнулись на какое-то животное, обитавшее в руинах, а остальное – лишь плод ваше воображения и, возможно, иллюзии, вызванные повышенным содержанием Праха в воздухе руин. Такое бывает. Как ни странно, ходок ничуть не оскорбился недоверием кочевника, а наоборот, даже слегка развеселился. - Ваши слова выражают недоверие, но ваш голос выдаёт вас, господин Тамерлан. Я не ошибусь, если скажу, что ты уже не впервые слышишь подобную историю, не так ли? - Не важно, - стушевался Тамерлан и поспешно перевёл тему, - господин Франциск, а вы будете исследовать остальной монастырский комплекс, или не станете углубляться в темноту? - Приказ? - Э-э-э, пожелание? - Хорошо. Сержанты хотели было встать вслед за мной, но знаком остановил их. Пусть продолжают развлекать нашего нанимателя светской беседой, так меньше вероятность того, что он помешает грядущему разговору. Я был уже почти уверен, что мы не случайно пришли в этот монастырь. Осталось только узнать, что по этому поводу думает она. Повинуясь моим немногословным приказам, десятские разделил бойцов на двойки и отправили их исследовать тёмные коридора некогда священной крепости. Сам же я отправился в компании одного из рядовых в коридор, который должен был вести наверх, в колокольню. Поднявшись по длинной и узкой винтовой лестнице, я оказался на прикрытой бортиками и крышей площадке, площадью достаточной, чтобы звонарь могла свободно оперировать всем тремя десятками разноразмерных колоколов, что сейчас свисали с потолка мрачными чугунными гроздьями. Оставив бойца у самого начала лестницы, я сейчас мог спокойно поразмыслить в одиночестве или просто отдохнуть от компании живых. Несмотря на то, что я уже несколько столетий существую в виде ходячего доспеха, на меня всё ещё порой находят приступы зависти, переходящие в злость и ненависть, при близком общении с разумным из плоти и крови. В такие моменты меня приводит в бешенство любое движение или явление, недоступное Владыке Праха, но совершенно обыденной и неосознаваемое живыми. Движение грудной клетки в такт дыханию. Усталые зевки. Моргание. Почёсывание. Всё, чего я был лишён по прихоти судьбы. Так мало – и вместе с тем так бесконечно много. Как порой хочется впиться зубами в прожаренное до хрустящей корочки мясо! Ощутить как горячий сок наполняет рот! Как хочется выпить стакан простой водой, пусть грязной и вонючей – но выпить! Почувствовать запах цветов, расстилающихся пёстрым ковром после долгой зимы! Или наоборот, с головой зарыться в снежный сугроб, чтобы пробрало холодом до костей, а потом расслабленно греться у костра, укутавшись в меха! Да что там! Хочется просто расправить плечи и почувствовать свои мышцы и кости, стук своего сердца, шум воздуха в лёгких, ток крови в сосудах! Хоть что-то вместо тонкой скорлупы металла и тягучей пустоты под ней! - Любуетесь видами, барон? Я оборачиваюсь и, откинув плащ, преклоняю одно колено, касаясь забралом протянутой мне латной перчатки. - Ожидал вас. Глупое следование ненужному этикету, который канул в лету вместе с нашими телами. И всё же мы продолжаем играть в эту нелепую игру, как и во многие другие, обманывая самих себя, создавая иллюзию жизни. Вновь встав на обе ноги, я оказался лицом, кхм, к лицу с моей собеседницей. Более изящные очертания брони, украшенной, как я знал, витиеватыми узорами, были сокрыты бесформенным балахоном. Абсолютно гладкая лицевая пластина без каких-либо отверстий для глаз была столь тщательно отполирована, что в ней было видно самое отвратительное для меня зрелище – моё собственное отражение. - Надеюсь, я не заставила вас ждать, мой друг? Эта дорога так выматывает… - Сочувствую - Ах, барон, вы, как и всегда, немногословны. Мне всегда нравилась в вас эта черта, она придаёт вам серьёзности и таинственности. Для постороннего слушателя эти фразы звучали бы сухим и безэмоциональным металлическим скрежетом, но я слышал неподражаемую смесь иронии, игривости, упрёка и чего-то ещё. Даже для мужчин произошедшее с нашим народом стало страшным потрясением. Многие сошли с ума, не выдержав того подобия жизни, на которое нас обрекли наши доспехи. Что же говорить о женщинах, которые вмиг лишись всей своей красоты, лишились самой возможности когда-нибудь завести нормальную семью. Попробуйте догадаться, почему среди нашего народа их осталось так мало. Те же, кто смог смириться с утратой благодаря силе своего характера научились выражать всю гамму эмоций, оттенков и намёков одним лишь голосом. Мария, несомненно, достигла настоящего мастерства в этом искусстве. - Отрадно. - О, не нужно этого стесняться, с вами намного интереснее разговаривать, чем, например, с этим болтливым степным дикарём. Он так много болтает, что скромной девушке, вроде меня, и слово вставить не получается. Он уже три раза спрашивал ваших друзей про эту странную дырку в алтаре, представляете? Словно и не слышит, что она уже была там на момент вашего прибытия. - Он знает? Подозревает? - Вас это так волнует, барон? Выбросьте этого чурбана из головы, лучше посмотрите на небо! Как всё же хорошо, что мы оказались в этом тихом монастыре! Пока что Мария лишь подтверждала мои опасения – Тамерлан не просто так привёл нас в этот монастырь. Но зачем? В ответ на озвученный вопрос Мария задумчиво прошлась вдоль колоколов, проведя по их поверхности, украшенной барельефами с деяниями матерей-основателей сестринства, изящной латной перчаткой. Тихий звон стали о чугун был едва слышен несмотря на отсутствие других звуков. - Ответы на некоторые вопросы, мой друг, нужно искать в…необычных местах. Для каждого эти места разняться. Так, например, эти жуткие маги из западных пустошей ищут и находят ответы внутри себя, а именно в боли, которую они причиняют своему телу. Наши любители деревьев и нелюбители праха в моменты решающего выбора прислушиваются к шелесту листьев в кронах, к журчанию воды в ручейке, к пению птиц и стрёкоту насекомых – словом, к природе. Хранители, эти, несомненно, умные хотя и по-своему недалёкие люди во всём стараются опираться на логику и разум, но в конечном счёте всегда смотрят на звёзды – ведь с них они однажды спустились, и когда-нибудь обязательно туда вернутся. Противные ящерицы, что мнят себя хранителями Ауриги и наследниками Вечных на деле и шагу не ступят без оглядки на свои традиции и правила. Печально, не так ли? Ну а что же мы? Народ, у которого отняли всё: землю, страну, историю? У кого нам искать совета? - Прах. - Да, мой барон. Величайшее из благословлений и наихудшее из проклятий. То что даёт нам жизнь и её же по капле из нас выдавливает. Нет никого на Ауриге, кому Прах был бы ближе. И именно в Прахе – в его пульсации в жилах Ауриги, в венах наших спутников и внутри нас самих – следует искать нам ответы. И хотя я уже давно выработал иммунитет к её проповедям, выдающим её прошлое, я не мог не восхититься тем, с каким жаром и проникновением она каждый раз говорила о жёлтом порошке. Вдруг, безо всяких предисловий, Мария откуда-то из складок своего балахона достала небольшую шкатулку из адамантия. Резким движением она откинула крышку и повернула её ко мне. - Двое вошли в катакомбы Города, но вышел лишь один. Маркиз совершил величайшее из преступлений – поднял меч на короля. Плата за это известна ныне всем. Ну а диадема – то, что давало ему могущество, пропала в Янтарном Пожаре. - Как? - Не знаю. Но маркиз получил сполна за своё предательство. Его нашли, еле живого, оплавленного и из-за этого парализованного, привезли сюда вместе с диадемой. Артефакт сокрыли на самом видном месте, а маркиз… Что ж, барон, вы, верно, ощутили что осколки той чаши на алтаре не из простого металла? Боли нет, но, быть может, она бы даровала сладостное забвение и сумасшествие вместо мучительной и медленной пытки переплавки. Мне неведомо, занимались ли сёстры этим сами, или это сделали их хозяева, однако все они ошиблись, решив, что с ним покончено. Диадема – не просто странный аксессуар, но творение Вечных. Забавно, что их «наследники» не смогли разгадать её секрет. Маркиз, точнее, то, что от него осталось после всех этих мучений, его злоба, жажда жизни и мести – всё это ускользнуло в древний артефакт. Быть может, случайно, быть может, маркиз давно знал о такой возможности, а, вероятно, и того и другого понемногу. Так или иначе, он спас свою шкуру – или что там от неё осталось. Вопрос в том, что теперь делать нам? - Только маркиз? Ответом мне было молчанье. Тишину, наконец, нарушило завывание ветра, какое-то жалкое, словно опасающееся чего-то. - Так значит и вы это почувствовали, барон? Да, маркиз оказался не первым квартирантом этой безделицы. Но кто он – его сосед? Я пока не знаю, но, быть может, завтра нам приоткроется новый кусочек мозаики? - Какой? - Кто знает? Не будем гадать, - Мария захлопнула шкатулку и молниеносно убрала куда-то в недра своей одежды, после чего приблизилась ко мне - однажды один славный шевалье сказал мне: «К черту будущее, до него можно и не дожить! Лучше грабь настоящее, пока оно не стало прошлым, о котором ты будешь сожалеть». С той поры, как я очнулась в этом… доспехе, и по сей день, я ищу этого рыцаря. Быть может, он сгинул навеки в Катаклизме, быть может – погиб в Янтарном пожаре или пропал в мрачных подземельях Города. Всё, что осталось в моей памяти – эта фраза. Я говорю её всем нашим в надежде что кто-то окажется её автором. - Если забыл? - Что, если автор сам забыл, что когда-то это говорил? Ну что ж, - голос её звучал одновременно весело и печально, словно она хотела одновременно и улыбнуться и расплакаться, - или это было просто искусное притворство опытной интриганки? - значит я никогда его не найду.