- Стойте, стойте! Не стреляйте ни в коем случае!
Тамерлан растерянно метался от одного стрелка к другому, тщетно пытаясь опустить каждый арбалет, нацелившийся в незваного гостя. И если ходоки после минутного колебания всё же опустили луки (что, впрочем, нисколько не снизило их боеготовность), то арбалетчики на стенах не спешили последовать их примеру, наконечники болтов, напоминающие клювы хищных птиц, продолжали жадно смотреть на фигуру, приземлившуюся в центре внутреннего двора монастыря с первыми лучами солнца.
- Стоящий пред Тамерланом думает, что его слова – не приказ для стальных людей. Лишь их командиру подвластны эти воины.
Как же меня раздражает эта великоречивая манера разговаривать, присущая всем драккенам, часто бывающим за пределами своих скальных цитаделей. Казалось бы, часто контактируя с другими народами Ауриги, они должны были научиться разговаривать более…
нормально, но нет, парадоксальным образом с годами, проведёнными на чужбине, речь каждого чешуйчатого урода с годами становится всё более заносчивой и заковыристой, будто он, наблюдая за «юными» лишь убеждался в превосходстве собственной расы. Не говоря уже об отвратительной привычке говорить обо всех в третьем лице.
Не то чтобы меня меньше раздражал, скажем, их внешний вид или поведение, просто первое, что я услышал после визита встревоженного караульного – это болтовня ящерицы-переростка, пытающейся убедить моих ребят в своей причастности к нашему каравану.
И даже слова Тамерлана не особо убедили меня в этом, так как остальные кочевники переводили взгляд со своего командира на драккена с всё растущим удивлением.
- Кто он? – проскрежетал я, указав рукой на сидевшего в какой-то показательно мирной позе визитёра.
- Мой наниматель. Он из Драккенстага. Прошу прощения, я бы хотел предупредить вас о его прибытия, но мне было велено молчать. А сейчас, не могли бы вы приказать своим арбалетчикам опустить своё оружие.
Ну конечно. Теперь-то многое становится ясным в поведении Тамерлана – он не торговец, а такой же наёмник, как и мы с Микаере. Теперь-то понятно, почему его люди больше похожи на воинов, чем на торговцев (хотя разница и так небольшая, когда речь идёт о Кочевых Кланах).
Повинуясь моему быстрому и резкому от переполняющей меня злости жесту, арбалеты опускаются вниз.
Я размашистым шагом подхожу вплотную к сидящему драккену и смотрю на него сверху вниз.
- Почему?
Драккены, как бы я их не ненавидел, всё же не просто так считаются великолепными дипломатами и интересными собеседниками. Я не сомневался, эта ящерица прекрасно слышит все интонации и оттенки моего голоса, куда там кичащемуся пониманием лишь самых сильных и заметных эмоций Микаере. Потому одного слова было достаточно, чтобы мой собеседник понял, о чём я его спрашиваю.
- Иначе бы стоящий предо мной отказался бы, ведь, по его мнению, лучше Железнобоким сгинуть, чем работать на сгубивших его королевство.
Я сжимаю латные перчатки так, что скрипит металл.
- Нет. Не знаешь. Думаешь, что знаешь. Заносчивые твари.
Плевать на боль от проклятия, выжигающего сознание, злость на этого облезлого манипулятора туманила разум и лишь железным усилием воли я удерживался от того, что одним ударом булавы не размозжить эту уродливую черепушку.
- Он нанял. Не ты. – жестом указываю на Тамерлана.
- Мудрый посланник не будет приказывать великому воину, пусть всё будет так, как это положено среди вольных клинков.
Ничего боле не сказав, я развернулся и зашагал обратно вглубь монастыря. Мимоходом я заметил Марию, чьё зеркальное забрало сейчас было спрятано шёлковой маской песочного цвета. Почувствовав, видимо, моё внимание, она едва заметно кивнула.
Кто-то скажет что это по-детски глупо и демонстративно, ведь фактически ничего не изменится, если ящерица захочет, она просто прикажет Тамерлану, а тот уже будет командовать мной. И всё же одно дело – работать на нанимателя, честно заплатившего за наш труд Прахом, и совсем другое – ублажать клятую рептилию.
Теперь, когда все точки были расставлены, напряжение заметно спало, воины расслабились, убрали оружие и начали приготовления к отбытию.
Разведчики прошлой ночью прошлись по всем помещениям монастыря и ожидаемо не нашли ни крупинки Праха. Зато мы обнаружили арсенал с достаточно внушительным запасом оружие, где мы набрали дополнительных болтов, точильных камней и прочих мелочей, так быстро кончающихся в дороге. Кроме того, нами был обнаружен винный погреб, не слишком обширный – всё-таки жизнь на фронтире диктует слови правила – но всё же достаточно богатый, чтобы прихватить пару наиболее ценных бутылок для важных гостей и нанимателей. Никаких тел, крови или следов борьбы мы ожидаемо не нашли.
Кочевники, подтвердив свою репутацию, собрались менее чем за полчаса, и когда солнце полностью поднялось над кромкой видневшегося в утренней дымке леса, наш караван уже был в пути. Разведчики Микаере рассыпались вокруг, прочёсывая теснины и густой кустарник, столь удобные для засады, однако на этот раз никаких двуглавых волков нам пока не попадалось, и мы спокойно шли по поросшему сорняками и осокой тракту. Местность вокруг продолжала становиться всё более каменистой, яркие цвета уступили место бурым колючкам и низко стелящейся выгоревшей траве. Изредка попадались высохшие кривые деревья, выбеленные солнцем. Куда-то пропали насекомые, ещё недавно сомном жужжавшие в воздухе, исчезли крики маленьких птиц, прячущих в высокой траве свои гнёзда, и только иногда вдоль дороги попадались маленькие холмики рыхлой высохшей земли – старые муравейники, да как-то раз караван пересекла чёрная тень птицы, летевшей куда-то на запад. Один из ходоков хотел подстрелить её на ужин, но кочевник, шедший рядом на своём жилистом коне, отговорил его, убедив в том, что убийство грифа, летящего мимо – плохая примета.
Гриф это был или иное пернатое существо, но через пару часов после полудня кирпично-красные холмы резко ушли под песок и наш караван остановился. Мы прибыли к границе пустыни.
Я поравнялся с нашим новым спутником, который устроился на одной из телег.
- Доволен? Янтарные Равнины. Пустыня. Теперь.
Никакое тёмное колдовство, терзающее душу (или что там от неё осталось под этим доспехом) не способно причинить столько боли, сколько причинял вид нашего дома, из цветущего и богатого края превратившегося в жаркую песчаную пустошь.
- Эти земли были нам домом ещё до Катаклизма, и даже он не смог изничтожить жизнь в них. Эх, Янтарные равнины! Это жемчужные от рыбьей чешуи ленты рек, питающих всё живое, это те самые знаменитые луга, и впрямь янтарные от цветов, ярким ковром устилающих бесконечные пастбища от горизонта до горизонта, это Водопад Белого Золота, где даже самые обезумевшие от перемен со своим телом смогли найти покой, это озеро Кальме, такое прозрачное, что на его середине можно было разглядеть остов затонувшего корабля Вечных, это Овернский лес, где накануне зимы день за днём шёл настоящий дождь из листьев всех оттенков красного и жёлтого. Это наш дом. И что с ним стало?
Я не заметил, как сзади подъехал Гийом, но его эмоциональная речь пробудила седые от времени воспоминания и разбередила зачерствевшую душу, пробудив в ней какое-то горько-сладкое, щемящее чувство с запахом миндаля.
- Если бы Анант, - своевременно решил представиться драккен, - принимал решения, он бы ни за что не отдал такой приказ. Земля не виновна в деяниях Красного Маркиза, в её…разорении не было острой необходимости, кто бы не руководил решением этого вопроса, он допустил ошибку, непростительную и для яйца.
- Ошибку? – с другой стороны телеги к разговору присоединился Хамнет, - ошибка – это когда Вечные назвали вас своими наследниками, ошибка – это когда какая-то тупая примитивная тварь снесла первое яйцо, ошибка – это когда Аурига позволила из этого яйца вылупится кому-то вроде тебя. А это… это не ошибка. Это преступление, за которое ваш народ ещё ответит. Если не перед нацией, что вы истребили и не перед историей, что вы переписали, то перед матерью-Ауригой, так точно.
Я уже думал, что придётся вопреки моим собственным желаниям остановить Хамнета от дальнейших необдуманных действий, но бывший архитектор сам развернул своего зверя, направившись в другой конец остановившейся колонны.
Гийом покачал шлемом и направился в другую сторону. Глянув на помрачневшую ящерицу, я направился за ним. Почти сразу нас нагнал Тамерлан, прислушивавшийся к беседе (если это можно так назвать) в стороне.
- Я знал, что все ваши не любят драккенов, но никогда не слышал о причине.
- А доводилось ли тебе раньше так тесно общаться с нашим народом?
- Да нет, как-то не приходилось…
- Потому никогда и не слышал.
- Но ведь это должно быть в летописях! В историях! Хоть где-то!
- Кто пишет лучше?
- Вот-вот. Скажите, Тамерлан, если надо уточнить ваши записи, к кому вы обращетесь? У кого, как всем известно, самые подробные и точные архивы на всей Ауриге?
Едва открыв рот для ответа, кочевник так и замер.
- Кто владеет прошлым, владеет и будущим.
- Мда уж. Но…как у них получилось превратить такой цветущий край в пустыню? И почему вы им позволили это сделать?
- Маркиз.
- Да, Маркиз… великой и злобной воли был шевалье. Когда наш король пропал в катакомбах под Городом, Маркиз, который и до этого имел немалое влияние при дворе, провозгласил себя правопреемником престола. Что характерно, многие Дома, особенно опальные, поддержали его, ведь претендент поощрял деяния, за которые предыдущий правитель и в подземелье кинуть мог.
- Например.
- Кровь. Прах.
- Понимаете, Тамерлан?
- Это вроде того…риутала, который вы провели после битвы?
Гийом издал нечто, что при желании можно было бы назвать смешком.
- Это самый безобидный и…безболезненный способ изымания Праха из… существ из плоти и крови. Маркиз и его сторонники практиковали куда как более жестокие и, стоит признать, эффективные методы. Пока это безумие оставалось в границах нашего королевства, всем было плевать, нас даже уважали за победу над Культом…Правда, очень недолго. Уж очень быстро расползлись слухи о нечестивых Оргиях Крови по ночам и опустошённых деревнях поселенцев. Ну а когда Маркиз объявил Жатву и отправился в поход на север, к драккенам… Тем очень быстро удалось убедить всех в том, что мы новая опухоль Ауриги, которую нужно немедленно вырезать. Впрочем, когда они связалась с оппозицией Маркиза, которая в большинстве своём сидела в своих замках, осаждённых псами узурпатора, они так не говорили. Наоборот, звучали слова о восстановлении законной власти, о помощи в восстановлении страны и репутации после свержения тирана. Те Дома, которым честь и верность предыдущему королю были важнее власти и Праха – главных ценностей Маркиза – даже готовы были уступить часть территорий соседям в обмен на помощь. И, в общем-то, остальные страны тоже были согласны на такие условия, сильное королевство Владык Праха никому не нужно было, но в равной степени не нужно было и его отсутствие. То-то они удивились, когда после битвы у Красной Башни и исчезновения Маркиза ящерицы никого не предупредив, огнём и колдовством начали опустошать Янтарные равнины. Никому ничего толком не объяснив, где прогнав, а где и уничтожив сопротивляющихся этому союзников, драккены оставили от одного из самых красивых мест Ауриги один лишь пепел. Ну а с годами на остовы сгоревших лесов и руины разрушенных замков наползла пустыня, и сейчас мы видим то, что видим. Драккены позаботились о том, чтобы в других странах позабыли об их деяниях, но наш народ никогда не забудет и никогда не простит их преступлений.
Гийом замолк, мрачно наблюдая за тем, как наёмники разбивали лагерь. Путешествовать по пустыне днём – дурная идея, а потому мы заранее решили, что днём кочевники и ходоки будут отдыхать под охраной Железнобоких, которым ни по чём жара, а ночью двигаться в быстром темпе.
- Наверное, мне стоит попросить прощения за то, что я вас втянул в это, - Тамерлан смущённо почесал затылок, - я и не думал, что это для вас настолько…личное. Если бы я знал…
- То мы бы остались бы без Праха. Пустое, Тамерлан. Объективно эта работа ничем не хуже любой другой. А что на уме у каждого из нас… Пусть на уме и остаётся.
Воин вновь замолчал, повернув своё лик в сторону пустыни, давая таким образом понять, что разговор окончен.
Кинув на меня взгляд, полный раскаяния, кочевник направился в сторону лагеря.
-Думал ли ты, Франциск, что впервые за две сотни лет мы вернёмся сюда по указке ящериц?
- Нет.
- Знаешь, я ведь глубоко внутри ожидал, что тут всё будет по-прежнему. Помнишь это чувство? Когда скалистые холмы сменяются не этой проклятой пустыней, а лесом столь густым, что свет едва пробивается сквозь кроны деревьев. Когда ты скачешь по тому маленькому мостику – там ещё неподалёку я при тебе написал первые строчки «Страсти стали» – а под ногами весело журчит ручеёк. Когда ты выходишь из леса на опушку и видишь высокий замок де Фуа, со стен которого тебе приветливо машут дозорные – Бернард и Жак, помнишь? Помнишь…
- Хватит. Помню.
Старый друг посмотрел на меня, в его позе я ощутил укоризну за то, что я не дал ему вновь погрузиться в далёкие воспоминания.
- Проклятье, Франциск, с тех пор, как ты стал таким немногословным, меня в беседе с тобой постоянно донимает ощущение будто я – нашкодившый юнец, а ты – ворчливый дед со вставной челюстью.
- Смешно.
- А по-моему не особо. Я бы на твоём месте…
- Виконт, ваша речь столь громогласна, что я не смогла удержаться от искушения сообщить вам об этом. Вы вновь донимаете барона своими воспоминаниями?
- Ох, миледи, прошу простить мне мою грубость, просто местность, окружающая нас, прямо таки настраивает на подобный сентиментальный лад.
- Как это мило! Может, вы, наконец, порадуете нас новым произведением? А то ваш предыдущий сборник стихов я зачитала буквально до дыр!
Если бы Гийом мог краснеть, сейчас бы он напоминал варёного рака. А так он просто дёргал в смущении руками, не зная, что сказать и как ответить. Жестоко, наверное, вот так напоминать ему, что он не смог выдавить и двух строчек после гибели нашей Родины.
- Э-э-э, да, пожалуй пойду так и сделаю! Раз уж у вас дело к барону…
Мария рассмеялась.
- О, виконт, вы так милы, когда смущаетесь! Прошу прощения, что ввела вас в заблуждения, моё единственное дело к барону – следить за тем, чтобы он иногда выныривал из бездны уныния и самокопания и следил за тем, что происходит вокруг. А то он и впрямь превратится в, как вы выразились, ворчливого деда.
Издав нервный смешок, Гийом, всегда робевший в присутствии дам, откланялся и пошёл проверять караул и патрули.
Я сделал вид, что обиделся и повернулся к собеседнице вполоборота.
- Ну-ну, мой шевалье, не стоит дуться! Так вы становитесь похожи на сонную черепашку, которой не дают поспать!
- Вы знали.
- Вечно вы о делах, барон. Нет, о личности нашего неожиданного спутника я узнала ровно в тот же момент, что и вы. Прах лишь поведал мне о явлении гостя с неба. Ну, а если бы вы почаще смотрели вокруг и пореже упивались своими страданиями, вы бы и сами заметили, что наши наниматели кто угодно кроме торговцев.
Я удивленно посмотрел на неё, вдруг резко взъярившуюся и обозлившуюся.
- Что, думал я могу только играть с тобой, как с капризным ребёнком? Очнись, Франц, и вынь свою голову из той кучи дерьма, в которой ты так самозабвенно страдаешь! Вспомни, кто ты! Ты не просто мрачный тип, который цедит полтора слова в час! Ты наш лидер! Ты вывел нас из Янтарного пожара, дал нам дело, когда мы сходили с ума от отчаяния! Где тот Франциск, за которым мы шли в огонь и воду? Посмотри на нас! Мы же возвращаемся домой! Думаешь, тебе одному тяжело сейчас?
И хотя Мария при этом никак не двигалась, в одном только её голосе было столько ярости, что меня пробрало до несуществующих костей.
- Я… прости. Виноват. Я должен…
- Хватит. Тащи свой железный зад к своим воинам и покажи, что у них есть капитан, а не молчаливая ржавая железка!
***
Ночь прошла спокойно. Нас ничуть не стесняет недостаток света, и всю местность вокруг лагеря мы видели, как ясным днём. Небольшие патрули, чьи маршруты были мною лично скорректированы, не особо таясь, прочёсывали местность, в то время как арбалетчики зорко наблюдали за их мёртвыми зонами обзора, укрывшись в кустарнике. Ещё вечером мы сменили демаскирующие белые плащи на балахоны песчаного цвета и теперь достаточно неплохо сливались с землёй. С утра мы никуда не стали выдвигаться – передвигаться по пустыне под дневным солнцем довольно изощрённый способ самоубийства для большинства из обитателей
Ауриги. Пока мои воины продолжали бдить и наблюдать, кочевники подготавливали повозки и друг друга к переходу, а ходоки маялись бездельем, со скуки соревнуясь в меткости, избрав мишенью какое-то одинокое высохшее дерево с толстой растрескавшейся корой белого цвета.Наш небольшой лагерь расположился чуть в стороне от заброшенной дороги, в теснине, зажатой с двух сторон невысокими, но весьма крутыми скалами
, напоминающими костяшки сжатого кулака. Сейчас весь руководящий состав нашего караван собрался на плоской вершине восточной скалы, расстелив на камне старую карту Янтарных Равнин.
- Сейчас мы тут, в полутора сутках пути от замка де Фуа. Есть смысл попытаться сделать его делать одним из перевалочных пунктом или там сейчас одни руины?
- Замок старины Мишеля охранял границы нашего королества с самых первых его дней. Там были высокие и крепкие стены, их так просто не разрушить ни огнём, ни магией, и как бы не старались сородичи твоего, Тамерлан, неуважаемого нанимателя, полностью сравнять с землёй это место у них так и не вышло. Остов стены всё ещё может послужить укрытием от ветра, а если подвал не засыпало песком, то там можно спастись и от солнца.
- Значит решено. Выйдем сегодня пораньше, до заката, будем идти всю ночь, к утру должны добраться до замка. Куда последуем дальше?
- А зачем нам искать укрытие? По-моему это лишний риск. Разве не можем мы устроить лагерь, подобный этому, в том месте пустыни, где нас застанет рассвет?
- Сразу видно, что вы впервые в пустыне, Микаере. Если одну-две повозки ещё можно укрыть под открытым небом, то лагерь для такого большого каравана так или иначе будет уязвим и для нападения, и для ветра. А ветра в Янтарной Пустыне днём дуют такие, что тот шторм в заливе Клыков, который нам тогда устроили ведьмы, покажется лёгким бризом. Кроме того, на открытом пространстве мы будем куда как заметнее для лазутчиков Улья.
- Я уже говорил, вряд ли их тут много в пустыне.
- Анант не может рисковать. Караван должен соблюдать осторожность.
- Замолкни. Здесь. Крепость пещерников.
- Она не отмечена на картах, вы уверены, Франциск?
- Да. Тайная. Прятался там.
- Что ж, похоже придётся вам поверить, потому что в досягаемости никакого другого укрытия нет. Дальше как двинемся?
- А что вот это за символ? Это же гнездо плетевидок, разве нет? – Микаере приложил свой тонкий указательный палец с коричневым ногтем к значку на карте в виде переплетённых голов.
- Да, думаю, как раз туда мы и сможем добраться от этой тайной крепости, если она конечно существует.
- Ваш скептицизм неуместен, Тамерлан. Если у вас есть другой вариант, то предлагайте его, - Хамнет, как и всегда, был прямодушен.
- Прошу прощения, просто я чертовски не люблю неточность и неопределённость. Я…
- Погодите-ка, вы что, хотите остановиться на ночлег в гнезде этих тварей?
- Не дрейфь, рогатый, что нам сделает пара дохлых змеек с лишними головами? Они уже давно либо сами с голода вымерли, либо их сожрали фуражиры Улья.
- В любом случае выбирать особо не приходится. Тот факт, что мы три дня подряд будем спать не на открытой местности уже удивителен сам по себе. Будто не пустыня, а оживлённая дорога, утыканная трактирами.
Рассчитав ещё несколько остановок, большинство из которых неизбежно будут под открытым небом, мы стали ждать вечера.
***
Закатное солнце окрасило раскалённый песок в красноватый цвет. Марево размывало очертания впереди идущего, а каждый шаг был подобен погружению в раскалённые угли. Горячий воздух не насыщает лёгкие, лишь напрасно обжигая горло и иссушая язык.
По счастью, наши стальные тела не способны испытывать все эти неудобства, а вот Зелёным Стрелам было нелегко. Привыкшие к влажным лесам Ауриги, ходоки очень неважно переносили жару. Многие без сил сидели на козлах повозок, тесня друг друга. Другие распластались на своих лошадях, как на перинах, пряча лица в пышных гривах, пропахших сейчас конским потом.
Кочевники, что не удивительно, напротив, не чувствовали какого-либо дискомфорта – навряд ли эта пустыня сильно отличалась от их родины. И всё же они тоже выглядели напряжёнными – это был первый день на, в общем-то, вражеской территории. Дозорные всматривались в чистое розовое вечернее небо, надеясь заметить летающего дрона Улья до того, как тот увидит караван.Железнобокие же рассыпались ромбом вокруг повозок, готовые нанести упреждающий удар по любому противнику, которого смогут увидеть.
- Красивый закат, - Тамерлан приложил ладонь ко лбу и прищурил глаза, глядя на солнце, - хотя с домом не сравниться. Видели бы вы, как солнце играет на воздушной лазури минаретов! Как оно пронзает насквозь клубы дыма из кальянных, как сверкает на матовом хитине Большого Жука! Эх, как же давно я не был дома!
- Ты так красиво описываешь этот закат, что я увидел его куда как более ясно, чем нынешний, Тамерлан, - произнёс Хамнет, только вернувшийся от переднего отряда дозорных.
Кочевник сначала блаженно кивнул, продолжая греть лицо в лучах солнца, а потом нахмурил брови.
- Погоди-ка, уж не хочешь ли ты сказать, что никто из вас не видит этого солнца?
- А ты видишь глаза, способные на это? – бывший архитектор помахал латной перчаткой перед лицом.
- Но меня же вы видите?
- Да. И нет. Я вижу, или, скорее чувствую Прах, а Прах пронизывает всё вокруг, даже наших лесных друзей, хоть это им не нравится. А вот на солнце Праха нет. Да и высоко в небе его не особо много.
- А цвета? Цвета вы тоже различать не можете?
- Как ни странно, можем. Может это самообман, может мы заставляем себя поверить, что мы их различаем. А может цвет тоже как-то связан с Прахом. Мы не выясняли. И не потому что не можем.
- Не хотим.
- Ясно, - наш наниматель обвёл глазами окрестности, - чёрт возьми, как же вам всем в своё время не повезло.
Если бы я мог, я бы расхохотался.
- Ну надо же, стоило просто встретить вместе закат, чтобы до тебя это дошло! Вы необыкновенно чувственны, господин Тамерлан!
В голосе сержанта звучала откровенная злость, почти такая же, как накануне при разговоре с драккеном.
- Хамнет. Арьергард.
- Да, командир.
Когда он отъехал на несколько метров, Тамерлан извинился.
- Прошу прощения, я не подумал над своими словами и обидел вашего подчинённого, да и вас, наверное, тоже.
- Хамнет горяч. Не воин. Архитектор. Часто злится. На всех.
- Да, тем более тут. Наверное, ему особенно больно было, когда тут всё пылало.
- Больно всем. Дом. Представьте. Минареты в огне. Кальянные в руинах. Большой жук мёртв.
- Да-да, я…, - Тамерлан потёр переносицу, собираясь с мыслями, - я допустил ошибку. Мне казалось, что внутри вы такие же…неживые, как и ваши доспехи. Но душа у вас живее многих моих знакомых из плоти и крови.
- Спасибо.
- За что?
- Не это все видят.
***
Короткое лезвие ярко сверкало на полуденном солнце, вращаясь с такой скоростью, что полоска стали превратилась в стальное марево, окружающее моего противника. Длинное древко оружия, также выполненное из стали, выделывало в его руках сложные пируэты, создавая запутанный и при этом завораживающий в своей смертоносной красоте рисунок. Казалось, будто какая-то магия окружала владельца глефы
, размывая его силует, утомляя глаза, рассеивая внимание.
Взмах булавы плавно, если не сказать нежно, отводится в сторону, утыканное шипами навершие проваливается в пустоту. Стальная сфера приближается ко мне на полшага – и настоящий поток ударов обрушается на баклер, на котором ещё виднеются царапины и зазубрины, оставшиеся после боя с разбойниками. Глухой, злобный звон стали мог бы вызвать ломоту в костях и боль в зубах у живого воина, но сталь лишь слегка дрожит от каждого столкновения, рассыпающегося сонмом искр.
Резкое движение – но лишь кончики пальцев бессильно касаются древка – попытка схватить оружие не удалась, сопротивление воздуху, которое создал щит, стоило мне ключевых долей секунды. Противник уже начинает новую атаку, воспользовавшись ошибкой, но его неожиданно едва не сметает удар булавы в бедро. В последний момент он отскакивает, но броня всё равно прогибается от касательного удара.
- Стоп.
Я опускаю руки, а Гийом упирает тупой конец оружия в песок.
- Эффектно. Эффективно. Но. Расстояние. Зря приблизился. Сила. Не пробиваешь броню. Больше колоть.
Я перевёл дух – короткий разбор полётов утомил меня больше нашего спарринга.
- Ну вот, а ты говорил, что это только в цирке так можно крутиться. Главное – практика. Хотя насчёт брони ты прав. Похоже что колющих движений в моих па и впрямь не хватает – глухой голос был полон счастья.
Поэт готов был ещё долго распинаться про своё любимое оружие –страсть, которую он обрёл после смерти своей музы в огнях Пожара, – но тут к нам подошёл один из бойцов отряда.
Караван без проблем дошёл до замка де Фуа и, пока наши живые спутники спали и отдыхали, а рядовые воины встали в дозор, мы с Гийом решили отойти чуть в сторону и немного потренироваться.
- Оноре? Что-то случилось?
Вестовой кивнул.
- Паш и Лапуль нашли кое-что в руинах цитадели. Она уже там, и послала за вами.
Переглянувшись (хотя в этом человеческом жесте не было смысла для существ, воспринимающих мир через прах), мы последовали за бойцом.
За два века запустения замок де Фуа почти полностью скрылся под песками. Лишь чёрные разбитые верхушки стен гнилыми зубами башенок щерились неровным квадратом, да внутри них обрушившейся грудой камня и щебня на несколько метров вырастало из пустыни надгробие цитадели. От подвала же осталась лишь небольшая засыпанная песком ниша, где мы сложили продукты и другие припасы, чувствительные к жаре.
Лагерь пребывал в тишине – ходоки и большинство кочевников спали, утомлённые дорогой, драккен сидел в своей палатке, а немногочисленные не занятые делом Железнобокие разбрелись по окрестностям.
Однако рядом с цитаделью плотным кругом столпилось пару десятков воинов, скрывающих своими широкими песчаными плащами что-то – или кого-то.
Пропустив офицеров, они снова сомкнули свой строй, а мы увидели, как Мария сидит на коленях перед ним.
Покорёжнный доспех, несмотря на засохшие бурые пятна, вмятины и чёрные прорехи, всё ещё выглядел изящно и даже красиво. Ребристый нагрудник был прикрыт широкими наплечниками, латная юбка прикрывала стальные ноги, а помятые сабатоны, хоть и были слегка вывихнуты, всё ещё были единым целым с остальной бронёй. Круглый шлем с железным воротом, прикрывающим загривок, и пикой плюмажа, на которой виднелись остатки некогда пышных перьев, упирался в живот Марии, а опущенное забрало было выполнено в виде львиной пасти, всё ещё тускло сверкающей остатками позолоты.
- Барон, погляди-ка, кого нашли наши братья. Узнаёте?
Она указала на лежащий рядом треугольный щит. Несмотря на то, что песок шлифовал гладкую поверхность не одно десятилетие, на нём всё ещё можно было разглядеть тусклый герб – черного козла на задних ногах, держащего красную розу. Когда-то я, как и всякий дворянин, знал геральдику нашего королевства безупречно – но теперь лишь смутное чувство узнавания едва шевельнулось внутри. Видно, со временем, в забвение ускользают не только годы до Катаклизма, но и последующие лета.
От неловкого молчания меня в который уже раз спас Гийом.
- Это герб дома Делагреш. Но их владения находятся в горах на самом северо-западе королевства, а во время войны они придреживались нейтралитета, как он тут оказался?
- Спросим у него самого.
- В мою палату. Не размыкаясь – кортко приказал я и сам аккуратно просунул руки под подмышки брони.
Пока мы тащили не живого и не мёртвого рыцаря, из палаток, привлечённые голосами и шумом высовывались сонные ходоки и кочевники. Впрочем, куда больше меня встревожил приподнявшийся край полотна, закрывавшего вход в убежище ящерицы. И хотя, наверное, со стороны никто не заметил его внимательный взгляд вертикальных зрачков из темноты палатки, зрение Праха сразу выдало его любопытный взор.
Клятая рептилия.
В моей палатке, сравнительно просторной, было не так много места, поэтому, пока рядовые бойцы окружили её строем, мы с Гийомом уложили неизвестного Делагреша на песок, отодвинув мой немногочисленный скраб.
Мария извлекла откуда-то небольший мешочек и, распустив горлышко, начала изливать на покорёженные доспехи тоненькую струйку цвета солнца.
- Гийом. Принеси ещё.
- Одной унции хватит. Избыток праха может свести его с ума после столь долгого сна.
Вдоль изящных пальцев моей подруги струились крохотные серебряные молнии, которые, казалось, частично впитывались в крупинки Праха и проникали сквозь металл в нутро незнакомца. Драгоценная пыль, едва касаясь шлема и нагрудника, над которыми медленно водила мешочком Мария, тут же исчезал без следа, холодное и ржавое железо впитывало его без остатка.
К тому моменту, когда поэт вернулся назад, держа в руках ещё один более крупный тугой мешок, запасы невольной целительницы иссякли, и она положила свои руки прямо на пустой шлем, молнии бежали по её рукам уже целым потоком. Молча кивнув вошедшему, она рукой потянулась к раскрытому нами мешку и, набрав полную горсть рукой, вновь начала экономно сыпать Прах на Делагреша, не убирая другую руку с головы.
Я почувствовал момент его пробуждения словно сквозь туман. Как будто в каком-то далёком сне я выныривал из бесконечно глубокого озера, чистого и холодного – ещё одна радость, отнятая Катаклизмом – и глубоко и жадно глотаю влажный тёплый воздух.
Едва заметная дрожь прошла по доспеху, последовавшие за ней судороги вправили вывихнутые ботинки, выправили все вмятины, невидимым ударом стряхнули ржавчину и песок. Тусклый, но ровный синий свет медленно разгорался в узкой смотровой щели.
Вдруг резкое движение – и стальная перчатка хватает Марию за горло.
Тихий голос, который, однако, лютым морозом бьёт по ушам из-за чёрной ненависти, злобы и гнева.
- Предатели.
