***
Солнце лениво ползло по небосклону, щедро опаляя нас своими жаром. Позиции уже были по мере возможности обустроены, а некрофаги окружили нас, предусмотрительно держась дальше, чем могла долететь стрела любого из ходоков. Замкнув круг, кривые фигурки с самым разным числом конечностей зарылись в песок, за исключением небольшого числа дозорных, принялись ждать. — Понимаю, почему они не атакуют, — Микаере, изнемогая от жары даже в тени тента, недовольно рассматривал небольшие песчаные холмики, выросшие вокруг нашей дюны. — Не думаю, что они будут долго ждать после заката. — Мрачно заметил Хамнет, водя точильным камнем по лезвию своего топорика. — Прокормить такую орду в пустыне, мягко говоря, непросто, так что им после штурма срочно придётся вернуться на запад в любом случае. — Что вообще такая армия делала в пустыне? — Задумчиво почесал подбородок ходок. — Сложно сказать. Может быть, шла в набег на юг или север. А может — нас всё-таки заметили после Шато-Сен-Бастонь и выслали превосходящие силы на перехват. Для нас уже нет особой разницы. — Может, мне их немного напрячь? Расстояние небольшое, взяв разбег, мы за пару минут до них доберёмся. — Предложил подошедший Тамерлан. Под свой балахон он надел короткую кольчугу с круглым щитком на животе, а на голове прикрытой тканью красовался круглый остроконечный шлем-шишак с наносником. — Не стоит. — Я киваю Гийому, чтобы тот объяснил опасность подобной атаки против западных тварей — благо нам довелось видеть их результаты. — Экономьте силы своих воинов, Тамерлан. Пешие трутни, может, не самые умелые воины, но зато напугать их, пока рядом есть вожак, практически невозможно. Во всяком случае, кавалерийской атаки они совсем не боятся. Мы как-то видели натиск ваших собратьев-наёмников на точно также закопавшихся некрофагов. Они должны были пройти сквозь часовых, параллельно вырезав их, а затем выйти в тыл противника. Так вот, те некрофаги, что успели выкопаться, бесстрашно лезли под самые сабли, чтобы добраться до лошадей и всадников, они готовы были буквально нанизать себя клинок, лишь бы задержать на пару секунд кавалериста, на которого тут же набрасывались ближайшие твари. Те же, что оставались под землёй, хватали лошадей за лапы или даже бросались им под ноги, стремясь их переломать или хотя бы ранить. Слишком многие ваши воины завязнут и будут разорваны. К тому же, частенько их оружие отравлено трупными ядами и прочими дешёвыми, но смертельными гадостями, так что одного ранения хватит для пренеприятнейших последствий. Кроме того… Оставив поэта, нашедшего слушателя, вести свой монолог, я направился в сторону палатки в центре повозок. Кивнув паре стражей, я вошёл внутрь и стал наблюдать, как Мария, преклонив колени, опустила руки в огромную не чашу даже, а целую купель, наполненную Прахом. Учитывая затраты сил и этого проклятого драгоценного вещества на пробуждение и исцеление всего лишь одного уснувшего, было решено не тратить силы на попытки пополнить наши ряды за счёт... груза. Пусть лучше она подготовится к бою как следует. — Говорит? — Что говорит Прах? Мой барон, я не предсказательница и не провидица, а лишь скромная служительница церкви. Я могу лишь приложить все свои усилия на то, чтобы мы выбрались из пустыни, что когда-то была нашим цветущим домом. Я сел рядом и посмотрел в зеркальное забрало, не произнеся больше не слова. Они нам и не были нужны. Не раз мы были на грани не полноценной смерти даже, а жуткого забвения в безумии и беспамятстве. Не раз мы вот так молча сидели, наслаждаясь тишиной, покоем и чем-то ещё неуловимым, что мы не смели назвать вслух. В этой, единственно доступной холодному металлу доспехов близости, мы провели время до самого восхода Борелии, так и не произнеся ни единого слова.***
— Красный закат. — На удивление спокойно заметил Микаере, разглядывая тонущее за горизонтом солнце. — И что теперь? Скажешь, предвестник кровопролития? Или что это дурное предзнаменование? — Хамнет определённо был недоволен тем, что драккен готовится к бою неподалёку так же, как и остальные, а не валяется где-нибудь без головы. — Да нет. Красиво просто. Архитектор стушевался, а я, кивнув напоследок оставшейся на вершине холма Марии, спустился по крутому склону к ужасно тонкой цепочке бойцов, оцепивших дюну. Перед нашими порядками в песке был вырыт небольшой ров — сухой песок был слишком сыпучим для по-настоящему надёжного укрепления, но в нашей ситуации даже такое убожество фортификации было, возможно, той самой соломинкой. На удалении, отряхиваясь из песка, на поверхность выбирались выспавшиеся трутни, хватая брошенное прямо на землю оружие, в основном из костей и железа. Многие из них угрожающе ревели, выли, шипели или издавали звуки, которым не было описание в нашем языке, подняв оружие и размашисто размахивая руками. «Животные». Воздев свою булаву в воздух, я резко опустил её на свой баклер. Над безмолвными порядками Железнобоких. Через несколько секунд мне ответили три слитных удара оружием по щитам. Грохот, слившийся в протяжные удары грома, заглушил некрофагов, заставив тех притихнуть, и вселил в меня уверенность если не в победу, то в славную гибель. Последним, разрыв небольшую рукотворную дюну, показался вожак. Четыре колоннообразные ноги на слегка сплюснутом вытянутом теле, прикрытым вдобавок к толстым хитиновым пластинам попоной с металлическими дисками, позвякивающими при любом движении. Торс же, в которой переходила горизонтальная часть твари, скрывал костяной доспех, отзывавшийся зловещим перестукиванием на каждое движение владельца. В одной руке полководец держал чудовищных размеров тесак из красноватого металла с волнистым лезвием. В другой извивалось жуткое оружие, каким могло пользоваться только существо Улья — длинная извивающаяся тварь, напоминающая змею. Её слепая голова была прикрыта костяными пластинами, а круглый рот — усеян рядами загнутых острых зубов. Тело выходило из спиральной раковины, оплетающей плечо вожака. Здоровяк несколько секунд осматривал своё войско, потом перевёл взгляд на меня. Даже на таком расстоянии я почувствовал ненависть бесконечно чужого сознания. — Забавно, — пробормотал Гийом, — дважды два — далеко не всегда четыре, поднятая конечность — далеко не всегда означает приветствие. А вот ненависть — это всегда ненависть. Страх — это всегда страх. Международный язык общения, как бы нелепо это не звучало. Атака началась внезапно. Вот некрофаги ещё только отряхиваются от песка, а вот они уже бегут оравой в нашу сторону. Почти сразу запели тетивы луков ходоков, и жала стрел начали собирать свою жатву, но орда этого как будто бы не заметила. Несмотря на кажущуюся хаотичность, у противника был определённый план — трутни собрались в три потока, один из которых был особенно многочисленным. «Видимо, хочет продавить нашу тонкую защиту несколькими кулаками и добраться до стрелков. Очевидно, он понятии не имеет, с кем имеет дело». Несмотря на то, что лучники почти всегда находили свою цель в толпе трутней, прикрытых, в большинстве своём, только собственным хитином да широкими плоскими костяными кирасами, меньше их как будто не становилось. Убитые и раненые тут же затаптывались своими собратьями, в ответ разобщённо летели грубые дротики из кости. Встречаясь с нашей зачарованной сталью они с низким звоном ломались, но некоторые перелетали через железное кольцо, вонзаясь в протестующее скрежещущий песок, гулкое отзывающееся дерево повозок и изредка, с чавкающим звуком, в плоть неосторожного стрелка или всадника. Расстояние сокращалось стремительно, боевые трутни, тощие, лёгкие, с длинными конечностями, уверенно бежали по песку, почти в нём не увязая. Морды самых разных форм, с челюстями и жвалами, с разнообразным количеством глаз, ртов, рогов, ушей и других органов, о предназначении которых можно было только догадываться, были на удивление одинаковы в выражении совершенно безумной ярости. Назвать её звериной было бы ошибкой — ни один, даже самый голодный и дикий зверь не будет так упрямо бежать навстречу своей гибели. Слитным треньканьем разрядились немногочисленные арбалеты, и тяжёлые снаряды, пройдя прямо над шлемами железной цепи, на мгновение будто остановили живую волну, сбивая с ног, пронзая насквозь и опрокидывая передние ряды. Но это был лишь миг иллюзии, который сменился всё той же картиной чудовищного натиска. Вожак стаи, при этом, пока что разумно держался за радиусом полёта стрелы, застыв монструозной статуей, молчаливо взирающей за развернувшимся кровопролитием. Я так и не понял, когда настал этот роковой миг. Вроде бы только что они были в сотне метрах от стройного, но тонкого ряда, а в следующее мгновение над пустыней разнёсся оглушительный грохот столкновения, ужасный звук встречи плоти, крови, стали и кости. Бурая волна накатила на стену из стали, буквально нанизывая себя на оружие, вминая себя в щиты и броню. Ведь к любой стене, сколь бы высокой она не была, можно насыпать вал, лишь бы хватило земли и времени. И не хватило защитников. Единым движением шаг назад — кольцо сузилось. Могло показаться, что они поддались, не выдержали удара живого цунами — но нет. Железнобокие отступили, чтобы не оказаться погребёнными заживо под мёртвыми и живыми некрофагами, смерть, которую некогда встретили многие Хранители в диких степях. Костяные и деревянные копья бессильно скользят и ломаются о броню, в то время как хитин и в половину не так прочен, не говоря уже о неприкрытой коже и мышцах. Но вот я слышу гулкий и грубый, диссонирующий низкий звук, ещё один. Грубые, но от того не менее эффективные булавы из толстых черепов невиданных животных, а кое-где и из стали с желтоватым отливом, проминают даже волшебный материал, заменившей нам живую материю. Не сразу, не с первого удара — но твари продолжают бить, погибая одна за другой, но не прекращая наносить удар за ударом, и вот воин уже не может поднять руку так же высоко, не может сделать ещё один шаг назад вовремя — и его отрывает, уносит в сторону бурлящей океан. Некрофаги знали с кем им придётся сражаться. Знали и подготовились. — Сузить! Два ряда! Короткий отрывистый приказ, пока рука сжимает рукоять верного оружия — но теперь я не имею права отдаться жажде битвы. Теперь я не уверен, что просчитал противника, теперь я не знаю, чего ждать от чужого, непонятного разума пришельцев с востока. Мои мысли на миг прерывали залихватские гиканье и свист за моей спиной. Обстрел дротиками почти прекратился, а дроны сконцентрировали свои силы в трёх местах, пытаясь продавить одновременно сражающихся и перестраивающихся Железнобоких. В этот момент Тамерлан решил, что настал его час. Подбадривая самих себя криками, воздев руки с кривыми мечами, топорами и хопешами, всадники быстрым поток извергнулись из круга повозок, на ходу формируя клин, направляясь к стыку между двумя молотами некрофагов. Странная, почти нематериальная дрожь прошла от вожака по шевелящейся массе — и некрофаги начали стекаться туда, пытаясь предупредить прорыв, но уже поздно. Перескакивая прямо через спины чуть присевших и пригнувшихся стальных воинов, гибкие и мускулистые кобылы и жеребцы кочевников ножом входят прямо в центр строя — а, несмотря на кажущуюся хаотичность, это именно строй — порождений Улья. Казалось, гибкие звери буквально предчувствовали опасность, уводя себя и своих всадников от сыпящихся отовсюду ударов, отвечая ударами длинных и мощных ног, крошащих черепа и переламывающих конечности. От них не отставало и оружие кочевников уже окроплённое кровью. Клинки вздымаются в воздух и — в небо устремляется веер красных брызг.Опускаются вниз — и ещё одно существо падает на землю со страшной раной. Однако не всегда и не везде воинам Тамерлана сопутствовал триумф. Несмотря на скорость, благодаря которой первые клановцы уже вырвались из окружения, тут и там слышались полные ужаса короткие, резко обрывающиеся крики, завязнувших всадников и дикое ржание упавших животных, заживо раздираемых на части. Я обратил внимание на командира некрофагов, отслеживая его реакцию. Тот, стремительно перебирая ногами, двигался прочь от кочевников, окружённый небольшой стаей своих слуг. Но не было в движениях чудовища трусости, разумной ли, звериной ли. Только осторожность. Опасный противник.Тем временем, ручеёк всадников окончательно выбрался за пределы сжимающегося кольца врагов, потеряв меньше десятка бойцов. Подчиняясь движениям высоко воздетого ятагана Тамерлана, они начали стремительно разворачиваться, чтобы начать отщипывать от орды по кусочку, кружа по её краю, но тут в ужасающую симфонию смерти и разрушения влился новый инструмент. Из-за вершин одной из дюн, поднимая в воздух облачка песка, один за другим стали появляться летучие боевые дроны Улья. С массивной головогрудью, шестью когтистыми лапами, поджарым брюшком, увенчанным жалом и двумя парами прозрачных громадных крыльев, они представляли собой зрелище в равной степени завораживающее и пугающее. До меня донёсся низкий и частый стрекот, с которым прозрачные крылья хлопали друг о друга и надкрылья. Стая из чуть более полусотни особей волной обрушилась с высоты сотни метров, стремясь либо нанести смертельное ранение в голову, либо зацепить и поднять в воздух свою жертву. Кочевники в панике закричали и попытались было рассыпаться в стороны, что стало бы для них концом, но яростный крик их лидера, одним выверенным ударом меча разрубившего пополам попытавшуюся спикировать на него тварь, вновь собрал вместе отряд. Стрелы, только что свистевшие уже практически между шлемами Железнобоких, теперь летели в небо, стремясь поймать проворных и существ. «Как же мы их не заметили? Хотя они не могли лететь во время бури, а значит передвигались по земле вместе со всеми. После же здоровяк-полководец специально оставил их позади на земле, вводя нас в заблуждение. Нужно его прикончить, иначе у нас нет шансов — с таким численным преимуществом и менее коварный командир был бы опасен, а столь хитрый зверь оставляет нам очень мало шансов на победу». Звонкий стук, удар в мой стальной наплечник, — и костяной дротик, разбившийся на осколки, осыпается на песок. Строй уже совсем рядом, стоит мне протянуть руку, и я коснусь до плеча воина второго ряда, орудующего крылатым копьём поверх голов товарищей. Узкая полоска стали пчелиным жалом танцует, борясь с сомном оружия, когтей и клыков, постоянно вонзаясь в плоть и тут же отступая прежде чем цепкие лапы схватятся за древко. Каждый из Железнобоких стоил куда больше, чем даже десяток этих безмозглых орудий бесконечно далёкой от привычного нам разума воли, но разница в количестве была куда больше. Особенно остро это чувствовалось теперь, когда лучники вынуждены были сместить свой прицел на угрозу с воздуха, помогая отбиться кочевникам, которые всё ещё пытались следовать изначальному плану, неся потеря, но всё же нанося небольшой урон нестройным рядам некрофагов, которые оказались не в силах догнать стремительный строй кавалерии и лишь огрызались редкими дротиками. И всё же я видел и даже чувствовал — нас теснят. За каждый шаг непоколебимого строя назад они платили десятками убитых и сотней раненых, но некрофаги были теми, кто мог и был готов отдать подобную цену. Никогда бы не подумал, что захочу снова увидеть ненавистное чародейское пламя, алчно пожирающее мясо и кости! Ещё один шаг строя назад — и мне приходится-таки вступить в бой. Тяжёлый моргенштерн привычно ложится в руку, шипастое навершие раз за разом обрушивается на трутней, раздробляя хитин, разрывая мышцы, перемалывая кости, пока на поданный кем-то вместо баклера шестиугольный щит сыпятся удары. Сражение ещё не превратилось в отдельные схватки — но этот момент близок, а против некрофагов это будет означать поражение. — Строй! Стальные доспехи скрипели, упираясь друг в друга, прогибаясь от постоянных ударов. Суставы-сочленения деформировались и клинили, ограничивая подвижность. И даже цельнометаллическое оружие начинало медленно гнуться, сминаться, не выдерживая безумную вакханалию битвы. В какой-то момент я понял — ещё шаг назад — и задние ряды упрутся в повозки. А потом нас просто раздавит этот бесконечный бурый прилив, который будто простирается до самого горизонта, словно всю Ауригу уже затопила эта чума, и мы сейчас тоже пойдём на дно, став забытой страшилкой, навеки уснувшей под окровавленными песками. И в этот решающий миг, этот момент истины откуда-то внутри появилось и стремительно стало распространяться живительное тепло, наполняя меня силой. Откуда-то сверху, поверх наших голов в передние ряды штурмующих ударили ветвистые серебряные молнии. Ударили без единого звука, почти незаметные в шторме кровопролития — и всё же сражающиеся стороны на миг замерли, зачарованные чудесными зрелищем. Там, где они касались толстой шкуры порождений Улья, она, сморщивалась, осыпалась пеплом, мускулы под нею иссушались, как бы прилипая к костям, подчёркивая узлы суставов и полосы рёбер, пока тварь не падал на землю сухой мумией. А от них почти такие же, но уже с золотистым оттенком молнии били в нашу сталь, затягивая прорехи, выправляя вмятины, давая новую силу для битвы. Силу Праха. Обернувшись, я вижу её, забравшуюся на одну из повозку. В двух руках воздетый над головой посох с навершием в виде бронзовой розы, украшенной рубиновыми каплями. Молнии сплошным поток окутывают извитое палладиевое древко, на котором не осталось никаких напоминаний о скрывавшем его от посторонних глаз полотнище. Балахон уже не прикрывает изящную броню, покрытую витиеватыми письменами, он на глазах тлеет, местами загораясь потусторонним синим огнём, обнажая сверкающую в свете молний и холодного сияния звёзд броню. Два строя на короткий момент застыли, упёрлись друг в друга, не в силах перебороть натиск противника. Удача не могла решить, на чьей же она теперь стороне, но вот строй металлических фигур сделал слитный, уверенный шаг вперёд, раздавливая иссушённые трупы в пыль. Ещё один. Бойцы уже не просто защищались, они сами начали атаковать, опрокидывать захлёбывающееся наступление, воодушевлённые не только магией, как таковой, но и самим зрелищем, осознанием того, что на их стороне осколок Старого Королевства, та, кто когда-то стояла подле самого трона и вела в бой стальные полки практически неуязвимых воинов, одна из немногих, кого действительно можно было назвать Владыкой Праха. Низкий, утробный рёв пронёсся над пустыней оглушающим громом. По живому морю вновь прошла рябь, после чего некрофаги словно взбесились. Уродливые тела буквально нанизывали себя на мечи и копья, лишь бы вырвать их из стальных рук, умирали десятками, чтобы повалить на землю одного Железнобокого и разбить строй. — Стоять! Держаться! — Останавливаю наступления и выискиваю взглядом вожака. Высокой фигуры не видно в задних рядах — он мчится ко мне, и бурый океан расступается перед ним, отчасти из страха, отчасти из уважения. Нет, не ко мне — его цель та, кто уже почти переломила ход битвы! — Микаере! Вожак! Рагнатир слышит меня — я вижу из плоти гиганта словно ветки с белоснежными цветам, вырастают белооперенные стрелы — но тот, прикрыв морду лапой, словно не ощущает комариные укусы лучника. «Дойдёт до строя — протопчет и не заметит». — Гийом! Место! Сержант, превратившийся в стальной вихрь со своей глефой, ведёт группу бойцов с двуручным оружием вперёд, навстречу нефрофагам. Клейморы и цвайхандеры, секиры и боевые молоты проделывают кровавую просеку, отбрасывая на отдельном участке некрофагов на добрый десяток метров. Ударный отряд отступает, а его место занимают воины со щитами, с трудом удерживающие тут же стиснутый с трёх сторон выступ. Но много времени и не нужно — вожак уже совсем рядом. Вот он взрывает ряды воинов, поднимая в воздухе ожившие тела ударами ног и тесака, и оказывается на узкой полоске между рядами Железнобоких и повозками. В этот момент я устремился в едином рывке, одном точном ударе навстречу чудовищу. С влажным мерзким хрустом навершие булавы врезалось в заднюю лапу твари, превращая в кашу хрящи, мышцы и кости, пока короткие шипы вспороли кожу, тут же окропляясь тёмно-бурой кровью. В следующий миг меня словно ударили многотонным колоколом — передняя нога оглушительно взревевшего вожака, дёрнувшись назад, снесла меня в сторону, словно бумажную игрушку. Но цель достигнута — скорость существа потеряна, и он оказался отрезан от своей орды тонкой стальной цепью, едва сдерживающей совсем обезумевшую бурю хитина. И всё же он не отказался от своей цели. Бросив на меня взгляд горящих жёлтым огнём глаз с узкими зрачками, великан всё же сделал ещё один шаг вперёд — и едва успел закрыть лицо рукой от ослепительного потока пламени. Между ним и вершиной холма замерла, казалось бы, такая хрупкая на фоне вожака фигурка драккена, широко распахнувшего пасть. И всё же вырвавшийся из неё огонь остановил тварь и даже заставил её припасть назад, на здоровую ногу. А затем змее-хлыст резко бросается вниз и вперёд, под реку огня — и бритвенно острые зубы вонзаются в зеленоватую чешую рептилии. Потеряв концентрацию, ящер немного нелепо вскрикивает и посохом отбрасывает живое оружие. Но момент уже потерян — некрофаг восстановил равновесие и, не обращая внимание на плавящиеся кости нагрудника и языки пламени, окутавшие руку, занёс свой огромный тесак для удара. В следующий миг новый удар моей булавы обрушивается уже на переднюю ногу. Удивлённый вскрик — и задержавшийся на миг взмах проходит поверх пригнувшегося драккена. В этот раз я тут же отскочил назад, и взмах свободной руки лишь разгоняет воздух передо мной. «Не бывать такому, чтобы драккен сражался, а я глотал пыль!» Впрочем, тот уже, похоже, не в состоянии биться. Путаясь в собственных ногах, он медленно отходит в сторону, начиная заваливаться на бок — как я и думал, змея-симбиот крайне ядовита. По счастью, для меня это не угроза. Чудовище обманчиво медленно разворачивается ко мне — мы бьёмся один на один теперь. Его орда в стремлении добраться до своего повелителя наглухо связала не только Железнобоких, но и всех лучников, разрывающихся между ними и только-только поредевшей тучей летающих жуков. Хлыст вновь резко бросились вперёд — но мощные челюсти лишь бессильно сомкнулись на кромке щита. Быстрый удар булавой — и размазанная голова твари осталась на щите, пока её тело в судорожных конвульсиях стало втягиваться обратно в раковину — первая маленькая победа... которая оказывается всего лишь обманкой. В спину со всей первобытной мощью ударил массивный клинок, разрезая уже давно не песчаный плащ и буквально проламывая спинную часть брони. Я отправляюсь в новый полет и грузно приземляюсь на песок. Взревев от боли и ярости зверь встал на дыбы, чтобы втоптать меня в землю, и мне осталось лишь в отчаянном рывке под брюхо твари броситься вперёд, одновременно вонзая шип-штык на навершии оружия в мягкое, не прикрытое ни бронёй, ни хитином брюхо. Пробежав между двумя колонами-ногами, оказываюсь за спиной издавшего новый крик вожака, в котором уже больше боли, чем отчаяния. Однако я и сам с трудом стою на ногах — прореха на спине с каждым движением лишь больше расходится, а моё оружие, выпав из плоти твари, сейчас лежало на песке под ней, щедро поливаемое ихором из глубокой раны. Без немедленной помощи вожак обречён, но у него ещё есть время, чтобы добраться до Марии, а мне больше нечем его остановить. Шаг колоннообразной ноги, второй, более короткий, искалеченной конечностью. Я медленно отступаю назад, вытащив из-за пояса длинный кинжал — малополезной против такой громадины оружие, но лучше, чем ничего. Что-то просвистело над плечом — и из глазницы чудища, мягко сверкая в свете Борелии, появилось белое оперение. Новые вопль потонул в низком гуле огненного шара (каким-то образом я почувствовал — в это пламя драккен вложил все остатки сил безнадёжно отравленного тела), врезавшегося прямо в акулью морду великана. Окончательно обезумев, он слепо бросился вперёд, уже не обращая внимания на новые стрелы. Понимая, что иного выбора не осталось, я в диком прыжке бросился на здоровую ногу, стремясь кинжалом достать до сухожилия. Миг и на меня обрушилась вся многотонная громадина, увлекая за собой во тьму.