Необдуманные действия и их последствия

На часах без пяти двенадцать. Драко Малфой стоял в коридоре отдела магического правопорядка и пытался успокоиться. Он настраивал себя на спокойный тон беседы: никаких лишних и язвительных слов, никаких гневных взглядов. Но клокочущая ярость подбиралась уже к самому горлу. В голове калейдоскопом проносились воспоминания о бесчисленных допросах, заседаниях, окончательном суде и вердикте. Год Азкабана только за то, что оказался сыном своего отца. За недопокушение на чёртового Дамблдора. За то, что оказался не там, где надо, причём не по своей воле. Мысли запнулись. Неужели он сейчас стоит и пытается строить из себя жертву? К чёрту. Быть жертвой — это быть слабым. Он не слаб. Он больше не подросток без ориентиров и цели в жизни. Он совершил ошибку и расплатился за неё, и ему абсолютно всё равно, что думают об этом министерские крысы. Брезгливо сплюнув на пол, он продолжил движение к указанному в письме кабинету. — Мистер Малфой, — секретарь поднял голову, — ожидайте, вас пригласят. Он сел на жесткий стул, на который указал молодой человек. На двери в кабинет он заметил инициалы грязнокровки. Даже не удивился. Сразу же после слов Забини о том, что она руководит этой службой, Драко не сомневался, кто будет вести его дело. Если ему не везёт, то только по-крупному.  Через пять минут дверь в кабинет открылась, приглашая войти. Внутри было тесно, как для кабинета руководителя. Немногочисленная мебель из красного дерева, пара кресел и диван в углу с бордовой обивкой, захламлённый стеллаж. Скромно. Грейнджер восседала за столом с бесстрастным выражением лица.  — Добрый день, Малфой, — в её голосе звучали еле заметные нотки волнения. — Скажу прямо, тебя вызвали сюда не по моей инициативе. Полагаю, ты, как и я, не рад нашему сотрудничеству, так что мы находимся в равных условиях. — Равные условия? — Малфой изо всех сил старался говорить как можно спокойнее. — Я бы это так не назвал. — Мне не интересно, как ты это назовёшь. Я лишь выполняю поручения, и чем быстрее мы приступим к делу, тем быстрее закончим, — раздражённым голосом. — И чьи же поручения выполняет начальник службы надзора за опасными лицами? — лениво спросил он. — И насколько моё лицо считают опасным?  — Боюсь, Малфой, тебя дезинформировали, службу возглавляет Таддеус Гобли, я же — всего лишь старший помощник, — нахмурилась. — А вот насколько ты опасное лицо, мне и предстоит выяснить. — Теперь понятно, почему кабинет такой тесный и унылый, — он демонстративно оглядел помещение, ухмыляясь. — И что же от меня требуется?   — Для начала мне нужна твоя палочка. — Что, прости? — надежды на спокойное общение рухнули. — Не волнуйся, это только на то время, пока ты здесь. Стандартные меры безопасности. — Если бы я хотел воспользоваться ею против тебя, то у меня уже был шанс это сделать, не находишь?  Грейнджер нервно поправила выпавшую из причёски прядь волос. — Таков регламент, — протянула руку ладошкой вверх. Драко ещё раз недоверчиво посмотрел на неё, но, вспомнив слова Забини о важности беспрепятственного сотрудничества, вытащил палочку и вложил её в ладонь девушки. С каждой минутой ему становилось всё тяжелее сохранять субординацию.  — Что дальше?  — Мне нужно отнести её на экспертизу. Много времени это не займёт, — она встала, поправляя черный приталенный пиджак, и направилась к выходу. — Об этом речи не было, — Малфой угрожающе посмотрел на неё. — Всего пара минут, — бросила не оглядываясь и покинула кабинет. Унылая сука. Всё такая же дрянь, строящая из себя важную персону, как в школе. Причина, по которой он не захотел задушить её при первой же встрече, заключалась в том, что тогда она практически не открывала своего рта.  Драко закрыл глаза и попытался сосчитать до десяти. Простейший метод борьбы с нервозностью и раздражением, который в обычных условиях работал исправно. Сейчас же он не почувствовал успокоения, так что решил переключиться на более приятные мысли. Грейнджер вернулась через пять минут, выглядела она более уверенной, чем изначально. — Итак, продолжим. Мне понадобится подробный отчёт о твоих передвижениях за последние четыре года: адреса, контакты, связи. Также информация о том, с кем ты поддерживал общение здесь, доступ к твоим счетам и разрешение на полный осмотр Малфой-мэнора. Ярость с глухим стуком ударила по голове. Это уже было слишком. — А подробный отчёт о том, что я делал, где был и что видел за последние три дня, не нужен? — выплюнул он, с удовлетворением наблюдая, как щёки Грейнджер наливаются кровью. — Не зарывайся, Малфой, помни, что от меня многое зависит. В твоих же интересах делать только то, что я говорю. — Неужели мне грозит Азкабан только за то, что я имел неудовольствие наблюдать тебя полуголой? — брезгливо бросил он, стараясь выглядеть спокойно. — Твоё поведение наводит на интересные мысли. С твоими-то талантами и всё ещё помощник? Неужели сосёшь плохо? Он уже не мог остановиться. Вся ненависть к Министерству сосредоточилась на ней. Гадкой и лохматой выскочке, которая сидит перед ним с самодовольным видом ебаной героини, смотрит на него как на кусок говна. Но он сотрёт это с её лица, втопчет её в грязь, чего бы ему это ни стоило. — Тебе так не терпится повторить судьбу своего ублюдка-отца и сдохнуть в Азкабане? Никто не смеет говорить так о его отце — это его привилегия.  Громкий щелчок в голове. К нему будто вернулось состояние постоянной злобы и отчаяния, которое, как ему казалось, осталось в прошлом. Она пробудила в нём это одной фразой.  — А вот это ты зря, грязная сука, — он вскочил со стула, — тебя не учили держать свой поганый язык за зубами?  — Советую следить за своим языком, — она медленно поднялась вслед за ним. — Попробуй только приблизиться ко мне, и я вызову авроров, которые отправят тебя в Азкабан без суда и следствия. Грейнджер испугалась его. Он видел это. Ему это нравилось. Её голос дрожал.  — Давай! Как раньше, да? Только вместо твоих дружков к тебе на защиту прибегут твои ёбари. Их много? О да, я думаю, их много. Может, мне тоже стоит тебя выебать, чтобы ты перестала быть такой сукой и не открывала свой рот, когда не требуется?  Он заметил, как она потянулась к своей палочке, но успел перехватить её руку, нагнувшись через стол, а затем дернул ближе к себе.  — Я гарантирую, что тебе понравится, — зло шептал на ухо, вдыхая запах ее волос. Она молчала, только немного отстранилась от него, чтобы заглянуть в глаза, будто пыталась оценить степень его безумия. В её глазах больше не было страха. — Мне жаль тебя, — слова были сказаны тихо, но ему показалось, что она крикнула это прямо в ухо, — тебя ничему не научила жизнь. Что бы ты сейчас ни говорил мне и ни делал — это от твоей ущербности, ты пытаешься казаться тварью, но ты всего лишь маленький папенькин сынок, который боится за свою жалкую жизнь. Глупый и трусливый маленький мальчишка. Ты никто. У тебя нет ничего. Ты никому не нужен. Ты сдохнешь в бесславном одиночестве, забытый всеми. Ты жалок, Малфой.  Он застыл. Слова эхом отдавались в голове. Ярость и ненависть ушли, оставив вместо себя глухую боль и полное непонимание происходящего. Что он делает, мать его? Неужели он и правда безумен?  Воспользовавшись моментом, Грейнджер освободилась от хватки, поправила на себе сбившийся деловой костюм и взглянула на Драко ничего не выражающими глазами, будто ничего не произошло.  — Сейчас ты спокойно сядешь на своё место, напишешь разрешение на всё, что я запросила, и молча уберёшься отсюда. Об этом инциденте я никуда не сообщу, — она всё так же безразлично смотрела ему в глаза, не шевелясь. — Взамен я ожидаю от тебя полного сотрудничества и молчания о том маленьком инциденте, свидетелем которого ты стал в эти выходные.  Он моргнул, выходя из ступора. Всё ещё в шоке от того, что позволил себе сделать, он медленно сел на стул, на автомате взял перо, протянутое Грейнджер, и написал то, что она от него требовала. Все происходило как сквозь туман, он будто наблюдал за собой со стороны. — О дальнейших действиях я сообщу совой, — она забрала пергамент у Малфоя. — Свободен. Пришёл в себя он только дома. После двух порций виски. С ясностью мысли вернулись негодование и злость. Злость на себя за несдержанность и злость на Грейнджер. За то, какое влияние она на него оказывала, за то, что смогла свести с ума одной лишь фразой, за то, какие мысли и воспоминания она в нём пробуждала, но больше всего за то, что она попала точно в цель: он глупый и трусливый мальчишка. Хладнокровие, с которым она произносила эти слова, не давало ему покоя. Он отказывался принять тот факт, что эта гриффиндорская зазнайка сильнее его. У неё есть власть над ним. Это невыносимо. Сукасукасука. Каждый день на родине становился всё более невыносимым.

***

Дверь за Малфоем закрылась. Рваный выдох. Гермиона устало упала в своё кресло, всё ещё не понимая, что это было. Малфой может быть опасен — это пугает. С какой яростью и пренебрежением смотрел он на неё. Та тоска, которая сквозила в его глазах при первой встрече, улетучилась после одной её фразы. Он сильно изменился внешне. При дневном свете были заметны мелкие морщинки вокруг глаз и между бровей, черты лица заострились, стали колкими, как его характер, а волосы… в волосах и правда была седина. Еле заметная, но отличимая от цвета его волос. Больше всего в этой ситуации Гермиону пугала реакция её собственного тела. От его резкого движения и прикосновения она молниеносно застыла в опоясывающем страхе, будто на секунду вернулась в Малфой-мэнор и сейчас опять подвергнется пыткам. Только теперь её будет пытать сам Малфой, а не его безумная тётка. От его мерзких слов, произнесённых с такой ненавистью, от серых гипнотизирующих глаз бросало в ледяное оцепенение. Такого Малфоя она никогда не видела. Ей стоило огромных усилий прогнать чудовищный морок прошлого и дать ему отпор. Он безумен. Опасен в своём безумии. Но заметив в его глазах боль и страх после сказанных ею слов, она приняла решение, что даст ему шанс.  Она не питала детских иллюзий, что сможет его исправить и помочь, нет, она не маленькая девочка, чтобы верить в сказки, но попробовать узнать его и найти к нему подход — это звучит реально. Это её работа. Она давно поклялась себе, что не будет судить людей поверхностно, любых людей, что бы они ни совершили, она докопается до сути. Малфой — загадка, сложная задача, которую вдруг чертовски захотелось решить.  Прошло десять минут. С ужасом поняв, что чувствует на себе его запах, она поспешила применить очищающие чары. Этот запах пугал её, приводил в трепет, заставлял застыть от ужаса. Так, наверное, чувствует себя мелкая зверушка перед лицом опасного хищника.  Стук в дверь. В проходе появился Забини. — Извини, твоего секретаря не было на месте, так что я без записи, — широкая улыбка, извиняющийся тон. Чёрт. День становился всё невыносимее. Она уволит этого малолетнего идиота. — Ничего страшного. Ты по какому-то определённому делу? — глупый вопрос, но ей не хотелось молчать в его присутствии. — Я по поводу Малфоя. Вопросительный взгляд в ответ. — Понимаешь, он мой друг, я за него переживаю, — он сел на стул, на котором несколько минут назад сидел Малфой. — Зная его, могу предположить, что он может быть занозой в заднице, мягко выражаясь, так что мой долг — предупредить тебя, чтобы ты была к нему снисходительнее и смотрела глубже. Гермиона еле удержалась от истерического смеха. Может быть занозой в заднице. Ещё чуть-чуть, и он убил бы её прямо тут, в её кабинете, — это, по мнению Забини, быть занозой в заднице?  — Твой друг — неуравновешенный псих, — Забини удивлённо поднял бровь, — но не беспокойся, я и не таких встречала по долгу службы, моя работа — определить, опасен он для общества или нет, и со своей работой я всегда справляюсь безупречно. — В этом я не сомневаюсь, — ещё одна широкая улыбка. — Могу тебя заверить, что Малфой не опасен для общества. «Могу с тобой поспорить». — Что ещё ты можешь сказать о нём? — Он вспыльчив. Бывает агрессивен. Но он сильно изменился за последние пять лет. Война его сильно подкосила. Насколько я знаю, от взглядов Тёмного Лорда он отрёкся ещё до его падения, не думаю, что он мог бы возобновить деятельность Пожирателя. А вот это интересно. Малфой — редкостный гад, но то, что он не поддерживал сторону, на которой был, идёт ему в плюс. Не оправдывает, конечно. Возникает новый вопрос: почему он не сменил сторону? — Почему же он тогда ничего не предпринял, если не поддерживал Волдеморта? — Он был подростком. Что бы он сделал?  — Я тоже была подростком.  Забини смутился. Все знали, какую роль «золотое трио» сыграло в войне против Тёмного Лорда.  — Прости, — чуть замешкался. — В любом случае, он уже получил наказание за то, что совершил. Год Азкабана и четыре года ссылки — разве это мало для прощения? К чему ещё и надзор?  — В Визенгамоте сидят перестраховщики, которые не видят ничего дальше своего носа, — пожав плечами. — Пора бы уже разогнать это сборище старых пердунов, застрявших в прошлом веке. — Тут я с тобой соглашусь, — ответила она, смеясь. Было странно говорить с ним вот так, будто они простые коллеги. Будто он не раздевал её взглядом вчера в лифте, а она не видела его выпирающую ширинку. Мысли о вчерашнем заставили её напрячься. Забини здесь, в ёе кабинете. Они тут одни. У него восхитительно притягательные губы, а она уже несколько дней мечтает о нём перед сном. И не только перед сном. Нужно как можно быстрее его спровадить. — У тебя всё? — встав с кресла, она посмотрела на часы, делая вид, что куда-то торопится. — У меня назначена встреча, так что… Она подошла к двери, намекая, что ему уже пора. Он встал со стула и пошёл следом, но, поравнявшись с ней, замер, будто что-то вспомнив. — На самом деле нет, есть ещё кое-что, — развернулся лицом к ней. — Я уже очень давно хочу поцеловать тебя, просто устал ждать удобного случая. Гермиона подавилась воздухом. Но не успела она осмыслить слова Забини, как почувствовала его слишком близко к себе. — Ты невероятно сексуальная, — прошептал он, скользнув губами по её щеке. От этого прикосновения она будто вспыхнула. В голове не осталось ни одной мысли, а сердце болезненно сжалось. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, она прижалась к нему всем телом, издав тихий стон. Через секунду она уже чувствовала его губы на своих, мягкие и тёплые. В попытке углубить поцелуй она зарылась руками в его волосы на затылке и потянула его на себя, принимая его горячий язык, сплетая его со своим.  Его руки скользили по её телу. Ей было мало. Ей нужно почувствовать его кожу на своей. Оторвавшись от его губ, она попыталась избавиться от его галстука, но пальцы дрожали и не слушались. Забини усмехнулся и одним движением стащил его с себя, открывая Гермионе доступ к верхним пуговицам рубашки. Расстегнув первые три, она жадно прижалась губами к его ключице. Вкус его смуглой кожи сводил с ума.  Практически кончая только от его прикосновений, она скинула с себя пиджак. От блузки ей помог избавиться Забини. Судорожно вздохнув, он припал губами к её груди, кусая сосок, а второй пропустил между пальцев, чуть сжимая. Его движения заставляли её стонать и выгибаться навстречу. Не в силах больше терпеть ноющую пустоту между ног, желая как можно быстрее заполнить её его членом, Гермиона потянулась к его ремню. Он снова впился в её губы, поднял её на руки так, что её ноги оказались по обе стороны от его торса, и опустился вместе с ней на диван, который стоял поблизости. Она оказалась сверху. Юбка собралась на талии. Опустив руки, она попыталась стянуть с него брюки, прикасаясь при этом сосками к его голой груди. Он стащил брюки сам. Избавившись от белья, Гермиона осторожно взяла в руки член Забини, отчего тот сжал её ягодицы в попытке насадить её на себя. Она повиновалась его движениям и медленно опустилась на него, задержав дыхание, чувствуя болезненное наслаждение. Привыкнув к его размеру, она начала двигать бёдрами, тихо скуля при каждом движении.  Не вытерпев медленного темпа, он сжал её талию и, зафиксировав ее в одном положении, начал вбиваться в неё снизу, приподнимая бёдра, увеличивая скорость. Гермиона почувствовала, что приближается к разрядке. Тело пробило судорогой; чтобы не упасть, она схватилась за плечи Забини. Простонав её имя, он поднял её и положил на диван, не вынимая члена. Оказавшись сверху, ускорил темп и глубину проникновения.  Он кончил молча. Гермиону трясло. Всё ещё находясь внутри, он крепко держал её, ловя её стоны губами. Через несколько минут, когда она успокоилась, до неё начало доходить, что только что случилось. Она осторожно толкнула Забини в грудь, чтобы он дал ей встать. Оказавшись на свободе, она начала лихорадочно поправлять юбку и искать одежду. Парень сидел на диване и с еле заметной улыбкой наблюдал за её действиями.  — Назначена встреча, говоришь? — Что? — рассеянно. — Ты говорила, что у тебя назначена встреча, — парень уже в открытую посмеивался. В ответ на это девушка закатила глаза, но тут же в испуге замерла: они не потрудились закрыться и наложить заглушающие чары. Быстро накинув на себя пиджак, она осторожно открыла дверь. Непутёвого секретаря всё ещё не было на месте. Облегчённо вздохнув, она обернулась ко всё ещё полуголому парню, сидящему на диване. — Тебе пора, Забини, — она подняла галстук, валяющийся возле её ног, и кинула ему. — Поторопись, пока тебя не заметили. — Блейз. — Что? — опять. — Ты несколько минут назад называла меня Блейзом. Гермиона смутилась, так как не помнила этого, или просто не заметила. — Хорошо, Блейз, — она сделала акцент на его имени, — тебе пора.  — Неужели всё было настолько плохо?  — Все было очень даже хорошо, но, если ты не заметил, мы находимся в Министерстве магии и работу никто не отменял. Ей срочно нужно остаться одной и обдумать всё, что произошло за это долгое утро. Она боялась, что в любую минуту кто-то может зайти в её кабинет и увидеть полуголого мужчину. Сексуального скандала ей только и не хватает.  Забини медленно встал с дивана и начал одеваться. Закончив, он подошёл к девушке, взял её за подбородок и нежно поцеловал. По телу прошла приятная волна вновь наступающего возбуждения. Она ответила на его поцелуй, машинально зарываясь руками под его пиджак. — Дама требует продолжения? — оторвавшись от её губ. Беспокойство ушло, и она смягчилась. Озорно улыбаясь, она вытащила руки из-под его пиджака и толкнула его в сторону двери. — Дама требует послушания, так что иди уже. — Слушаю и повинуюсь, — подмигнул ей и скрылся за дверью.  Облегчённо вздохнув, она продолжила приводить себя в порядок, размышляя о том, что хороший секс в такое непростое для неё время может пойти только на пользу.