Дыши

...А в общем и целом я, словно Брест, умираю, но не сдаюсь. (с) Ксения Желудова, «Эпилог»

Меня зовут Ю Тодака. Я музыкант, бывший бас-гитарист группы Screw, более известный как Юто. В июне 2011-го я умру от рака легких, хотя никогда не курил, и всего пару недель не дотяну до своего тридцатилетия... Вот, в принципе, и все. Мне нечем гордиться, я не совершил в своей жизни ничего путного и вообще-то ничего не значу. И все-таки я не сделал никому ничего плохого, поэтому хотел бы уйти спокойно. Желательно – на закат. Глава 4 Репетиционный центр. Декабрь 2009 года. Поздний вечер. - ...Ну что, парни? Еще раз прогоним эту песню с начала, и на сегодня, пожалуй, хорош, - объявил лидер, поправляя сползший ремень от гитары. Концы коротких волос промокли насквозь и навязчиво холодили шею, заставляя Казуки время от времени морщиться и вытираться давно не сухим полотенцем. - Снова? – переспросил Манабу, устало закатывая глаза. – Силы небесные, я этого не вынесу больше... - Нам нужно избавиться от всех ошибок! – возмутился Казу. - Ошибки остались только у тебя, - ответил Бу, демонстративно снимая гитару с плеча. – Будь добр, исправляй их сам, а не заставляй всю группу играть одно и то же по двадцать раз из-за твоей невнимательности. - Лишняя тренировка еще никому не мешала! – настаивал на своем Казуки. - Мана прав, - отозвался вокалист, не менее уставший и мрачный, чем его младший коллега. – Мне эта песня ночью приснится, в эротическом сне, - ухмыльнулся он. – С тобой в главной роли. - Пора уже разъезжаться, ребята, - миролюбиво заметил Джин, зевнув и сладко потянувшись. – Утро вечера мудреней. - Я и говорю: последний прогон и по норам, - кивнул Казу, подходя к Бу и по-свойски надевая тому на плечо снятую гитару. Тот уже хотел было возмутиться, но, прочитав во взгляде друга искренне-детское «пожалуйста-пожалуйста», сопротивляться не стал. - Давайте проголосуем, всего делов-то, - предложил Бё. – Кто за то, чтобы топать домой сейчас? – и тут же поднял руку. Манабу, вздохнув, последовал его примеру. – Двое. Так, а кто за идиотское повторение того же самого по тому же месту? Казуки и Джин, независимо друг от друга, поддержали сей вариант. Вокалист удивленно уставился на барабанщика: - Джин? А ты-то что забыл? - Один прогон нам не повредит. Я как раз не могу разобраться с кодой, - еле заметно вздохнув, признался тот и потер покрасневшие глаза. – А вообще мы должны слушать нашего лидера... – на последней фразе он слегка стушевался, особенно когда поймал недовольный взгляд Бё. - Именно, - радостно поддержал Казуки, оказавшись возле ударника и по-дружески, насколько позволяла гитара, приобнимая его. – Вот, хоть один нормальный человек в моем коллективе! Смотрите и учитесь. Бё в ответ лишь хмыкнул и тихо выругался, а Мана отвернулся, уставившись в черноту окна, на котором мокрые хлопья полудождя-полуснега рисовали картину в духе авангардизма. - Два на два, - сказал Казу. – Дождемся Юто, пусть он решит, - мирно подытожил, оставляя в покое барабанщика, и, выпутавшись из попавших под ноги проводов, проследовал к колонке. Все согласно взглянули на молчаливую бас-гитару, скромно оставленную у кресла. Тем временем Ю, миновав гулкий коридор, оказался в полумраке уборной и, подойдя к умывальнику, решительно повернул кран. Личный ужас продолжался неделю, сегодня парень пришел сюда уже в который раз, чтобы откашляться. Как следует. Заметив в мокроте сгустки крови, басист поморщился и негромко ругнулся. Вообще-то ему давно следовало обратиться к врачу, еще два месяца назад, когда сырым октябрьским днем музыканта угораздило схватить простуду и перенести ее на ногах. У группы было слишком много дел – так много, что никто из ребят не имел права надолго выпадать из обоймы. Ю, вообще не привыкший беспокоиться о себе, думающий прежде всего о деле и лишь потом – о прочих вещах, даже не собирался позволить недомоганию разрушить планы, поэтому по старой привычке лечился как придется. Более того, упертый Юто никому ничего не говорил, поэтому о том, что басисту нездоровится, ребята узнали совершенно случайно после очередного интервью, когда внимательный Джин подошел к другу и, потрогав его горячий лоб, прямо спросил: - Ты что, Ю-кун, заболел? Пришлось расколоться. Коротко кивнув, Тодака взял товарища за предплечье. - Только ты никому не говори, – проронил он, ненароком кашлянув. - Дурачок, - пожурил его Джин. – В тайне держать прикажешь? Ребята все равно догадаются, а ходить с температурой вредно! Пойдем, Юто, я отвезу тебя домой. Басисту ничего не оставалось, как горько вздохнуть и проследовать за заботливым другом. Старания Тейшикаты принесли свои плоды: Ю отпустили лечиться, а Джин с энтузиазмом взвалил на свои плечи груз ответственности. Доставив больного по адресу, барабанщик тут же уложил его в постель, измерил температуру, накормил свежеприготовленным ужином и, уговорив выпить лекарство, еще долго сидел рядом, ласково гладил по руке и говорил ободряющие вещи. Все это было настолько милым, что скоро окончательно достало Юто, и тот, стараясь не обидеть Джина, таки избавился от его навязчивого общества, пообещав, что сейчас будет спать, а утром с ним созвонится. После третьего «клянусь» тот согласился удалиться, напоследок подмигнув Ю, бросив извечные «с кем не бывает» и «любой может заболеть». А со следующего дня квартира басиста превратилась в какое-то пьяное подобие зала ожидания: ребята не оставляли больного друга, стараясь окружить вниманием и заботой, кажется, позабыв, что лучше всего выздоровлению поспособствовал бы покой... Чаще всего об этом запамятовал шумный Казуки, а когда он заявлялся в компании с Бё, Ю проще было сразу же изображать спящего: эти двое обожали сцепиться на пустом месте. Легче переносилось присутствие молчаливого Манабу, который обычно что-то читал, лишь изредка задавая прямые и ясные вопросы. Тодака был благодарен гитаристу за тишину еще и потому, что пришествия не в меру болтливого Джина заставляли басиста едва ли не выть: в отличие от остальных, этот кадр не затыкался даже если ему не отвечали, нестерпимо действуя Юто на нервы. Конечно, сегодня Тейшиката говорил куда меньше, чем в школьные года, да и за время близкого знакомства Ю уже привык к бубнежу, но сейчас, под сильнейшую мигрень, лишние разговоры его просто изводили... Дабы не задевать тонкие чувства Джина, пришлось попросить Бу почаще составлять компанию барабанщику и уводить из квартиры раньше, чем последнего посетит словесное вдохновение. Мана, к счастью, согласился. Стало тише. Спустя неделю болезнь Юто отступила, и хотя басист еще чувствовал легкое головокружение и слабость, уговорил своего врача выписать его и отпустить на работу. Возвращение Тодаки было встречено радостно, лидер даже предложил завалиться в бар, но куча текущих дел не позволила воплотить мечту в реальность. Но внезапно болезнь вернулась: одним расчудесным утром басист с горечью понял, что у него снова болит горло... К вечеру на репетиции он почувствовал себя совсем худо: Юто лихорадило, голова раскалывалась, суставы предательски ныли. И тогда Тодака принял важное решение: больше он никому ничего не скажет. Screw переживали не самые лучшие времена, собирались в тур и работали с утра до ночи, а у самого Юто, как назло, скопилась масса проблем с басовыми партиями... Он не мог подвести коллег, вновь смотавшись на больничный, – принципиально не мог. Ю никому ничего не сказал. Ю глотал таблетки, сбивая жар и мужественно беря в руки преданный бас. Ю делал вид, что очень занят. И ему удалось обмануть всех, даже внимательного Джина. Наверное, в Тодаке все же спал замечательный актер. Но наглая хворь, несмотря на все старания, почему-то не желала покидать тело музыканта. Боль в горле постепенно утихла, но начался кашель, усиливающийся ночью и не дававший парню нормально спать, отчего совсем скоро у Ю под глазами появились темные круги, и все принялись думать, что бас-гитарист слишком много работает. Он отмахивался. Это не могло продолжаться вечно: Юто по собственному опыту знал, что однажды организм переборет болезнь. Однако в мрачно-мокрой погоде декабря страдания лишь усилились: уже неделю Ю кашлял кровью... Конечно, сей факт не мог не напугать парня, но выбраться на прием к врачу никак не удавалось: работа пожирала все время. Вот и сейчас, отплевавшись и умывшись, басист поспешил вернуться в студию. На то, что у него уже которую неделю болит в груди, он внимания не обращал, считая эту боль всего лишь свидетельством потянутой мышцы – то ли от неудачного поворота на репетиции, то ли от бесконечного кашля. - Ю-кун, где ты ходишь? – прицепился к нему лидер, как только Тодака перешагнул порог. – Мы тут спорим, прогонять ли последнюю песню еще раз. Пока счет 2:2, решающее слово за тобой. Юто недолго подумал, вымученно глянул на ребят и понял, что любимую бас-гитару сегодня он больше не поднимет... - Завтра, Казуки, все завтра, - объявил он, по-дружески потрепав лидера по плечу. Бё и Манабу радостно переглянулись и пожали друг другу руки. - Наша взяла, - подмигнул Мане вокалист. Тот улыбнулся. - Ну ладно, завтра так завтра, - немного расстроено произнес Казу, нехотя снимая гитарный ремень. – А жаль. Жду с утра всех на репетиции. Юто прошелся к креслу и задумчиво коснулся ладонью прохладной поверхности грифа. Потрогал пальцем колышек. В душу закралось необъяснимое беспокойство, точно гитара о чем-то немо просила своего хозяина... «Нужно сходить к доктору», - подумал Ю. Та же мысль посетила Тодаку позже, когда, приехав домой, он внезапно почувствовал настолько сильную слабость, что, не дойдя до дивана в гостиной, грохнулся в обморок. Пришел в себя парень довольно скоро, но ему померещилось, будто он провалялся целые сутки. Липкий страх охватил сознание. «Да что со мной происходит?!» - прошептал Юто, усевшись на полу и схватившись за голову. Припадок, на счастье, больше не повторился. Немного успокоившись, Тодака позвонил Казуки, предупредив, что из-за срочных дел завтра он будет в студии лишь к обеду. Полусонный лидер не стал вдаваться в подробности, ответив коротким «ага, как скажешь», а Ю твердо нацелился отправиться к врачу и наконец выяснить, что же не дает ему жить как раньше. Первым, что сказал мудрый доктор, выслушав жалобы пациента, стало решительное «раздевайтесь». Тщательно осмотрев больного, врач направил его проходить флюорографию, а затем, изучая ее результаты, долго и недовольно хмурился. - Вы сколько времени уже болеете? – наконец спросил он. – Месяц? Два? - С октября, - краснея, признался Ю. - И все на ногах, если не ошибаюсь? - Неделю пролежал на больничном, потом мне полегчало, я вернулся на работу... – промямлил Тодака, опустив голову, как провинившийся школьник. – Когда опять стало хуже, больше уже не ложился... - Понятно, - тяжело вздохнул врач, безотрывно записывая что-то в карту пациента. – Вы кто по профессии, напомните? - Музыкант, - проронил Ю. - Музыкант, - повторил доктор. – Если не путаю, гитарист? - Бас-гитарист, - скромно поправил Тодака. - Бас-гитарист. Творческий человек, значит... – он еще раз вздохнул, на этот раз даже тяжелее, чем ранее, остановился и мрачно посмотрел на побледневшего пациента поверх сползших очков. – Ну-ну, такие вечно на здоровье плюют. Вот скажите мне, уважаемый, зачем вы, молодой и красивый, себя в могилу-то раньше срока загоняете? Жить и жить ведь еще... Какое-то время они молчали. Вконец напуганный Ю не мог даже рта раскрыть, а коллега Гиппократа, казалось, думал о чем-то неприятном и непростом. Наконец, слегка облизав губы и мысленно сформулировав фразу, врач произнес: - Вы должны срочно пройти обследование и сдать анализы. Я составлю вам список кабинетов, некоторые процедуры не слишком приятны, но наберитесь мужества: диагноз необходимо поставить как можно точней. И скорее. Юто похолодел, не решаясь предположить, о чем думает его врач, а тот, внимательно глядя на него, внезапно нарушил общепринятую дистанцию, взяв пациента за ледяное запястье: видимо, доктор, несмотря на свою профессию, не отличался хладнокровием. - У меня сын вашего возраста, Тодака-сан, - серьезно произнес он. – Журналист. Вечно носится по свету ради своих горячих репортажей и на себя плюет так же, как и вы. Два года назад его еле спасли... – он сделал паузу, отпуская руку Юто. В глазах мелькнула теплота. – Настоятельно прошу вас пройти обследование до конца. Я даже не как врач, как отец не хочу, чтобы вы угробили себя. Подумайте о своих родителях. Ступайте. Забрав список кабинетов и наскоро поклонившись, Ю вежливо закрыл за собою дверь. После услышанного ему отчего-то больше не захотелось смотреть в глаза доктору: басисту попросту стало стыдно. А потом начались утомительные хождения по кабинетам, сдача целого ряда анализов, томография, биопсия... Измученный Ю, несколько раз думающий покончить с этим бесконечным кошмаром, все же не сдался и, вспоминая напутствие врача, мужественно выдержал все испытания. Теперь, снова сидя в кресле перед доктором, он не мог не дрожать, моля всех богов о благополучном диагнозе и с диким ужасом обращая внимание на хмурое, тяжелое выражение лица светила науки... - Не хочу вас обманывать, Тодака-сан, новости неутешительные, - наконец произнес доктор. – У вас рак легких. Вторая стадия. Мир Ю разломался, рухнул в небытие, в звенящую бездонную пустоту... «Рак легких... не может... не может этого быть!!.» - бешено кружилось в сознании, стучало в висках. Юто, задыхаясь, глотнул побольше воздуха, но подавился и закашлялся. Ему хотелось проснуться и понять, что происходящее – всего лишь дурной сон. Но это была реальность: над миром Юто кружился дым, на столе врача чуть слышно тикали часы, отсчитывая секунды со времени краха, за окном по-прежнему шел декабрьский мокрый снег. - Как... – наконец выдавил Тодака. – Я же... не курю... - Зато коллеги наверняка курят, - грустно заметил врач, вновь приступив к непонятным записям. – А вы, вероятно, с ними на крыльце стоять любите, обсуждая новости, - буквально считал он привычки Юто. – Пассивное курение, знаете, тоже убивает. По статистике у некурящих, но постоянно общающихся с курящими, где-то на 25% больше шансов заработать рак, чему у тех, кто к любителям сигарет близко не подходит. Плюс вы перенесли на ногах бронхит, а это совсем не ерунда, Тодака-сан. Плюс экология, наследственность. - Но ведь... – начал было Ю, но доктор прервал его: - Да, рак легких – болезнь курильщиков. Люди моложе сорока пяти вообще редко страдают этим недугом. Жизнь несправедлива: кто-то ежедневно пускает в расход по пачке и счастливо доживает до преклонных лет, а кто-то вот не курит и... сами видите. Он отвлекся на записи, а басист с горечью подумал, что его хроническая невезучесть на сей раз выиграла не просто партию, а чемпионат. Окончательно... Юто мысленно выругался: так грязно, как никогда раньше. - Я буду жить? – выдохнув, Тодака задал врачу главный вопрос. - Я не знаю, - честно ответил тот, заставив Юто покрыться нездоровой испариной. – Это очень сложный тип рака. Но болезнь пока не запущена, метастаз нет. Если вас прооперировать и назначить грамотное лечение, при благоприятном прогнозе есть шансы поправиться и прожить лет пять, а то и больше. - Сколько при неблагоприятном? – холодно уточнил Ю, прикрыв глаза. - Год-два. - Ясно, - прошептал Тодака, сжав зубы, чтобы не закричать от отчаяния: одно дело слышать о том, что кто-то скоро умрет, совсем другое – что это будешь ты... - Я выпишу вам направление в больницу, на операцию и лечение. Через неделю, чтобы вы успели закончить все дела, - отметил доктор, поправив очки. – Даст Бог, спустя полгода вернетесь на сцену здоровым человеком. Ну или почти здоровым. «Или не вернусь», - с горечью закончил Ю, решив не озвучивать свои мысли. - Спасибо, - произнес он вслух – единственное слово, никогда не бывающее лишним. На широком крыльце клиники басист неловко схватился на перила, еле удержавшись от падения: именно сейчас первоначальный шок начал сходить, и разум Юто осознал всю черноту, весь страх поставленного диагноза... «Я умру, Господи, я умру... Боже, за что мне это...» - шептал он, не в силах обрести контроль над собой. В конце концов колени музыканта подкосились – и он без чувств свалился, по дороге нехило приложившись рукой о каменную ступеньку. Очнулся от того, что незнакомая женщина тормошила его за плечи. Рядом собралась небольшая толпа неравнодушных, состоявшая как из клиентов клиники, так и из медперсонала. Юто усиленно тряхнул головой, возвращая способность мыслить трезво. - Эй, вы меня слышите? – громко спросила женщина. - Слышу, - отозвался молодой человек, отодвигая ее руки: ему никогда не нравились прикосновения чужих людей. – Я в порядке. - Точно? – стоящий рядом невысокий врач взглянул на него пристально и слегка насмешливо. «Профессиональный скепсис», - решил Ю. – Если что, и везти далеко не надо, - прибавил эскулап. - Со мной все хорошо: простой обморок, не страшно, - заверил Тодака, медленно поднимаясь на ноги. – Разрешите пройти. Люди расступились, пропуская упертого парня. Скоро под их внимательными взглядами он благополучно пересек больничный дворик и исчез за поворотом, а они, повздыхав о том, до чего же слабая пошла молодежь, разошлись. За рулем басист старался держаться, но когда, наконец, припарковался на стоянке у дома, печальная мысль «Возможно, ты больше никогда меня не повезешь», обращенная к родной машине, врезалась в сознание, заставив уткнуться в холодные ладони и горько разрыдаться... Он плакал долго: так, как никогда в жизни, даже когда его – ни в чем не виноватого, маленького и несчастного – дразнили злые одноклассники, обзывая и мучая, даже когда, избитый и брошенный, нареченный предателем, он боялся идти домой... За свою недолгую жизнь бедный Ю вытерпел немало боли, но такой, как эта, он еще не встречал... Он понимал, что жизнь несправедлива, не понимал лишь – почему настолько! Слезы все катились и катились, Юто размазывал их по щекам и, всхлипывая, думал, что на всей земле, на всем белом свете нет никого несчастнее. Конечно, он ошибался. Но какая разница. Только когда сил совсем-совсем не осталось, парню удалось кое-как успокоиться и заметить, что за стеклом верного авто пошел снег. «Не люблю зиму, - машинально подумал Ю. – Люблю лето, а зиму любит Бё. Бё... Маса...» Вспомнив про друга, басист до крови закусил губу. «Я так и не сказал ему... - прошептал он, глотая горько-соленые слезы. – Так и не сказал...» И прозрачная влага, стекавшая по щеке, смешалась с тонкой алой дорожкой. Репетиционный центр. Июнь 2007 года. Вечер. Заходящее солнце медленно, но верно золотило западную часть неба, а из окна на высоком этаже открывался удивительной красоты пейзаж. Небольшие часы на стене неслышно отсчитывали минуты с только что закончившейся репетиции, уставшие, но довольные ребята лениво собирали вещи. Юто деловито копался у колонки, время от времени осторожно поглядывая в сторону Манабу, укладывающего свою гитару. С утра, рывшись дома в шкафу в поисках подходящего ремня, басист случайно наткнулся на красивую пряжку оригинальной формы, с зубчиками по краям и загадочным завитком в центре. Недолго подумав и погладив пальцем один из заостренных зубчиков, Тодака хитро улыбнулся: в его голову пришла презабавная мысль... Под конец репетиции младший гитарист привычно поклевался с вокалистом, задев чувства последнего критикой свеженаписанных стихов, а поскольку тему своего творчества их поэт всегда воспринимал болезненно, мелкий конфликт грозил перерасти в крупный. Но мудрый лидер, как всегда, легко перевел все в шутку, успокоив коллег. Ю молчаливо наблюдал за происходящим, отсчитывая секунды до момента «Х»... Вот Бу вздыхает, садится на диван и... - Черт! Что за хрень?!! Казуки, Бё и Джин дружно расхохотались, заставив Бу разозлиться еще сильней. - Юто! Я тебя сейчас зарою! – прорычал гитарист, швыряя в басиста своей находкой, но тот ловко поймал ее и состроил самое безвинное лицо. - Манабу, ты нашел мою пряжку! Спасибо! - Ты сам ее мне подсунул, чтоб я... Еще раз такое будет, в штаны тебе гвоздей насыплю. - Я не виноват! Смотреть надо, куда приземляешься! – крикнул Ю, на всякий случай комично прячась за свою бас-гитару. Балаган удался: басист, как всегда, удачно подразнил младшего участника, вызвав у остальных припадок неудержимого веселья. Не то чтобы Тодака делал это из вредности: он привык к роли жертвы, а не шутника, но Манабу был особым случаем. Когда в их группу пришел новый гитарист, не по годам серьезный и даже строгий, Ю сразу же заподозрил неладное. «Этот парень не такой, каким хочет казаться, - решил басист. – Крутой, знающий... Что-то тут не чисто». Лучшим способом проверить Ману он посчитал тихие розыгрыши, а на вопросы друзей, зачем он это делает, Юто отвечал, что гитарист скучный, – вот ему и хочется развеселить его. Скоро Тодака стал замечать, что на самом деле их новый друг не бесчувственный сухарь, зацикленный лишь на собственной идеальной персоне, и проникся к нему искренней симпатией. Вот и сейчас, наоравшись, Бу тоже разулыбался, дерзко взглянув на обидчика, – а басист ответил ему не менее вызывающей улыбкой. «Я его обожаю», - правдиво подумал Ю. Тем временем ребята приступили к обсуждению вечерних планов, решив в итоге прогуляться – насладиться последними солнечными деньками накануне сезона дождей. Но тут Казуки зачем-то вспомнил хвастовство Бё о своих гитарных способностях, и не в меру разгоряченный вокалист, подойдя к Юто, нахраписто вырвал из его рук бас, тем самым сорвав браслет. Тодака вспыхнул от негодования: он мог стерпеть что угодно, но пропажу любимого украшения не простил бы даже старому другу... - Черт! Бё, мать твою! – выругался Ю, болезненно схватившись за запястье. – Мой браслет! Ищи теперь, кретин долбанный!! Ненавязчивый аксессуар – округлая металлическая медалька на тонком кожаном ремешке – с незапамятных времен сопровождал Юто и уже слился с ним. Браслет не просто приносил удачу или защищал от злых сил: парень купил его в тот же день, когда приобрел свою первую бас-гитару, поэтому считал истинным «оберегом басистов». Без него музыкант чувствовал себя крайне некомфортно, так что старался не снимать его даже на ночь, осторожно отстегивая лишь для того, чтобы принять душ. Это была «его прелесть», как остроумно заметил Джин. И сегодня она впервые покинула запястье Юто, улетев в неизвестном направлении. Чертов Бё. Наглый вокалист, видимо, посчитавший пропажу украшения чем-то совершенно не важным, не собирался помогать Ю, и Тодаке пришлось буквально силой заставлять вредного товарища приступать к поискам. В конце концов за браслетом отправились всем коллективом и вскоре обнаружили его под диваном, - как назло, в самом пыльном углу. Виновник конфликта вернул Юто браслет, хотя поначалу долго не желал лезть в грязь, так что друзья едва не подрались. Но Бё признал поражение – наверное, все-таки испугался. Эта ситуация нехило покоробила басиста, и пусть внешне он не показал своих чувств, в душе ему было чудовищно неприятно... Ведь на самом деле Масахито всегда импонировал Ю, особенно после того, как однажды будущий бас-гитарист, прячась от издевающихся одноклассников, наткнулся в пустом школьном коридоре на плачущего Коджиму. Тогда Тодаке открылась истинная сущность хамоватого мрачного новичка: будучи неисправимым эгоистом, наглецом, чихая на всех, в душе он оставался ранимым, чувствительным человеком, порой даже беспомощным. Ю впервые встретил кого-то близкого, кого-то, кто нуждался в его поддержке, так что без колебаний признался директору школы в том, что не совершал, и разделил вину Масы. Когда же тот защитил его от однокашников, Юто узнал о благородстве Коджимы и проникся к нему особым уважением. Ведь даже сочувствующий Джин боялся вступиться за Ю, а новенький сделал это не задумавшись, как только понял, что тому можно доверять. Значит, честь Масахито иногда заслоняла его эгоизм. Принципиальный Ю, считающий, что важнее дела и вопросов совести нет ничего на свете, не мог не одобрить поступок друга. Да, теперь именно друга: в тот день у него появились друзья. Конечно, Ю задело наплевательское отношение товарища к пропаже его браслета. «Оно и видно, что у него талисманов отродясь не бывало», - обиженно подумалось басисту. Но дуться времени уже не оставалось: солнце садилось, и ребята, поскорее собравшись, поспешили покинуть студию. Вскоре под дружеские разговоры ни о чем музыканты взошли на мост над оживленным шоссе. Отсюда отлично просматривалась панорама города, закатное небо во всей красе раскинулось перед их взорами. Друзья остановились и достаточно долго беседовали, смеясь и подкалывая друг друга, заходящее солнце согревало их, а свежий ветерок, дующий откуда-то с запада, беззастенчиво играл краями одежды, путался в волосах. Поддержав идею неунывающего Джина, музыканты сфоткались на фоне заката, потом Мана попрощался и ушел ловить свой редко приходящий автобус, а барабанщик, сказав всем «до свиданья», потопал к метро. На мосту остались лишь Ю, Казуки и Масахито. Опершись о местами пошарпанные перила, басист задумчиво и открыто смотрел вдаль, туда, где небо встречалось с бесконечными крышами столичных домов; ветер путал пряди его волос и ласкал лицо. Юто думал. Почему-то их дружеская прогулка снова всколыхнула в его сердце беспокойные мысли, впервые посетившие парня где-то пару месяцев назад. С чем конкретно это было связано, бас-гитарист не знал, просто однажды, глядя на Бё, заматывающего после репетиции провод, словил себя на крамольной мысли, что его чистые чувства к другу незаметно переползают во что-то непозволительное... Ю не собирался влюбляться в мужчину: не то чтобы это тоже было принципом, но одним из постулатов Тодаки значилось не строить заранее невыполнимых планов, а взаимное чувство в данном случае изначально напоминало сцену из фантастического романа. Юто не замечал за Коджимой подозрительных наклонностей, да и сам никогда не терял головы от парней... К тому же своим техническим умом Тодака не мог понять, что же именно испытывает к вокалисту, – и это вырубало хуже всего. Кроме того, за столько лет дружбы басист прекрасно осознавал далеко не «подарочный» характер друга: мало того, что Бё был неизлечимым эгоистом и нахалом, так он еще никогда ни с кем не считался. «Может ли такой человек вообще кого-то полюбить, кроме себя? – нередко задавался вопросом Ю. – Все это глупо, очень глупо». Вздыхал. Старался забыть, не думать, не мечтать. И, конечно, погруженный в собственные раздумья, Юто не замечал, как пристально Маса изучает сейчас его горделивый образ... - Эй, Бё, Юто! Вы идете или как?! – возмущенный оклик Казуки выдернул их обоих из измышлений. Лидер стоял поодаль, нетерпеливо сложив на груди руки. Ю вздрогнул и обернулся. - Пойдем, - негромко позвал басист зазевавшегося Бё. Сойдя с моста, они остановились: дальше их пути должны были разойтись. Юто не спешил, зато Казуки нетерпеливо тянул Бё за рукав, призывая не тратить драгоценное время. - До завтра, Юто! – лидер пожал ладонь Тодаки. – Не опаздывай! - Счастливо, - добавил Бё, откашливаясь. - До завтра, - Ю мирно махнул рукой и потопал вниз по дороге, ведущей на закат. «Однажды все это забудется, и я вспомню свои чувства с теплом. Пусть так и будет», - легкая улыбка тронула красивые губы Юто, а ветер одобрительно похлопал по плечу. Солнце путалось в рыжеватых волосах басиста, расставляя на них акценты, и если бы он обернулся, наверняка бы заметил, как взгляд фронтмена невольно задержался на нем. Но он не обернулся. Квартира где-то в Токио. Декабрь 2009 года. Утро. Спустя неделю все решения были приняты. Сначала Ю безумно мучился, отчаянно не желая принимать жуткую правду, отгоняя ее прочь, стараясь заполнить жизнь работой настолько, чтобы приходить домой и сразу же вырубаться... Но со временем эмоции поутихли. Как ни странно, к концу семидневного срока Тодака даже смирился со своей судьбой. Привык, что ли... он и сам не знал, просто чувствовал, что больше не испытывает того шока от мысли «я умру». «Все мы умрем однажды – кто-то раньше, кто-то позже, - философски замечал он. – И если мне суждено уйти... Что ж, я исполню свою миссию». Конечно, страх все еще таился в сердце, но Юто усилием воли гнал его. У басиста получалось: оказывается, Ю был куда сильней, чем мог предположить. Самым важным и самым тяжелым решением, принятым им в это время, стала личная клятва не сообщать никому из коллег о своей болезни. Никому. Ни Казуки, ни Джину, ни Манабу, ни, тем более, Бё. Юто решил просто покинуть родной коллектив и исчезнуть. «А там посмотрим, - думал басист. – Если мне удастся поправиться, я вернусь и все объясню, если нет... им лучше не знать, как это случится. Но они не увидят меня беспомощным. Никогда». На этой мысли в его темных глазах мелькнул решительный огонек. Больше всего гордому Тодаке не хотелось мучить своих друзей: они ведь не бросят его, будут высиживать в больнице, страдать, переживать. Пусть лучше ничего не знают и спокойно живут дальше. Даже без него. К горлу Юто подкатился подлый комок, но музыкант лишь до боли сжал пальцы. «Не сдаваться», - вспомнил он старый постулат. Накануне вечером басист собрал вещи, поставил в гараж машину, напоследок грустно погладив ее, точно большую кошку. «До свиданья, милая», - тихо проронил Ю, стерев невольные слезы, и поспешил уйти в дом: прощание становилось невыносимым. Там он еще раз убедился, что все в порядке, и, успокоившись, опустился на диван. Взгляд невольно упал на любимую бас-гитару, одиноко закрепленную на штативе. Вздохнув, Тодака поднялся на ноги и, подойдя ближе, бережно погладил гибкий гриф инструмента, ненароком по привычке прижав толстую тугую струну... «Прощай... больше никогда... завтра последняя репетиция...» - подумалось Ю прежде, чем обжигающие слезы бессовестно выкатились из уставших глаз. Без сил усевшись на пол возле гитары, он невесомо обнял ее и, не сумев сдержаться, все-таки разрыдался. Юто плакал, и ему казалось, что родной бас понимает его и старается утешить. Их души – музыканта и инструмента – были чересчур крепко связаны, и теперь этот разрыв ощущался особенно тяжело... Когда силы покинули Ю, он, пошатываясь, поднялся на ноги и, покусывая бескровные губы, направился в ванную, чтобы хоть как-то привести себя в чувство: дел сегодня хватало, не время терять себя. С утра Тодака окончательно собрался в больницу: туда он должен был отправиться уже завтра, а сегодня его ожидал последний рабочий день... Прощаться он не будет, но тоска все равно не отпускала сердце. Заявление об уходе по собственному желанию басист подал еще несколько дней назад, объявив руководству, что больше не хочет работать в Screw из-за разницы взглядов, а срочность дела объяснил семейными обстоятельствами. Отпускать его не хотели, но упертому Ю после длительных препирательств удалось добиться своего, так что сегодня ему оставалось лишь забрать документы и, конечно, поставить в известность лидера... Остальным Юто ничего не скажет: пусть Казуки исполняет сию обязанность. Так что ребят ожидает еще один счастливый рабочий день. Счастливый – потому что проведенный в неведенье. Юто вздохнул. Он не хотел уходить из Screw, из группы, которую сам и создал, из своей самой настоящей второй семьи... Это было нечестно и неправильно. Еще неправильней было уходить сейчас, в непростое время, безумно тяжелое и загруженное. Это было с его стороны даже подло. Но что сделаешь, если дурацкая болезнь свалилась в самый неподходящий момент?! Хотя... разве такой момент бывает подходящим?.. Еще раз вздохнув, Юто поправил шарф и, окинув квартиру безрадостным взглядом, решительно перешагнул порог. «Вечером я вернусь сюда уже другим, уже не участником моей группы, а просто больным Ю Тодакой. Прощай, басист Юто. Прости меня», - подумал он, осторожно закрывая входную дверь. Щелчок замка, удаляющиеся шаги, звук отъезжающего лифта. Тусклый декабрьский свет, проникавший в комнату, неслышно соскользнул с красивого корпуса бас-гитары – и инструмент утонул в тени. На репетицию Юто по обыкновению опоздал, после него прибыл лишь Бё. Лидер одарил каждого из них неодобрительным взглядом, но ничего не сказал: сегодня у него, несмотря на всю загруженность, было неплохое настроение, и он решил его не портить. До обеда время летело незаметно, ребята отлично поработали, а Ю, в последний раз выкладывающийся в буквальном смысле на все сто двадцать, вообще едва ли не сорвал аплодисменты: по крайней мере, похвалу от коллег ему пришлось выслушивать с завидным постоянством. В ответ Тодака отшучивался, напоминал, что они должны отдавать все силы любимой группе... и старательно делал вид, словно ничего не случилось. Кашель, хвала небесам, досаждал ему всего лишь раза два за все утро. В обед басист куда-то исчез: на самом деле он, конечно, навещал менеджера, забирая документы. Менеджер попрощался с ним не без видимого сожаления. «Нам будет вас очень не хватать», - напоследок заметил он, и Юто спрятал эти слова в глубине сердца. Незаметно пришел и вечер. Ребята, завершив дело, под дежурные шуточки собрали вещи и стали расходиться... Вот тут-то Тодаке и поплохело: изо всех сил стараясь не выдать своих эмоций, он пожелал Манабу, Джину и Бё удачи и последний раз обнялся с каждым из них. Они ничего не подозревали, а он незримо собрал их тепло, чтобы потом ему было чем жить, о чем думать в четырех стенах пустой палаты... «Я не забуду никого из вас, никогда, ни при жизни, ни после нее, вы слишком много места занимаете в моем сердце... Я не хочу уходить, но так, поверьте, будет лучше. Манабу, милый маленький Бу, такой умный и серьезный, мне будет не хватать твоей искренней поддержки. Оптимист Казуки, наш замечательный лидер... когда будет совсем грустно, я вспомню твои слова и не стану плакать. Мой хороший, добрый друг Джин, самый близкий товарищ, мне не хватит сил попрощаться с тобой, прости меня, пожалуйста... И Бё. Родной Бё, тот, кто всегда защищал меня, и кому я так и не признался в своих чувствах. Я ведь люблю тебя, Маса, и готов отдать тебе сердце и душу... Ты теперь не узнаешь... Но для меня все равно останешься личным светом. Я очень дорожу вами, ребята, и хочу, чтобы вы не страдали из-за меня. Не надо боли и слез. Не надо. Будьте счастливы. Я буду скучать». Объятия разжались – и друзья расстались. Навсегда. Вот только пока что они не знали, что это их последняя встреча. «Так и должно быть», - мудро подумал Ю. Скоро студия опустела, здесь остались лишь лидер, деловито собирающий разбросанные ноты, да бас-гитарист. На сердце у Тодаки, как перед сложным экзаменом, скребли кошки, но он решительно оборвал малодушные порывы смотаться по-английски: Казуки лидер, он должен знать, что их басист уходит из группы. И он должен узнать это от него, а не от менеджера. Юто собрал всю волю в кулак. - Ю-кун, ты чего домой не идешь? – спросил Казу, наконец, обратив на него внимание. – Уже ж поздно, выспись как следует, а то завтра опять на репетицию опоздаешь, - лидер беззлобно пожурил товарища. - Казуки, - выдохнул Юто, делая решительный шаг. – Мне нужно сообщить тебе одну новость. Это очень серьезно, - нервно сглотнул. - Если ты удумал признаваться в любви, вынужден отказать, - съехидничал Казу. - Чего? – от неожиданности басист вспыхнул: да о чем этот нахал только думает?!.. - Ну прости, - лидер пожал плечами, - ты просто на меня так странно смотришь... Ты решил жениться? – Ю покраснел еще сильнее и сжал ладони, заметив это, Казу понизил голос до шепота: - Ты решил жениться на мне? - Казуки, откуда у тебя такая мания величия?! – раздраженно бросил Юто: хохмить сейчас ему совершенно не хотелось. – Говорю же, черт возьми, что это серьезно, а ты... - Ладно, не бушуй, - мирно улыбнулся гитарист. – Что случилось, Юто-кун? Я тебя внимательно слушаю. Дождавшись, пока лицо Казу примет менее веселое выражение, Тодака глубоко вздохнул и твердо произнес: - Это касается работы, Казуки. Мне было очень нелегко принять решение, но таковы обстоятельства. Я ухожу из группы. - ЧЕГО?! – шокированный лидер едва не сел. – Как это? - С завтрашнего дня я перестану быть частью Screw, - наигранно бесстрастно проронил басист. – Я уже поставил в известность руководство, написал заявление по собственному желанию, более того – сегодня мне даже выдали документы. Так что... – он сделал паузу, чтобы перевести дыхание и поежиться от резанувшей боли в грудной клетке. – Осталось попрощаться с тобой. Передай завтра ребятам... - Юто, ты в своем уме? – грубо перебил его Казуки. Былое благодушие как ветром сдуло: сейчас он смотрел на товарища непонимающе и даже злобно. Он не мог понять того, что слышал собственными ушами! Юто уходит? Бред. Сущий бред. – Куда ты намылился, у нас же гребаная куча работы, концерты, дела идут через зад... Ты хотя бы иногда вообще думаешь? - Не кипятись, - срезал Тодака. – Твои возмущения ничего не изменят. - Да какого дьявола ты сваливаешь?! – почти прокричал Казу, сжимая кулаки. - Меня не устраивает руководство, - соврал басист, прикрыв глаза. – И стиль. Я хочу другой дороги... - Да какой, на хрен, другой?!! – проорал лидер, но Тодака даже не вздрогнул: зная горячий нрав Казуки, он готовился к подобной реакции. – Какой еще другой?! Мы твоей милостью останемся без басиста, ты хоть понимаешь, что подставляешь нас?! - Это мое решение, лидер-сан, пожалуйста, уважай его, - ровно произнес Ю, взглянув на оппонента как-то отстраненно. - Уважать?.. – промямлил Казуки и, сплюнув, в сердцах бросил: – Предатель ты, Юто. Самый настоящий подлый предатель. Ю тяжело вздохнул, закатив глаза: ему уже приходилось такое слышать. Правда, слышать это от того, с кем прошел рука об руку столь долгий путь, было особенно обидно... Печально посмотрев на расстроенного друга, он с осторожностью проронил: - Так правда будет лучше. Пойми, Казу, мне тоже тяжело, - на этой фразе его голос поломался, и Тодака, боясь, что не сдержится, мысленно отругал себя. Но лидер не ответил: похоже, наградив басиста нелестной характеристикой, гитарист ощутимо остыл и теперь, закусив губу, усиленно о чем-то думал. Повисло молчание. - Поступай, как знаешь, - наконец нарушил его Казуки, глянув на товарища не без осуждения. – Может, еще одумаешься, Ю-кун. - Не вини меня, - зачем-то сказал тот, но лидер, проходя мимо, только печально улыбнулся, заметив: - Я тебя и не виню. «Чего уж там, - подумал Казу. – Единственный, кого я могу винить, – это я сам. За то, что связался с таким подонком». Но вслух он сказал иначе. - Удачи тебе, - Казуки по-дружески потрепал приятеля по плечу. – Не пропадай. Дверь закрылась. Юто нарочно не стал спускаться сразу, чтобы дать теперь бывшему коллеге возможность пнуть урну, выплеснув злость. Басист прекрасно понимал чувства лидера: на его месте он вообще бы намылил предателю шею, а Казу даже улыбнулся ему и пожелал удачи... «Потому что он мудрей всех нас, - подытожил Ю. – Он справится». На крыльце басист остановился: он был практически уверен, что все уже разошлись по домам, поэтому увидеть одиноко курящего Бё стало для парня сюрпризом. В груди что-то неприятно сжалось, и Юто поежился, стараясь отогнать от себя никому не нужные воспоминания. Он уже понимал, что на самом деле любит Масу и сделать что-то со своими чувствами вряд ли сможет. Нелепость и бесполезность глупых надежд басист понимал ничуть не хуже... Но уходить почему-то чудовищно не хотелось. Хотелось просто стоять здесь, вдыхая сырой воздух, кутаясь в шарф и время от времени согревая дыханием ладони, просто знать, что Масахито рядом, что он живет на этой земле... От стремительно нарастающего напряжения кончики пальцев Ю еле заметно подрагивали, и когда нервная дрожь стала нескрываемой, музыкант, на чем свет стоит проклиная свою застенчивость, спрятал руки в карманы пальто. Внезапно среди мрачных мыслей зажглась дикая идея: а не признаться ли во всем прямо сейчас? Рассказать Масе, как сильно он его любит. Тот, безусловно, ответит что-то из области «Ты же понимаешь, что это невозможно», и они, посмеявшись, расстанутся. Навсегда. Больше друзья не увидятся: зная свою хроническую невезучесть, Ю плохо верил в возможное исцеление, так что... Пускай Коджима просто будет в курсе. Пускай. Набрав в легкие побольше воздуха, бас-гитарист приблизился к другу. - Маса, ты не спешишь? - Нет. Что случилось? - Ничего. Мне просто очень нужно поговорить с тобой... – он ненадолго задумался, последний раз взвешивая все «за» и «против». – Да, пожалуй, так... все-таки нужно. - Ты это о чем? – нахмурился Коджима. - Об одной важной вещи, - смутившись, промямлил Юто. – Я сейчас расскажу тебе, и все будет хорошо, - добавил он тише, точно старался утешить самого себя. На бледном лице вокалиста застыло нескрываемое волнение. - Бё, я... – несмело начал Ю, но запнулся, пару секунд поразмыслил, а затем, внезапно схватив товарища за плечи, поднял на него мокрые глаза. – Я не могу больше скрывать, хотя знаю, что все это – полная бредятина. Не злись на меня, пожалуйста, но я люблю тебя, Масахито. Уже давно и всерьез. Выговорившись, Ю тут же отпустил опешившего коллегу и резко отвернулся, собираясь поддаться малодушию и сбежать с лестницы, но ловкий Маса, перехватив за запястье, успел его задержать. - Это правда, Ю? – надломленным голосом произнес Бё. – Ю, это правда?! - Правда, - кивнул друг, опустив голову. - Но ты... Но я... но мы... - Я знаю. Прости. - Мне не за что тебя прощать, - отпустив запястье Юто, Коджима подошел ближе и положил ладонь ему на плечо. – Ты не виноват, никто не виноват... Я ведь тоже люблю тебя, Ю, и не со вчера. Басист молча повернулся, нечитаемо глядя на Масахито: все его чувства за секунду оплавились и перемешались. Мир вокруг Юто закружился с безумной быстротой. Как это? что это? зачем это? Бё его тоже любит? Бё ему не отказывает? Но................. - Тогда... – прошептал Юто на вдохе, уже ничего, собственно, не соображая. – Можно?.. - Можно. Они поцеловались. Совершенно не понимая, что происходит, басист окунулся в бесконтрольные чувства. Одуряющее головокружение наложилось на распирающе желанную близость, сводя с ума, заставляя ни о чем не думать. Коснувшись губами пухлых губ Масы, Ю тут же ощутил терпкий, отталкивающий вкус сигарет, но не позволил брезгливости взять верх над возбуждением. И, хотя эти поцелуи казались скромному Тодаке отчаянно бесстыдными, он не мог остановиться. Никогда бы басист не подумал, что будет целовать другого парня, понимая, насколько это необычно и приятно... Вдыхая аромат свежего парфюма Бё, тая в его сильных руках, Ю радовался и тому, что Маса не обращается с ним как с женщиной: его ласки были мужскими, предназначенными для другого мужчины. Совсем скоро эмоциональный вокалист принялся активно отвечать Юто, провоцируя того действовать решительнее и при этом невероятно стыдиться своего поведения. Но не останавливаться. Тодака плохо помнил, как, перебирая завитки фронтмена, попросил его поехать к нему, как тот согласился, как они летели по городу, опережая грядущую бурю. Зато в памяти до мельчайших пошлых подробностей отложилась откровенная сцена в машине... Ничего более интимного Ю не мог бы и представить, поэтому когда задыхающийся от дикого желания Маса предложил трахнуться прямо здесь, басист не удивился: он сам еле сдерживался. Но природная скромность и осмотрительность убедили Ю отказать. Забирая чуть позже ключи из влажных, дрожащих рук вокалиста, Тодака тоже нехило нервничал, кусая губы в предвкушении их первой ночи и сгорая от жуткого стыда. Потом замок щелкнул, входная дверь подалась, беззвучно распахнулась – и в памяти басиста наступил новый провал. Следующие ясные воспоминания относились к спальне, где, наскоро раздевшись, друзья незамедлительно завалились на кровать, ни на мгновение не прекращая ласк и обжигающих поцелуев. Их обнаженные тела горячо соприкасались, пальцы беспорядочно изучали сантиметр за сантиметром, а неснятые украшения соблазнительно охлаждали кожу. Вокалист негромко постанывал, упоительно целуя Ю, не давая тому отступить; пухлые, слегка влажные, теплые губы Бё то страстно охватывали губы басиста, то – в контраст – осторожно касались его щеки, шеи, плеч, каждый раз ставя еле уловимую собственническую печать. В конце концов фронтмен улегся на спину, придвинувшись к любимому и, послушно разведя бедра, вдохнул больше воздуха и незаметно облизал губы, от чего последние на смущенном лице приобрели особую пикантность. Юто, изнемогая от потягивающей тяжести внизу живота, устроился сверху, поначалу даже немного растерявшись: больше всего ему хотелось доставить другу удовольствие и ни в коем случае не причинить вред своими неумелыми действиями. - Маса, у тебя найдется какой-нибудь крем? – прошептал басист, краснея до корней волос: видит небо, эти слова дались ему, скромному, застенчивому парню, совсем нелегко. – Мазь или еще что?.. - Не надо, - отмахнулся вокалист. – Давай прямо так. - Тебе больно будет... – вконец стушевался Ю, опустив ресницы, но следующая фраза Коджимы заставила его собраться с духом и поверить в себя. - Я готов принять из твоих рук даже смерть, - произнес Масахито. – Я справлюсь, вот увидишь. Юто кивнул и осторожно, но быстро ввел в Бё сильные пальцы – тот тут же издал громкий стон, выгнувшись и крепко вцепившись в одеяло. На секунду Тодаке стало жаль товарища, но, уловив, как тот подается на него, и вспомнив, что больно все равно будет, решил не останавливаться. Проникновение прошло как-то само собой, однако продвигаться в тесном теле было непросто, и Ю, прикладывая усилия, не прекращал волноваться за Бё, особенно когда заметил его слезы... «Потерпи, еще немножко...», - тихо-тихо прошептал басист, невольно замирая и делая краткий вдох. «Я не буду дальше», - малодушно подумал Юто, но тут вокалист вздрогнул, крепко прижимаясь к нему, – и Тодака решительно отогнал лишние мысли. Спустя несколько тягучих секунд стоны Масы уже говорили не о страданиях, а об истинном удовольствии, спустя еще несколько басист кончил, а затем осторожно помог сделать это и партнеру. Какое-то время они оба не слышали ничего, кроме собственного сбившегося дыхания. А следующая волна возбуждения не заставила себя ждать. «Юто мой... Юто... Ю...» - бессвязно шептал вокалист, и басист едва не плакал от счастья. Когда желание стало нестерпимым, Ю вывернулся, устроившись на животе, уступая вокалисту активную роль. Он тоже хотел отдаться любимому, почувствовать его в себе и не мог решить, какую картину представлял чаще: как он вставляет своему Бё или как тот имеет его... Обе фантазии одинаково вгоняли в краску скромного Юто, но и одинаково заводили... Теперь же, лежа без одежды на постели Коджимы, чувствуя приятную тяжесть его тела, одуряющие прикосновения горячих ладоней, Тодака просто сходил с ума: ему было стыдно и хорошо. Внезапно Масахито замер. Ю, заметив это, тут же обернулся, с непониманием взглянув на него. Басист уже собирался предупредить друга, что тоже обойдется без смазки, но тот опередил его, демонстративно сняв с пальцев свои массивные кольца. И Юто, на мгновение представив, что фронтмен мог бы и не беспокоиться о безопасности своего любовника, мысленно поблагодарил Коджиму, еще раз убеждаясь в его благородстве. Улыбнувшись, он вновь улегся, слегка раздвигая бедра, и, нервно покусывая губы, постарался расслабиться. Но сильные, далеко не худые пальцы все равно заставили его вскрикнуть от проникающей боли. В ту же секунду Ю мысленно отругал себя, побоявшись, что мог напугать вокалиста, но Бё, похоже, ожидал такой реакции и, будучи куда большим эгоистом, нежели Тодака, даже не подумал прекратить. На резкое проникновение ранимое тело Юто ответило непереносимо болезненным спазмом, из глаз тут же градом посыпались слезы, и басист, вздрогнув, безвольно уткнулся в подушку, ненавидя свою слабость... Решив, что ему, неудачнику, ничего хорошего не светит, он не сразу заметил, как мышцы постепенно привыкают к медленному продвижению, боль сменяется приятной истомой, а сам он инстинктивно прижимается к партнеру. Только тогда Тодака, кажется, осознал, насколько счастлив, как же давно он ждал этой ночи, и больше не позволил себе замечать неприятные мелочи. Наконец друзья достигли наивысшей точки, и Юто, исступленно застонав, кончил в руку Масы, почти сразу же кончил и тот, осторожно покинув тело любовника и уткнувшись в его сильное плечо. На пухлых губах Бё блуждала счастливая улыбка. Заметив ее, не менее радостный Ю бережно обнял друга, одобрительно погладив по голове. И море бесконечного счастья затопило их. Обнявшись, они пролежали довольно долго, лишь иногда перебрасываясь малозначительными фразами, но раздумья Тодаки были уже далеко: только сейчас, когда пелена эйфории спала, когда одуряющие чувства наконец отступили, басист с горечью вспомнил, что это их последняя встреча... Сначала его охватил шок, затем в голову пришла трезвая мысль попрощаться с любимым, сказать ему о своем уходе. Жуткая боль отчаяния охватила душу Ю, но тот вовремя взял себя в руки: нет, он уже все решил, нельзя, чтобы вокалист узнал о его слабости. Никак нельзя. - Бё, - решительно объявил Юто где-то в глубине разговора. – Я вообще-то пришел попрощаться. - Что? - Я пришел сказать тебе, что ухожу. - Куда уходишь? - Ухожу из группы. Я больше не часть Screw, Бё. Сегодня руководство подписало мое заявление по собственному желанию. Казуки уже в курсе, я поговорил с ним после работы. Ты пойми: я чудовищно не хочу этого, но так будет лучше. У меня есть причины, не могу пока назвать их вам. В свое время вы все узнаете. - Юто, ты чего, рехнулся?.. – наконец пробормотал шокированный, разом побледневший Масахито. – У нас же... ты же... - Так надо. - Но... Ты не можешь так просто... - Я уже решил, - сухо произнес Ю. Его сердце, вразрез с тоном, колотилось как бешеное. – Мне тоже больно, но... Я ведь даже не надеялся, что ты ответишь мне, Маса... – он опустил взгляд, чтобы не смотреть на друга, чтобы тот не прочитал в выразительных глазах Юто страшной, кричащей правды. – А ты ответил, и знаешь, теперь мне стало гораздо легче... – он вздохнул и, мягко освободившись, устало потер виски. – Спасибо, Коджима-кун. Я счастлив, что тебя знаю. На последних словах его голос сломался, быстро смахнув с длинных ресниц осколки набежавших слез, Ю резко поднялся на ноги: он не мог больше этого выносить. - Можно, я приму душ? – спросил как можно ровней. - Конечно, - спохватился Бё, спрыгнул с кровати и, недолго покопавшись в шкафу, протянул товарищу полотенце. – Возьми. - Спасибо. Юто быстро вышел из комнаты. Его так и перло разрыдаться, но басист из последних сил сдерживался, только бы Коджима ничего не узнал. «Я делаю это ради тебя, Маса-кун, так будет лучше, поверь», - повторял парень, до боли сжимая пальцы. Возвратившись в спальню, басист застал друга сидящим на смятой постели и, стараясь скрыть предательскую дрожь в руках, быстро оделся. - Ты не останешься? – испуганно спросил Бё. - Нет, - покачал головой Юто. – Мне нужно сегодня завершить еще одно дело. Не волнуйся: до метро недалеко, а снег уже закончился. Взволнованный Коджима наскоро облачился в первую попавшуюся одежду. - Можно тебя проводить? Хотя бы до моего порога. Юто кивнул. Они молча вышли в прихожую, где бас-гитарист обулся и, застегнув пальто, несколько раз намотал на шею шарф. Вздох. - Мне пора, - печально произнес Тодака. Они крепко обнялись – без поцелуев, без страсти, не выражая никаких чувств, кроме их давней преданной дружбы. - Я буду скучать, - тихо-тихо проронил Юто. - Я тоже. До встречи, Ю. Внутри у басиста все кричало и сопротивлялось, нити, связывающие с прошлой жизнью, рвались, мир с грохотом рушился... А он просто стоял и крепко прижимал к себе любимого друга, стараясь запомнить, каково держать его в объятьях, каково ощущать себя живым... Была б его воля, Ю бы заплакал. Но он не имел на это права. В последний раз улыбнувшись, басист отпустил теплую родную ладонь и негромко закрыл за собою дверь. «Прощай, Бё-чан». Всю дорогу в полупустом вагоне метро он думал про Масахито, вспоминая тепло его рук и нежность поцелуев. «Этот человек любит меня. Если бы я только знал раньше, прожил бы свою жизнь по-другому», - скупая слеза медленно сползла по щеке. Дома Ю долго сидел на кухне, сжимая ладонями чашку с дымящимся чаем. Мысли роем вились в его голове, и от них становилось холодно, колко, больно. Переодевшись ко сну и потушив везде свет, Тодака уже хотел ложиться в постель, когда услышал негромкий звонок мобильного. На экране высветилось знакомое имя: «Бё» - и бас-гитарист едва не расплакался. - Да, - выдохнул Юто, принимая вызов. - Это я, - теплый смущенный голос. Красивый. Чарующий. Когда-то очень давно Ю говорил Масе, что из того выйдет замечательный вокалист, а он отмахивался, не верил... Басист невольно улыбнулся: какая же все-таки странная штука – жизнь... - Что случилось? – проронил он. - Ничего, просто хотел услышать тебя. Я соскучился. - Не будь так сентиментален, Бё, - заметил Ю, передавая через беспроводную связь свою деликатную, нежную улыбку. - У тебя все нормально? – взволнованно поинтересовался собеседник. - Да, спасибо. Я уже дома. Все в порядке, – поспешил заверить басист и вдруг спохватился: возможно, это их последний разговор. Нужно сказать что-то важное... Недолго поколебавшись, Ю озвучил первое, что крутилось на языке: - Доброй ночи, Маса. - Спокойной ночи, Ю. Мирно завершил беседу. Вот и все. Басист сморгнул, вздрогнул. И тут же рухнул на кровать, не в силах больше сдерживать рыданий: всему есть предел, даже боли. Он плакал. Долго и горько, не размазывая слезы, не боясь потерять лицо... Да и перед кем его было-то терять? Перед собой? – Себя Ю больше не боялся. Несчастный Тодака проклинал свою злую, несчастливую, кривую судьбу: да, он уже смирился со скорой смертью, с тем, что ему придется оставить все и всех, бросить любимую работу, группу, музыку, но... Он даже не помышлял, что Бё ответит на его чувства, что вокалист, оказывается, тоже любит его... Столько времени потрачено впустую, они могли бы быть счастливы – пусть недолго, пусть год, пусть месяц, – а теперь... Поздно, все поздно. Он так и уснул в слезах, а утром, обнаружив на месте вчерашнего отчаяния лишь пустоту, постарался взять себя в руки. Еще раз убедившись, что все идет по плану, он выключил телефон и, спрятав его на дно ящика письменного стола, быстро собрался и покинул свой дом. Теперь уже окончательно. Впереди Ю ждали врачи, больница, операция, длительное лечение и тяжелый разговор с родителями: им да еще сестре, с которой у Юто всегда были замечательные отношения, басист должен был сказать правду. А также Тодака собирался попросить медицинский персонал ни в коем случае не сообщать никому из его коллег и друзей ни о его болезни, ни о местонахождении. Вот, в принципе, и все. Перешагивая порог светлого здания больницы, оставляя за спиной внешний мир, Ю глубоко вздохнул, прошептав: «Прощай, прошлое. Прощайте, ребята. Прощай, Юто, басист Screw». С глухим стуком закрылись автоматические двери: как будто кто-то невидимый нажал на курок.