Under The Sun

Чон Хосок — настоящая королева драмы. Вся его жизнь — сплошные крайности. Если любить, то обязательно до гроба; если ненавидеть, то до гневных тирад и разбитых в кровь костяшек. Утрировать ситуации, делать из мухи слона и гиперболизировать все слова и поступки — его конёк. Если грустно, то обязательно броситься с ближайшего моста; если радостно, то любить весь мир, цвести и пахнуть. До усрачки бояться ужастиков, верить в дебильные приметы и реветь со старых мелодрам, потому что «жизнь так несправедлива!» — Он конченый сумасшедший. С ним лучше не связываться, — говорит кто-то из общих знакомых на ухо и по секрету, но Чонгуку откровенно похер. У него типа с первого взгляда, вроде как. И просто интересно. Хосок его интересует. Пометка: нужно изучить. Именно поэтому Чонгук идёт знакомиться первым. Заливает что-то про судьбу, про любовь с первого взгляда и до гробового гроба и будто невзначай подливает ром в хосокову текилу. Всё как тот любит. И Чонгук совсем не удивляется, когда среди своего драматического монолога о большом, чистом и высоком, вдруг слышит спокойное: — Ты знаешь что-то об очищении через страдание? Его ещё называют... — Его ещё называют катарсисом. Я знаю. Они смотрят друг другу в глаза и музыка громкая на фоне вдруг совсем стихает. Хосок улыбается одними уголками губ, по сумасшедшему совсем, пьяно и пьяняще. Цокает свой стакан о чонгуков и отпивает немного. — Мы сдружимся, — выносит свой вердикт Хосок, и Чонгук собачкой кивает. И они действительно сдруживаются. Начинают на заднем сидении такси, а заканчивают в квартире старшего. Сбивают новый светильник, отдирают кусок оттопыренных обоев на кухне и разбивают старый сервиз. Хосок заламывает руки Чонгука за спину, размашисто двигается внутри и больно кусает за шею. Пятки упираются в основание шкафа, перед глазами размыто и мокро, мокро, мокро. Везде. Хосок рычит в самое ухо. Спина стирается о шершавый пол, а Чонгук закатывает глаза от удовольствия слишком высоко. Пометка: дружить с Чон Хосоком приятно и, чёрт возьми, необходимо.

***

Чон Хосок — настоящая королева драмы. Если Чонгук по-дружески обнимет Тэхёна, то обязательно услышит: «Я знал, что ты меня никогда не любил и лишь пудрил мозги». Если задержится допоздна в университете, то увидит свои чемоданы в коридоре и «Так и думал, у тебя кто-то есть». — Господи Боже, как ты можешь с ним жить? Он же конченый псих! — говорит кто-то из всё тех же общих знакомых. Чонгуку всё ещё похер. У него к Хосоку вроде как вечное и до гробового гроба не проходит и это очень даже драматично. Хосок такое любит.

***

— Если тебе что-то не нравится, можешь катиться на все четыре стороны! — орёт Хосок после загруженных в Инстаграм нескольких милых селфи Чонгука с Чимином. Младший закатывает глаза выше неба и устало трёт переносицу. Он хватает Хосока за запястье, целует глубоко и больно. Для большей драматичности прикусывает губу до крови и опускается на колени. Медленно расстёгивает ремень на узких джинсах, томно смотрит в глаза снизу вверх и непозволительно долго медлит с молнией. Он знает, как задобрить свою королеву. Ведь если любить, то очень сильно, не так ли? И если сходить с ума, то сразу и полностью, иначе не интересно.

***

— Мне психолог сказал, что я всё слишком драматизирую, — откупоривает банку с пивом Хосок. Холодный воздух в лицо, на мосту почти никого, фонари слепят глаза, и совсем не видно звёзд. — Пошли его нахер, — выдыхает Чонгук и помогает открыть злосчастную банку. — А ещё, от меня прозвище «Королева драмы» лет с пятнадцати не отлепляется. — Всё нормально. Я люблю драмы. — Ты мазохист? — Хосок улыбается, делает первые глотки леденящего напитка и передаёт Чонгуку. — Может быть. Губы красные от ветра, кончики пальцев тоже, пар изо рта клубками заворачивается. Шарф не греет, зато солёно-горький поцелуй, оставленный на губах мгновение назад, не хило так бодрит. — Всё нормально. Я люблю мазохистов. — До гробового гроба? — чеширская улыбка в пол-лица. — До гробового. Пометка: у каждого мазохиста должна быть своя королева драмы.