Under The Sun

Хосок нагло лезет своим горячим языком к Чимину в рот, прижимая к себе настолько близко, насколько вообще возможно. Алкоголь дурманит, Чимин стонет в поцелуй, Хосок сминает пухлые губы, и всё вокруг плывёт цветным калейдоскопом перед глазами. Чимин взвинченный, а Хосок горячий, он забирается руками под свитер и оглаживает пальцами выступающие позвонки, проходится большими ладонями между лопаток, а Чимина трясёт не по-детски. Видел бы кто, как поджимаются пальчики на его ногах (скрытых красными носочками с оленями), сказал бы «как школьница, честное слово». Через дверь доносятся приглушённые звуки каких-то заезженных рождественских мелодий, и Чимин не вовремя вспоминает, что они вообще-то на вписке у каких-то общих друзей, в ванной комнате. Сам он сидит на стиральной машинке и ногами стискивает бёдра Хосока до синяков, а тот совсем не против. Хосок не позволяет отстраниться ни на секунду, поэтому приходится дышать буквально друг в друга. Голова кружится то ли от выпитого, то ли от горячего Хосока, который кусается больно и почти до крови, что возбуждает ещё больше. Чимин стонет в поцелуй и чувствует чужое возбуждение через слои одежды. В ванной полутьма, только желтоватый свет гирлянды вокруг зеркала, и это даже хорошо — не видно чиминовых горящих щёк. Хосок спускается ниже к шее, оставляет красные следы, проходится по напряжённым венам, а Чимин смотрит на себя в зеркало и не верит, что это он: волосы встрёпанные, взгляд томный, скрытый за пеленой возбуждения, губы нереально красные и полуулыбка совсем как у лиса. Он возбуждает сам себя, зарывается руками в волосы Хосока и стонет ещё более развратно, чтобы у того совсем крышу снесло. Про таких как Чимин говорят «один раз увидеть и после выжимать трусы». Феромоны это или ещё что, но ведутся все. Все, кроме Хосока, который, напившись на вечеринках, просто целует, но не заходит дальше никогда. Чимин думает, что Хосок мог бы развести его на что-то большее, чем поцелуи. И Чимин бы с удовольствием развёлся. Поломался бы для приличия, но сдался без особого боя. Но Хосок просто целует, доводя до обморочного состояния, и сваливает, оставляя Чимина наедине со своим возбуждением и извращёнными мыслями. Пака это задевает сильно, но он продолжает спихивать всё на дурманящий голову алкоголь, хотя лишь слегка пьян. Сегодня что-то конкретно идёт не так, потому что Хосок пробирается руками под ткань узких джинсов и поглаживает возбуждение младшего. Чимин задыхается, ещё чуть-чуть и отрубится прямо на стиральной машинке. — Хочешь, поедем ко мне? — хриплый шёпот в самое ухо, и Чимин сразу пропускает фазу ломаний, быстро кивая. Десятиминутная дорога к дому Хосока кажется адом даже на такси, потому что выть от возбуждения хочется. Чимин красный, растрёпанный, желанный такой, что не наброситься с новыми поцелуями, ещё не дойдя до подъезда, просто невозможно. Они зажимаются в лифте и около входной двери, пока Хосок не может попасть ключом в замочную скважину. Потом раздеваются наспех в коридоре. Чимина больно припечатывает коленями о холодный паркет, и он сразу понимает, что от него хотят. Он высвобождает достоинство старшего из джинсов и проходится языком от основания до самого кончика. Он обводит головку языком и берёт наполовину. Обычно, отсасывают ему, но Хосок оказывается очень требовательным. Он насаживает Чимина до самого основания и хрипит шумно. У Чимина глотка горит огнём, немного больно тянут за волосы, но ему всё равно безумно приятно, будто под наркотой. Хосок кончает много и приказывает просит проглотить всё. Горько и привкус неприятный, но Чимин повинуется. Он не помнит, как они добираются до кровати и остаются полностью без одежды. Руки Хосока везде: играются с напряжёнными сосками, оглаживают бока. Губы терзают шею и ключицы, горячий язык яростно зализывает укусы. Чимин насаживается на длинные хосоковы пальцы, запах клубничного лубриканта атакует обоняние, член сочится естественной смазкой, и Чимину хочется, чтобы его уже взяли быстрее. Обычно, другие обходятся с ним, как с хрустальным: ласкают непонятно зачем два часа, а потом берут медленно и долго, каждые пять минут спрашивая дебильные вопросы вроде «Тебе хорошо? А вот сейчас? А так?», и всё это походит на одну сплошную пытку. Хосок не такой. Он печётся о том, чтобы ему было хорошо и входит резко, сразу задавая рваный ритм. Чимину нравится. Нравится, что не нужно отвечать на вопросы, что Хосок заставляет его громко кричать, разрывая горло, и трахает поперёк кровати, не оставляя на теле живого места. Чимину льстит, что его хотят именно так, будто желают съесть заживо. Он словно под действием наркотика, смотрит в потолок, забитый фотографиями какого-то парня, и думает мимолётом, что слухи правдивы. У Хосока и правда краш по незнакомцу. Красивому (исходя из качественных фотографий), со светло-русыми волосами и маленькой родинкой на кончике носа и щеке. Мило. Эти мысли сразу обрываются, потому что Хосок накрывает член младшего горячей ладонью и начинает двигать в такт своим движениям. Чимин жмурится до белых пятен перед глазами и изливается на свой живот. Хосок кончает глубоко внутрь, и Чимина вырубает от нереальных ощущений. Они просыпаются почти одновременно. Чимин принимает душ, ждёт, пока по бёдрам стечёт вчерашняя сперма, всё тело болит и ломит, но стоит признать, это с самого начала было крышесносно. Чимин бы повторил. Его не выгоняют, поэтому они завтракают наспех приготовленной яичницей в полной тишине. Чимину кажется, что он бы мог уломать Хосока на более серьёзные отношения, но откладывает это на потом, на следующую общую вписку у друзей. На фото парня на стенах и потолке ему плевать, разлюбится, ведь рядом он, с горячим телом и сердцем, пылкий, горящий прямо в руках, преданный. Фотографии так не умеют. Чимин легко улыбается, прощаясь, и старательно готовится к следующей вписке. Хосок на него уже повёлся. Осталось лишь закрепить успех. Чимин выбирает чёрные узкие кожаные штаны и большой свитер. Приходит на одну вписку, потом на другую. Через неделю на третью, но Хосока нет нигде. Все вокруг ведутся на него, а он, копаясь в глубине души, пытается найти место, где этой ночью смог бы побыть абсолютно один. А потом ему говорят, что Хосок уезжает. Говорят, что на неделю, на месяц, на год.

А оказывается — на всю жизнь.

Говорят, что повидать родных, на встречу выпускников, на новую работу.

А оказывается — к тому парню с фотографий.