@abcdefghi__lmnopqrstuvwxyz Хён, я уже на вокзале
@uarmyhope ещё рано больше часа до прибытия
@abcdefghi__lmnopqrstuvwxyz Ничего. Я подожду
@uarmyhope Замёрзнешь же
@abcdefghi__lmnopqrstuvwxyz Я горячий парень 😜
Хосок улыбается, как всегда полностью обезоруженный и бессильный перед своими многолетними чувствами. Чонгук всегда такой: игривый, флиртующий и очень классный. И, возможно, Хосок со своими вечными комплексами ему совсем не подходит, но думать об этом сегодня совсем не хочется. Электричка прибывает на перрон, когда за окном уже вовсю стоит холодное зимнее солнце, на табло высвечивается семь тридцать утра. Хосок сходит на станцию и глубоко вдыхает морозный пусанский воздух: пахнет морем, горами и домом. Он оглядывается и сердце его ухает вниз, к пяткам, когда вдоль перрона бежит радостный Чонгук: его куртка распахнута полностью, вьющиеся волосы развеваются на ветру, увенчанные серёжками уши и кончик носа ярко-красные, как и щёки. Шарф безобразно волочится за ним, не выполняя своей функции. Младший с визгом запрыгивает на него, обвивает ногами тонкую талию — и Хосок только чудом не валится на асфальт, потому что Чонгук раньше был нескладным подростком, а сейчас почти на голову выше и шире в плечах. Но Хосок всё равно держит его крепко-крепко, и Чонгук сжимается в его руках, будто становясь немного меньше. — Ты такой тёплый, — выдыхает Чонгук, опаляя своим дыханием оттопыренные шапкой уши старшего. — А ты балбес. С расстёгнутой курткой, без шапки. — Говоришь как моя мама, — бурчит Чонгук. Они сходят со станции, идут вдоль таких родных и с детства знакомых улиц, болтают о самых обычных вещах, Чонгук легко перекидывает его рюкзак через плечо. Хосок наполняется любовью каждый раз по самые гланды. И во рту колется, на языке горчит невысказанными чувствами. Но сегодня он наберётся смелости и скажет это. Сердце заходится новыми спазмами в волнении и предвкушении. Хосок знает, что даже если признается — Чонгук не ответит ему взаимностью. Но они останутся друзьями. Чонгук просто примет эту другую часть Хосока, которая любит его. И так будет легче для них обоих, поэтому Хосок запихнёт свою трусость и признается, да. Но они проводят вместе целый день, а Хосок всё ещё молчит о самом главном. Они едят чачжанмён в их любимой забегаловке, бегают по пустому пляжу пока ледяной ветер обдувает их лица. Чонгук достаёт из своей сумки огромную камеру и снимает всё вокруг так долго, что садится батарея. Они забегают к Чонгуку домой, наскоро здороваясь с его мамой, а потом играют в овервотч в его комнате до самых сумерек. Чонгук, конечно же, выигрывает. Хосок всё ещё совсем не умеет играть. Чонгук восторженно показывает ему свои новые татуировки на руке, желая закончить рукав до поступления. А потом поздно вечером они гуляют по торговому центру, покупая всякие безделушки. Чонгук затаскивает его в примерочную кабинку и сдирает с себя толстовку вместе с футболкой, оголяя свой потрясающий подкаченный торс. И когда только успел так повзрослеть? Хосок отворачивается, почти не в силах вытерпеть всех этих невероятных эмоций, которые Чонгук ему дарит. Хосок думает, что с такими чувствами не доживёт и до тридцати. В итоге младший разводит его на новую толстовку с матерной надписью, а Хосок, не жалея денег с подработки, под ворчание покупает ему шапку и тёплые перчатки. Они едят горячие токпокки у палаток около станции. Фонари золотом светятся в темноте. Чонгук поднимает голову к чёрному небу и восторженно, почти по-детски вытаскивает красный язык, пытаясь поймать тающие снежинки. — Хён, снег идёт. И прямо сейчас Чонгук такой красивый: весь раскрасневшийся, разнеженный теплотой новой шапки и горячими токпокки, с парой сотен новых фото в разряженном фотоаппарате, такой взрослый, высокий и мужественный, и вместе с тем такой маленький, ребячливый, игривый и лёгкий на подъём. Всё такой же, каким Хосок помнит его пять, десять, пятнадцать лет назад. И, господи, пусть это никогда не меняется. Прямо сейчас Хосоку кажется, что более подходящего момента не будет. Он набирает в разгорячённые чувствами лёгкие побольше пусанского холодного воздуха и несмело выдыхает: — Чонгук, я… — Хён, электричка прибывает, мы можем не успеть! — спохватывается Чонгук, дёргая старшего за рукав в сторону перрона. Горячий воздух облаками вылетает из его рта, а Хосок думает, что проебался. Когда они стоят на платформе, там, где предположительно остановится нужный вагон, Хосок нервно мнёт в кармане свой билет. В другом кармане уже остывшие твёрдые звёздочки-грелки, а Хосок видит звёзды в огромных чонгуковых глазах. Младший переминается с ноги на ногу, видимо, совсем замёрзнув. Он моргает будто в замедленной съёмке и почему-то закусывает губу. — Хён, ты хотел мне что-то сказать? Хосок понимает, что сейчас уже не сможет произнести это вслух. Это причиняет боль и заставляет злиться на самого себя из-за собственной трусости. Но, возможно тогда в следующий раз, к следующему приезду, когда он снова наберётся смелости. Хотя бы немного. — Нет, ничего. В следующий раз, — мягко улыбается Хосок, поправляя шапку на голове младшего, на самом же деле просто желая прикоснуться к нему. Хотя бы вот так, выискивая разные предлоги. Чонгуково лицо вдруг как-то болезненно искажается, брови ползут друг к другу, и сердце старшего сжимается в каком-то диком неприятном спазме. — Но хён… Дальше слова младшего теряются в гуле пребывающего поезда. По чонгуковому лицу расплываются огни фонарей и проезжающих на соседней автостанции машин. Именно в этот момент Чонгук кажется старшему таким уязвимым и маленьким, что Хосок хочет подарить ему всю любовь этого мира, но… он просто чёртов трус. И Чонгук на самом деле никогда не будет его. — Мне пора. Напиши, как доберёшься домой. Хосок заставляет себя развернуться и шагнуть в теплоту открывшегося вагона. Он оборачивается, но болезненно сморщенное лицо младшего никуда не девается. Чонгук прячет руки в карманы и сутулится. Опускает голову, смотря под ноги. Несколько кучерявых прядей выбиваются из-под шапки, а побледневшие губы говорят что-то, что Хосок не может услышать. А потом Чонгук поднимает на него свой взгляд — свои огромные глаза, на дне которых осколки раскрошившихся звёзд и несостоявшиеся несформированные слёзы. И во всём его лице и фигуре какая-то боль и злость, и скрытая ярость. И Хосок пугается не на шутку, потому что никогда не думал, что Чонгук может быть таким. Он ничего не понимает, но на чистом инстинкте дёргается к младшему, желая обнять, защитить, спросить, что не так. Спросить, о чём в этот момент думает Чонгук, и почему Хосок чувствует себя дико виноватым, даже ничего не делая. Почему это так ранит? Буквально разбивает ему сердце. Но прежде, чем Хосок успевает сделать хоть что-то, дверь захлопывается прямо перед его носом, оставляя в полумраке вагона совсем одного: ничего не понимающего и чувствующего себя совсем разбитым. Чёрт, этот день не должен был окончиться так. Он садится у окна и приваливается лбом к запотевшему стеклу. Оранжевые поручни светятся в темноте вагона. Больше никого нет. На табло в углу ближе к выходу высвечивается двадцать два сорок восемь. Хосок прикрывает глаза. Его сердце болезненно ноет в груди. Он достаёт телефон, пытаясь придумать, что написать Чонгуку. Что у него спросить? Может, написать какую-то шутку или скинуть мем, или какое-то смешное видео из сохранёнок, боже… нет, он должен спросить, что произошло только что, потому что он правда ничего не понимает. Хосок открывает их диалог, пытается что-то написать, но пальцы почему-то сводит судорогой, а потом он вообще заваливается вперёд, больно ударяясь лбом в сидение впереди, потому что поезд резко тормозит. Хосок тихо матерится, потирая лоб, пока дверь не распахивается и со стороны выхода не слышится шум. А потом в вагон вбегает Чонгук — и сердце Хосока буквально разрывается, переполнившись. Младший запыхавшийся весь, раскрасневшийся, с шапкой небекрень и шарфом через плечо. Поезд снова трогается, а они просто смотрят друг на друга, и внезапно Хосоку кажется, что между ними не семь метров, а почти непреодолимое огромное расстояние. Но Чонгук снова насупливается и преодолевает это смертельное расстояние за несколько широких шагов, оказываясь совсем близко, опаляя своим сбивчивым сердитым дыханием. — Хён, скажи то, что ты хотел сказать, — говорит Чонгук, и Хосок понимает, что он знает. Чонгук знает о том, что он чувствует. С каких пор? Как долго? Чонгук никогда не был проницательным, а Хосоку казалось, что он умело скрывался. Но, возможно, Хосок всего лишь был для Чонгука открытой книгой. — Чонгук… — Скажи, — младший настаивает, почти давит. А потом, словно опомнившись, закусывая губу, тише, почти шёпотом добавляет. — Пожалуйста… скажи это, пока я не сошёл с ума. Ох, чёрт. Быть не может. Это всё тупая надежда в хосоковом горячем сердце, это не может быть правдой. Но Чонгук здесь, смотрит на него своими огромными глазами, тяжело дышит, а потом вдруг цепляется за его куртку так сильно, что вот-вот порвёт. И что-то расцветает в хосоковой груди, такое необъятно большое, тёплое и красивое. Он делает глубокий вдох, накрывает руки Чонгука своими и чувствует себя самым смелым и одновременно глупым человеком во вселенной. — Я люблю тебя. Да, вот так. Это кажется таким естественным. Эти чувства, что родились в нём, взрослели вместе с ним, превратившись во что-то большое и внушительное — это правильно. Потому что эти чувства всегда были его частью. — Да, хорошо, отлично, я тоже, — Чонгук нервно улыбается, отцепливает руки от куртки старшего и переплетает с ним свои окоченевшие пальцы. — Я хочу заботиться о тебе, — продолжает Хосок. — Ага. — Будешь встречаться со мной? Чонгук согласно мычит, обнаруживая себя в объятиях Хосока, воткнутым в его хорошо пахнущую шею. Он обнимает его в ответ. — Ты в курсе, что прямо сейчас едешь в Сеул? — Я сойду на следующей остановке и сяду на автобус обратно. Они ещё ходят, — говорит Чонгук, чуть отстранившись. Они смотрят друг на друга близко-близко и, окей, это немного неловко, но они смогут привыкнуть. Хосок, чувствуя себя дико счастливым, тянется и целует Чонгука в нос, улыбаясь. В конце концов, ничего не изменилось. Они всё ещё лучшие друзья. Просто теперь они могут довериться друг другу ещё больше. — Какой ты продуманный. — Возможно, я немного фантазировал об этом и продумал по меньшей мере тысячу возможных вариантов, — улыбается Чонгук, оголяя свои красивые зубы. — Ты фантазировал о моём признании? — Немного. — Как долго ты знаешь… о моих чувствах? — Хосок нехотя отпускает его из объятий и тянет за собой на сидение. Они переглядываются, и старший перехватывает его руку, переплетая пальцы. Чонгук наконец-то позволяет себе положить свою тяжёлую голову на его плечо. За окном тихо гудит поезд, встречаясь железными колёсами с перекладинами рельсов. Начался снегопад. — Я не знал, просто предполагал и надеялся. И сегодня, когда я понял, что это случится, то просто струсил. Блин, мне жаль, — досадливо скулит младший. — Это мне жаль, что не смог второй раз решиться. У тебя трусливый хён, — смеётся Хосок. — Ну, не то чтобы я этого не знал, — игриво подначивает Чонгук. — Но тебе повезло, судьба наградила тебя смелым мной. Видишь, я всё порешал. Они смеются, как делают это всегда: как друзья, а теперь и как возлюбленные. И мог ли вообще Хосок знать, что сегодняшний день будет настолько хорошим? Буквально лучший день в его жизни, серьёзно. Они делят одну пару наушников на двоих, слушают свою любимую музыку, тихо о чём-то переговариваются и не разжимают рук. Через четверть часа поезд прибывает на станцию, а Хосок не может разжать объятий. Чонгук становится в них таким маленьким и милым, и боже, как вообще теперь с ним расставаться? — Не хочу тебя отпускать. — Через полгода я тоже поступлю в сеульский и ты больше не сможешь от меня сбежать, — смеётся Чонгук. — Мы же договорились жить вместе, помнишь? Хосок помнит, да. Они планировали жить вместе даже просто как друзья. Сейчас же… ох господи, лучше не фантазировать об этом сейчас. — Я не собираюсь убегать, — подхватывает Хосок, а потом на секунду запинается, пытаясь собрать свои расплавленные мысли. — Я поцелую тебя. Сейчас. — Как мило с твоей стороны предупредить меня об этом, — ухмыляется Чонгук, и Хосок спешит стереть эту ухмылку с его губ, не оставив на лице ничего, кроме томного ожидания. Они целуются, трепетно и нежно. И это тоже ощущается правильным и естественным. И необходимым, и желанным. И совсем всё равно, что на них пялятся вошедшие пассажиры. Плевать. — Я напишу, как доеду. Ты тоже. Они прощаются, и весь оставшийся до Сеула путь Хосок не может стереть глупую счастливую улыбку со своего лица.@abcdefghi__lmnopqrstuvwxyz Хён, я приеду на следующих выходных Возьми выходной на работе
@abcdefghi__lmnopqrstuvwxyz 💜 💜
Хосок думает, что уже не может быть счастливей. Но представляя Чонгука на следующих выходных в своей съёмной квартире, на своей кухне, в своей постели, в своей одежде… также как в своём сердце и своих мыслях, он понимает, что это далеко не предел. Да, определённо. Они станут ещё счастливей.