Двое. Продолжение истории.

Не успел Герберт всё обдумать, как прозвучала громкая команда: — Antreten! Немцы встали в колонну по четыре человека. Герберт занял место с краю. — Marsch! Колонна пришла в движение. Герберт механически переставлял ноги, практически не видя перед собой или вокруг ничего. У него перед глазами стояли картины последствия бомбежки. Мёртвое лицо медсестры сменялось скорчившейся на снегу фигурой немца, потом выплывали светловолосая голова его охранника, воронка от бомбы, накренившийся вагон. В ушах непрестанно гремели взрывы. Или это был стук его собственного сердца, отдававшийся в ушах? Через какое-то время он вернулся в реальность. Ноги гудели и болели, хотелось есть, навалилась усталость. Герберт стал смотреть на окружающих его соотечественников. Он, конечно, знал, что многие попали в плен. Но бесконечная колонна поразила его до глубины души. У него не умещалось всё это в голове. Герберт не сильно выделялся в общей массе. Все этапируемые немецкие пленные были завернуты в реквизированные вещи с русских. Никто не разговаривал. Возможно, это запрещалось. Даже наверняка. Но Герберту и самому не хотелось говорить. Вечером встали на привал в какой-то деревне. Всех загнали в сараи. Видимо, бывшие хлевы для коров. Было плохо, но хотя бы не в открытом поле. Даже дали дров для костра. Дали еды и воды, хотя и ужасного качества. Да, и количество не соответствовало необходимому. Но охранники ели примерно то же самое и почти столько же. Пленные вповалку легли спать. Герберт думал, что не заснёт в этих ужасных условиях. Но всё-таки заснул. Утром дали ещё поесть и выгнали всех на мороз. Всем, кто хотел оправиться, пришлось это делать в чистом поле под взглядами охранников с винтовками и остальных пленных. И не всем сразу, а по очереди. Светало поздно, день был короткий. К следующему вечеру дошли до станции железной дороги. Там наскоро дали перекусить сухим пайком и погрузили в вагоны. Перед этим сделали перекличку. Герберт уже успел всё обдумать. Несмотря на кошмарность нынешнего положения, он решил попробовать остаться и отозвался на имя Герберта Ленца. Главное, что волей случая он был избавлен от выбора между жизнью и долгом. О таком подарке судьбы он не мог и мечтать. Ведь он был ещё жив, и была надежда дожить до конца войны и вернуться домой, не совершив предательства. По дороге умерло несколько человек. Одни просто падали в снег марше, и их никто не поднимал, прочие сами еле держались на ногах. Ехали сутки. Пока их везли, в их вагоне замерзли ещё двое. За это время их никто не кормил и воды не давали. Вечером выгрузились и ещё часа три шли. Их привели на территорию, обнесенную колючей проволокой, где стояли бетонные бараки, оборудованные печками-буржуйками и заставленные двухъярусными нарами. За время пути Герберт дошел, кажется, до последней стадии безразличия к окружающему и своей судьбе. Не замёрз и не упал в снег, наверное, чудом.