Двое. Продолжение истории.

Конечно же сразу, как его довели до лагеря, он угодил в карцер. Там было холодно, несмотря на лето. Герберту сразу вспомнилась зима 43-года, когда он попал в разрушенный советский город, чьего названия он не знал до сих пор. Тогда он сутки провёл в полуподвале, промёрзшем и голом. Сейчас, конечно, было получше, но ненамного. Один глаз уже успел заплыть, щека под ним горела. Голова кружилась. За короткое время, пока Герберт жил «на особом положении» в колхозе Алексея, он успел отвыкнуть от своего бесправного положения военнопленного. Поэтому возвращаться к нему было особенно унизительно. Конечно, не стоило расслабляться, надо было помнить о том, кто он сейчас есть. Никто. Его могут сгноить в этом чёртовом подвале. Особенно, если Алексей… Немец сглотнул подступивший к горлу комок. Глупо получалось, что он так привязался к человеку, который, если рассуждать логически, был причиной всех его теперешних несчастий. Всё могло бы быть совершенно иначе. «Что толку жалеть? — подумал Герберт. — Этим ничего не изменишь». Мысли перекинулись на момент, когда он совершенно по-мальчишески разделился со своими ребятами и пошёл навстречу Алексею. Если бы он этого не сделал, а дошёл с ними до лагеря, то… То не сидел бы сейчас в этом сыром подвале. Но партизан (Герберт всё-таки продолжал его мысленно так называть) был бы мёртв наверняка. И от мысли, какой была бы эта смерть, немца передёрнуло. — Es ist richtig, — прошептал он, убеждая себя, что его действия были верными. В конце концов, даже если бы его персонально не обвинили бы в пропаже Алексея, а когда бы его нашли — в его смерти, на кого бы пало обвинение? Уж наверное не на залётных бандитов, а на «фашистов», разгуливающий на воле. Тогда не один он, а все, кто работал в колхозе, пошли бы под суд. И, наверное, их бы всех расстреляли. В лучшем случае сослали бы куда-то очень далеко. От таких мыслей стало немного лучше. Хотя тревога за Алексея и за своё собственное будущее, мучила его сильнее, чем холод и голод (с прошлого вечера он ничего не ел и не пил, а прошло уже три четверти суток). Время тянулось медленно. Тут не было даже кровати. А чтобы лечь на холодный пол он был ещё не достаточно уставшим. Герберт либо ходил — два шага туда и два шага обратно, либо стоял, прислонившись к стене. Либо сидел на корточках тоже прислонившись к стене. Время тянулось и тянулось. В камере было небольшое окошко, по свету из которого можно было судить, какое время суток. Но даже ещё не начало темнеть. Снаружи почти не доносилось звуков. Мысли снова изменили направление, и Герберт привычным движением достал из нагрудного кармана фотокарточку, которая уже была довольно потёртой. Жена и дочь. Тоска по ним была нестерпимой. Особенно сейчас, когда он только что верил, что всё окончится хорошо, и он к ним вернётся. И вот теперь ничего этого не будет. Он никогда не увидит своих родных, а они не увидят его… От того, что защипало в носу, он шмыгнул и поскорее вытер слёзы ладонью. Но они всё равно текли. Было очень жаль будущего, которое у него снова отнимали. Чтобы подбодрить себя и окончательно не раскиснуть, он запел тихонько песенку. Вспомнился тот момент в лесу, когда они с Алексеем пели друг другу. Против воли Герберт улыбнулся и подумал о том времени почти ностальгически. Потихоньку вечер всё же наступил, а кормить его так и не пришли. Стоять было уже физически сложно, поэтому он аккуратно свернул свой истрепавшийся китель и подложил под себя, устроившись в углу камеры. Уснуть было сложно не только из-за холода, но из-за боли во всём теле от побоев. Герберт постоянно возвращался мысленно и обдумывал, почему этот советский солдат так его невзлюбил? Вообще советские люди были очень странными. Алексей тоже был странным. Но к его странностям привыкнуть было проще, потому что Алексей ему нравился. Уже засыпая, Герберт опять подумал про Алексея, успели его спасти или нет. Немец был уже настолько уставшим, что даже не сильно волновался о своей судьбе. Просто ему хотелось знать наверняка, чтобы не мучиться неопределённостью. Где-то на середине такой мысли он всё же заснул, свесив голову на плечо.