МоноХром. Вольфрам

      Морж собрал свою группу в небольшой комнатушке по соседству с кабинетом Шульги. Здесь было вполне уютно, впятером они разместились без стеснения, но и не так, чтобы сильно вольготно. Пять кроватей - голых панцирных сеток - стояли хорошо, если в тридцати сантиметрах одна от другой. Стол у стены, узкий и длинный, похожий на книжную полку. На нем - примус, кружки, миски, кастрюльки. Настольная лампа, и еще «лампочка Ильича», свисающая с потолка на жестком, коряво изогнутом проводе. На стенах - традиционная картинная галерея: постеры с голыми девками, автомобилями, и тут же по соседству - пара икон на православных календарях.       По здешним меркам - почти что номер «люкс». Но главное: отдельный и с хорошей, крепкой дверью, отлично приглушающей звуки.       Когда все расселись по кроватям, поскидывали рюкзаки и разгрузки, Морж негромко постучал пустой кружкой по столу, привлекая внимание.       - Значит, так, мужики, - начал он, - Получается, мы дали хорошего кругаля и теперь опять здесь. Свободовцев выперли, «Долг» снова в силе и радуется жизни. Вопрос в том, вернемся ли мы к Шульге. Прежде, чем кто-то что-то выскажет, напомню, что в «Долг» нас привел Бродяга. Это было его решение, и нам бы следовало его учитывать.       - Если я правильно помню, - заметил Серп, едко усмехнувшись, - Это Дегтярев так решил. А Бродяга просто поплелся за ним, как телок на привязи. Или я неверно все понял?       Морж смерил его тяжелым взглядом, но предпочел промолчать. Что творилось с Серпом, он не понимал, но ощущал нечто странное - будто для их слитной группы-братства тот стал совсем чужим, посторонним. Причем, по собственному почину, а не потому, что его чурались остальные. Серп словно бы решил, что он лучше и свободнее их и теперь тяготился навязанным боевым товариществом.       - И какие есть варианты, Морж? - спросил Тихий, как всегда, благодушный.       Если хотя бы минут пять понаблюдать за этим парнем, становится понятно, почему его так зовут. Лишнего Тихий не болтает, и в то же время с ним не соскучишься: всякую минуту у него такой вид, будто он знает что-то очень важное, интересное и крайне смешное, и вот-вот расскажет. Но - не рассказывает. Лишь распространяет вокруг себя некую ауру надвигающегося веселого приключения.       - Есть куча самых разных вариантов, - Морж улыбнулся. - Но сначала пусть каждый предложит что-то свое - то, что ему ближе. Остаемся здесь или уходим? И если уходим, то куда?       - Я б остался, - пожал плечами гигант Броня.       Самый невозмутимый, простой, как три копейки, и пусть на вид не очень умный - и не только на вид, по мнению Моржа. Но, говоря по правде, он считал Броню истинным ядром всей их компании: тот умел по-настоящему любить людей - бесхитростно и безусловно - прямо как Форрест Гамп.       - А что? - удивился Броня, когда не получил поддержки от остальных, - Долговцы - ребята неплохие. Шульга - честный и хороший человек. Да и кормежка у них отменная.       - Кто о чем, а Броня о жратве! - хохотнул Фома.       Едкий, злой на язык, вечно лезущий на рожон, ищущий приключений для себя и невольно создающий их для своих соратников. Непредсказуемый и всегда имеющий собственное мнение. Опасный и в то же время свой в доску хулиган - вот что мог бы сказать о нем Морж.       - И что в этом плохого? - спросил Броня. - Сам-то далеко без хавчика уйдешь?       - Наживное дело этот твой хавчик, - поморщился Фома. - Я думаю, мы теперь сами по себе. И можем решать, что и как. К тому же, у Тихого в загашнике почти бесконечная армия, даже с подгнившим генералом во главе. Так что, всех - побоку. Слышишь, Морж? Всех - побоку. Мы ж можем взять себе, к примеру, «Юпитер». Или где там у нас место потеплее? Может, на Затон, на какой-нибудь кораблик посохраннее?       - Так, два предложения есть, - кивнул Морж, хотя точка зрения Фомы казалась ему неправильной, да и вообще не нравилась. Он же, по своему обыкновению, просто высказался против, как хрестоматийная Баба Яга из мультика. - Серп, а ты что скажешь?       - Какая разница, что я скажу? - он пожал плечами. - Вы же все равно решите по-своему.       - Ты говоришь: вы... А ты уже не с нами? - строго спросил Морж.       - Да мы вообще-то все сами по себе, каждый из нас. Для того и ушли из Припяти. Разве не так? Мы искали свободы, мы ее получили, а сейчас снова - Бродяга у нас Старший, его решение, типа, закон. И опять - идти под Шульгу, под чье-то там командование.       - То есть, для себя ты уже все решил? - усмехнулся Фома, жестом остановив готового высказаться Моржа. - Серп, ты ж не первый день жопу морщишь. Может, сразу скажешь, что не так? Чем ты недоволен? Ты не мне, не Моржу - всем скажи. Или даже своим уже не доверяешь?       - Отвали, а? - поморщился Серп. - Я не обязан исповедоваться. Считай, мне все остоебенило. А хочешь наехать, так пошли отойдем от станции и…       - Заткнитесь оба! - рявкнул Морж. - Я понял: Серп за абсолютную свободу и против любого подчинения. Верно?       Тот кивнул, продолжая сверлить Фому неприязненным взглядом.       - А если кто хочет затеять разборки, - Морж вздохнул, оглядел всех, - Сначала он будет разбираться со мной. И будьте уверены, показательную порку я обеспечу, даже не вспотев. Фома, тебя в первую очередь касается.       - Смущен и напуган, - фыркнул Фома пренебрежительно.       - Ну а ты что скажешь? - обратился Морж к Тихому.       Тот пожал плечами.       - А все-таки?       - Для начала нужно решить: мы вместе или порознь? - Тихий снова замолчал, будто ожидая ответа. Но никто не отвечал, и он продолжил: - Думаю, надо идти в Припять. Окончательно решать наше будущее нужно вместе, верно? Чтобы каждый мог высказаться. А без Бродяги это будет неправильно. Худо-бедно, но он до сих пор - наш Старший. Его слово должно быть самым веским, - Тихий снова замолчал, огляделся и добавил, будто извиняясь: - Ну, это мое мнение.       - Пока что - самое разумное, - кивнул Морж весомо, - Кто-то против?       Против не выступил никто. Разве что Серп усмехнулся и покачал головой, но ничего не сказал.       - Значит, идем в Припять, - подытожил Морж.       - Нельзя просто взять и пойти в Припять... - замогильным голосом произнес Фома и тут же хохотнул. - Как вы вообще себе это представляете?       - Ну, как-то же мы сюда добрались. А Дегтярев с Бродягой туда прошли, - заметил Тихий. - Значит, можно и просто так.       Морж рубанул ладонью воздух.       - Итак, вот на чем порешим, - сказал он. - Сегодня готовимся к походу. Всем отсыпаться, отъедаться. И думать. В чем-то Фома прав. Нельзя просто...       - Мы пойдем другим путем! - снова встрял тот, дурашливо картавя тонким тенорком.       - Заткнись, - поморщился Морж. - Я серьезно. Если кто-то что-то припомнит о той тропе, по которой мы шли сюда из Припяти, пусть не молчит, а сразу рассказывает мне. Иначе придется идти наугад. Потому что я, если честно, дороги вообще не помню.       И он, зловеще хохотнув, покинул комнату - к Шульге пошел, объясняться.       Полковник был благодушен и как-то по-праздничному суетлив, словно вот-вот намечался Новый Год или чей-то день рождения. Морж, издерганный сварами в команде, и не знал, как к нему подступиться.       - Ты чего топчешься? Нужно что? Смурной ты какой-то. Остограммить тебя коньячком? - заторопил его, застывшего в дверях, Шульга.       - Не стоит. Пожалеете потом, - помявшись, отказался Морж.       - Сейчас ты сообщишь мне что-то неприятное, и тебе будет стыдно, - с улыбкой догадался полковник. - Только никакая гадость не отменяет моего предложения. Но если тебе так легче, сперва говори, а потом составь мне компанию.       И на полковничьем столе появилась пузатая пятизвездочная бутыль.       - Что праздновать будем? - спросил Морж, все не решаясь портить радужное командирово настроение, пусть и командир он им - невзаправдошный, вроде отставной козы барабанщика. Просто мужик Шульга был хороший, и в последнее время ему редко удавалось так вот порадоваться. Так что Морж берег его радость - до поры.       - Победу, вестимо! - по лицу полковника словно солнечный луч пробежал, а от него, как от ветра на море - морщинки смешливые. - Мир. Начало доброго житья. Закон, как говорится, порядок, здоровое общество и искоренение язв. Вполне себе повод для радости, не считаешь?       - Пожалуй, - согласился Морж. - Накапай тогда, только не сильно.       Коньяк был хороший, терпкий, вкусный, насколько вообще может быть вкусным коньяк. Из закуси - плавленый сыр да килька в томате, что, с учетом местных реалий, тоже весьма неплохо. И сам полковник был - ну прямо святой человек и заряженная батарейка.       Морж едва-едва сумел сказать ему, что хотел, чувствуя себя совсем уж гадом.       - Мы завтра уходим. В Припять.       - И как тебя отговорить? - взял быка за рога Шульга, будто они не серьезный разговор начинали, а в подкидного на спички играли.       По столу ползла муха, жирная и наглая. Беззаботная такая, безмятежная - воплощенное спокойствие. Вот такую бы полковнику собутыльницу, а не нервозного, стыдного от себя самого бывшего монолитовца. Внутри Моржа завелись кошки - дикие лесные - и вцепились когтями в самую душу.       - Никак, наверное, - выдохнул он, мысленно зажмурившись. Зажмурился мысленно, а в глазах потемнело по-настоящему. Вот она, сила самовнушения! - Это не я один решил. Мы вместе. Нам надо Бродягу найти.       - Это грустно, - задумался Шульга, в затылке поскреб с выражением. - Ты, друг, пей коньяк, пей. И я выпью, пожалуй. Хочешь, вторым замом станешь? Или даже первым? Или отдел спецопераций из вашей команды сделаем? А то вон у Воронина свой спецназ есть, кругом шастает, а мы на отшибе - все своими силами, да на генералитет оглядываемся.       - Вот не могу я такое решать! - взмолился Морж. - Хоть режь меня, Иваныч. Мы ж вместе, заодно, всем коллективом, так сказать...       - Понятно. Военно-полевая демократия. Как у пиратов. Ты, Морж, не расстраивайся. Я не злюсь. То, что ты мне друг - уже хорошо, - полковник был непрошибаемо благодушен. - Глядишь, когда-нибудь вернешься. Предложение в силе останется. Ты лучше скажи: помощь нужна какая?       Моржу совсем худо стало. Почувствовал он себя законченным мерзавцем. Шульга-то, вон какой весь - словно из цельного куска доброты человечьей. А Морж, хотя и не по своей воле, суть - сволочь неблагодарная. Вот и что ему с этим делать? Неужто так и жить дальше, себя изжевывая?       - Наорал бы, Иваныч, - взмолился Морж. - Хоть для порядку, а? Ты же здесь начальник.       - А ты гость. И человек хороший. Чего мне на тебя орать? - полковник улыбнулся. - Так нужна помощь?       - Не помешает, - сознался Морж. - Харчи и боеприпасы, как обычно.       - Легко, - сказал Шульга, а сам посматривал на него искоса, посмеиваясь - ну прямо заботливый дедушка! Хотя дедушкой тут по летам, скорее, Морж. - Я Гавриленке скажу, он проводит к складу. Там бери, что хочешь - мы тут не обеднеем. Ты, главное, возвращайся, как в Припяти все кончится.       Морж подивился: а что в Припяти и что об этом Шульга знает? Что там должно кончится?       - Ну вы ж не прогуляться туда идете, - будто из глаз его прочитал полковник вопросы незаданные. - По делу, стало быть. И не на пээмже наверняка. Какое там, в Припяти пээмже? Ни комфорта, ни уюта, соседи скверные. Вот я и прикинул хрен к носу: вернетесь рано или поздно. Ну, а не вернетесь - это уже будет печально. Потому и помогаю: вдруг насовсем расстаемся, вот и хочу оставить по себе память добрую. Ты, кстати, наливай, ластоногое. Не тот случай, чтобы в трезвенников играть. Традиция, однако! - и пальцем в небо ткнул, обозначая важность сказанного.       Морж пил с ним и вздыхал. Совсем ему совестно стало, хотя и сам понимал, что причин-то особых нет: не за горло же Шульгу хватал, не клянчил ничего. А все ж стыдился, и жалко было полковника, что тот добрый такой и довольный, а Морж ему вроде как свинью подкладывает.       - Я тебе сувенир принесу, - пообещал он после пятой или шестой рюмашки. - В Припяти, помнится, артефакты водятся - любо-дорого! В первую очередь, дорого, конечно.       - Сам возвращайся, вот и сувенир мне будет, - отмахивался полковник.       И они снова пили. Крепко, но не до одури, не до слизистой немощной пьяни. Два литых мужика, два коренных куска соли этой земли.       А когда закончился коньяк, потом другой коньяк, поскромнее, они бродили по станции, а затем и вокруг нее. Шульга будто экскурсию проводил, а Морж, размякнув душой, впитывал и этих людей - долговцев деловитых, сталкеров говорливых и сурово молчащих, и каркучих ворон на деревьях, и скрипливых тушканов в подвальном окне-продухе, и треск-сполохи дальних аномалий, и масляный душок стоялой воды в пожарных бочках, в которых здешний люд умывается - когда наступает неизбежная необходимость умыться, и застарелую креозотную ароматину шпал, сложенных «колодцем» у пакгауза - тысячи и тысячи вещей вроде бы незначительных, но очень важных сейчас. И из всего этого для Моржа удивительным образом сплеталось что-то давно забытое, затерявшееся под звенящей пустотой искалеченной Монолитом памяти, что-то такое, на икону похожее и на чистую рубаху, на кошку-мурлыку и тарелку щей со сметаной, в которых ложку поставь - не упадет. Что-то такое, с чем расставаться больно и к чему возвращаться страшно: а вдруг поломалось, истускнело, расползлось по углам замасленной паутиной? Что-то... Дом?       Дом...       И как теперь в Припять идти? Морж загоревал, хмельной. Присел на коряжину, которая валялась у пакгауза рядом со шпалами - тут домовитые сталкеры «Долга» дрова на холодную пору припасали. Присел - и завздыхал, проглатывая настырный горький комок.       - Ты чего это, друже? - забеспокоился Шульга. - Коньячок плохо зашел?       Морж головой помотал, широкие заскорузлые ладони на колени уронил.       - Горько мне, Виктор Иваныч, - пожаловался он. - Вот не ушел бы совсем. Остался бы. А не могу...       - Да что ж не можешь-то? - удивился полковник. - Неужто своих не уболтаешь?       - Уболтать-то можно, да только неправильно это. А Бродяга как же? Оставить его там без поддержки? Локи отпустили - а куда он пошел-то, со всей своей «Свободой»? В Припять же, больше некуда. И этот с ними, колдун хренов...       - И Дегтярев в Припяти, - задумался Шульга, - Каково им там с Бродягой будет?       - Вот и я о том же...       - Людей дам, - вдруг заявил полковник. - Человек пять. Всех наших и выведем. И Дегтярева, и Бродягу. Ты дорогу-то хорошо знаешь?       Морж покачал головой.       - Почти не помню.       - Как же вы, бедовые, идти-то собираетесь? Наугад, куда кривая выведет?       - То-то и оно, Иваныч, - вздохнул Морж. - Так что не надо людей. Лишь зазря полягут, если мы вдруг не справимся.       Шульга выругался матерно.       - Слушай, - сказал он, - Я тебе один вещь скажу, только ты не обижайся. Будь ты моим офицером - высек бы за такие фокусы. Вот прям выдрал бы хворостину - и по жопе, как октябренка! Чтобы людей своих в Зоне наобум водить! Да не куда-нибудь, а в Припять! Безответственность и лихачество. И этот, как его... волюнтаризм.       Морж хотел то ли возразить, то ли наоборот - согласиться: он и сам понимал - прав полковник. Но куда ж деваться, если Бродяга далеко, а без него они и решать-то права не имеют за свою судьбину? Если Старшего не бросают, даже когда Старший бросил их?       - Хотя ты, пожалуй, просто обязан сделать так, как задумал. Я бы удивился, если б ты пошел на попятный, - добавил Шульга задумчиво. - Но потом все-таки возвращайся. И Бродягу веди, и Дегтярева. И... - тут он досадливо махнул рукой, словно саблей отчаянно рубанул. - А ну ее, к черту, лирику эту. Рассиропились мы с тобой прямо по-бабьи. Давай-ка расходиться. Утречком, по похмелью, и распрощаемся.       И - разошлись.       В комнате все уже спали, когда Морж вернулся и завалился, как был, на свободную койку.       - Как я гляжу, переговоры прошли в теплой, дружественной атмосфере, - съязвил Серп, приоткрыв злой глаз.       - Утихни, - попросил Морж. - Без тебя тошно.       - Ладно, командир, дело ясное, - вдруг смягчился тот, и глаз его стал вовсе не злым, а просто усталым. - Не обращай на меня внимания. Я же знаю, что кажусь говнюком. Сам себе даже кажусь. Ты ложись, отдыхай. А мне не спится что-то. Муторно все, вот на людей и кидаюсь.       - А ты бы рассказал, в чем дело, - предложил Морж. - Хорош бы я был командир, если мораль и психологию, а также политическую сознательность ни во что не ставил.       - Сам знал - рассказал бы, - вздохнул Серп и отвернулся. - Спи, брат. Не ломись в душу. Просто не считай меня говном, и этого достаточно.       Морж не стал его донимать. Не то время, не тот случай, да и пьяный трезвого не разумеет. Или наоборот? Короче, при разном градусе разговор не клеится, и в мозгах эфирные помехи.       С тем и заснул.       Что снилось всю ночь, наутро он вспомнить не смог, но ощущения остались гадостные, тягучие, липкие, словно жвачка. Да и самочувствие после вчерашних возлияний было препоганое.       - Дети в школу собирались, - проворчал Морж, поднимаясь и ощупывая себя в опаске, что где-то в организме что-то серьезно поломалось, - Мылись, брились, похмелялись…       - Что Шульга? - бесхитростно спросил его Броня.       - Припасов даст, сколько унесем, - ответил Морж.       - Отговаривал?       - Отговаривал. Свой личный спецназ хочет, предлагал нас всех оптом взять.       - И ты отказался?! - фыркнул Фома.       - А ты б не отказался? - осадил его Серп, вдруг сделавшись будто бы совсем другим человеком. Еще вчера он был Моржу занозой в заднице, а сейчас - почти надежда и опора. - Поэтому ты и не командир, Фома. Не умеешь один за всех отвечать.       - Надо же... - удивившись, хмыкнул тот. - Уважаемая публика, смертельный номер: на наших глазах Серп проявляет чудеса верного мышления!       - Засыпься, - приказал Морж. - Пять минут на сборы, и без болтовни.       Хотелось ему выйти по-тихому, не попадаясь полковнику Шульге на глаза, да и старлей Гавриленко был уже тут, без всяких напоминаний - на склад отвести. Стыдился Морж вчерашнего, от всех спрятался бы, но от Шульги - в первую очередь.       Но полковник, пронырливый мужик, уже поджидал на складе. Не около, а прямо внутри, запертый на ключ - шутник-самоучка, притаился за оружейным шкафом!       - Хотел втихаря свалить, а не получится! - обрадовался Шульга, выскочив перед ним неожиданно - ну чисто мальчишка-хулиган.       - Тьфу, Иваныч! - выругался Морж. - Я ведь и пальнуть мог!       - Но не пальнул же? - лукаво улыбнулся полковник, а потом посерьезнел. - Я вообще-то доброго пути пожелать. И предупредить.       - Что-то случилось? - насторожился Морж.       - Считай, предчувствие. Со мной бывает. С перепою особенно сильное и верное. Сейчас, вот, скажу тебе... - он понизил голос. - Четкость похмельной мысли чудовищная, эйч-ди просто. Короче, мотай на ус и... ну, можешь считать это предсказанием, можешь - алкогольным психозом, но...       - Иваныч, перекуси уже эту соплю. Тянется долго.       - Прощаю тебе невольное хамство, - Шульга поморщился, словно у него зуб заболел. - В общем, дело такое: в Припять вы попадете не все. Больше ничего не спрашивай, определеннее сказать не могу, потому что сам не знаю.       На этом и распрощались. Естественно, настроение Моржа, и без того неважное, стало совсем поганым.       Они шли на юг, к тому самому болоту, на берегу которого когда-то, в незапамятные времена, их группу во главе с Бродягой нашел майор Дегтярев. В дороге и Фома, и Серп, и даже Броня пытались выпытать, что же ему сказал Шульга.       Но Морж молчал. Таково было еще одно неоспоримое свойство командира: нести груз общих сомнений, хранить до времени тайное знание, от которого только хуже делается. Ну, расскажет он про сомнительные предчувствия полковника - и что тогда? В их некогда цельной, нерушимой команде и без того брожения и взрывоопасная ситуация.       - И что дальше? - спросил, оглядевшись вокруг, Тихий, когда они добрались.       - Будем ждать наития, - ответил Морж.       Болото было самым обычным, ничем особо не примечательным: зеленовато-бурая вода над илистым дном, осока да камыши, кочки, пни и ржавое железо. Что-то побулькивало в глубине - словно земля под душным болотным укровом дышать силилась. Вот и угадай, какой леший их в тот раз из Припяти принес? И какой бес замутил им разум теперь?       - Нет, Морж, правильно мы пришли, - угадав его мысли, сказал Серп. Он улыбался мечтательно и отстраненно, словно был уже где-то не здесь. - Все верно. Просто нужно смотреть и думать, - и повторил, не замечая колючих скептических взглядов товарищей: - Смотреть и думать.       - Дурдом, - вздохнул Фома и пошел собирать дрова для костра.       Было ясно, что застряли они здесь надолго.