МоноХром. Вольфрам

      Чейз уже совсем не понимал, что происходит.       Сейчас у них был нормальный привал - костерок, над головой бродят огромные тени древесных крон, а между ними звезды посверкивают.       Прошедший же день и вспоминать не хотелось, да и помнился он как-то отрывочно. Чейз все-таки откачал, привел в более-менее безопасное состояние этого, как его... Рашпиля. Потратил уйму сил и медикаментов, потом властный арийский блондин Мартин, с которым Чейзу вообще спорить не хотелось - слишком он был страшный, в том смысле, что опасность от него исходила волнами, даже если он улыбался и был благодушен - так вот, Мартин гнал его по лесу в каком-то непонятном направлении. Подальше от людей - говорил он, когда Чейз пытался спрашивать. Ко всему прочему они волокли на себе едва переставлявшего ноги Рашпиля, будто хрестоматийного раненого бойца.       К слову, местность вполне располагала. В этих самых лесах, изъеденных болотами и оврагами, еще в Великую Отечественную бродили огромные партизанские отряды - целые дивизии, если прикинуть по численности. Может, и Чейз брел сейчас по истлевшим останкам безвестных героев той войны.       Лес был темный, сырой, душный, несмотря на то, что над деревьями ярко и жарко светило солнце. Натуральные джунгли! Густой подлесок с мелкой жесткой листвой, кусты распускают по земле длинные цепкие прутья, узловатые корни деревьев так и норовят поставить подножку. Бурелом, коряги, и ни одной тропинки. А на плече половиной своих килограммов висит Рашпиль, едва живой, волочащийся вперед с закрытыми глазами, будто лунатик.       Словом, Чейзу вполне хватило впечатлений этого дня. Устал он страшно, до звона в ушах и потери аппетита.       И вот теперь, ночью, он пытался отдыхать. Не спать, нет! Спать тоже не получалось, хотя он и старался. Мартин же, устроивший днем этакий марш-бросок, теперь проявлял поистине отеческую заботу об их маленьком отряде. Рашпиля он уложил на раскатанную плащ-палатку, напоил горячим бульоном, который самолично сварил на небольшом, едва заметном со стороны, но жарком костре. Костер Мартин тоже сложил каким-то хитрым, как он заявил, индейским способом. Огня было мало - так, отдельные язычки - но жарких алых углей оказалось достаточно, чтобы даже в трех метрах от костра чувствовалось тепло.       С той же заботой, которую прятал за ворчанием и едкими замечаниями, Мартин оборудовал из елового лапника лежанку и для Чейза.       - Моя вахта первая, - сказал он, буквально силком уложив его на хрусткую постель. - Тебе, друг мой, необходимо расслабиться и спать, иначе завтра мы с тобой далеко не уйдем.       - А ты как же? - спросил Чейз, несколько смущенный такой внезапной опекой.       - Будет невмоготу - разбужу, - отвечал Мартин.       Но как ни пытался Чейз уснуть, а выходило скверно. Едва только сон хватал за веки, а в голове начинало зарождаться что-то похожее на сновидения, как накатывала тупая, ноющая боль - навроде зубной, только по всему телу. Чейз понимал, что это лишь следствие непривычных нагрузок, но на всякий случай измерил себе температуру. Не хватало еще свалиться в этой глухомани с банальным, но в данных обстоятельствах практически смертельным гриппом.       - Давай-ка спи уже, наука, - добродушно, почти ласково ворчал на него Мартин. Сам он сидел у костра, деловито вороша угли, и усталости в нем не чувствовалось ни на грамм. Может, дело было в червях-симбионтах, и это они делали из Мартина неутомимого сверхчеловека, но, глядя на него, Чейз невольно приходил к мысли, что он и сам по себе таков: гвозди бы делать из подобных людей, по заветам Маяковского.       В конце концов Чейз не выдержал: достал из своих стремительно скудеющих запасов шприц-тюбик обезболивающего - обычного, гражданского, а не лютого, для вояк, что делает из человека деревянного зомби - и вкатил себе в плечо.       - Скоро привыкнешь, - не отрывая взгляда от мерцающих углей, сказал ему Мартин. Видимо, пытался приободрить, хотя и неуклюже. - Помнится, я в первый свой рейд почти трое суток не спал. Не получалось.       - Болит все, - сказал Чейз и сам не понял: то ли объясниться хотел, почему не спит, то ли жаловался.       - Не в этом дело, - Мартин качнул головой. - Мозги новой информацией переполнены, нервы топорщатся, вот спать и не получается. А надо. Кстати, этот день еще очень и очень спокойный выдался. В перестрелки не влипали, по аномалиям шляться с болтами и удочками не пришлось. По местным меркам у нас сегодня прямо-таки выходной получился.       Чейзу подобные «выходные» откровенно не нравились, но Мартину он ничего об этом не сказал. В конце концов, он же не записной нытик и рохля, просто еще не привык... Со временем - Чейз был уверен - все образуется, и он так же, как и остальные, начнет воспринимать все происходящее со стоическим спокойствием. Это же дело привычки, верно?       К слову, у Рашпиля спать вполне получалось. Он что-то бормотал, невнятное, бессвязное, а между сеансами бормотания храпел громко и сочно, возможно даже с удовольствием.       - Может, тебе сказку на ночь рассказать? - предложил Мартин. От усталости Чейз соображал довольно туго и потому не понял, шутит он или же говорит всерьез. - Есть у меня в запасе несколько историй. Страшных и смешных, каких хочешь.       - Не надо. Я лучше таблицу Менделеева повспоминаю. Обычно круче снотворного срабатывает.       - Как знаешь, - Мартин пожал плечами и снова уставился в алеющие угли.       Миновала полночь, а Чейз все не мог заснуть. Болтался на границе между сном и явью, где окружающая реальность причудливо мешается с порождениями истомленного мозга. Виделось всякое, небывалое: за пределами тусклого светового круга шевелились тени. Множество их мелькало меж деревьев, среди кустов - стремительных, текучих, явно не человеческих. И было в них что-то босховское. Изящная уродливость, искаженность. Чейз не сомневался: ему это мерещится. Но как же реалистично!       Тени шли нескончаемой чередой, все в одном направлении. Бесшумно и равномерно, в пугающей строгости военного парада. Какие-то силуэты были ему знакомы: вот длинный, мерзопакостный кровосос, за ним - нечто, очень похожее на тушкана, но размером с крупную собаку. Кабаны, плоти, слепые псы и какие-то совсем уж непонятные твари шли с севера на юг. То есть, это Чейз полагал, что на юг. В ориентировании на местности, и уж тем более в ночном лесу он был не особо силен.       Мартин не обращал на шествие ни малейшего внимания. И неудивительно: это же Чейзовы видения, не его. А вот Чейзу от этого Мартинова спокойствия становилось по-настоящему жутко. Отрешенный, безучастный вид его лишь подчеркивал нереальность происходящего.       И тут неожиданно зашевелился и поднялся Рашпиль. Двигался он медленно, но довольно уверенно - даже чересчур, учитывая, что днем еле ноги волочил. Чейз покосился на Мартина: тот по-прежнему ни на что не реагировал и пялился в угли, словно завороженный жарким мерцанием.       Стало быть, это ему тоже грезится. На самом деле никто по лесу не бродит, и Рашпиль лежит себе на месте, отдыхает и, наверно, даже выздоравливает. А вот Чейзу все хуже и хуже. Так недолго и насовсем с чувством реальности распрощаться.       - Мартин, у меня, кажется, крыша едет, - пожаловался он. - Глюки всякие…       - Это не глюки, - тихим, ровным голосом произнес тот, не повернув головы, вообще не шевельнувшись. - Куда-то массово мигрируют мутанты, а теперь еще и Рашпиль наш туда же собрался. Ты лежи потише. Не стоит привлекать внимание этих тварей.       Чейзу стало страшно, до мурашек и дрожи. Выходит, воображаемый пандемониум был вовсе не воображаемым. И тот гигантский тушкан, и кровососы - все они были настоящими. Не лабораторными образцами, не чучелами, не порождениями фантазии - реальными чудовищами! Чейз судорожно вдохнул, а выдохнуть уже не мог. Так и хватал ртом воздух, надуваясь, словно шарик. Подступала самая настоящая паника.       - Терпи и не дергайся, - строго шепнул Мартин, опять-таки не пошевелившись. - За Рашпиля не беспокойся. Я его привязал, далеко не уйдет.       И верно: сделав десяток шагов, парень покачнулся, упал, не издав ни звука, и забарахтался на земле, словно перевернутая черепаха. От его ноги тянулся тонкий тросик, надежно примотанный к стволу крепкой осинки.       Это продолжалось довольно долго. Рашпиль елозил по земле, мял редкую лесную траву, но встать больше не пытался. Хорошо хоть, по-прежнему молчал. А когда в лесу закончилось шествие мутантов, и последняя вереница уродов скрылась в чаще, он и копошиться перестал. Дышал глубоко и спокойно, даже похрапывал.       Мартин медленно поднялся, огляделся. Осторожно перетащил Рашпиля на место.       Все это он делал уверенно и точно, будто некая машина. Эта его механическая аккуратность пугала, удивляла, но главное - внушала настоящее уважение. Сейчас он казался закутанным в некую тайну сверхчеловеком.       - Если не заснешь, я тебя вырублю, - предупредил он Чейза. - Это больно и обидно. Зато завтра не будешь, как зомби. Одного такого в нашем коллективе больше, чем достаточно.       Чейз даже не пытался спорить. Он закрыл глаза и старался не шевелиться. Хотя спать все равно не получалось, пришлось притворяться.       Он так и не избавился от пережитого ужаса, его все еще пугал и - парадоксально! - восхищал Мартин. Окружающая реальность казалась звенящей от черного электричества - так Чейз представлял себе это ощущение затаившейся угрозы, причем, такой, от одного предчувствия которой хотелось совсем не по-взрослому визжать и искать спасения в обмороке.       Так он и провалялся, притворяясь спящим, до первого света. Сквозь дрожащие веки он видел, как постепенно синело, а затем и порозовело небо над деревьями, как разгорался и почти гас укромный костер. За все это время Мартин если и двигался - поддерживал же он как-то огонь! - то Чейз этого не заметил и не услышал.       Снова зашевелился Рашпиль.       На беглый непрофессиональный взгляд, парень был в порядке. Немного неуклюж, как в состоянии сильного похмелья, но в целом - нормальный человек, не безмозглая бормочущая квашня, каким он выглядел еще вчера.       Рашпиль поднялся, огляделся, заметил тросик на лодыжке.       - Это зачем? - спросил он, подергав ногой.       - Ты сомнамбулировал, - ответил Мартин. - Я предполагал, что так будет. Страховка, чтобы далеко не усомнамбулировал.       Рашпиль только плечами пожал, словно ничего необычного и странного не произошло. Отвязал тросик, поглядел на него с отрешенным любопытством, как на диковинную безделушку, смотал в бухточку вокруг ладони и сунул в карман.       Мартин вдруг встал, подошел к нему и заглянул прямо в глаза - требовательно и строго. Вид у него был грозный, и при этом - невероятно бодрый и энергичный. Словно из всей их троицы Мартин был единственным, кто отлично выспался.       - Куда ночью собирался? - спросил он. - Ты же знаешь. А не знаешь, так догадываешься. Ну, куда полз, лунатик?       Рашпиль часто-часто заморгал, невольно отшагнув назад.       - Чего это ты? - растерянно пробормотал он.       - Спрашиваю в лоб, со всей пролетарской прямотой: куда ночью рвался?       - Это ж вроде сомнамбулизм был, - вмешался было Чейз, но осекся, пришпиленный острым взглядом Мартина.       - Знать не знаю, но чувствую, - помявшись, ответил Рашпиль, и будто сам удивился тому, что сказал. - Туда...       Он вскинул руку, указав пальцем в темную глубину рассветного леса.       «На юг», - сообразил Чейз, хотя и не знал, где тут на самом деле юг, север, окраина леса, река Припять, через которую с воплями утопающего можно переплыть в еще не до конца огороженную Белоруссию. Или Беларусь. Хрен его знает, как там теперь правильно...       - Значит, туда и двинем, - уверенно сказал Мартин, да так, что спорить совершенно не хотелось. - А ты поведешь.       Он ткнул пальцем в грудь Рашпиля, и тот послушно кивнул.       И они пошли.       Час, другой - лес кудрявился изогнутыми корнями, паутиной тонких колючих веток. Идти было трудно, утомительно, и вскоре Чейз уже не замечал ничего вокруг: уперся взглядом в равномерно переступающие ноги Мартина - и подзавис на этом, словно в медитацию впал. Шаг, другой, левой, правой...       А этим двоим все было нипочем: чесали вперед, как наскипидаренные.       Вскоре по пути стали попадаться отчетливые следы, в основном, звериные - ну, или мутантские. Все больше и больше, будто твари стекались отовсюду в один тесный поток. Чейз никогда не мнил себя следопытом, он вообще по сторонам глядеть не мастак: чересчур рассеян. Но тут и близорукий идиот заметил бы натоптанное шоссе.       Рашпиль шел все быстрее - и откуда только силы взялись у доходяги? Вчера еще помирал и еле ползал! А Чейза уже и медитация на мелькающих пятках не спасала - он сбился с ритма и начал отставать.       - Док, поднажми! - коротко, с покровительственным сочувствием сказал ему Мартин и даже руку протянул.       Чейз покачал головой и прибавил-таки шагу. Вот же злющий марш-бросок!       Он окончательно выдохся, когда звериная тропа и таинственная тяга Рашпиля привели их к небольшой поляне, словно вдавленной в землю - этакая круглая яма, похожая на метеоритный кратер.       В центре нее, совершенно неуместный в лесу, мерцал строгими рублеными гранями стеклянно-черный, будто из обсидиана, камень. Следы вели к нему, и около него же исчезали.       - Метеорит? - спросил Чейз, хотя и сам понимал: ни фига это не метеорит. Метеоритное тело при импактном событии либо уходит гораздо глубже, либо разбрызгивается в мелкую морось - иридиевый слой в геологических срезах по всему миру датировкой в 65 миллионов лет этому подтверждение; тот метеорит по всей планете распидорасило.       - Сам видишь, что нет, - ответил Мартин, глядя на Чейза ехидно и снисходительно, с неприятной такой смешинкой в глазах. - Другие версии есть?       - Ну не Монолит же! - всплеснул он руками.       Рашпиль дернулся, будто его током ударило. До этого он стоял на самом краю ямы и пялился на черную каменюку, как подопытный дебил на гипнотизерский маятник. А тут - глаза горят, губы дрожат, весь на взводе, наэлектризованный такой.       - А если и Монолит, то что? - едва не выкрикнул он, вдруг подавшись навстречу: словно рвался в настоящую драку.       - Эй, парень, остынь! - Чейз отступил на пару шагов и выставил перед собой ладони. - Ну, пусть будет Монолит, разве ж я спорю?       - Вот и не спорь! - сквозь зубы процедил Рашпиль. Он сейчас был зол, излишне жив и бурлил, наполненный неведомыми силами.       - Тихо, оба-два! - рявкнул на них Мартин.       Чейз заметил, что и он тоже будто налился энергией, зазвенел, так сказать, всем своим кованым телом, и кажется, даже стал на пару сантиметров выше и на пяток килограмм мясистее. - Смотрите внимательно!       Он величественно, словно бронзовый Ленин, указал на стеклянистый обелиск.       Из зарослей на противоположном краю поляны вышагнула плоть. Ее шатало из стороны в сторону, она спотыкалась, бестолково перебирая разной длины ногами, но упорно тащилась к черной глыбе. А по лесу поплыл волнами тихий и пронизывающий до костей звон-свист-зуд: будто в воздухе толчется миллионов пять-семь комаров.       Плоть, наконец, доковыляла, постояла перед камнем пару секунд, и неожиданно ткнулась в него своим рудиментарным пятачком...       Целое мгновение ничего не происходило, а потом тварь вдруг начала медленно истаивать, становиться прозрачной. При этом она похрюкивала и повизгивала в крайнем экстазе, словно ее крыл самый лучший хряк их породы, этакий свинский Брэд Питт и Рокко Сиффреди в одном, скажем так, рыле.       Жуткое зрелище: корявая свинья тает в воздухе, оплывает, словно свечка, утекает, всасывается в камень, и при этом - явно счастлива!       - Во славу Монолита, - тихо, но сильно - будто голосом провесив в воздухе натянутые стальные тросы - произнес Мартин. Чейз заметил: из ладоней его потянулось что-то, рванулось, неестественно и отвратительно бугря кожу, разрывая линии жизни, разума, души - или что еще там определяют хироманты - но он сжал кулаки и… Чейз ощутил даже не органами чувств - всем телом - резкий, как взрыв, выплеск силы.       А Мартин вдруг открыл рот и крикнул в самое небо - совершенно беззвучно! Крик этот стеганул Чейза по нервам. У него даже вислая белесая челка дыбом встала. Но звука не было - задрожала, казалось, метрика пространства. Крошились от беззвучной мощи миллиметры, сантиметры, разлетались в стороны потерявшие привязку микрометры и ангстремы...       Чейзу стало совсем не по себе. Первым желанием было сбежать, но куда бежать-то? Хотя бы - в какую сторону?       Но его будто гвоздями к месту прибило. Некая, доселе неведомая ему сила пронизывала воздух, морозила течение времени, утверждалась в своем неоспоримом могуществе.       А потом Чейз пошел. Сам того не желая - прямиком к жуткой обсидиановой глыбе. Он видел черный кристалл, и шел к нему, как к единственно возможному смыслу своего бренного существования. Эта штука была важна, настолько, что жизнь самого Чейза по сравнению с ней казалась просто пшиком, незначительной флуктуацией в теле мироздания...       Вдруг он обнаружил себя лежащим на траве. Почему-то у него отчаянно ныла шея и ломило лицо - от глаза до челюсти. А в голове гудело так, что даже расслышать ничего не получалось: натуральная контузия.       Рашпиль сидел в отдалении на коленях, словно кающийся грешник, и бестолково раскачивал головой.       А над Чейзом склонился Мартин.       - Извини, не было времени на уговоры, - сказал он. - Пришлось бить. Надеюсь, вышло не слишком сильно.       Чейз часто заморгал, лихорадочно соображая. Каменюка больше не тянула его к себе, как еще несколько секунд - или минут? или сколько он тут валяется? - назад. Ему уже не казалось, что вон там, посреди лысой, истоптанной мутантами поляны находится средоточие смыслов и окончательный итог всего. Теперь это был просто блестящий минерал готично-зловещего вида. И лишь в мутно-прозрачной глубине его все еще отчетливо виднелась удивленная, искаженная болью морда плоти. Этакая фотография на надгробии. И на этой медленно исчезающей фотографии тварь выглядела несправедливо обманутой. Чейзу стало жаль ее.       - Что с Рашпилем? - спросил он.       - Это все Монолит. Даже меня цепляет, - Мартин передернул плечами, словно поежился. - А парень был слишком долго и слишком тесно с ним связан. Теперь он наркоман. Монолит - его доза.       - Жуть какая, - сказал Чейз, еще раз глянув на Рашпиля. Тот по-прежнему пребывал в дурной прострации.       - Это, похоже, энергостанция для главного гада. И, кажется, не единственная, - рассуждал вслух Мартин. - Вопрос в том, как ее вырубить. Как думаешь, взрывчатка сработает?       Чейз посмотрел на этот микромонолит, резво поглощающий чужие жизни. Он определенно стал чуть больше. То есть, реально - явный минерал прибавил в габаритах пяток сантиметров! Получается, он растет...       - Нет, только не взрывчатка, - покачал головой Чейз. - Разлетится на осколки - и из каждого вырастет... такое вот. Мы ему этим поможем, понимаешь?       - С самого начала полагал тебя умным человеком, - улыбнулся Мартин, подошел и мягко взял его за плечо. - И я в тебе не ошибся, парень. Не ошибся.       Чейз не мог взять в толк, что это вдруг за приступ навязчивой льстивости. По его опыту, подобное обычно кончалось просьбой сделать что-нибудь опасное и совершенно не выгодное лично для него.       Между тем, Мартин продолжал. Сперва сел рядом на траву и закурил. Вообще-то курил он редко и как бы нехотя, вроде как создавая сигаретой некий сценический образ.       - Ты наверно думаешь, док: откуда все это на меня свалилось? Какой-то мутный мужик с червями-убийцами по всему организму. Невнятный парень с разглаженным мозгом. Ночной парад мутантов, а сейчас еще и мини-копия Монолита… Я могу тебя понять. А теперь ты меня пойми, - Мартин вздохнул. - С тех пор, как я оказался в Зоне, ты - второй человек, которого я по-настоящему считаю другом. Пусть не очень-то похоже, и для тебя я, верно, просто самодовольный и снисходительный тип. Да, так и есть. Но не потому, что я такой, а потому что ты еще очень зелен. И это одна из причин, почему я могу не ждать от тебя подлости: просто я сильнее, опытнее и куда больше знаю. Тебе не удастся меня обмануть, даже если захочешь, - тут он горько усмехнулся. - Представляешь, насколько обесценилась дружба? Всего лишь гарантия безопасности, не более того. Да и то - чахлая такая гарантия...       Выслушивать подобное оказалось неожиданно обидно, но куда больнее было смотреть на Мартина. Чейз считал его неплохим человеком, и не так давно даже жизнью ради него рисковал. А сейчас неплохой человек Мартин словно самого себя нещадно сек плетью собственных слов. Он вроде бы и хотел выговориться, но не получалось, и дело было вовсе не в том, что Чейз - аховый исповедник: просто Мартин мучил себя и считал, что это нормально.       - Но речь не о том. Веришь или нет, док, ты - мой друг. И при этом - второй, кого я мог бы так назвать, - продолжал Мартин. На Чейза он не смотрел, курил медленно и несколько театрально, словно Штирлиц-Тихонов, иконописно так. - А на данный момент, так вообще единственный, - он вдруг резко дернул головой, отбросил сигарету. - В общем, так - я сейчас попробую один фокус провернуть, а ты меня будешь страховать. Из нас троих ты, пожалуй, самый разумный и адекватный и сможешь сделать все правильно.       - Не совсем понимаю, - осторожно заметил Чейз. - Что ты задумал?       Мартин поднялся на ноги, достал из рюкзака моток прочной веревки. Один ее конец привязал к своему ремню хитрым узлом: должно быть, сказывалась морская рыбацкая сноровка, усвоенная в детстве. Красота этого движения - как Мартин вязал узел - на миг заворожила Чейза.       - Я подержу, да, - пообещал он, намотав другой конец веревки себе на запястье.       - Так я пойду? Ты за меня?       - Я не знаю, что ты задумал, но пусть ты будешь прав. Это же вопрос веры, да? - Чейз поспешил объяснить. - То есть, либо мы оба верим в совершенно нелогичное, неразумное, сумасбродное решение, либо ничего не выйдет?       Чейз не врал. Он в самом деле верил, что Мартин знает, что делает. А еще он даже не верил, а достоверно знал: исход задуманного совершенно не ясен. И от него, от Чейза, которому все эти разборки, по большому счету, чужды и неинтересны, сейчас зависит весь успех. Он должен поверить в Мартина, примерно, как апостолы верили в Иисуса или около того...       - Да, док, вопрос веры, - серьезно сказал Мартин. И пошел к камню - медленно, гордо, печатая шаг - так мог бы идти на эшафот принявший свою судьбу, но не сломленный смертник. Он не оглядывался, словно весь мир для него перестал существовать. Образ, икона, языческий идол - но здесь и сейчас уже не человек, а нечто большее.       Чейз постепенно спускал веревку с руки и, всякую секунду готовый выдернуть его назад, даже зарылся пятками глубоко в рыхлый грунт.       Мартин подошел к самому камню, на расстояние буквально одного шага. Остановился - и какое-то время смотрел на этот кусок псевдообсидиана, словно на вполне живое и нашкодившее существо.       А потом осторожно и почти что ласково приложил к нему ладонь.       В голове Чейза тут же взорвался уже знакомый беззвучный крик. Снова стало разлетаться в мелкую крошку пространство.       Мартин понемногу становился прозрачным. Он не двигался, замер с раскрытым ртом. Через кожу его уже просвечивали мерзко шевелящиеся в судорожной перистальтике внутренние органы, пронизанные множеством черных гладких трубок - пиявок.       Чейз потянул веревку; было ясно, что Мартину сейчас придет окончательная и бесповоротная хана. Кристалл сожрет его, и даже суперменские черви тут не помогут. Чейзу стало по-настоящему страшно: он и не думал, что этот заносчивый белобрысый прибалт вдруг окажется для него таким важным и ценным.       По-звериному завывал Рашпиль. Он упал на бок и корчился на земле, вцепившись себе в волосы.       «Нет!» - вдруг четко сказал Мартин в голове Чейза. Веревка натянулась: он сопротивлялся. Не камень тянул его, он сам решил довершить начатое.       Какое-то время стеклянистая глыба и Мартин казались одним целым, некой мерцающей скульптурой, вырубленной из единого куска породы - полупрозрачные, черные. И вдруг тело Мартина снова приобрело свой привычный цвет и вещественность, а камень словно бы уменьшился. Самую малость, но Чейз это заметил. И опять Мартин запрозрачнел, а камень подрос. А потом снова уменьшился, а Мартин уплотнился. И еще раз, и еще - они словно перетягивали некий канат, и никто не мог одолеть другого.       Чейзу было не по себе, но он отчаянно верил, что Мартин справится. Не может этот могучий мужик не справиться. А еще казалось, что стоит ему, Чейзу, засомневаться - и вот тут даже Мартину не выдюжить. Здесь же была борьба не мускулов, а странных энергий, воли и веры, напряжения разумов. И уверенность Чейза - кто знает? - вполне могла стать подмогой.       Страху и напряга добавлял истеричный визг Рашпиля. Неизвестно, за кого он сейчас болел или, там, молился, но лично Чейзу он только мешал. Несмотря на это, Мартин все-таки одолевал в этой странной, почти сказочной схватке. Черная глыба, к которой он приложил руки, уменьшалась, возмущенно мерцая и подрагивая, а тело Мартина наполнялось энергией, крепло, гудело силой, будто высоковольтный кабель.       Чейз ликовал: кристалл начал стремительно таять. Вот он стал размером с пивной кег, вот - с баскетбольный мяч, с грейпфрут, с теннисный мячик... И, наконец, совсем исчез между Мартиновых ладоней.       Какое-то время Мартин смотрел на свои руки, словно не мог поверить в то, что произошло - а может, искал, не осталось ли какой крупицы от зловещего камня-вампира. А потом двинулся к Чейзу. Выглядел он при этом до ужаса странно: сам вроде бы лучился небывалой мощью, но в каждом движении его сквозила усталость, а взгляд казался взглядом измученного жизнью старика, мечтающего о смерти.       Он с трудом поднялся по склону ямы-поляны. Чейзу пришлось помогать, вытягивая его на веревке. Рашпиль лежал на боку, в типичной позе эмбриона, трясся и тихо скулил. Мартин остановился рядом с ним, присел на корточки и приложил ладонь к его лбу. Рашпиль несколько раз прерывисто всхлипнул, но постепенно успокоился и стал дышать куда ровнее, а вскоре уже просто спал.       - Ну и гадость же этот ваш Монолит. Я силен, как никогда, но за пять минут, похоже, прожил лет десять, - улыбнулся Мартин Чейзу. - Остаешься за старшего, док.       И растянулся на траве рядом с Рашпилем, совершенно бесчувственной колодой.       Чейз рассмеялся: похоже, в Зоне его судьба и истинное призвание - опекать бессознательного Мартина.       Он развел небольшой костерок, положил рядом с собой пистолет и стал ждать.