МоноХром. Вольфрам

      Мартин проспал до самого утра. Впрочем, сном это можно было назвать лишь очень приблизительно: он едва заметно дышал, у него прощупывался пульс, но температура была немногим выше температуры окружающей среды. А в остальном - труп трупом, даже зрачки на свет не реагировали. Чейзу пришлось трижды переворачивать его с боку на бок: чтобы внутренние органы не сдавило - нормальный человек, когда спит, делает это рефлекторно и самостоятельно.       Рашпиль, дрожа и поскуливая, примостился у него под боком, свернувшись этаким калачиком - отвратительная пародия на домашнего кота. У Чейза этот тип вызывал одно лишь омерзение, во всяком случае, в это самое время.       Утром, когда солнце зазолотило верхушки деревьев, Мартин внезапно очнулся и вскочил на ноги. Чейз, задремавший было над гаснущим костром, дернулся и схватился за пистолет.       - Док, это всего лишь я, - успокоил его Мартин. - Тот же, что и прежде - жестокий и аморальный вампир. Но пока что - сытый.       - Ты был практически в коме, - проморгавшись от дремоты, сказал Чейз. - Думал, не очнешься.       Мартин пожал плечами: ерунда, мол, и не такое бывает.       В то же время очухался и Рашпиль.       - Утро, - прокомментировал он очевидное и тут же добавил: - Плохо.       - Плохо? - удивился Чейз и вопросительно глянул на Мартина. Ему почему-то казалось, что эти двое прекрасно понимают друг друга, и Мартин сумеет разъяснить понятнее.       - Время уходит, - ответил Рашпиль. - Так не успеем.       Чейз окончательно запутался и решил, что лучше уж пусть все идет, как идет. Куда они торопятся? Что случится, если не успеют? На эти вопросы были какие-то ответы, наверняка были, но Чейз решил, что лучше, пожалуй, их не знать. Разум целее будет.       Собрались быстро, нервно. Мартин и Рашпиль были словно по брови залиты амфетамином: что-то их подстегивало, гнало вперед. Чейзу оставалось лишь покорно следовать за ними.       Снова мерили порывистым шагом лес. Снова Рашпиль чуть ли не бежал впереди, точно жадная до крови ищейка, а Мартин едва поспевал за ним, несмотря на всю свою звенящую энергию.       Лесная живность разной степени страховидности спешила убраться с их дороги. Даже космы жгучего пуха, свисающие с ветвей, казалось, отодвигались в стороны, словно ожившие занавески. Все вокруг будто чувствовало оглушительную силу и власть, исходящие от Мартина.       Вот же насосался странных киловатт, сверхъестественный москит! Он сейчас напоминал Чейзу Астерикса, ну или Обеликса под волшебным зельем. Наверно, эти двое не-вполне-человеков двигались бы куда быстрее, если б не Чейз: он-то, в отличие от них, даже не выспался толком.       Рашпиль ломился через бурелом и кусты, будто и не замечая препятствий. И снова выглядел настоящим животным, разве что на четвереньки не припадал. Хотя сутулился, задевая ладонями верхушки травинок, редкие цветочки и прочую мелкую растительность, словно нащупывал руками некий внятный лишь ему след.       - Видишь, док? Это полезный индеец, - сказал Мартин. - Без него нам бы ни в жизнь не справиться.       Чейз ничего не ответил. Во-первых, для болтовни ему не хватало дыхания, а во-вторых... Ну что толку затевать расспросы, если Мартин все равно мало, что сможет объяснить? Чейз понимал: у этого внушительного червивого прибалта нет ни хотя бы приблизительного плана, ни даже понимания, зачем он что-то делает. Мартина точно так же затянуло в стремительный поток и несет куда-то. Ему остается только держаться на плаву: делать вид, что у него все под контролем, что он - главный по праву, и только с ним можно достичь некой великой цели.       Чейзу, по большому счету, выбирать не приходилось: один он в Зоне и дня не протянет. Насчет этого он иллюзий не строил. На Янов не вернешься: долговцы наверняка точат на него смертельный зуб, а проверять, так ли это на самом деле, ему не хотелось. В экспедицию, на научный модуль - можно, но сложно. Да и там теперь долговцы на охране. Так что тоже слабый вариант. Остается только сохранять статус-кво.       Впрочем, все попытки найти разумную причину, почему он во всем этом до сих пор участвует, Чейз воспринимал просто как гимнастику для досужего ума. На самом деле ему хотелось досмотреть из первого ряда, чем закончится этот сумасшедший дом. И не просто досмотреть - поучаствовать. Да и можно ли понять до конца, на чем основаны человеческие желания? Если бы их можно было объяснить логикой и целесообразностью, это была бы уже осознанная необходимость.       Словом, Чейзу не нравилось происходящее, но он хотел быть здесь, рядом с Мартином, в его непонятном крестовом походе. Любопытство, жажда почувствовать себя сильным, самоутвердиться, осознание своей незаменимости в правом деле - выбирай любое объяснение. Но Чейзу вдруг стало пофиг на все объяснения.       - Не спросишь, с чем справляемся? - стеганул по слуху вопросом Мартин. Заулыбался через плечо, но скользящего своего шага не сбавил ни на секунду.       - Не спрошу, - звонко ответил Чейз, с вызовом вздернув завязавшуюся взрослую бороду.       Мартин снова вперился в Рашпиля, устремился по следу.       - Вот и ладно, - торопливо-лепетно сказал он затылком. Словно с ребенком сюсюкал, но в глаза смотреть боялся.       Чейз, признаться, взъярился внутренне. Но смолчал.       Ярость - хороший стимул. Разум, логика и - зверение в качестве противоядия от сомнений.       Отличный план!       Подстегнутый своей внезапной злостью, он прибавил шагу...       Через полчаса они высыпались, словно горошины, на обширную лысину на скальпе бескрайнего леса. Посреди проплешины торчало коробчатое здание вполне стандартного для этих мест формата: бетонная коробка в два пятиметровых этажа, сложенная из плит и огромные окна с решетчатыми рамами, в которых не хватает половины стекол.       На подходах к зданию торчали из земли ржавыми стальными костями трубы, короба, остовы каких-то механизмов; лежали похожие на аммонитов вентиляторы в кожухах-ракушках; громоздились тяжелые металлические черепа баков, цистерн, циклонов; истлевшими в злой коррозии позвоночниками дыбились кем-то выволоченные наружу конвейеры, и армированная резиновая лента свисала с них клочьями мумифицированной кожи.       Целая палеонтологическая эпоха, уместившаяся в рекордные три десятилетия. Окаменелости - или оржавелости? - мира, что уже не вернуть. В этом участке Вселенной он кончился одним лишь взрывом, даже в масштабах планеты ерундовым.       - Впечатляет? Вгоняет в философию? - спросил Мартин, хлопнув Чейза по плечу. При этом он улыбался и вообще светился радостью, будто легко победил в битве, которую считал важной, и это для него не повод задуматься о ловушке, а лишь подтверждение его величия. - Сейчас мы этот декаданс распотрошим, док, и кое-кому мало не покажется!       Рашпиль в этот момент вообще не напоминал человека. Он цеплялся за траву, корни, извивы проволоки и арматуры, точно его руки были умнее его мозга - все остальное его тело рвалось вперед, в это самое здание.       - Хотел бы разделить ваш энтузиазм, господа, но не могу, - признался Чейз.       - Почему не можешь? - весело спросил Мартин.       Чейз длинно и тяжело вздохнул.       - Потому что вы - идиоты. Сильные, смелые, ловкие, умелые - да, но ваши джунгли слишком уж вас зовут: мозги отключаются. Готовы прыгать черту на рога, лишь бы...       - А ты нам на что? - все с той же улыбкой спросил Мартин, резко перебив его. - Будь нашими мозгами, раз такой умный. Ты отлично все сообразил и расставил приоритеты в ту ночь, когда я к тебе обратился. Вот и теперь делай то же самое: включай здравый смысл и совесть. Поработаешь нашим разумом, если мы с этим приятелем, - он дернул подбородком сторону Рашпиля, - начнем сползать с катушек. Готов, док? Будет сложно. Геморройнее, чем вчера.       - Я охренительно рад, - горько усмехнулся Чейз. - Мне иногда кажется, что как только я с тобой связался, меня тут же посадили на кол, а теперь еще и ламбаду просят станцевать - с колом в жопе... Простите за ненаучные термины.       - Ненаучно, зато образно и доходчиво, - одобрительно покивал Мартин. - Но ты уж потерпи. Кол в жопе - еще не самое страшное, что бывает с человеком в этих местах. А для тебя - отличный вызов и способ заполучить нержавеющие каленные яйца. Пора взрослеть и становиться героем, док.       - Не нравится мне выражение «становиться героем». Герои долго не живут, знаешь ли.       - Если боишься - оставайся здесь, - Мартин пожал плечами. Он был все так же весел и азартен, и реальная перспектива того, что Чейз и впрямь не пойдет с ними дальше, его нисколько не смущала.       Но он просто прикидывался - та самая пресловутая хорошая мина. И Чейз это понимал.       - Нет уж, гражданин аскаридозный пациент! - в том же веселом и беззаботном тоне ответил он. - Даже если я и боюсь... Ты мне не папа! И не пытайся меня нянчить!       Мартин пожал плечами - снова, привычно, показав, что он снимает с себя всякую ответственность.       Чейз даже посмеялся: слишком уж картинно все складывалось! - и пошел следом, в чернеющий зев железобетонной коробки.       Внутри было темно. То есть, совсем.       Чейзу казалось, что обширные окна, через которые свободно мог бы влететь Ми-24, подернулись какой-то потусторонней завесой, и тьма внутри цеха трепыхалась привольными редкими пятнами света. Остальное - тот самый астрономический Угольный Мешок, из которого до человеческого глаза и сраного кванта света не долетает.       Первым шел Рашпиль. За ним - Мартин. Чейз вздохнул на пороге - и тоже шагнул в неуютную темень. На какое-то время остановился, не торопясь вперед и ожидая, когда глаза хоть немного привыкнут. Мартин с Рашпилем прошли дальше и вдруг замерли, хотя во мраке они оба видели преотлично - во всяком случае, так казалось Чейзу.       В общем, как бы то ни было, остановила их не темнота, а что-то в темноте. Что-то трудно осязаемое, живое какой-то странной жизнью.       Вскоре окружающая чернота стала мутной, пыльной, полупрозрачной серостью, и из нее проступили очертания огромных механизмов, массивных балок, свисающих с потолка гнутыми, изломанными ребрами. Когда-то здесь был цех - не то ковочный, не то штамповочный, не то прокатный. Странно, что он вдруг оказался на отшибе. Рядом же должен стоять целый промышленный комплекс - нечто масштабное, вроде металлургического завода - километров в пять квадратных минимум, а не ржавая лысина посредь леса.       Впрочем, хоть Чейз и не сталкер, и Зоны совсем не знает, а все ж и он понимал, что здесь может быть вообще все, что угодно. И этот наполненный тьмой цех - как раз в духе.       Чейзу порой казалось, что Зона - что-то вроде ребенка, лет эдак пяти. Творит мир из кубиков, пластилина, проволочек и спичек. Играет во что-то неуемное, но увлекательное. А люди для нее, как мнил Чейз из уютного нутра экспедиционного модуля - что-то вроде жуков или клопов-пожарников, из которых карапузы в песочницах собирают свои суетливые армии. Хотя сейчас, конечно, уже сомневался: тот же Мартин при нем общался с серьезными такими сущностями, вроде загадочного Монолита, вполне по-свойски. Да и сам ничем не напоминал пешку - скорее уж, ферзя, или коня, как минимум.       Но чего стоят все эти рассуждения? Ровно - ноль. Вот он, цех. Вон - громадные, хорошо узнаваемые гидравлические и кривошипные прессы, и гигантские молоты для выковывания чего-то очень серьезного. А вон кругло зевают ржавые черви индукционных печей. И то, что все это оказалось посреди леса - ну бывает…       Здесь все бывает.       - Чего стоим? - тихо спросил Чейз у Мартина.       Тот предостерегающе поднял руку.       - Замри, - еле слышно приказал он. Даже не голосом, а словно бы легким шевелением воздуха. Но Чейз услышал. И послушно застыл, словно в детской игре «Морская фигура».       Впереди не было ничего необычного. Во всяком случае, он ничего такого не видел - ни мутантов, ни аномалий. Впрочем, из него и сталкер-то - без году неделя: еще не научился смотреть куда нужно и как нужно.       Но любопытство - врожденное, неуместное, зловредное свойство, когда-то утащившее его в экспедицию в Зону - в очередной раз опередило здравый смысл и подзудило спросить:       - А что там?       Мартин поморщился и все так же, шевелением воздуха, ответил:       - Я тебя сейчас стукну. Сильно.       Но стукать было поздно. Тьма впереди как будто сгустилась, вздыбилась невидимым горбом, покатилась на них грозной волной. Ни формы, ни видимости - одно лишь ощущение надвигающейся, словно асфальтовый каток, темной силы.       Рашпиль среагировал первым. Он метнулся в сторону, подскочил к стене и совершенно по-обезьяньи взобрался по швеллерам на ржавую скрипучую конструкцию, вроде избушки на курьих ножках, в которой обычно какое-нибудь цеховое начальство заседает. Антресоль называется, насколько помнил Чейз.       - Наверх! - сообразил Мартин и, буквально за шиворот, будто котенка, забросил его повыше по металлической конструкции, а затем подпрыгнул сам.       Чейз не понимал, что происходит, но догадывался, что что-то страшное. Организм сам за него думал: каким-то чудом он вскарабкался на антресоль, где и вцепился намертво обеими руками в столбик ограждения. Хотелось одновременно смеяться и орать панически, его даже не прошибло - прострелило! - холодным потом. Чейз и сам не знал, чего испугался, но мог сказать с уверенностью: такого страха - мгновенного, концентрированного, острого - он не испытывал еще ни разу в жизни.       Невидимая волна внизу простелилась по захламленному полу, дробясь на отдельные потоки. Их сверху даже можно было разглядеть: металлическая пыль, словно примагниченная, подхватывалась в воздух, образуя длинные ржаво-дымные щупальца.       - Ч-ч-т-т-то эт-то? - клацая зубами, спросил Чейз, не сводя глаз с шевелящейся внизу пыли.       - Откуда мне знать? - раздраженно, но снова почти беззвучно огрызнулся Мартин. - Только я не хочу с этим никак контачить. Пойми ты, балбес, это Зона. Пока ты будешь думать, что это, да как работает, да чего оно хочет - тебя или схарчат, или растворят, или расплющат, или сожгут. Вариантов много. Учись думать не головным, а спинным мозгом. И когда говорят: «Замри!», значит, замри, даже языком не шевели. Особенно языком.       Рашпиль распластался по мелкоячеистой решетке и тоже трясся. Но - не скулил. Не ныл. Не бормотал. Он походил на телевизионное изображение с выключенным звуком. Даже, кажется, стал каким-то... ну, не двухмерным, а двух-с-половиной-мерным - точно.       - Вон, с него пример бери, - прошипел на пороге слышимости Мартин. - Плохой солдат, а старается.       Дымно-ржавые щупальца внизу дробились на отдельные комки, похожие на скатанные в шары торнадо. И таких бешено крутящихся шаров-вихрей было уже больше десятка. Чейз заметил, с каким напряжением наблюдает за ними Мартин. Похоже, ему тоже было страшно, хотя страх не парализовал его, не превратил в дрожащую тряпицу, а наоборот - заставил собраться, сосредоточиться.       Чейз несколько устыдился и, скомкав остатки воли в нечто более или менее твердое, отцепился-таки от столбика и аккуратно залег на решетчатый пол. За пистолет вполне разумно хвататься не стал: с такими-то натянутыми нервами недолго и пальнуть случайно. И хорошо, если не в кого-нибудь из своих.       Вихри-шары катались по полу, словно в центрифуге лото - сталкивались, отскакивали друг от друга и вообще вели себя крайне хаотично. Это могло бы выглядеть забавно, если бы не исходящая от них волна... ужаса, пожалуй. По-другому и не назовешь: короткий взгляд на них заставлял Чейза корчиться и стараться не заскулить. Это было тяжело. Даже для Мартина: он был бледен, словно его хлоркой отбелили, губы сжаты в тонкую ниточку. А Рашпиль, похоже, решил отгрызть себе руку, лишь бы только не орать.       Постепенно шары стали вытягиваться. Хотя, по идее, под действием центробежной силы, должны были превращаться в стремительно вращающиеся лепешечки - но эти тянулись вверх, вопреки всем законам физики.       Постепенно они превратились в танцующие веретена, потом на них появились перетяжки - их будто на токарном станке вытачивали. И что за матрешки должны были в итоге получиться, понять было сложно.       Наконец, вращение стало замедляться, причем, синхронно. Выглядело жутко, но, признаться, красиво. В этой механической синхронности Чейз чувствовал некую жизнь - совершенно чуждую всему человеческому, но все-таки жизнь.       Жизнь из ржавчины... Это достойно Нобелевской премии. Или талантливой поэмы. К сожалению, Чейзу не хватало ни научных знаний, ни литературного таланта. Было лишь оторопелое восхищение моментом Сотворения.       Он даже не удивился, когда из точеных вихрей выпростались вытянуые гуманоидные фигуры: две длинных ноги, две еще более длинных руки, тянущихся почти до земли, маленькая, едва обозначенная шишечка-голова. И все. Просто фигуры, без каких-либо деталей. Сотканные из бешено крутящейся ржавой пыли куклы.       Они уже делали свои первые шаги... Движения дерганные, лишь отдаленно напоминающие человеческие. Вихри-руки шарят вокруг, трогают ящики, рельсы, куски отливок и поковок, как щупальца любопытных осьминогов. Ноги скользят по полу, не отрываясь, точно смерчики в жаркий пыльный летний день. И при этом - ни малейшего намека на суставы. Детские игрушки - дергунчики, наспех связанные из носовых платков.       - Такого я еще не видал, - признался Мартин, с трудом разлепив плотно сжатые губы. - И если ты спросишь, что это, я тебя просто стукну. Больно.       - Да понял я, - огрызнулся вдруг Чейз, невольно стравив напряжение в едком раздражении, даже гневе. - И хватит мне угрожать! Я и сам могу тебя стукнуть!       Это получилось как-то спонтанно, бездумно, истерически. Все мелкие и большие проблемы, разом вдарив по нервам, вышибли из него последние ошметья здравого рассудка. А когда, спустя несколько секунд, соображение вернулось, Чейз в испуге зажал себе рот обеими ладонями.       Но было поздно. Вихревые манекены хорошо его расслышали и разом потянулись к антресоли, гоня перед собой тугие пульсирующие волны ужаса. Рашпиль не выдержал - завопил визгливо, зажимая руками уши. Мартин стиснул зубы, да так, что послышался отчетливый треск стесываемой эмали.       - Инфразвук, - догадался Чейз, и сам удивился собственной проявившейся в этакой ситуации рассудительности и внезапно всплывшим знаниям. - Никакой гребаной телепатии, ничего сверхъестественного! Инфразвук!       - А эти вихревые куколки, по-твоему - не сверхъестественные? - с веселым ехидством поинтересовался Мартин. Похоже, ему разом полегчало. Ситуация разрешилась, пусть и не в их пользу, и теперь остается лишь действовать. А по части действия он чувствовал себя куда увереннее.       Да и Чейз, найдя объяснение своему ужасу, приободрился. Его по-прежнему трясло и корежило. Гипоталамус накачивал организм запредельным количеством стресс-гормонов, но Чейз уже знал, что к чему, и воспринимал свой страх как чисто физиологическое явление.       - Нам бы тикать, - заметил Мартин. - Лично я не хочу, чтобы такая штука меня коснулась.       Он сделал хорошо заметное усилие - от напряжения его воли, казалось, даже воздух зазвенел - и ухватил за шиворот Рашпиля. Потащил за собой, по шатающейся скрипучей балке, висящей над полом на высоте метров четырех. Чейзу же бросил короткое: «За мной!» - и все.       Но если для Мартина подобная пробежка по ненадежной жердочке была делом привычным, то Чейз даже на уютной полосе препятствий на военной кафедре застревал на «разрушенном мосту», вцепившись в деревянный брус, словно испуганный кот. Всю жизнь высоты боялся, однако успокаивал себя тем, что страх необходим для выживания индивида и, стало быть, он неслабо так жизнеспособен.       Сейчас, правда, страх высоты шансов на выживание не прибавлял: Чейз застрял в самом начале балки. Мартин уже дотащил Рашпиля до какой-то вертикально стоящей цистерны с огражденной площадкой на верхнем торце, и теперь раздраженно махал ему рукой, поторапливая.       А Чейз застыл в нервном ступоре. Четыре совсем не смертельных метра до пола казались с проклятущей балки глубокой пропастью, а сама она - какой-то попугайной жердочкой. Страх перед высотой оказался непреодолим, хотя еще минуту назад Чейз сумел-таки разобраться и совладать с инфразвуковым ужасом вихревых тварей.       А меж тем, пока он торчал на месте, намертво вцепившись в злополучную балку, один из пылевых человечков неведомым образом поднялся на антресоль. Воспарил, наверное. Да и что ему? Он же весь из каких-то ржавых торнадо слеплен. Значит, летать должен без проблем. Удивительно, что только один...       Стоит только подумать! На площадке антресоли возникли, словно проросли сквозь пол, еще две фигуры. Вся металлическая конструкция - и проклятущая балка вместе с ней! - мелко завибрировала, будто работающий трансформатор. И гул по воздуху поплыл соответствующий.       А помимо заунывного трансформаторного гула зазудел под кожей, по самым кончикам нервов, словно стая чесоточных клещей, тот самый пугающий инфразвук. В голове все путалось, смешивалось и перетряхивалось, и Чейз уже слабо понимал, что реально, а что нет. Одно лишь ощущение было неоспоримо ясным: страх. Непередаваемый, не имеющий под собой рациональной основы ужас.       С одной стороны накатывалось волнами вышибающее сознание воздействие ржаво-вихревых тварей. С другой подпирала куда более конкретная, знакомая с детства боязнь высоты. Остатки разума подкидывали ассоциативный ряд из древнегреческих мифов: между Сциллой и Харибдой.       И Чейз, опять-таки остатками своего рационального сознания, принял решение, удивившее его самого. Оно было логичным, оно опиралось, как ему казалось, на твердую аргументацию. В общем, он предпочел бояться гарантированно опасного, а неизведанную угрозу, словно пресловутую пушку, исследовать со стороны дула.       В конце концов, падение на твердый пол как минимум травмирует. Это - факт. А что ему сделают эти гуманоиды сомнительной плотности? Может, и убьют, конечно. Но, скорее всего, встреча с ними обернется легкой щекоткой: через грязно-коричневые силуэты можно разглядеть проем цеховых ворот, а того, что слева, только что насквозь пролетел жирный бронзово-зеленый жук.       И Чейз, собрав в кулак остатки воли, настегав самого себя, словно заноровившегося скакуна - ты же ученый! ты естествоиспытатель! вот и испытай естество этого странного явления! неужели Мария и Пьер Кюри остановились в своем рвении, если бы доподлинно знали о лучевой болезни? нет! вот и ты, тряпица с недостатком научных амбиций, не пасуй! вперед! - осторожно вернулся с балки на антресоль и, тяжко вздохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, шагнул навстречу тварям.       - Ты что творишь, гомеопат хренов?! - крикнул ему с цистерны Мартин.       - Без понятия! - выдал истерический козлетон Чейз и, кажется, захихикал.       А потом шагнул снова. И еще раз.       Твари остановились. Напор инфразвукового страха усилился, и Чейз едва удержался на ногах: все тело помимо воли стремилось сжаться, забиться в уголок поукромнее и тихонько дрожать.       Он даже хотел сбежать, и с периодичностью в пару секунд находил этот вариант то самым логичным, то совершенно безумным. Но сбежать - это пробег по шаткой балке. А это в бредовой арифметике страха и еще большего страха пока давало положительный баланс. То есть, Чейз реально полагал, что нелогичный ужас перед высотой и мотылястой металлоконструкцией куда сильнее, нежели вполне осознаваемый и понятный страх, вызываемый инфразвуком.       Еще шаг. И еще. Ноги ватные, непослушные - все норовят в хитрый узел заплестись, словно организм разом отменил суставы. Пульс такой сильный, что грозит глаза из черепа вышибить.       Но твари, все усиливая нажим ужаса, тем не менее - скользнули назад! Заполошный, мечущийся в панике взгляд Чейза ухватил-таки это движение - всего пару-тройку сантиметров. Но они попятились!       Чейз захихикал - нервно, истерично. Звучало так, будто гиены обхихикивают загнанного льва. Похоже, сейчас именно он становился этакой гиеной - в смысле, хозяином положения. И жутких ржавых львов он, видимо, тоже загнал в угол. Ведь ничего, кроме страха, они делать не умеют.       - Наш док стремительно превращается в пациента, - громко и отчетливо прокомментировал Мартин, но напрямую возражать не стал. Неужто понимал о Чейзе что-то, чего он сам о себе не знал?       Еще один трудный, давящий шаг - и очередной сеанс борьбы с ужасом, выкручивающим нервы, словно выжимаемую тряпку. В итоге Чейз оказался от вихрегуманоидов на расстоянии меньше вытянутой руки. А твари, кажется, совершенно не представляли, что делать в такой ситуации. Они просто застыли, и в их неслышной симфонии страха появились нотки растерянности. Удивления, пожалуй.       А потом Чейз судорожно выдохнул - и таки протянул к ним руку. Это было некое наитие, очередное интуитивное решение - логика здесь все равно хреново работала.       Пальцы вполне ожидаемо встретили пустоту. Вернее, уплотненный шершавый воздух - словно закольцованная струя от вентилятора. И - может, ему просто показалось - но он был горячим, как в духовке. Кончики пальцев стремительно разогрелись, но странным образом кожу не жгло.       «Микроволновка», - догадался Чейз, и хотел было отдернуть руку, но какой-то внутренний импульс, а может просто любопытство, заставили его удержаться и потерпеть. Зачем? Он не знал. Но вот-вот узнает.       Тварь, которой он коснулся, заколебалась, стала искажаться и терять форму. Из стройного силуэта с ручками и ножками ржавые вихри сложили нечто уродливое, клочковатое, с щупальцами. Эта хрень даже на вид была нежизнеспособной, и Чейз, несмотря на мощное давление ужаса, нашел в себе силы возликовать: похоже, он победил, хотя толком и не понимал, как.       Клочковатая пакость отпрянула судорожным рывком и бесформенным облаком просочилась сквозь решетку пола вниз. На бетоне она снова попыталась скучковаться в гуманоидную фигуру, но получилось неубедительно. Она так и осталась бурой размазней, и вскоре исчезла, словно ее и не было.       Остальные твари шарахнулись от Чейза, как ошпаренные. Натиск ужаса на нервную систему ослаб, а через несколько секунд вообще пропал - осталась лишь чудовищная усталость.       Чейз опустился на лязгающий металлом пол и тупо уставился на свою руку.       - Ни фига себе супер-клешня, - вяло удивился он. - Похоже, я тот еще чудотворец!       И, упав на спину, он тихо засмеялся...       Смеяться Чейз перестал, когда понял, что Мартин своей здоровенной ладонью хлещет его по сусалам - словно пытается разделочной доской убить, честное слово! Это было даже не больно, а как-то странно, неуютно и неправильно.       - Очнулся, камикадзе? - спросил Мартин.       - Перестань... меня... лупить... если... хочешь... поболтать, - в паузах между шлепками выговорил Чейз.       Мартин тут же унялся, помог ему подняться.       - Не знаю уж, что ты сделал, но это было круто.       - А знаешь... я же совсем не герой. Просто до смерти боюсь высоты - вот вам рецепт победы, черт возьми.       - Ты бы знал, из какого говна люди порой лепят великие подвиги, - как-то туманно вздохнул Мартин, отведя взгляд. Не о себе ли говорил?       - Кстати, насчет победы - это я проявляю неоправданный оптимизм, - заметил Чейз и поморщился. Обхлопанное лицо начинало побаливать. И это только пока. Скоро станет ломить так, что наверняка придется жрать что-нибудь обезболивающее: Мартин тот еще медведь. Или, скорее, горилла - лупцует, хоть и не со зла, а дури-то - на пятерых хватит. И при этом не соизмеряет силу, особенно после того, как, фигурально выражаясь, сожрал мини-Монолит.       - В каком это смысле? - нахмурился он.       - В том, что это могли быть не настоящие чудища, а так, младшие помощники заместителей подстригальщиков когтей у настоящих чудищ. И насколько уж это победа...       - Придется проверить, насколько. Пойдем, герой. Надеюсь, у тебя еще есть, чем удивить.       - Да, героическая боязнь высоты - это выдающаяся суперспособность, - Чейз снова нервно хихикнул, но наткнулся на тяжелый взгляд Мартина и от дальнейшего хихиканья воздержался.       Мартин резво и ловко спустился с антресоли. Рашпиль столь же ловко, но двигаясь как-то совсем уж по-звериному, последовал за ним. И только Чейз на своих непослушных, негнущихся ногах да при ватных руках, да еще боясь высоты до паники и крупной дрожи, слезал со скрипучей ржавой железки как-то астрономически долго.       - Проще было спрыгнуть, - заметил Мартин, когда тот, наконец, добрался до твердого пола.       - Мне сейчас прямо стоять - уже слишком высоко, - отшутился Чейз.       Они пошли по темному цеху дальше, в самую глубину этой тьмы. Запахи гари, масла, пыли и ржавчины становились все гуще, стояли в воздухе тугими облаками. И - звуки - странные, гадкие, от которых по спине мурашки бегали, и невольно дергались руки. И тишина - такая, что в ней вязли шаги и дыхание. Нервы внатяг, звенят, словно гитарные струны, вдруг - краткий резкий лязг, скрежет, металлическое эхо. И снова тишина…       Спрашивать Мартина, что это такое, Чейз даже не пытался. Здоровяку-прибалту тоже было явно не по себе, выглядел он растерянно. А уж Рашпиль так вообще жался к полу и всякий раз вздрагивал, а потом трясся мелкой дрожью.       Они медленно дошли до середины цеха, но, кроме жутких звуков, ничего больше не происходило.       - Даже скучно как-то, - усмехнулся Мартин. Он старался казаться уверенным и сильным, но было хорошо заметно: нервничает, почти что напуган - вот уж чего Чейз от него не ожидал!       - От скуки погибнуть шансов меньше всего, - сказал он.       Рашпиль хохотнул - совсем как нормальный человек. У него оказался внезапно приятный, звучный смех. На какое-то мгновение это странное существо, когда-то бывшее человеком, показалось Чейзу даже симпатичным. Может, не все еще для него потеряно, хоть он и похож на Горлума?       Мартин глянул на них, как на малолетних идиотов, но ничего не сказал. Пожал плечами, сохраняя высокомерный вид - будто отстранился от них, на манер этакого аристократа.       В этот момент с темного свода потолка, через решетчатые фермы и балки с тихим шорохом и посвистом шлепнулось нечто. Это было похоже на игрушку-«лизуна» - куча слизи, дотаточно липкая, чтобы прилипнуть куда угодно, но слишком вязкая, чтобы расплескаться. Добрых три тонны черной, как смоль, пакости...       Рашпиль шарахнулся назад, спрятался за спину Чейза и вцепился жесткими пальцами ему в плечо. Это выглядело форменной животной паникой, в которой ни грамма здравого смысла, и нет места отваге - просто неосознанный рефлекс.       И это было так... по-детски!       Чейз, уж на что не считал себя героем, а все же шагнул вперед и, выхватив пистолет, наставил ствол на черную гадость.       Мартин стоял и безмолвствовал, словно статуя.       Огромный черный пузырь доплеснулся толстой волной почти до самых ног Чейза, а потом медленно потянулся назад, к некоему центру, куда, собственно, плюхнулась основная масса слизи.       В темноте прозрачный искрящийся купол постепенно вздымался все выше и выше, словно «лизун» и впрямь скучковывался в исходную форму. Только в отличие от игрушки, выглядело это откровенно мерзко и страшно.       - Не стреляй пока, - тихо сказал Мартин. - А лучше - вообще не шевелись.       Впрочем, Чейз и не думал стрелять. И дураку было ясно, что пулями эту хрень даже не пощекочешь, хоть из крупнокалиберного пулемета пали. Даже если это - странная форма жизни, а все же - стихия. Стрелять в нее так же бессмысленно, как в морскую волну или в ураган. Но само ощущение пистолета в руке немного успокаивало, придавало толику уверенности.       А для Рашпиля таким же психологическим щитом, защитой-плацебо, похоже, стал сам Чейз. Вон, как вцепился в плечо - натурально ребенок, которому позарез нужно спрятаться хоть куда-нибудь.       И Чейзу отчего-то было радостно, что в панике Рашпиль выбрал своим защитником именно его, а не Мартина.       Здоровенный «лизун» тем временем поднялся куполом метра на три, а вокруг него в воздухе начало сгущаться нечто электрическое, вроде статического заряда. Того и гляди - защелкают нешуточные молнии.       - Может, есть смысл удрать? - спросил Чейз. - Здесь становится как-то... напряженно.       Мартин не ответил. Он стоял столбом, словно его уже долбануло током и надежно парализовало. Неужто нервный ступор? Да вряд ли: у Мартина, насколько Чейз успел заметить, нервы даже не стальные, а из сверхпрочного сплава на основе вольфрама. Что же с ним такое?       - Эй, отмерзни ненадолго, - шепнул Чейз, подергав его за рукав.       Бесполезно. Мартин пялился на «лизуна» широко раскрытыми глазами и разве что слюну не пускал. Похоже, придется брать ситуацию в свои руки - непривычное для Чейза занятие, от которого портится настроение. Все-таки ни героем, ни командиром, ни хотя бы находчивым, быстро соображающим человеком он себя не считал.       Он медленно попятиться, потянув за собой Мартина, что было нелегко: дюжий прибалт стоял сущим каменным истуканом. Однако, шаг за шагом, они втроем медленно отошли за огромный ржавый агрегат, судя по всему, гидравлический пресс.       Оттуда «лизун» глаза не застил, и ступор понемногу отпустил. Хотя хлюпанье и шлепанье густой гелевой гадости и тихое потрескивание воздуха нервировали.       - Что-то мы не блещем, - слегка отсохнув, произнес Мартин. Ему, похоже, было стыдно за свою слабость.       - Ты не блещешь, - уточнил вдруг Рашпиль.       Чейзу показалось, что тот сейчас вспылит, выплескивая напряжение, он и сам готов был дать Рашпилю по зубам, но не стал.       Это просто нервное, и с этим срочно нужно справляться. Иначе можно до чего угодно доболтаться...       Чейз явно чувствовал себя не на месте. Ему вообще не следовало быть здесь. Не для него все эти приключения, и не для того он пришел - кажется целую вечность назад! - на Янов. Но вот, он здесь, в этом жутком цеху, и что ожидает его? Смерть? Или что похуже?       И так ему захотелось очутиться сейчас в освещенном, сытом, теплом, уютном и отлично оснащенном научном модуле, так стало жалко себя, что он едва не разрыдался. Однако же нашел в себе силы собраться и даже сделать бодрый вид.       - Нельзя, чтобы все было зря. Давайте делать дело, господа.       Рашпиль и Мартин поглядели на него с изумлением и даже страхом, словно он превратился в говорящего велоцираптора.       А Чейз тем временем, толком и не задумываясь, на какой-то «лихой волне» пошел вперед. Не прячась, не думая даже о защите - будь, что будет!       - Ты опять?! - шикнул ему вслед Мартин.       Чейз ничего не ответил, даже на секунду не остановился. Ему было страшно, и он закрыл глаза, лишь бы только не видеть возвышающегося перед ним пульсирующего купола, похожего на гигантскую медузу.       Будь, что будет... Будь, что будет...       Этот день Чейз запомнит надолго. Такого количества нервных клеток ему еще не приходилось терять за какой-нибудь час, а то и меньше. И да, он полон страха и едва владеет задеревеневшими от напряжения и мелкой дрожи мышцами, но - он, а не супергероический Мартин сейчас настоящий, неподдельный герой. Слабый, ничего не умеющий и мало что понимающий, но - самый способный сделать хоть что-то.       Огромный пузырь мелко задрожал, в нем аккумулировалось нечто грозное, стихийное - и оно готово было вот-вот выплеснуться, заполняя весь обозримый мир.        Чейз шагнул ближе... Сердце у него колотилось где-то между кадыком и глоткой, и от этого перехватывало дыхание. Казалось, еще один сердечный стук, и оно, со всеми своими венами и аортами, окажется в горле, а Чейз его проглотит - и оно будет точно так же колотиться в желудке... Бредовая мысль, нереальная...       А впрочем, почему бы и нет? Пусть бредовая, но за нее можно зацепиться, зациклиться, лишь бы только преодолеть страх, отключиться от всего внешнего, стать хотя бы на время бездумной, а значит - бесстрашной машиной.       Его собственное проглоченное сердце возмущенно барабанит в стенки желудка. Чейз представил это так ясно, так живо, что у него и впрямь что-то заколотилось в животе, будто там оказалась живая и очень недовольная рыбина размером с хорошего карася. Неуютное, но спасительное ощущение позволяло не думать о той жуткой штуковине, что ждала его впереди.       Чейз вытянул руку и кончиками пальцев отчетливо ощутил, как дрожит напряженный, переполненный злой энергией воздух. Хотелось отдернуться, как от искрящего провода, но он сдержался.       Мало того - Чейз зажмурился, чтобы ненароком не увидеть жуткого пузыря и не поддаться страху. Увидел бы, хоть краем глаза, визуально воспринял бы всю громадищу и мощь, вздувшуюся концентрированным злом на его пути - и сдался бы, наверное. Испугался - и повернул назад.       Поэтому жмурился и медленно, сантиметр за сантиметром, продвигался вперед.       И вдруг ощутил прикосновение. Упругое, склизкое, гадкое - с первой же доли секунды захотелось вытереть руку сухим полотенцем.       Штуковина была вещественной, осязаемой, неоспоримо реальной.       Чейз уже даже ожидал, что сейчас умрет, разорванный чуждой силой на мелкие клочки. Но...       Глухо, туго хлопнуло. По лицу хлестнула колючей пощечиной воздушная волна, едкой маслянистой кислятиной вторглась в нос, в рот, защипала меж стиснутых век. Что-то оглушительно затрещало: Чейзу показалось, будто его барабанные перепонки сделаны из бумаги, и их с треском рвут.       Второй, куда более сильной волной его сшибло с ног, протащило по полу, вдавило в бетон. Он почувствовал себя тюбиком, из которого выдавливают остатки зубной пасты. Вдох, выдох, еще выдох - и следующего вдоха уже не получилось. Не хватило сил втянуть в себя хоть полстакана воздуха.       Дальше были чернота и совершенное «ничто». Долгая вечность в пустоте, парадоксально втиснутая в считанные секунды. Чейз не был таким уж любителем хлопнуться в обморок при удобном случае. Но сознание все-таки потерял...       Очнулся он со звоном в ушах, со вкусом крови во рту.       Над ним склонился Мартин - несколько растерянный и словно бы виноватый. Рашпиль маячил у него за плечом.       Под головой у Чейза было что-то мягкое - не иначе, Мартин скомкал куртку или, может, свитер.       - Экий ты балбес! - ругался сталкер, впрочем, без злобы. Скорее, как ворчливая бабушка над упавшим с ветки яблони внуком. - Зачем полез? Не твой же масштаб!       Чейз хотел было возразить, возможно, даже отчитать Мартина: типа, это ему, бывалому и героическому воителю с суперсилами, стоило переть на подвиг, а не отсиживаться на «вторых ролях».       Только возразить не получилось. Из горла рванула злая горечь, и Чейз едва успел отвернуть голову, когда его вырвало. На пол вылилось с поллитра черной маслянистой жижи, с виду похожей на нефть.       - Поздавляю с почином, - невесело, с каким-то даже ожесточением произнес Мартин. - Теперь ты тоже Монолитом тронутый.       - В каком смысле? - пробормотал Чейз.       - В таком, что ты умудрился победить Черный Камень. Здесь он, правда, был не камень, а какой-то пузырь - но это был он самый, - тут Мартин тяжело вздохнул. - И я понятия не имею, чем это для тебя обернется. Скорее всего, ничем хорошим.