МоноХром. Вольфрам

      Если бы Серпа сейчас спросили, зачем он вообще ушел от своих, вряд ли он смог бы ответить. Так было нужно. Припять - для него одного, и чтобы никого рядом. Это даже сильнее боевого братства. Примерно как, пришедши с войны, завалиться в родной дом в компании сослуживцев.       Нет, господа, это интимный процесс. И этим процессом Серп не хотел делиться ни с кем.       А еще - Монолит, чистый, свободный от убогости Проповедника, Рашпиля, Локи, от их «наносного-человеческого», звал его. Обещал что-то. Что-то очень величественное, нечто такое, что перевернет мир, подарит ему высшее благо...       Серп не был фанатиком. Мало того, фанатиков, торчащих от порядков, заведенных в клане, он презирал. Серп же был не таков. Он думать умел.       И сейчас эта его способность оказалась как нельзя кстати. Он был один, посреди болота и камышового лабиринта. Действительно один. Это пугало до одури. Он уже и не помнил, когда оставался в одиночестве, без Старшего, без Монолита, без собратьев.       Что ж, давно пора попробовать, каково это.       Серп поправил автомат, подтянул ружейный ремень, чтобы сидел поплотнее, потом из жесткого куста вырубил слегу - и побрел сквозь болото. Еще не знал, куда и зачем, но верил, что идет правильно.       Где-то там, впереди, в конце этого пути его ждал Монолит, обновленный, чистый и прекрасный, словно Святой Грааль.       Он прошел болото к утру. Выполз на сухой берег, развел костер, и какое-то время боялся ложиться спать, хотя это было жизненно необходимо: пока он хлюпал ботинками по болотной жиже перед глазами хороводом кружились камыши да аномалии, а еще - лягушки и пиявки. Последние настолько обнаглели, что пытались присосаться даже к кевларовым пластинам и висели на камуфлированной ткани, точно скользкие бультерьеры.       На рассвете, слегка пообсохнув, все-таки уснул - сам не заметил, как. И снилось ему...       ...Снилось всякое, в основном, гнусь какая-то. Кривые рыла, чья-то вонь. Страх снился, беспричинный, но пронзительный. Смутная обида, которая во сне казалась объяснимой и очень логичной. И где-то вдали, за всей этой поганью, невидимый, но ощутимый - словно солнце за плотными облаками - Монолит, дающий силу, спокойствие, уверенность, мечту об абстрактном светлом будущем...       Проснулся, точно где-то в башке сигнал тревоги сработал. Подорвался, схватился за автомат, но из всех перемен обстановки - только небо рассветлелось, костер скукожился до угольков и белого пепла, да туман отовсюду пополз, сырой и неуютный.       Нужно идти. Это Серп понял сразу, не логикой, не разумом - скорее, почувствовал, но ощущение это отпечаталось в голове неоспоримым знанием. Семь километров на северо-запад, а потом - в лес. Там его... ну, можно назвать это Служением. Задачей. Божьей Волей.       Наверное, так ощущали себя библейские пророки. Внезапное прозрение, четкость стремления - и никаких видимых причин. Просто вдруг - так надо.       Серп подхватился. Костер тушить не стал, да и следов своих не прятал. Кому нужно его выслеживать? Все, кому он даже в теории мог быть интересен, сейчас в Припяти. Он, почитай, новый человек.       И главное: Серп сам себя чувствовал по-новому. Сила от этой новизны бурлила в нем, щекотала нервы, гнала вперед, электризовала ноги. Казалось, ступни от земли сами бодро отскакивают, будто магниты равнополюсные. И вот, он уже отмахал, сам того не заметив, до научного модуля - стороной обошел, по кустам. Его даже окликнули на всякий случай, а он типичного гопника сыграл, который не при делах.       - Кто прется? Руки в гору! - это ему.       - Спокуха! Я один, до своих чапаю! У вас патроны не лишние, у меня тоже. Разойдемся, не?       - Валяй, рванина! - хохотнув, откликнулся долговский часовой.       Серп и не обиделся ни на секунду. Наоборот, посмеялся про себя, что так провел нехитро. Мог же и показаться - в долговском-то комбезе уж точно не пристрелили бы. Да и пароли с позывными знал, потому что официально - долговец, да не просто так, а разведчик.       Но сейчас Серпом ему быть совсем не в тему: опознают - начнутся вопросы, а уж как до Шульги дойдет, тот по старой оперской привычке вцепится клещом. Почему, мол, своих оставил, ну и остальные неудобия и подозрительности. А попробуй-ка, объясни, что к чему, если сам Серп не до конца понимает!       Он просквозился мимо постов, дошел до самых путей. Задержался. Устроил привал - три сотни метров от «охоронного» периметра Янова.       Серп и без бинокля видел, как поприбавилось пулеметов на неудобной, покатистой крыше вокзала. Старательные юнцы лезли «в снайпера», выцеливали проходящих. Могли и пальнуть без вопросов: закон - Зона и личные головные тараканы.       Потому и не полез устраивать уют. Развел внутри товарняка малый очажок из консервной банки, зажрал, что привелось: водянистый натовский тушняк, да сухари, которые в него и покрошил для пущей калорийности.       Глупо сделал, но, по крайней мере, не подставился по полной.       На запах сыти засобиралась тушканы и прочая мелкая тварь. А за мелкой тварью потянулись и покрупнее плотоядцы.       Серп гарантированно срезал ножом кровососа. Ему показалось привычным, даже уютным: подхватывать под прицелом пулемета шаловливые тентакли, наматывать их на кулак, а потом - просто бить и бить, пока не издохнет. И - издох. И - получилось, на нож! Кровососа!       Впору скакать и радоваться. Но вместо радости подхватился Серп опять, да погнал до своей личной цели, которую еще не понимал - в густом лесу за Яновом. В глубине и чаще, там, где солнце - вовсе не гарантия, а бонус в окружающей густой полутьме.       Серп прошагал в лес километра два - чисто на восторгах. Сам себя подгонял нечаянной победой. И старался не думать, что своим геройством ненужное внимание к себе привлек. Сейчас, должно быть, вся долговская сеть полна ориентировок на удачливого и ловкого зверобоя. Нехорошо. Неуклюже. Но теперь-то уж - плевать.       А потом он вдруг остановился и едва не свалился с ног. Его словно по затылку хорошенько двинули. Серп озирался по сторонам - и не понимал, ни где он, ни зачем он здесь, ни куда ему нужно идти. Страшное это было ощущение, чудовищное.       Вокруг были какие-то деревья-выродки с редкой чахлой хвоей, с листьями стального цвета. Коряги да бурелом, и все какого-то отвратного вида: словно чьи-то щупальца из прелой земли хищно выпростались. Небо над головой вдруг упало до самых лесных верхушек, по-прежнему прозрачное, ясное, светлое, но - тяжелое, плотное. Будто вселенский пресс заработал с исключительной целью его, Серпа, раздавить в лепешку.       Жуткое ощущение. Минута потери всякого смысла. Нет ничего ни позади, ни впереди. Есть только здесь и сейчас, но и оно ничего не значит. Экзистенциальный вакуум.       Продолжалось это недолго. Потом снова появилась смутная цель. Даже не цель, а просто ощущение - нужно туда-то. Глубже в лес. И не останавливаться - идти и идти, пока ноги шевелятся. С этим призраком определенности Серпа охватила и радость, счастье какое-то. Оказывается, он настолько разучился чего-то хотеть и что-то решать для самого себя, что без внешней воли - вот как сейчас - готов был прямо умереть на месте.       Он вскочил, удобно пристроил под руку автомат - и опять в лес, в самую глубину. Где-то там ему предстоял бой. Возможно, даже гибель, но - осененная высшей целью, его тоже радовала. Такой вот парадокс.       И - Серп пошагал. Приминая ботинком лесной мох и рыжую хвою, скудные травинки и насекомьи норки. Он снова чувствовал - там, впереди, его право, его смысл, его обратный билет в счастье.       Лес теперь перед ним расступался будто сам собой. А ему словно от Гермеса берцы достались - летели и летели, только успевай ноги переставлять.       ...И долетел он слишком поздно.       Монолит ждал защиты - а Серп не успел.       Он добрался до внушительного железобетонного здания - о нем, похоже, никто из сталкеров во всей Зоне не знал. Лес был надежным укрытием для многих подобных местечек. Не хватало этому лесу смелых да дерзких Колумбов с Магелланами, Ливингстонов со Стэнли, а на спутниковые съемки, как появилась Зона - именно Зона, а не беззубая ЧЗО - надежды не было никакой. Со спутниковой картинкой она шутила, как хотела: то в пруду-охладителе на снимках вдруг обнаруживалась американская подводная лодка класса «Огайо» в позиционном положении с открытыми для залпа крышками ракетных шахт; то на лесных опушках прогуливались стада бронтозавров; а то и возле самой ЧАЭС фиксировалось место посадки хорошо распознаваемой «летающей тарелки» из фильма «Близкие контакты третьего рода». Поэтому единственными достоверными картами были те, что сталкеры своими ногами «рисовали».       А в этот лес ходить дураков находилось мало.       Внушительное железобетонное здание когда-то было отдельным производственным цехом. Очень уж узнаваемые архитектурные формы и разбросанный по округе ржавый металлический ливер.       Совсем недавно - это Серп чувствовал настолько четко, что практически знал наверняка - здесь была очень важная частичка Монолита. Если с чем-то сравнивать, то, пожалуй, одна из Его многочисленных рук. Живая, властная, карающая и милосердная, ласковая и жестокая рука. Которую Серп не успел защитить.       Он стоял перед распахнутыми воротами опустевшего цеха, и едва не плакал. Он и сам не мог толком понять, почему. Навалилось ощущение гложущего, сосущего душу горя, безвозвратной потери - и вины, тяжкой и несмываемой. Стыдно было, словно он даже не Родину, а маму собственную предал.       А еще Серп внезапно осознал со всей четкостью: тот, кто здесь только что побывал, разорил часть большого и святого, уничтожил нечто важное, и не просто уничтожил - похитил, уворовал! И нет ничего нужнее, чем выискать этого разорителя - и растоптать, словно вредное насекомое. Такова задача, простая и ясная.       От этой простоты и ясности сразу стало легко. Серп знал теперь, зачем здесь, приобрел смысл существования.       Он снова был с Монолитом, для Монолита - и это уже не по принуждению, не по воле Его. Серп ощущал себя раскаявшимся грешником, возвратившимся блудным сыном, который, как известно, двоих истинно праведных стоит. Прекрасное ощущение, радостное.       Но сейчас...       Сейчас нельзя предаваться ликованию. Рано еще - пока дело не сделано.       Серп огляделся. Следы читались четко, горячо: он все-таки разведчик, а не сопля на прутике. Натоптано от цеха двумя парами ног, да по траве и мху какое-то тело протащили - за ним борозда явная. Травинки не вправо-влево-вперед, а только вперед, будто расческой прошлись. День, два - и они поднялись бы. Но теперь...       Серп ринулся по следу. Трогал травинки, пощупал окурок - двадцать минут, не больше! Это хорошо. И это же плохо: за двадцать минут человек в лесу может уйти на полтора километра в любую сторону. Так что единственный шанс: не терять следа.       Впервые Серп запнулся у болота.       Сперва примятые следы кончились, а на мху отпечаталась полноценная человечья фигура сантиметров сто семьдесят пять ростом. То есть, сюда тащили «среднего» и не особо тяжелого мужика. Здесь же он отлежался и прочухался.       Затем следов стало ровно на пару сорок второго размера армейских берцев больше - и все отпечатки прямиком уходили в трясину.       Серп сел у самого среза цветущей, беспрестанно колышущейся воды. Следы пропадали в болотистой хляби, а на той стороне, в полусотне метров, он не замечал ничего. Словно канули в пучину. Зашли в болото трое - и ни один не вышел.       Тем не менее Серп опытным взглядом просек болотные кочки, коряги, шикарный пень на половине пути: на него хоть танк грузи - не потонет.       Проскакал эту полусотню метров меньше, чем за минуту. Словно чувствовал кончиками пальцев на ногах, где достаточно плотно, чтобы не грянуться в трясину.       Добрался до твердого берега - и опять стал искать следы. Монолит уже не помогал, но оно и правильно: Серп сам должен проявить раскаяние, рвение, собственную полезность, в конце концов. Иначе грош ему цена.       Он потянул носом воздух. Если они - он не представлял себе, кто такие «они», но уже точно знал: их - трое.       Ох, как не хватало сейчас Бродяги! Этот бы растолковал и вес, и пол, и носимый арсенал, и даже возраст до плюс-минус года. Вот уж кому дано читать следы!       Серп, конечно, не Старший, но тоже не пальцем делан: «они» близко. Не дальше полукилометра. Может, даже ближе.       Он примерно чувствовал направление. Уворованная сила Монолита звала его, но это было что-то вроде «ау» в глухом лесу - иди, мол, в ту сторону, глядишь, и угадаешь.       Пошел угадывать. Побежал даже.       Потому что медленно Серп не мог - был на грани кипения. Попросили бы сейчас бабушку через дорогу перевести - он бы ее через эту самую дорогу перебросил. А машиной ляпнет бабку, так только торжественнее и осмысленнее будет.       В башке от виска до виска катался какой-то тяжелый комок, миниатюрная черная дыра, которую ни понять, ни узнать от нее что-то не получится. Жуткое ощущение, если честно. Похоже на сумасшествие, причем, такое - приступом. Как пуля в мозг. Но и пусть. Психам на войне везет. Война для психов - родная стихия. А сейчас ему как раз и предстояла война. Один против троих. И трое...       Он зачем-то снова потянул воздух носом, будто пытался какие-то там молекулки уловить. Наивно - но монолитовцы, особенно расстриги, все наивны.       Ничего не унюхал, а душа рвалась в бой, требовала драки - и крови, побольше крови!       Этого в унисон с его собственной душой требовал и Монолит.       Так что Серп не стал особо мудрствовать. Точно крестоносец, он пошел, ведомый верой.       Да и что еще нужно, кроме веры? Да и что, кроме веры, поможет ему сейчас, когда он от одних своих ушел, а к другим своим не пришел? Только так: шевелить ногами, да глотки грызть. А куда и кому - дело десятое.       Он прошагал пару сотен метров по частому мелколесью, не опасаясь хруста едва живых тонких прутиков-деревьев. В конце концов, те, кто живые здесь, уже привыкли. Понимают, растительные, что их ломают ради большой Цели.       Впрочем, что такое, эта Цель, Серпу задумываться было некомфортно, а временами - стыдно.       Но он верил, что она есть, что кому-то-там-наверху виднее. Главное: делать свое дело. Без гарантий вознаграждения - а потому, что так надо.       Впереди, через ольхово-березовый чапыжник, словно сквозь дымное марево, маячили человеческие фигуры. Можно было бы срезать из автомата, но Серпу автомат сейчас казался недостаточно... ритуальным, что ли? Вот нож - это да. Это почетно. Пуля - она та еще дура. А вот любой штык, даже столовая вилка - особенно вилка! - молодец. Пулей чужого мяса не ощутишь, ненависти не донесешь до кандидата в покойники, не почувствуешь в своей руке трепетания чужой жизни, а на своем теле - вероятности ответного удара.       Наверное, и Монолит - того же мнения. Недаром же в клане всегда так приветствовалось все окончательное делать своими руками. Пока самыми кончиками пальцев чужую смерть не ощутишь - ты никто.       Да и те ли это, впереди? Серп не знал точно, на мгновение даже засомневался. Но какой-то пронзительный импульс, инъекция веры - и мир вдруг стал четким до рези, однозначным. Монохромным.       Вот - определенные враги. Им прописано умереть. И Серп сейчас им это обеспечит по полной программе.       Губы его тронула хищная ухмылка, а в руку мягко и легко, как живой, скользнул нож.       И - Серп выстрелил самого себя вперед, сквозь частую гребенку тонких древесных стволов. Пролетел на удивление легко, точно стал невесомо-газовым.       Оказалось, там были какие-то бледные мыши и очень настоящий человек.       Очень настоящий человек оказался...       Серп так и не понял, кем он оказался, но та же сила, что бурлила в Монолите, была и в нем. Его можно было бы называть новым богом Зоны, но божественной роли он не хотел и не пытался соответствовать.       Серпа встретили тугие хлесткие кнуты, прямо на бегу. Они впились в него сразу в пяти местах: руки, ноги - а один под самый кадык ударил. И он захлебнулся. Даже про нож забыл от такого ювелирно оформленного отпора.       Как это случилось?       Серп в первую очередь рубанул ножом против горла - отчаянно, «на уничтожение».В лицо плеснуло, застив глаза, черной кровью, но дышать вполне получилось.       Вторым махом - от левой руки отнять поганое щупало. Р-раз! Тут уж полноценный казачий рез, как шашкой, с протягом.       А оно вдруг не далось. Просто отсосалось и скрылось в неизвестном направлении, словно атаку почувствовало. Прямо из-под ножа сбежало.       Серп, обрадованный, попытался домахнуть до ног, но тут его эти тентакли об землю брякнули - и стремительно, на сверхзвуковой скорости, свалили.       А он остался: внезапно шаткий, с ножом в руках, прямо поперек двух бледных мышей и одного человека - очень и очень опасного.       Серп всегда гордился тем, что видел подноготную ситуаций. Пронырливый был, проникновенный, наблюдательный. Странно, что в Старшие не позвали.       А вот сейчас - не углядел, не понял, что кинулся на Монолитову креатуру. Даже стыдно стало - нож выпустил из руки и продемонстрировал раскрытые ладони: мол, вот он, я, мирный и безобидный.       Но что творится в гигантском нематериальном мозгу Монолита, раз уж Он самому себе лапы обрубает с помощью своих же людей, да еще и Серпа тянет, чтобы защитил? Где логика? В чем смысл?       Или - испытание веры?       Неисповедимы пути Его.       Бледные мыши рядом с Настоящим Человеком выглядели испуганными. Один из них, совсем трясущийся и по-вурдалачьи клонящийся к земле, казался смутно знакомым, только Серп никак не мог сообразить, где его видел. А вот Монолитов парень точно был на Янове, хотя они и не знакомились даже шапочно.       Как ни крути, колоритная компания.       - Просто подойди, - сказал тот, что нес божественную мощь в себе. Серп подчинился. И - сначала подчинился, а уж потом начал думать. Даже горько усмехнулся по этому поводу.       Он подошел. Это было тяжело. Сила, переполнявшая парня, изливалась из него неудержимо, словно темная штормовая волна давила прибрежные камни - и Серпа между ними. Чем ближе он подходил, тем сложнее было держаться на ногах. За пару шагов не удержался, припал на колено - настолько невыносима была чугунная тяжесть Его силы.       - Тебя послал Монолит? - немного отдышавшись, спросил он.       - Не с того начал. Меня зовут Мартин. А ты кто?       - Серп...       - Серп, значит. Из монолитовцев Бродяги?       Серп поначалу кивнул, а потом покачал головой:       - Бродяга нас бросил. Я... - тут он замялся, поневоле склонил голову, предвидя удар: - Я сам по себе. Пока один.       Удара не последовало. Серп ждал и ждал, а в мозгах секундомер тикал. Причем, в обратную сторону: десять, девять, восемь... Вот, сейчас...       Но вместо удара - прикосновение. Осторожное, будто Мартин амфору в Эрмитаже украдкой тронул, а не живого человека.       Потом - чуть большая смелость. Рука легла на волосы Серпа, пошевелила их пальцами, словно заботливый агроном - назревшие колосья - аккуратно, бережно, по-отцовски.       И Серп сдался. С ним давно уже никто так не обращался. Его звал Монолит, и он даже откликнулся на зов. Но что он получал и в клане, и после того, как ушел из него? Ноль.       Дай нам все и не требуй ничего - говорили все, даже Бродяга, Старший Брат, на которого он молился ночами, вполголоса, ибо - таинство. И украдкой ото всех - иначе конченным пидором сочтут.       Себя он, к слову, таковым не числил, несмотря на все клановые практики.       - Серп, айда с нами? - грустно предложил Мартин. - Может, я буду новым Монолитом, может, еще кто-то. Но этот Монолит мы идем свергать, потому что он не прав.       - Что? - нахмурился под его рукой Серп. - Монолит не может быть не…       И не смог договорить. Не смог соврать под настолько властной дланью.       - Монолит не мог...       И опять сжался, хотя Мартин его уже не касался - просто держал ладонь над макушкой. И от ладони разливался очищающий и наказующий жар.       - Сам задумайся: мог. И даже был не прав, - сказал Мартин.       Серп отскочил назад, будто кипятком облили. Кощунство!       И тут же осекся: темная сила не давила - ласкала. Шептала что-то, как полуночный морской прибой. И все было как-то... правильно, что ли? Это был не Монолит... Что-то другое... То, чем Он хотел бы стать, наверное.       - Тихо, парень, - сказал Мартин, и его дрессированный живой кнут прихватил за лодыжку - на всякий случай. - Я - не Монолит. И ты - не его человек. Полминуты подумай, прежде, чем попытаться убить меня за ересь.       Он убрал щупальце и отошел на пару шагов, терпеливо и смиренно сложив руки на груди.       Не соврал - дал подумать. Ровно тридцать секунд. Человек слова, тут не поспоришь. Потом спросил. Вернее, предложил:       - У тебя, парень, прямо сейчас два варианта: или ты с нами, или против нас. Агитировать не стану: сам не глупый, как вижу.       При этом глянул на одного из бледных мышеобразных своих спутников, на того, что пободрее и посмелее. Подмигнул, трепанул за плечо ободряюще - и снова уперся требовательным взглядом в Серпа.       - Ну так?       - Шикарный выбор, - усмехнулся он. - Скажу, что не с вами - ты меня своими щупалами в колбаску сомнешь, да еще и тестом из кишок облепишь.       - Облеплю. И сомну, конечно, - не стал врать Мартин. - Но чисто теоретически выбор у тебя есть.       - А может, и отпустим! - с ядреным юным энтузиазмом воскликнул «бледный мыш», который пободрее. Врач, скорее всего. Почти наверняка из яйцеголовых.       Мартин глянул на него. На секунду насупился, потом медленно кивнул.       - Да, может, и отпустим. «Может» - отличное слово.       И плотоядно усмехнулся, отчего парадоксально показался Серпу совсем привлекательным: даже безо всякой пошлости, чисто с художественной точки зрения, мужик был крайне представительный. Вот бы кого Монолиту в аватары выбирать! Но нет, при всей своей мощи, он даже близко не был земным воплощением Истинного Бога.       - Тогда я пошел? - спросил Серп на всякий случай. Не то, чтобы он хотел уйти, но грех был бы не прощупать варианты.       - Иди, - снова оглянувшись на враченыша, произнес Мартин.       Серп пошел. Потом даже пробежал метров десять.       И - остановился.       Парадокс: он не мог уйти. Еще шаг, другой - и он снова останется один, только без цели, без руководства, без всего того, что считается смыслом жизни. Сам по себе. И даже Монолит...       Ох, он едва не впал в ересь. Все же очевидно. Испытание! А это - его новый Старший. Тот, которого ему так не хватало! Тот, который скажет, что хорошо, а что - плохо. И при нем все снова будет четко и бинарно: да и нет, черное и белое, добро и зло.       Сам Серп пока не готов с этим справляться. Слишком тяжело. Слишком сложно. Куча нюансов.       Он догадывался, что шагни он еще раз, и еще, и десяток шагов - никто его не тронет. Даже эти двое «тварей дрожащих» рядом с этаким хозяином Серпа не боятся. А уж сам Мартин с легкостью может отпустить его на все четыре стороны. Потому что Мартину просто плевать - он достаточно силен, чтобы вообще никого не бояться.       Серп обернулся.       - Хорошо, если я останусь... - начал было он.       - Останешься - будешь жить, - пообещал Мартин. - И будешь жить не зря, а не просто портить воздух безо всякого смысла. Будет опасно и страшно, но - не зря. Уж поверь.       Серп верил. У него действительно был выбор, и он выбрал наилучший вариант.       - Итак, нас теперь четверо? - спросил вдруг «доктор».       - Ага, - кивнул Мартин и тут же подсказал Серпу: - Это Чейз. Наши ум, честь и совесть. А еще смелость и отчаянное долбоебство. Если ты с нами, тебе придется проследить, чтобы он себя не угробил. Считай это приказом.       И тут же добавил, подмигнув коварно:       - И я не прочь, если ты вдруг не уследишь.       - Я все слышал! - неожиданно встрял «бледный мыш» Чейз. - Сволочь ты. Зачем я только тебя спасал?       - Просто ты - добрый идиот, - ответил Мартин. - А я - беспринципный идиот. Так что мне пофиг, что ты там думаешь.       - Козлина, - проворчал Чейз.       Но Серпу показалось, что это была всего лишь «игра на публику», показуха такая, чтобы ему было проще вписаться. Отделить добро от зла, так сказать.       И режиссером этой показухи был... Мартин? или сам Монолит?       Как бы понять наверняка.       В этом, наверное, и есть главная уязвимость всех монолитовцев: когда нет сомнений, отвыкаешь от самой возможности лжи. Не страхуешься, не перепроверяешь - просто веришь. Именно этого Серпу и не хватало: веры. Он верил в Монолит и его мощь - но где Он? И кто Он? И кто - Его посланники?       Серп не знал. Даже не чувствовал, как раньше.       - Так ты решил? Ты с нами? - спросил вдруг Мартин.       - А есть сомнения? - усмехнулся Серп.       - Конечно! Я тебя запугал - ты легко согласился. Как не засомневаться?       Серп пожал плечами: думай, мол, как хочешь. Для себя-то он решил, что сам по себе. Он за Монолит и прежнюю простоту решений. За ностальгический уют Мертвого Города. А все остальные - либо временные союзники, либо враги, либо просто не имеют значения.       - Время покажет, - только и ответил Мартин, а потом приглашающе махнул рукой: «пойдем».       Он пошел, не оглядываясь - и все пошли. Такой у него был заряд власти, что президентам и не снилось. Власть из него искрами летела, не вмещаясь в человечье существо.       А вот Чейз... Серпу хотелось просто не брать его в расчет, как статиста. Ан нет, не получалось! У Чейза - совсем другая линия, до поры не понятная. И, судя по всему, он уже послужил той самой «песчинкой в отлаженном механизме», которая своим появлением рушит что-то не только на этой грешной земле, но и в Вышних Сферах, где Монолит, Зона, Бог...       Сейчас этот медик, которого передали Серпу под личную опеку, вышагивал рядом с Мартином, спотыкался о корни и коряги, но не отставал, догоняя того судорожными рывками, и все бормотал что-то, отчаянно доказывая, жестикулируя, вздымая пыль и беспокойство.       Серп догнал этого Чейза, тронул за плечо.       - Ты бы приутих, парень. Мельтешишь и демаскируешь.       - А ты опасен и псих, - в тон ему парировал доктор. - В голове сначала разберись, а потом меня паси.       И Серп, удивив самого себя, задумался. Ведь и рад бы разобраться, будь он в своей собственной башке полновластным хозяином. Но - не был.       За него думало все окружающее пространство. Сам же он существовал как-то в стороне и словно вне своего тела: некое парящее в воздухе «я» - без прошлого, без будущего, без желаний. Дух бесплотный и потерянный, которого Мартин на веревочке за собой тащит - словно воздушный шарик.       - Не переживай, - сказал ему Мартин, даже не оглянувшись. - Мы здесь дела закончим и двинем в Припять. Ты же туда рвешься?       - Может быть, - уклончиво ответил Серп.       - Может быть? - кажется, Мартин поморщился: даже уши с затылком характерно шевельнулись. - Скользкий ты тип. Придется над этим поработать.       «Поработать?» - подумал Серп. - «Интересно, как...»       - Все скользкое, чтобы оно не скользило, проще всего изрядно покоцать. Рифление нанести, так сказать. Можно абразивом натереть. Крупной солью, например. Слизняка, кстати, такое обращение превратит в сморщенную колбаску, - Мартин будто отвечал на незаданный вопрос, прочитав его прямиком из Серповой головы.       Серп предпочел это не комментировать, да и вообще... Он ведь дух бесплотный и потерянный. Что его может задеть? Уж точно не дурацкие подначки.       Они прошагали пару часов кряду. Лес все не кончался, словно был сам по себе одной гигантской пространственной аномалией. Деревья крючились, буреломные коряги бугрились, кусты топорщились многолапыми кальмарами и хватали за одежду, за ноги, за руки.       - Лавкрафтианское! - вдруг провозгласил подопечный доктор Чейз. Должно быть, шевеление ногами что-то ему там в мозг накачало. В конце концов, человеческое тело - просто сложная гидравлическая машина, разве нет? - У нас в Рязани - Бездна с глазами. В нее глядят - Они едят. Неплохо, кажется, описывает ситуацию вон там, - он ткнул пальцем в небо, где подразумевались Зона и Монолит, и еще целый табор всяко-разных сущностей, на которых люди привыкли скидывать ответственность за собственные убожество и недоделанность.       Серп хотел было прихватить Чейза за горло, но тормознулся: а ведь он прав, хоть и сопля прозрачная. Действительно, тот же Монолит, может, просто решает свои ноосферные проблемы, а монолитовцы - расходные муравьишки, от которых только и требуется, что подчинение?       Испытание веры... Вот оно, настоящее.       Серпу всегда казалось, что вера его испытывается в бою: убить неверного, встать грудью за Старшего Брата, пожертвовать собой ради остальных, бросившись на амбразуру, на пулемет, на снайпера, на гранатометчика с РГ-6 с одним лишь ножом. Но настали иные времена. Теперь вера требует не воли, и не храбрости, а шевеления ума и чувств - тонких материй, мать их.       - Куда мы идем? - спросил он Мартина.       - Сложный вопрос. Я не знаю.       - В каком это смысле?       - Я чувствую. А вот знать - не знаю. Там, куда мы придем, может быть все, что угодно.       - То есть, это... - Серп дрогнул, произнося слово: - вера?       Мартин пожал плечами.       - Можно и так назвать, наверное. Хотя я бы сказал: ощущение цели при недостатке информации. Пока что оно меня не подводило.       Чейз тем временем помалкивал. Должно быть, сам понял, что его бредовые стишки настроения никому не подняли. Молчаливый и тихий, Серпу он даже почти нравился.       Вскоре лес поредел и, наконец, распахнулся, словно величественный занавес. Взгляду открылось небольшое круглое озеро с темной, цвета чая, водой. Ни водяной растительности, ни рыбьих всплесков. Казалось, даже воздух над озерцом не двигался, ветер не морщинил поверхности.       - Мертвое, - сказал Чейз, оглядевшись. - Где ж еще этой заразе быть, верно, Мартин?       Тот кивнул.       - Нырять придется?       - Посмотрим. Пока не знаю, - прикрыв глаза, ответил тот. - Нужно подождать. Раньше ночи, думаю, все равно ничего не случится. Так что располагайтесь.       Он скинул рюкзак, аккуратно положил оружие и сам растянулся на траве. Прямо-таки беспечный турист - не хватает хрестоматийной травинки во рту.       Серп отошел в сторонку и устроился, удобно привалившись спиной к поваленному дереву. Он не понимал происходящего, но задавать вопросы не торопился: был уверен - когда придет время, нужное знание откроется ему во всей полноте, и он сделает все, как надо. Ведь не зря же Монолит его призвал.       Вокруг озера, казалось, повымерла вся живность. Ни тушкана, ни мыши, ни вороны, ни даже сраного комара. Одна трава да неподвижная вода, похожая на дубовый отвар. Мартин поручил ему следить за Чейзом, но беречь доктора здесь не от кого. Совсем не от кого. Даже как-то скучно.       Время словно застыло. Солнце застряло в небе и пропекало мир, точно бисквитный торт. Рашпиль капризно жаловался на что-то. Чейз ворчал вполголоса. Мартин молчал, спокойный и монументальный. Лежал с закрытыми глазами, разве что не храпел. Время от времени доктор спрашивал у него какую-то ерунду, и он отвечал односложно.       - Может, костер разведем? - как-то спросил Чейз.       - Ты замерз? - лениво поинтересовался Мартин, не открывая глаз.       - Нет. Жарко же.       - Консервы кончились?       - Не-ет.       - Вода во фляжке?       - Есть. А что?       - Вот и пей, ешь, на солнышке грейся. Костер не нужен. Мы не на пикнике, и это не игра в индейцев. Уяснил? - Мартин говорил хоть и кратко, рублено, неприятно, но чувствовалось: Чейза он не отчитывал и не поучал. Скорее, успокаивал, как терпеливый старший брат - расшалившегося младшего.       - Уяснил, - буркнул Чейз, кажется, пристыженный.       - И камни в воду не бросай. Ни в коем случае, - добавил Мартин. - «Властелин колец» смотрел? Здесь может случиться и что-нибудь похуже. Так что не буди лихо.       - Я не маленький. И не соплежуй, - смущенно и обиженно ответил доктор. - Нехрен меня поучать всякий раз. И, к тому же, в последний...       - Крайний, - машинально поправил его Мартин.       - Хорошо, крайний раз вы оба-два без меня бы драпали до самого Периметра. Скажешь, не так?       Мартин не ответил. Чейз победно засиял, довольный тем, что уел босса. Но Серп даже безо всякой аномальной телепатии чуял: доктор на самом деле очень хотел побросать что-нибудь потяжелее, для большого-пребольшого плюха в это раздражающе ровное озеро. Так что Мартин был прав, вовремя его оттормозив.       Все-таки, несмотря на серьезную медицинскую профессию, Чейз - все еще совсем мальчишка, и за ним нужен глаз да глаз.       Чудовищно медленно, но все же - день подходил к концу. Золотисто-розовый закат, следом - тягучие сумерки.       Мартин вдруг рывком поднялся, взялся за автомат.       - Всем тихо! - приказал он. - И не отсвечивать!       Неподалеку, меньше, чем в сотне метров от того места, где они вчетвером устроили дневку, опушка зашевелилась. Из лесной чащи двинулась темная живая стена. Поначалу трудноразличимая, но грозная, выйдя из-за деревьев, она распалась на множество силуэтов разной степени уродливости: кровососы, слепые псы, плоти. Были твари, отдаленно похожие на кабанов, но определенно не кабаны - таких Серп никогда еще не видел. Ковыляли враскачку контролеры - этих-то откуда столько?!       Шли и ползли, переваливались и подпрыгивали десятки, а может, и сотни существ. В каком-то едином темпе, словно для них звучал неслышный торжественный марш, они двигались к воде. И в воду.       Вот, первый мутант - сутулый кровосос - с едва слышным плеском вошел в озеро. Гладкая поверхность пошла тяжелыми, медленными волнами, словно это была не вода, а ртуть. Лес в отражении, темнеющее небо, раскарашенное синей и розовой акварелью, крупинки звезд - все поломалось, раздробилось, смешалось, будто в искристом калейдоскопе. Грозный, страшный, непонятный парад чудовищ - и феерия расколотых отражений. Это было красиво, аж дух захватывало. В прямом смысле захватывало: Серп поймал себя на том, что не дышит уже почти минуту.       Кровосос шел по дну, постепенно погружаясь, а за ним шагали остальные. В полной тишине, в каком-то безмолвном исступлении они заходили все глубже и глубже. Кровосос уже погрузился по самую макушку, но даже не пытался плыть. Еще пара секунд - и исчез. Только пузыри пошли.       Мутанты топились друг за другом. Просто исчезали под водой - и все. Ни один не всплыл, не вынырнул, точно всех их утягивала вниз какая-то сила.       И Серп даже знал, какая. Вернее - чувствовал. Что, впрочем, практически одно и то же, когда дело касается Монолита.       В центре, в самой глубине озера пульсировало нечто. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: вся эта волна утопленников - колоссальное жертвоприношение. Это не сам Монолит - просто выносная кормушка, из которой Он тянет все, что получится вытянуть.       А Мартин, творение Монолита, зачем-то гасит эти кормушки. В чем дело? Почему так? И как правильно?       Серп не знал. И - боялся ошибиться.       Монолит самому себе сотворил врага? Так и без того их было достаточно, этих врагов. Трудно даже перечислить.       А может, так Он создает новое вместилище? «Прокачивает» Мартина, пичкая своеобразными стероидами. Серп про себя назвал их «хреновины». И одна из «хреновин» как раз на дне этого озера.       Черт возьми, если Монолит хотел остановить все это, ему стоило найти чуть более умного человека! Серпу не хватало банальной сообразительности, чтобы разобраться во всем происходящем - и поступить правильно. То есть, он не считал себя тупым - здесь, скорее, нужна была фантазия, воображение, чтобы допустить то, что в принципе не могло быть реальным.       Впрочем, Бродяга бы на его месте - смог. Он и смог, когда представился шанс.       Мутанты молчаливо топились, озеро постепенно набухало энергией, самая середина его звенела и скрипела от собственной тугости, хотя на взгляд ничего особенного не происходило, ну если не считать массового самоутопления.       Серп глянул на Мартина. Тот сидел в странной позе - будто готов в любую секунду стартовать. Глаза его сверкали жадным огнем, ноздри дергались - он был словно гончая над кровавым следом.       Чейз припал к земле рядом с ним, вцепившись обеими руками в рукоять пистолета. Хорошо, что флажок предохранителя был поднят - иначе, пожалуй, этот юнец уже выпалил бы весь магазин.       Рашпиль извивался, утратив всяческий человечий облик. Сущий червяк, только скулящий потихоньку, да оставляющий за собой след из густой слюны на траве. И след этот был одновременно и отталкивающим, и парадоксально прекрасным: бриллиантово блестящие нити между стеблями, на которых играли искрами последние отсветы заката.       - Что делать будем? - едва слышно спросил Чейз. Голос его стал сиплым и тонким от напряжения.       - Ждать. Я же сказал, - резко ответил Мартин.       Чейз хотел было что-то еще спросить, а может, сказать что-нибудь не менее резкое, но Серп молча одернул его, а когда тот раздраженно обернулся - покачал головой: не надо, мол.       В конце концов, Серпа назначили ответственным за доктора, а Мартин сейчас на таком взводе, что может, пожалуй, и пристукнуть докучливого юнца.       Кстати, интересный факт: Серп пробыл под властью Монолита дольше, чем любой из этой компании, и чувствовал Его силу гораздо лучше. Но сейчас, когда сам воздух над озером звенит от напряжения и Монолитовой воли, он спокоен и рассудителен. А вот остальных гнет, ломает, скручивает, будто они наркоманы, а вожделенная доза хоть и близко, но не достать.       Озеро тем временем наполнялось все новыми и новыми жертвами. Ситуация подходила к кульминации. Если по-простому: чан с говном переполнялся, трещал по швам от напряжения, и с этим нужно было что-то делать. Но Мартин не торопился хоть что-нибудь предпринимать по этому поводу. Ждал чего-то. А Чейз и Рашпиль, словно две охотничьих собаки - одна смелая и глупая, другая слабая, безумная и глупая до предела - все заглядывали ему в лицо в ожидании простой и внятной команды.       Оставался только Серп. Может, именно за этим Монолит его привел сюда? Чтобы в решающий момент он сделал нечто... правильное, нужное. И в этом как раз будет финальное испытание его веры? Для этого у него сейчас есть трезвый разум и своя, ничем не угнетенная воля.       В озере все тонули мутанты и просто чудовища, изначальное происхождение которых трудно было представить - какие-то бугристые громады, с торчащими темными, слабо шевелящимися отростками, больше похожие на корни растения-паразита, чем на части их бесформенных тел. Таких тварей Серп видел впервые, и, признаться, даже сейчас не верил в их существование. Давеча Чейз поминал всуе Лавкрафта - так вот, эти чудовища как будто прямиком из его книг взялись. И эти громадины так же бесшумно опускались в глубину озера, спокойно и величественно, словно возвращались домой.       Наконец, что-то изменилось в темной тяжелой пучине. По поверхности пробежала частая рябь, и в самом центре озера медленно вспух огромный водяной волдырь, похожий на блестящую мокрую лысину гигантского осьминога, отожравшегося на живой плоти лесных тварей.       Мартин выпрямился, подошел к самому срезу воды. Развел руки в стороны, словно пытался обнять эту круглую хреновину. Или - привлекал ее к себе, чтобы та сожрала его. Из его ладоней выглянули и замерли, подрагивая в готовности, пара щупальцев-червей.       Сейчас что-то должно решиться, это Серп знал наверняка. Но никак не мог себе представить, что требуется конкретно от него.       - Монолит, подскажи! - прошептал он неслышно. - Хоть намек!       При этом чувствовал Серп себя до невозможности глупо - словно персонаж дешевой мелодрамы, который пафосно вопиет небу: «Боже, дай мне знак!».       Но Монолит, похоже, предоставил решать ему самому.       Из озера поднялся шар, гладкий и блестящий, похожий на черную жемчужину диаметром метра два. Он висел в воздухе, точно инопланетный корабль из киношки, и под ним вода шла мелкой рябью. Наверное, он гудел на инфразвуке, так что услыхать его Серп не мог, но чувствовал буквально костями.       Мартин тем временем медленно вошел в воду и побрел к шару, все так же расставив руки. Вот, он зашел по колено, потом по пояс. Серпу стало интересно: как далеко он зайдет? Не утопится ли вслед за лесными чудищами?       - Не дергайтесь: в утопленники не записывался, - словно угадав его мысли, негромко сказал Мартин. - Но вам всем - сидеть на берегу и не отсвечивать. И даже не пытайтесь лезть мне под руки - зашибу и не замечу.       Последнее он, кажется, сказал непосредственно для Серпа.       Если бы не его слова, Серп о таком бы и не подумал. Но что, если вмешаться? Что, если сделать то, чего не ожидает никто?       Мартин зашел в воду по грудь. Руки его теперь торчали вверх, словно у Иисуса, повисшего на незримом кресте. Если бы он свесил голову, аналогия была бы до пародийности точной.       Шар все парил на месте, но чувствовалось: чем или кем бы он ни был, а на Мартина он внимание обратил. Если прищуриться и попробовать увидеть незримое, как в медитации, наверное, можно было бы углядеть нечто вроде светящегося золотом языка, газового тяжа, протянувшегося между этими двумя аномальными сущностями.       Так они стояли довольно долго - минуты три, а может, и все десять: восприятие времени было неверным, размазанным. Наверное, в подобном же состоянии Эйнштейну и пришла в голову идея о том, что время относительно. Мартин - голова и две воздетых руки. И шар - вибрирующая хреновина над водой.       Потом что-то случилось. Мелкое дрожание шара, заметное только благодаря разбегающейся по воде ряби, вдруг прекратилось. А потом - глухой плотный звук, мощная пульсация, похожая на удар гигантского сердца.       Мартин дернулся в воде, будто наступил на электрического угря, но остался стоять и рук не опустил.       Силен. Воистину силен. Такой для Монолита уже не будет слугой - только конкурентом.       Шар медленно поплыл к нему, колыхая воздух вокруг себя и чертя дорожку по темной воде. Минута, полминуты... Червяки-щупальца трепетали, высунулись уже почти до воды и болтались жадными шлангами, не зная, за что хвататься. Их четырехлепестковые пасти открывались и закрывались, точно воздух жевали. Мотались из стороны в сторону - и, похоже, Мартину не хватало воли их приструнить и заставить работать, как нужно.       На мгновение Серпу стало его жаль. Минуту назад чувствовать себя хозяином положения, а теперь - не уметь совладать с собственным телом - ну, или симбионтами. Это сродни суровой старческой болезни.       Мартин все стоял, воздев руки и сохраняя хорошую мину при явно плохой игре.       В этот момент Серп понял, что от него требуется.       Всего лишь опередить Мартина. Ведь не зря же Чейз трясется и шныряет безумным взглядом по сторонам, а Рашпиль, так вообще не шевелится, только слабо мычит и льнет к земле. Не зря Мартин едва справляется с тем, что на себя взял. Вот поэтому Серп и здесь. Именно для этого момента Монолит его сюда и привел.       Он глубоко вздохнул, прочищая легкие и мозги для одного решающего рывка.       Главное - ни секундой раньше и ни секундой позже. Иначе - тут он не сомневался - Мартин действительно его убьет, не задумываясь.       Шар приближался.       Руки Мартина поднимались все выше и выше. В какой-то момент он стал похож на сдающегося в плен солдата.       А Серп - ждал, словно спринтер в низкой стойке, четкого выстрела стартового пистолета.       Что-то вот-вот должно было... Или не должно? Или он вообще здесь - зря?       Сомнения... Ох, как они мешают! Как бы ему сейчас хотелось быть, например, Вано. У того все просто: друзья, враги, решаешь в пользу друзей, врагов можно и щадить. Легко и понятно, будто у него перед глазами две таблицы: «друзья» и «враги» - в столбик, начиная с самого опасного. Плюс и минус. И как ж это далеко от реальности.       К сожалению, у Серпа этого не было. Была лишь необходимость решения - здесь и сейчас, и счет на секунды.       Шар приближался. Мартин замер. Все замерло. Кажется, единственным, кто мог бы хоть что-то разумное делать, был Серп.       И он сделал - только было ли это разумным?       Сиганул в воду и в два мощных гребка доплыл до шара.       - Стоять, сука! - заорал ему... условно в спину Мартин.       Серп почувствовал, как воду прямо меж его лопаток взбуравили черви-щупальца - не дотянулись буквально сантиметр, а может, и того меньше.       А потом он коснулся шара. Первым.       «Молодец. Сообразил правильно».       Он сам это придумал - или действительно Монолит разговаривал с ним?       «Сейчас будет необычно. Даже для тебя».       Серп почувствовал вдруг, как одним мощным ударом в него влилась сила. И не просто сила, вроде того, что он теперь может двести кило в жиме лежа, а - Сила. Нечеловеческая. И этой Силой его накачали так стремительно, что это было похоже на выстрел. Или взрыв где-то в районе кишок.       «Хорошо. Ты все сделаешь правильно. Не погибни - это главное».       - Падла такая! - крикнул Мартин, но его черви-щупальца просто судорожно плескались в воде, словно их било током, да и сам он ничего не мог поделать - только орать.       Шар тем временем потускнел, превратился в простой булыжник. С громким плеском он попросту упал в озеро, подняв тучу брызг и неслабую волну, загнавшую Мартина под воду.       А Серп, которого той же волной подбросило вверх и, вопреки всем законам физики, буквально выбросило на берег с противоположной от Мартина стороны. Он ударился о землю, покатился кубарем. Мир перед глазами мелькал и колыхался, крутился да вертелся.       «Все будет в порядке. А сейчас - прячься».       Что это был за внутренний голос, да и голос ли вообще - Серп не знал. Может, это были его собственные мысли, которым он отчего-то придал слишком много веса, приписал их какой-то отдельной персоне?       Но как бы то ни было, а Мартин был явно недоволен, и сейчас Серпу лучше бы действительно спрятаться.       И будто в подтверждение его опасений с того берега озера ударил выстрел. Не прицельный, почти наугад: в трех метрах от него пулей срезало ветку.       «Прячься, идиот! Ползи в лес! Не поднимай голову!»       Серп, хоть и чувствовал себя прокрученным в гигантском миксере, и все же скользнул ужом под прикрытие кустов, а потом, поднявшись, рванул в лес.       За его спиной продолжали стрелять, но ноги сами несли его легко и свободно, и вскоре он оказался уже очень далеко и от озера, и от Мартина, и от Чейза.       Серп был измотан, разбит, но при этом практически счастлив. Может, он обманывал самого себя, но ему казалось, что он наконец-то свободен.