МоноХром. Вольфрам

      В этот же самый день, даже в тот же самый момент, в ту же жаркую хмарь бесконечно затянувшегося августа на посту второй линии, то есть, на дальнем рубеже - самом дальнем, если уж на то пошло - сержант Комар вдруг уронил автомат и сполз по стенке.       - Солнечный удар, кажись, - пробормотал он, стянув с головы впившуюся ремнями подшлемника каску.       Ефрейтор Ещенко, его напарник и подчиненный, оторвался от бинокля и стал суетиться: что, мол, да как, не связаться ли с базой, не вызвать ли замену на пост.       - Утихни. Дай воды, и все, - рявкнул на него Комар приказным тоном. - А еще вернее, сгоняй-ка до цистерны на углу. Набери ведро - и дуй обратно. Только шельментом!       - Ведро-то где взять? - растерялся ефрейтор.       - Роди, блять! - сержанту очень захотелось врезать своему подчиненному. И не просто врезать, а так, чтобы крепко, чтобы безапелляционно вколотить в его башку...       А что вколотить? Да хрен его знает. Ума, инициативности - или же наоборот, уважения к своей власти? Да нет - просто расквасить его тупую рожу, чтобы зубы в глазницах оказались, чтобы нижняя челюсть раздробилась на мелкие кусочки и свисла на грудь, словно кожистый кровавый галстук, чтобы...       - Бегом, душара! - добавил он вослед торопливо исчезающему ефрейтору. Оставившему свой пост. Совершающему воинское преступление. Нарушившему устав. По приказу или нет - дело десятое...       Ещенко буквально ссыпался по лестнице вниз, с раскаленной и такой душной, похожей на сковороду, крыши - в прохладу вечно сырого подъезда.       - Вот урод, хорошо ему, - проворчал сержант, изнывая не только от жары, но и от ядовитой, наэлектризованной злости. - Где он там?!       И ведь понимал каким-то уголком сознания, что злиться-то не на что, и что Ещенко, бедолага, ни в чем не виноват - а все равно ярость, сродни животной, буквально застила глаза. Мир казался красноватым и болезненно резким.       И это не был солнечный удар. А вот что такое с ним творилось, сержант не понимал, да и не сильно стремился понять, если честно. Он был в ярости, он был омерзительно зол - и ему это даже нравилось. Была в этом состоянии какая-то свобода.       Вскоре ефрейтор вернулся, неся мятое ведро с дождевой водой из старой цистерны - в ней эпилептически дергались личинки, зеленым маревом колыхались мелкие водоросли, но все же это была вода, и даже на удивление прохладная.       Ещенко поставил ведро на безопасном расстоянии, аккуратно, не сводя настороженного взгляда с сержанта. Потом отшагнул подальше и оттуда уже совсем по-детски выкрикнул:       - На, задавись, упыряка!       Сержанта Комара всколыхнуло. Он вскочил на ноги легко и стремительно; сделал шаг, другой...       На глуповатой физиономии Ещенко за секунду пробежали частой рябью истерическое веселье, идиотическая отрешенность, страх, ужас - а потом он бросился наутек.       Должно быть, он понял, что сержант его попросту изувечит. По-настоящему изувечит, насовсем. И то - если сильно повезет.       Потому что сержант Комар хотел его убить. Забить своими руками, пока не перестанет шевелиться и дышать.       Ефрейтор побежал, но не к спуску в подъезд, а к краю крыши. Он петлял, словно заяц, спотыкался о драный рубероид, но не падал и лишь ускорялся. Сержант - за ним. Ярость кипела в нем, гнала его вперед. Мысли в голове были простыми, односложными. Самому себе он напоминал сейчас этакого гепарда, преследующего антилопу. И мыслил, должно быть, под стать гепарду.       Далеко Ещенко убежать не сумеет: кроме единственного люка в подъезд, выход отсюда только вниз по кратчайшей. Но вряд ли ефрейтор прыгнет. Тогда гештальт кровавой жертвы не закроется. А значит, не прыгнет. И через люк не смоется. Просто потому, что это будет неправильно. Чувствовалось, конечно, что-то порочно-безумное в этой логике, но сейчас сержанту было плевать. Логика, там, здравый смысл - все по боку. Ещенко - его жертва, и не избежит своей участи.       Комару даже понравилось вот эдак предвидеть будущее. Стоит во что-то поверить - и оно непременно случится. Почти что божественное могущество, которое таилось внутри него - и от него, что обидно! - за тонкой, но хитрой завесой того, что люди называют разумом.       - Не уйде-о-о-ошш! - прорычал он - и жадным прыжком бросился тикающему ефрейтору на загривок.       Они оба повалились на поплавленную солнцем кровлю, проскользили по размягченному гудрону. При этом весь Ещенко спереди покрасился в блэкфэйс, точно персонаж «Операции Ы...», а у сержанта разве что руки до локтей да колени стали липкими, грязными, будто он неосторожно пролетел над чаном с каким-то клеем, вроде столярного.       Когда они остановились, Комар, крепко уцепившись за козырек, сорвал с ефрейтора каску. При этом пластиковый «подбородник» содрал кожу по всему лицу, через нос до самого лба, оставляя четкую и приятно прямую кровоточащую ось симметрии. Нос, видимо, тоже же поломался, превратившись в кровавую кашу, когда по нему, словно скребок бульдозера, прошлась противоударная «раковина» с острыми краями. С носом получилось не очень хорошо - его Комар хотел стереть с лица кулаками и пальцами.       - Отвянь, уебок! - визжал Ещенко, окончательно забыв о субординации. Верно, понимал, что речь сейчас идет о его жизни, а не о служебных взысканиях и не о верности уставу. - Я настучу! Дегтяреву настучу!       С распаханными «подбородником» губами получалось у него шепеляво, жалобно, беспомощно и от этого - вкусно!       Комар впечатал кулак, прикрытый кевларовой перчаткой-митенкой, прямиком в фильтрум. Послышался хруст. Глаза ефрейтора слегка затуманились, слова у него перестали получаться совсем, превратившись в неразборчивое жалобное мычание.       Однако Ещенко еще сопротивлялся. Он пытался поднять руки, чтобы прикрыть лицо. Коленями и тазом, словно брыкливый жеребец на родео, тщился сбросить своего мучителя.       Перехватив поудобнее каску, Комар ударил ее твердым куполом дважды: по ключицам. Ефрейтор взвыл, раззявив изувеченный рот, и тут же стал задыхаться и кашлять - его собственные резцы, выбитые со своих мест, не в то горло попали. Но руками больше не шевелил, только извивался, как угорь.       Широко распахнутые глаза, в которых зрачок почти полностью сожрал радужку, метались из стороны в сторону. Горло издавало вой пополам с кашлем и бульканьем - упоительные звуки смертной муки!       Комар бил. Сам себе поражался, насколько точно, ювелирно получался каждый удар. Словно он был скульптор, работающий долотом и молотком, и всякий неверный удар может безвозвратно исказить начальный замысел. Справа - самыми костяшечками, слева - ребром ладони, а здесь - просто посильнее надавить большими пальцами...       Раздался мясистый, влажный хруст. Вопль ефрейтора Ещенко достиг такой высокой ноты, какую еще не всякий ребенок может взять. И верхняя челюсть его отделилась от остального черепа и легла на нижнюю. Теперь, когда он кричал, звук исходил из кровавой дыры под носом, ниже которой живописно белели два ряда сомкнутых зубов. Еще один рот внутри рта - это действительно красиво.       Комар улыбнулся, гордый своим первым творением. Ярая жажда крови и разрушения слегка разжала свою оглушающую хватку. Совсем немного - только чтобы сержант смог ощутить еще и любопытство, и даже эстетическое наслаждение.       - Я сделаю тебя прекрасным, - пообещал он ефрейтору. Тот отчаянно замотал головой из стороны в сторону, отчего челюсти его застучали друг о дружку, словно кастаньеты.       «Сделаю тебя прекрасным...» - от этой фразы где-то на задворках воспалившегося разума Комара прошла дрожь омерзения, будто он вдруг нащупал в кармане огромного слизняка. Такое мог сказать какой-нибудь карикатурно жеманный маньяк-извращенец нетрадиционной ориентации.       Но то, что захватило его сейчас, было намного сильнее остатков разума. Поэтому Комар повторил:       - Да-а, я сделаю тебя прекрасным.       И вытащил нож.       Откуда только взялась та хирургическая точность, с которой он аккуратно и быстро срезал ефрейтору веки? Он, конечно, крутил головой, сопротивлялся, но Комар был сильнее, а главное, страшнее и целеустремленнее. Воля сержанта была гораздо больше, чем даже воля к жизни бедняги Ещенко.       Теперь над двойной пастью ефрейтора жутковато таращились на залитый солнцем мир выпученные глаза, которые уже никогда не получится закрыть.       Ефрейтор мычал, пытался что-то сказать, отчего его сомкнутые челюсти пританцовывали и щелкали, а в горле булькало. Пытался брыкаться. Ровно до тех пор, пока Комар не перевернул его на живот и не рассек подколенные сухожилия, а затем, подумав, сильным ударом ножа, словно ломом, взломал и вывернул позвонок внизу спины.       Ефрейтор тут же обмочился и опростал в штаны кишечник. Для него уже не было секретом, что все эти мучения окончатся смертью. И теперь ему оставалось лишь смириться с неизбежным.       Комар выпрямился, потянул носом воздух.       Его первое творение безбожно воняло. Это было неправильно.       Он задумчиво огляделся. Увидел злосчастное ведро с водой. Медленно пошел и забрал его - торопиться некуда: ефрейтор же не мог уползти или хотя бы позвать на помощь.       Вернулся, окатил Ещенко, надеясь, что вонь хоть немного развеется. Напрасно. Кажется, завоняло еще сильнее.       - Вот незадача, - проворчал Комар. - С позвоночником я поторопился. Извини, приятель, я тебя испортил.       И с неожиданной для самого себя легкостью поднял еще живого ефрейтора за шиворот и, подтащив к краю крыши, сбросил вниз. Ещенко упал молча, словно уже был мертв. Влажный шлепок о кучу бетонных обломков и битого кирпича - и все.       Комар покачал головой, несколько разочарованный. Тугой жгут ярости и безумия ослаб лишь немного, и требовал какой-нибудь новой жертвы.       Он огляделся с высоты крыши, выискивая, на кого бы еще направить свою жажду крови и боли. И тут его взгляд споткнулся о человека.       Незнакомец был один и стоял в полусотне метров от дома, скрестив руки на груди. Должно быть, вышел из зарослей кустарника, покрывавших добрую половину широкого двора. Когда он там появился? Что он видел? Что мог слышать? Кто он вообще такой? Без оружия, во всяком случае, на виду. Уверенный, даже вызывающе насмешливый. Прямо посреди смертельно опасного города.       - Эй, стоять! Стрелять буду! - крикнул ему Комар. И только потом сообразил, что винтовка лежит далеко в стороне, а пистолет... черт, даже пистолет куда-то задевался во всей этой суматохе.       Незнакомец засмеялся, покачал головой. А потом начал медленно аплодировать.       За спиной его из кустов стали выходить еще люди. И не только люди, но и чудовища. Не мутанты - мутантов-то Комар повидал. Скорее, сделанные из людей монстры. Обожженные, выцветшие до мертвенной синевы, искусно сращенные с металлическими частями, эти существа выглядели...       - Вот это я называю прекрасным, - прошептал Комар.       - Иди за мной, и я сделаю тебя скульптором человеков! - посмеиваясь, крикнул ему незнакомец. - У тебя несомненный талант, не хватает лишь практики.       Сержант Комар вдруг понял, что у него совсем нет возражений. Почему бы и нет, в конце концов?       Он не стал даже забирать свою винтовку. Просто пожал плечами, хмыкнул и пошел к люку. Его ждала новая жизнь - и новый... командир?       Странно, но первой его мыслью было назвать этого человека не «командир», а, например, «хозяин».        - Итак, - произнес Дегтярев и больше ничего не добавил.       Не было даже вопросительной интонации. Он вроде бы что-то хотел припечатать словом, но внезапно утерял речь.       А суровый, пытливый, допрашивающий взгляд не утерял.       - Товарищ майор, я вообще еще со времен Янова ваша фанатка... - начала Сауроновна и тут же затихла: Дегтярев молча покачал головой. Не то, мол.       - А он если что и сделал, так ради меня! Он ведь меня спасал! Он же хороший... - попыталась Сауроновна, уверенная, что с нее-то взятки гладки - не была, не привлекалась... разве что плен... и засыпавшийся ради нее разведчик...       Она сникла, осознав вдруг, что они натворили. Ей сейчас даже хотелось, чтобы время отмоталось назад, и Вик остался бы в «Монолите», а ее... ну, что у них там страшнее группового изнасилования? Ну-ка подайте-ка!       Но поздно шпатлевать амбразуру собственным мясом. Героизма не получится. А вот какие-то очень весомые, чересчур взрослые для нее проблемы - прямо лавиной.       - Мисс, вы не представляете, насколько я уверен, что он хороший, - мягко улыбнулся ей Дегтярев. - Но сейчас просто молчите. Иначе обоих отдам солдатам.       И майор нахмурился, хотя переиграл при этом с театральностью: стал похож на гневного самурая-кумадори из театра кабуки. Не хватало только красных полос поперек лица.       Сауроновна рассмеялась.       - На поругание или так, в карты их обыграть? Чувствую, они там все через одного плюшевые...       - На поругание, - сурово ответил Дегтярев, но при этом судорожно пытался скрыть улыбку.       Некоторое время Вик с Сауроновной и майор обменивались взглядами в полной тишине.       А потом расхохотались все, кроме Вика.       Ему-то было не до смеха.       - Эй, оба-два! - окликнул он, потеряв терпение. - Монолит идет, и это очень не вовремя - ребячиться!       Дегтярев моментально посерьезнел. Вот прямо так: только что был хохмач и весельчак, и вдруг - собранная, максимально рациональная машина для принятия решений.       Эта его манера неизменно удивляла, даже пугала. А вдвойне удивляло и пугало, что и в той, и в другой ипостаси майор был самим собой, ни на йоту не притворялся.       Это что же нужно сделать с собственной психикой, чтобы ее вымуштровать на такие мгновенные переключения?       - С этого момента - максимально подробно. Излагай, - Дегтярев навис над Виком, словно грозная стихия, которую не уболтаешь, не переспоришь. Да и врать - смысла никакого.       - Сюда идет Монолит. Лично, - коротко и ясно ответил Вик.       - Далеко?       - Пара кварталов. Дальние посты уже прошел. Вернее, один пост.       - Атака? - майор напрягся, готовый тут же разразиться фейерверком приказов и распоряжений. Которые все равно будут запоздалыми. И были бы запоздалыми добрый час назад.       Вик покачал головой.       - И мы, и они сейчас в паритете. Монолит большой крови не хочет.       - Правда? Не хочет?! - Дегтярев хохотнул. - И когда это у него вкусы изменились?       - Когда он резко поумнел, захватив Локи, - совершенно серьезно ответил Вик. - Гремучая получилась смесь. Уж поверь. Мне есть, с чем сравнивать.       Майор помолчал некоторое время, и по движениям его глаз, губ и прочего мимического арсенала можно было видеть, как в его голове ворочаются мысли - словно булыжники в камнедробилке.       Наконец, он кивнул.       - Хорошо. Я так понимаю, он снова хочет попытаться вылепить сделку.       - Что-то вроде, - ответил Вик.       - А ты здесь при чем? Почему линять собрался?       - Потому что это будут не только переговоры. Считай, дипломатическая разведка боем. Все, кто у него был - он каждого прощупает. Меня, ее, - Вик кивнул в сторону Сауроновны. - Бродягу. Даже тебя.       Он замолчал, ожидая новых вопросов, но Дегтярев не торопился спрашивать. Должно быть, ответ Вика казался ему неполным.       - Я, конечно, не уверен в этом, - пожал плечами Вик. - Я - не он. Но я догадываюсь, что у него может быть на уме. У него есть крючки на каждого из нас. Вот здесь, очень глубоко...       Он постучал себя пальцем по виску.       - А я сейчас уязвимее всех.       - Это почему? - спросил майор.       Вик замялся. Сауроновна-то рядом стояла и все слышала. Поэтому он просто стрельнул глазами, едва заметно, но Дегтярев-то должен был понять.       Тот нахмурился, покачал головой: не понимаю, мол.       Вик откровенно качнул подбородком в сторону Сауроновны.       - А-а! - догадался Дегтярев и приглушенно загоготал, заговорщицки подпихнув его кулаком в бок: ах ты, самец, мол!       - Твою мать, майор! Все очень серьезно! - Вик едва удержался от того, чтобы не влепить этому шуту хорошего апперкота. - В конце концов, насчет вас с Бродягой тоже вопросы есть. Понимаешь, в чем с нами четверыми проблема? Улавливаешь мысль?       Дегтярев тяжело вздохнул.       - Я все уловил прекрасно. Мы все друг для друга - точки уязвимости. И на эти точки Локи будет давить. Во мне ты почему-то уверен: я, дескать, не поддамся на мозголомство. А в себе - нет. Это ты хотел сказать?       Вик кивнул.       - И, значит, поэтому решил дезертировать. Чуешь, как это не по-товарищески звучит? Дезертировать, Вик! - майор глухо выругался. - В самый, понимаешь, ответственный момент! Как ты сам бы это расценил?       Вик не нашелся, что сказать. Просто пожал плечами.       - А лично я не считаю себя такой уж уязвимой, - встряла Сауроновна.       Услышав это, Вик еще больше сник. Понимал, что по-своему прав, но правоту свою ни объяснить толком, ни доказать не мог. Просто ощущал это, а ощущение, как говорится, к делу не пришьешь.       - Ты ошибаешься, - едва слышно сказал он. - Ты не знаешь, что такое Монолит.       - Да, тут ты погорячилась, - неожиданно поддержал его Дегтярев. - Ну да ладно. Думаю, все здесь присутствующие усвоили урок. Дезертировать и тихушничать плохо, - он уцепил Вика за ухо и несильно, по-дружески потрепал: - Плохой дезертир, плохой!       Вик не стал обижаться. К майоровой манере общения он уже попривык. А вот Сауроновна напряглась. Кажется, хотела возмутиться - даже открыла рот и набрала воздуха для длинной обличительной тирады о правилах поведения.       - В угол поставлю, - не оборачиваясь, перебил ее Дегтярев.       - П-хх-х... - сдулась она и, насупившись, замолчала.       - Теперь к делу, - майор снова переключился на деловитую серьезность. - Вы оба остаетесь здесь. Тревогу поднимать, думаю, не стоит. Я ведь правильно понимаю, что Локи точно не стрелять идет, а говорить?       - Правильно.       - От этого и будем танцевать. Сделаем вид, что его визит для нас - секрет и сюрприз. Вряд ли это его обманет, но, по крайней мере, собьет с толку.       - И что это нам даст?       - Пока не знаю. Но нарушать ожидания противника в любом случае полезно, не так ли? Подловить врага на ошибке - вот лучшая стратегия, как по мне. Предупредим по-тихому Моржа и его команду, Бродягу, разумеется. Военным - пока молчок. Они у нас будут натурально паникующей массовкой, заодно встряхнутся, а то закисли совсем. А теперь главное: ты, Вик, будешь от меня подальше. Возьмешь сейчас винтовку и скроешься в общаге. Вряд ли получится достаточно убедительно, но я на голубом глазу буду утверждать, что ты свалил в неизвестном направлении.       - Что-то мне этот план не очень нравится, - поморщился Вик.       - Некогда рассуждать. Хорошего плана мы сейчас не вымудрим. Окунем оппонента в атмосферу дурдома. Ты, кстати, - Дегтярев ткнул пальцем в Сауроновну, - будешь рядом со мной, не дальше трех шагов позади. Изо всех сил изображаешь моего телохранителя и заместителя. Твоя задача: делать грозное и умное лицо, причем, максимально убедительно.       - Я против, - тут же встрял Вик. - Незачем ей рисковать.       - Дезертиров не спрашивали, - веско заявил майор. - И вообще - рядом со мной будет самое безопасное место, тут уж пора бы мне поверить.       - Дурдом какой-то получается. Клоунада, - проворчал Вик.       - Именно! - воскликнул Дегтярев, хлопнув его по плечу. - Начинаешь понимать. Итак, время не ждет. Вик - вперед, на позицию. По дороге потихоньку предупреди остальных. Пусть вооружаются, но без метаний. Дамы - со мной.       И он ожег сердитую Сауроновну взглядом. Потом пошарился в тумбочке, подпирающей его ампирный стол справа, брякнул перед ней полноценную офицерскую портупею с двумя кобурами. В кобурах были немного не по ее руке, но все-таки - по-настоящему суровые, хотя и «дамские» пистолеты. Два «ураганных» и на удивление мягких в отдаче «дротика» - фактически, два «узи» для детсадовской руки.       - Стрелять в крайнем случае. Раз уж до Припяти дожила, с переводчиком огня сама разберешься. Не знаешь, в кого стрелять - стреляй вверх. Поняла?       Сауроновна кивнула.       - Поняла?! - строго повторил майор.       - Да. Переводчик огня. Стало быть, стреляет очередями. Палить или в цель, или в воздух, - торопливо отчиталась Сауроновна. - Изображать телохранителя. И властного заместителя с полномочиями. Правильно?       - Верно. Молодец. Вникнешь по ходу дела, тут ничего сложного. Глядишь, еще понравится, - Дегтярев широко и несколько плотоядно улыбнулся. - Я имею в виду, наравне со мной.       Тут он нахмурился.       - Вик, ты еще не убежал? Так, объясни всем нашим, ну, ты понимаешь, каким нашим... Эта девочка - командир вместо меня. Слушать ее, если что-то случится со мной. Если армейские очешуеют от таких раскладов - будет еще лучше. И, да, Вик... Ты будешь страховать меня. А Бродяга будет страховать ее. Сам, поди, понимаешь: он-то получше с винтовкой обращается, - Дегтярев вздохнул глубоко и тяжко. - Теперь иди.       Сауроновна стояла подле майора, опустив взгляд и кусая губу. Но когда Вик проходил мимо, она взяла его за руку и, не поднимая глаз, долго держала. Словно прощалась и никак не могла отпустить.       Наконец, Дегтярев осторожно кашлянул и сказал:       - Давайте без драмы, дети. Через пару часов снова свидитесь.       Вик смерил его тяжелым взглядом и порывистым шагом вышел.       Локи, похоже, тоже считал, что принести в ситуацию побольше неопределенности и непредсказуемости будет лишь на пользу. Прошел уже час, а никто так и не появился.       Напряжение, казалось, искрило в воздухе, хотя все помалкивали и делали вид, что ничего не происходит. Морж сотоварищи продолжали лениво греться на солнышке, но теперь - в полной боевой готовности, с оружием в руках. Дегтярев с Сауроновной сидели в кабинете и пили кофе. Вернее - она налегала и нервничала, а майор старательно излучал спокойствие за двоих. А то, пожалуй, и за всех остальных тоже.       Удивительный все же человек. Даже пугающий. Никак не понять, есть ли у него сердце или, там, душа. Не то безумец он, не то вовсе машина. Сауроновна пыталась вытянуть его на разговор, в конце концов, отчитать за некоторое даже тиранство - дескать, раскомандовался не в меру, людей, точно гвоздики, на нужные места заколачивает, и не пикни против. Но майор был непробиваем, отвечал односложно и со смертельной скукой в голосе, словно уже тысячи раз рассерженные люди-гвоздики на его голову громы и молнии призывали, и ему это отчаянно надоело.       В конце концов, Сауроновна сдалась и замолчала. Уставилась в окно, пытаясь рассмотреть в окнах дома напротив хотя бы тень Вика. Ну, и немного грела душу надежда, что он тоже смотрит оттуда, видит ее, и ему тоже невыносима сейчас даже эта неполная сотня метров дистанции. Фантазируя об этом, она вдруг ловила себя на некотором кокетстве: не задумываясь, вставала у окна так, чтобы ракурс был получше, и чтобы нервозность обстановки отражалась на лице не страдающей перекошенной миной, а благородной тенью великих забот и светлой грусти.       Первый тревожный звоночек поступил от полковника Ковальского.       Он осторожно и даже с нарочитой деликатностью постучал в дверь - даже поскребся, если угодно. Потом покашлял.       - Входите уже, товарищ полковник, чего шебуршитесь, как мышь? - разрешил Дегтярев. - Или мужчина с юной девой за закрытой дверью у вас трактуются однозначно?       Ковальский приоткрыл дверь, просунул голову, оценил обстановку в кабинете и только потом вошел. Бросил цепкий, оценивающий взгляд на Сауроновну, увидал пару пистолетов у нее на поясе - и покачал головой, удивленный и озадаченный.       - Решил обзавестись адъютантом, - пояснил майор.- Не все ей от дела лытать. Пора бы и дела пытать, а?       - Тоже верно, - покивал Ковальский, больше, наверное, из уважения к Дегтяреву, ибо на лице честного и бесхитростного служаки отпечатался изрядный скепсис.       А вот Сауроновне вдруг польстило. Она - адъютант. В стародавние времена молодых аристократов, жадных до ратной славы и слишком ценных для влиятельных родичей, приставляли адъютантами к какому-нибудь лихому рубаке-генералу. Тут и авторитет, и возможность кровушкой брызнуть на алтарь отечества. Вспомнить того же Болконского, который под небом Аустерлица познал свой православный дзен...       А как она потом, когда все кончится, сможет демонстративно скромно говорить: «А я, вообще-то, у самого Дегтярева была адъютантом...»       Сауроновка торопливо глянула в окно: словно Вик даже через оптику прицела мог видеть ее мысли. Здесь же все через одного - ясновидящие и телепаты, причем, настоящие, а не как по телеку показывают. Она зажмурилась, прислушалась к своим ощущениям...       Нет, не видел, не заметил. В этом она была уверена.       - Излагай, - поторопил Дегтярев полковника. Коротко, но веско.       Еще один человек-гвоздик в его ящике с инструментами...       - Майор, твоих людей уже почти поровну с моими... Я понимаю, приказы, субординация, СБУ и все прочее. И что ты тут - самый сталкерский сталкер и знаток местности. С тобой приходится считаться, но... - резко, и от этой самой резкости запинаясь, выпалил полковник, и Сауроновна мысленно ему даже поаплодировала: - Сама ситуация мне не нравится.       - Не проблема, - пожал плечами Дегтярев. - Объясни своим, что я просто гость. Сумеешь? Как бы то ни было, если на меня уповают больше, чем на тебя... Если я здесь более доверенное лицо... Прости, мужик. Я крайне не люблю дележа власти, но ты сам ко мне с этим с этим пришел... Верно?       - Да нет, не с этим, - печально вздохнул Ковальский, отведя взгляд.       А Сауроновна за него болела!       - У нас тут на одном дальнем посту что-то странное творится, - признался он. - Все вроде в норме, но меня настораживает...       Майор молча кивнул: продолжай, мол.       - Так вот, я хотел спросить: вы сейчас никаких операций не проводите?       Сауроновна глянула на Дегтярева. Ему придется расколоться! Все объяснить! Предупредить военных, что идет Монолит, и сейчас, с минуты на минуту, может случиться форменный ад на земле.       Но нет. Майор с совершенно искренним и честным выражением лица покачал головой.       - Никаких операций. Мои люди все здесь. Хоть по головам пересчитай.       - А Вик?       - А его я отпустил, - не моргнув глазом, ответил Дегтярев. - Как думаешь, почему я девочку при себе держу? Чтобы за ним не рванула. А Вик все, спекся.       - То есть, мои парни могут в него стрелять, если приведется? - усмехнулся Ковальский.       - Твои парни могут стрелять в заведомых врагов. А в сталкеров - совсем не стоит, если они не монолитовцы. Мы же об этом договаривались.       - Так Вик-то... ну...       - Ага. Монолитовец. И пока не переоденется - он ваш, - строго сказал Дегтярев. - Я дезертирам сопли подтирать не намерен.       Сауроновну словно в прорубь окунули, с головы до пят. Ей очень захотелось воспользоваться дареным оружием и прострелить этому хитровыделанному интригану голову, но почему-то даже пальцем шевельнуть стало вдруг невмочь.       Майор же глянул на нее и, подмигнув, коротко кивнул. Словно сказал: «Не бойся, все под контролем. Это просто хитрая игра».       И она поверила - это действительно игра. По-другому и быть не могло. Тем более, что и полковник здесь - не самый главный. А ее Вик от солдат и с завязанными глазами уйдет - в этом-то она не сомневалась.       - Так ты просто власть поделить хотел? - спросил Дегтярев.       Ковальский помялся и все-таки признал сконфуженно:       - Совет нужен. А никто, лучше тебя, в этих вещах не понимает.       Майор тут же подобрался. Указал полковнику на свободное кресло: садитесь, мол, дорогой товарищ. Взглядом показал Сауроновне на примус: сообрази кофе. И подмигнул: с коньяком.       Сауроновна бросилась выполнять. В конце концов, она же адъютант - дополнительные руки и ноги своего командира. И еще час назад Дегтярев гостеприимно заваривал кофе для нее. Все, в общем, справедливо.       Но откуда этот бунтарский червячок сомнений? Почему это кажется ей оскорбительным?       - Дальний пост, как раз около «Энергетика» вышел на связь с опозданием, - заговорил Ковальский. - Опоздание пустяковое - четыре минуты. И доклад вроде бы не сильно отличается от уставного. Но, Сергей Саныч, считай меня параноиком - меня все равно пенсионируют, когда все закончится, - он досадливо махнул рукой. - Но тот, кто докладывал, говорил словами сержанта Комара... звучал, как сержант Комар, и я не часто это делаю... но вот... третий сверху файл... - полковник протянул маленькую SD-карту и горько усмехнулся: - Спасибо блоку НАТО за цифровые рации...       - Короче, ты решил записать. Потому что почувствовал, что что-то не так. Верно? - деловито спросил майор.       Ковальский кивнул.       - Значит, что-то действительно не так, - сказал Дегтярев.       Продемонстрировал доверие и одобрение полковничьему опыту. Подыграл, так сказать. Сауроновна это заметила, и ее передернуло. Дай бог, на лицо не выпустить брезгливую мину, вызванную таким беспардонным манипуляторством.       А Ковальскому вполне зашло. Он тут же расправил ссутуленные плечи, да и вообще вдруг стал похож на древнеримский бюст самого себя.       - Вникаешь, адъютант? - бросил Дегтярев через плечо. - Вникай-вникай, мотай на ус, где бы он у тебя ни был. Только помни о секретности.       - Слушаюсь, товарищ майор! - язвительно, с вызовом отозвалась Сауроновна, и могла бы продолжить в том же духе, но Дегтярев снова приколотил ее к месту быстрым и суровым взглядом.       - А еще раз вызвать пост не пробовал? - спросил он, заправляя карту памяти в наладонник.       - Конечно. Пароли, коды под принуждением - все проверили, все в норме. Может, зря я дергаюсь?       - Мы с тобой оба знаем: лучше перебдеть. А уж в Зоне - и подавно. - майор жестом попросил тишины.       А спустя две минуты вынул наушник, положил гаджеты на стол - аккуратно, словно они вдруг стали взрывоопасны.       - Нет, никого из моих там не было, и быть не могло, - медленно, не глядя на полковника, сказал он.       Сауроновна отметила: в глаза не смотрит, чтобы даже взглядом не выдать... ну, пусть не ложь - умалчивание. И сама отвернулась к примусу, чтобы Ковальский чего-нибудь на ее лице не прочитал. Тем более, что кофе как раз поспевал.       - И что нам об этом думать? Вот лично мне и моим офицерам? - полковник едва заметно подчеркнул голосом этих самых «офицеров», отчего в глазах Сауроновны приобрел еще пару очков в плюс.       У самого-то Дегтярева, в его епархии, до сих пор - бардак, безвластие и махновщина. А у Ковальского, несмотря на потери, офицеры остаются офицерами. Красиво, благородно, веет порядком и контролем над ситуацией.       - Проверь запасы алкоголя, - усмехнулся майор. - Твой сержант вполне мог перепить. День жаркий - развезло, как кальмара в сковородке.       - Избавь меня от метафор, - страдальчески простонал тот. - Он не перепил. Это я гарантирую.       - Значит, мог пропустить контролера, - Дегтярев пожал плечами. - В Припяти немудрено. Зацепил из-за здания, даже из-под земли, из канализации, например, или со старой теплотрассы.       - Напомни мне, кто тут последнего контролера вытравил? - усмехнулся полковник.       - Ну, было дело... - скромно потупился майор. - Однако, может, какой залетный явился. У меня ж их поименного списка нет. И я не в курсе, откуда они берутся.       Ковальский буквально порезал его пополам концентрированным скептическим взглядом, этаким скептазером из глаз, но вслух ничего не сказал.       - Ну серьезно! Не в курсе я, откуда эти гады выползают! Сам бы давно прикрыл их гнездилище, кабы знал, что прикрывать!       - Как говаривали в моем школьном детстве - «свисти, свисти, приятно слушать», - проворчал полковник.       - Да иди ты, - отмахнулся Дегтярев. - Не хочешь - не верь. В конце концов, ты сам ко мне за советом пришел. Так чего ты ждал?       - Правды, - вздохнул Ковальский. - Думал, сам скажешь. Но там же не контролер, не бухло. И ты сам это сразу понял. Майор, у меня, конечно, есть приказ, что ты тут главный, и все такое. Но такие игры не по мне. Мы сейчас от начальства далеко, и приказами можно подтереться. Моя задача: всех этих мужиков, даже самых недотепистых, вернуть домой. Больше мне ничего уже не интересно. А твоя задача, какой бы глобальности она ни была, меня уже слабо колышет. И это - моя база. И у меня есть люди и оружие, чтобы доказать тебе, что это моя база. Поэтому либо ты отсюда сваливаешь, либо перестаешь держать меня за дурака и выкладываешь все начистоту.       Под конец полковник почти что на крик перешел. Вернее, для того, кто был рядом, его тихий, ровный, но чудовищно напряженный голос, мог показаться криком. И даже Дегтярев не торопился вставить хоть слово в эту длинную тираду. Сидел, несколько оторопевший и растерянный.       А Сауроновна окончательно и бесповоротно зауважала сурового вояку. Эк он хитрожопого майора приложил! Давно пора на этом корабле устроить хороший бунт!       - Ваш кофе, полковник, - она аккуратно поставила кружку на край стола, поближе к Ковальскому. И, не спрашивая разрешения, щедро сдобрила его Дегтяревским коньяком, которым тот наверняка дорожил.       - Вот не поверишь, но за дурака я тебя не держу, - пробормотал майор растерянно и даже несколько испуганно. - У меня нет ничего, что можно было бы тебе выложить начистоту. Никакой достоверной информации, одни смутные догадки, которые для тебя совсем не новость. Монолит, как тебе хорошо известно, - тут Дегтярев ехидно улыбнулся, типа - мог бы сам дотумкать, солдафон! - большой специалист мозги посношать до потери здравого смысла. Согласен, коллега? Ты ж ведь знал?       Полковник смутился, опустил испепеляющий взгляд.       А Сауроновна возмутилась: вот нет бы поддержать рвение Ковальского, да выложить все, что знает!       Но свое возмущение погасила стремительно. Наверняка и Вик бы того хотел. Надо делать то, что нужно и запоминать все, что можно. Хорошее правило.       - Да, я тоже изначально на Монолит грешил. Но старший на посту до сих пор на связи, если вызвать. Не скрывается. Докладывает, что горизонт чист...       - Ну и стоило так швыряться атомными аргументами? - тут Дегтярев снова сел на свою любимую интриганскую лошадку. - «Моя база», «мои люди», «твои люди», «сваливаешь»... Не мне тебя учить, но в первую очередь ты должен был объявить дальним постам, чтобы каждые десять минут держали друг с другом связь. При малейшем подозрении - обращались сюда. И раз уж вы в Припяти и воюете с Монолитом, то давным-давно, еще до моего появления, должны были сообразить, что на посты нужно ставить людей адекватных, отдохнувших, психически устойчивых. Уж это-то не должно быть для тебя в новинку. И мои мнимые интриги и умолчания здесь совершенно не при чем.       Майор победно скрестил руки на груди, чувствуя, что аргументов у Ковальского не наскребется.       - Попейте кофе. Мой адъютант, вам, кажется, благоволит, - сказал он, улыбнувшись.       Смутилась Сауроновна, смутился и Ковальский.       Сауроновна - из-за кофе с добавочками. А Ковальский - просто потому, что Дегтярев, хитрая сволочь, опять остался на коне, выставив его виноватым.       Но она-то знала, что к чему, и уже набрала воздуха, чтобы выпалить всю правду-матку...       - Кстати, вы слишком уж крепкий кофе завариваете, - пресек ее майор, опять пригвоздив коротким, но убедительно тяжелым взглядом.       И Сауроновна снова затихла.       Все-таки рядом с такими зубрами она была еще мелковата. Мотать на ус, запоминать, копить информацию, аргументы и контраргументы - вот ее главная задача. А прыжки на баррикады и вражеские амбразуры - да, дело простое, даже почетное. Но в перспективе... много ли пользы от прыжков...       Сауроновна аж начала тереть лоб ладонью от такого обилия важных решений, упавших на нее разом.       - Начинаешь понимать? - тихонько спросил Дегтярев, словно прочел ее мысли. - Ничего, из тебя выйдет толк, я уверен.       - Должен выйти толк, - подтвердил Ковальский, отхлебнув кофе и хитро ей подмигнув. - Ладно, сейчас не время для раздоров. Но ты меня услышал, и своих слов я назад не беру. Информацией надо делиться.       - Конечно! - благодушно ответил майор. - Как что появится - сразу сообщу. А пока - просто приведи в порядок караульную службу и подстегни бдительность. В конце концов, у тебя звездочек в три раза больше, ты такие вещи должен лучше меня знать.       - Ты его все-таки отпустил? - отхлебнув еще «заряженного» кофе, спросил полковник.       - Только для тебя, - шепнул Дегтярев, покосившись на Сауроновну. - Официально он дезертировал. Неофициально - пошел за подкреплением. За каким и куда, извини, не скажу. Хотя бы потому, что сам не в курсе. Он пообещал все сделать при условии, что я не буду задавать вопросов. Я согласился. Остальное - легенда и прикрытие. Теперь тебе спокойнее?       - Было бы спокойнее, если б ты мозги мне пудрить не пытался с самого начала, - проворчал Ковальский, но уже гораздо добродушнее. - Ладно, майор. Считай, я услышал, что хотел. И давай договоримся впредь работать в открытую. Держи меня в курсе своих дел, и все у нас с тобой будет хорошо. Идет?       Он протянул Дегтяреву раскрытую ладонь.       - Тут вынужден вставить ремарку, - поморщился тот. - Но заметь, предупреждаю честно и открыто. Я все-таки не в булочной служу, так что без поганых секретиков и подлых интриг мне не обойтись. Работа такая. Не все и не всем рассказывать можно. Но если дело касается безопасности твоих людей, я тебе первому все расскажу. И даже посоветуюсь. Возможно, даже сделаю, как ты хочешь, если это не поломает моих коварных планов по поводу мирового господства. Но ты должен понимать: я не могу рассказывать тебе все.       - Физически не можешь? - усмехнулся Ковальский, но ладонь не убрал. Так и держал, ожидая рукопожатия, скрепляющего договор. - Голос отнимается, если правду говоришь?       - Считай, что физически, - вздохнул майор. - Пойми ты, пожалуйста: даже если возьмешься за шантаж, угрожая моим сталкерам...       - И Бродяге? - полковник опять усмехнулся, и его усмешка была сейчас не просто ехидная - откровенно злая.       Дегтярев снова вздохнул, на этот раз по-настоящему тяжело, без театральщины.       - Да. И Бродягу если возьмешь в заложники, всей правды от меня не услышишь. Даже если действительно его убьешь, а меня гвоздями к полу приколотишь. Есть секреты, и они неспроста секретны.       Повисло гнетущее, словно грозовая туча, молчание. Полковник и майор сверлили друг друга взглядами. Между ними висела в воздухе рука Ковальского, честного и открытого, оттого и уязвимого. И рука эта, такая же честная и открытая, словно Святославово «Иду на вы», по-прежнему тянулась.       - Суровая в вашей конторе задрочка... - полковник покачал головой.       - И не говори, - согласился Дегтярев и, наконец, пожал ему руку.       - Вот так бы сразу, - совсем размяк Ковальский, широко и приветливо улыбнувшись.       Сауроновна улыбнулась: кажется, эти двое расстаются друзьями. Ну, то есть, расходятся по своим углам. У Ковальского - первый этаж, у майора - второй.       У полковника - полноценный взвод при почти неограниченном боезапасе, у Дегтярева - дай бог, десяток сталкеров наскребется. Даже если посчитать: Морж, а с ним еще трое; Вано, Кондратий, Дядька Яр; Вик, Бродяга... Ну и сам майор. Ровно десяток, словно яйца в упаковке!       И есть она: и к сталкерам не влезает, и в армии от нее толку, как от валенок на пляже.       Но все эти недомолвки, игра словами, взглядами, интонациями, ежеминутные решения... Она не просила себе такого! Она же простая девчонка, которой не по рангу и не по силам разбираться во всех этих раскладах!       Сауроновна застонала, зажмурившись и прихватив пальцами переносицу.       Ковальский, уже в дверях, порывисто обернулся.       - Что такое? Помочь, может? Роговца позвать?       - Нет, солдафонище, - горько улыбнулся Дегтярев. - Мой адъютант стремительно взрослеет. Это больно, и никакие таблетки тут не помогут.       Полковник огорченно покачал головой, цыкнул зубом и ушел.       - Как же вы можете, Сергей Саныч... - пробормотала Сауроновна, когда шаги Ковальского затихли в глубине коридора. - Это же подло...       Майор с минуту сверлил ее взглядом, а потом тихо, но очень зловеще произнес:       - А я святым и не заявлялся. И не дай тебе боженька узнать, насколько действительно подлым я могу быть. Помалкивай, да умней давай быстрее.