Против ветра

Боже, ну и кретин. Нахера он к ним сунулся? Чёртова девчонка… — Крис… Крис! Посмотри на меня… Боже! Ты меня слышишь? Уши будто залило водой. В ответ Крис мычит что-то невнятное и кивает непослушной головой, разлепляя веки. Перед глазами вспыхивает её испуганное лицо, перемазанное кровью и мокрой тушью. Брови дрожат над переносицей, и на лбу проступила жалобная морщинка; разомкнутые губы трясутся, снова выпуская его имя: — Крис… Он щурится сквозь багровую пелену, но картинка двоится и выскальзывает из фокуса. Крис успевает заметить, что у девчонки на левой щеке свезена кожа и наливается синяк с рассечением. — Фрея… ты чокнутая… Ты знаешь об этом? Какого… хуя… — Шистад давится глотком крови, вставшим в горле, и рёбра трещат от кашля. Фрея приподнимает его израненное лицо, и кровь из разбитого носа пропитывает её нежные пальцы. — Я сказал тебе… бежать. У неё вырывается беспомощное рычание: — Я растерялась, понятно? — Лицо у неё детски сердитое, заплаканное, взволнованное — и оттого… красивое? Фрея сидит перед ним на коленях на грязной земле, и неуместное желание коснуться её скул пробирается в него мурашками. Она ловит его руку у своей припухшей щеки и хмурится, разглядывая в мясо разодранные костяшки. — Ненормальный… На него обрушивается дикая слабость. Всякая элементарная мелочь требует усилия — и дышать, и держать глаза открытыми, и не ронять голову; тяжесть неба давит ему на плечи. Крис кладёт лоб на прохладное плечо Фреи. На минуту. Отдышаться. Прийти в себя. — Вильям, — зовёт она, придерживая Криса за поясницу. — Вильям! Ему нужно в больницу… Торопливый топот ног режет ему уши. — Никаких… больниц, — выстанывает Крис ей в плечо. Нахрен надо — с ним ничего серьёзного. По ощущениям — отбита пара рёбер, рассечена бровь, нос… вроде не сломан. Если бы Вильям вовремя не прибежал на крики Фреи, всё могло бы кончиться куда печальнее. — Со мной всё хорошо. Так… поцарапался немного. — Шистад, захлопнись, пожалуйста, — рявкает Фрея. — Вильям… — Он прав. Ему не нужно в больницу. — Крис проваливает попытку разлепить веки, чтобы понять, кому принадлежит этот уверенный голос. — Эрик… иди ты. Ты ему отомстить решил или что? Крис… Эрик. Очень вовремя, твою-то мать. Как всегда. — Ты не понимаешь? — обрывает он её. — Ему нельзя в больницу. Ты видела, как Шистад его отделал? Я удивлюсь, если после такого перформанса чувак не будет ссать кровью. Хочешь, чтобы твоего ненаглядного Криса выперли из школы или посадили — валяй, вези в больницу. Вот ключи. — Эрик прав, — вмешивается Вильям. — У Криса будут серьёзные проблемы. Ты вроде сказала, что он ударил первым? — Да… — Почему? — Я не… — Фрея осекается, оборачиваясь к Вильяму. Её пальцы в безотчётном движении зарываются Крису в волосы на затылке и сползают вниз, ласкают шею и загривок — этим она будто успокаивает себя. Фрея боится — Крис слышит, как её загнанный пульс разрывает частыми ударами сонную артерию совсем близко от его лица; он чувствует, как ей страшно. Ей страшно — а его от этого пронимает странное спокойствие. Будто сердце завернули в шерстяной шарф, и ничего плохого случиться не может. — Фрея, — встревает Эрик, — почему они подрались? — Я не знаю. Понятия не имею! Я стояла очень далеко и ничего не могла услышать, правда! О чём-то спорили. Чёрт их разберёт, — частит она. — Фрея. Почему. Они. Подрались, — Эрик отбивает каждое слово тяжёлой паузой. — Да не знаю я, чего прикопался? — Пиздишь, как дышишь. А то я не знаю, когда ты врёшь. Фрея не находится, что ему ответить. Только крепче прижимает Криса к себе. Откуда такая нежность? — Не говори ему, — она выдыхает Шистаду в ухо почти беззвучно. — Эрик не должен узнать про шрам.

***

Сука, как раскалывается голова. В ушах стоит плеск воды и какое-то фантомное дребезжание, похожее на грохот мчащегося товарного поезда. Кристофер Шистад со стоном продирает веки и неуклюже садится в постели, осматриваясь по сторонам. В висках будто лопаются струны, и утро прожигает сетчатку глаз кислотным светом. Комната плывёт перед мутным взглядом, и Крис мотает головой, унимая головокружение. Он у Вильяма. Класс. На тумбочке справа у кровати обнаруживается бутылка воды и вскрытая пачка обезболивающего — ночью Крис выжрал из неё половину таблеток; рядом — бережно сложенная толстовка и его красные спортивные штаны. Белые буквы его имени на штанинах измазаны землёй, травяным соком и кровью. Крис сбрасывает одеяло с ног, по кусочкам воспроизводя в памяти прошлую ночь. Подрался… Он смотрит на свои опухшие кулаки: подсохшие ранки на костяшках натягиваются и рвутся, когда Крис пытается разогнуть одеревеневшие пальцы. Фрея. Сквозь болезненный гул всплывает звучание этого чёртового имени. Глупая девчонка… Аж зубы сводит. Крис проталкивает в горло тяжёлым глотком две таблетки обезболивающего, выжимает из пластиковой бутылки всю воду до последней капли; мокрые струйки текут мимо рта на подбородок, грудь и голый живот. Крис не помнит, как раздевался. Или… Чёрт, Фрея. Она стаскивала с него перепачканную футболку. Развязывала узел из рукавов толстовки над поясом и стягивала с Криса штаны. Расшнуровывала кроссовки. Он опирался на её щуплые плечи, чтобы не упасть. Чёрт-чёрт-чёрт. Постанывая, Крис встаёт на ноги, влезает в грязные штаны и плетётся на плеск воды в ванной, сильно прихрамывая. Он приоткрывает дверь и приваливается к косяку, глядя в растрёпанную светлую макушку. Волосы у девчонки влажные, кажется, после душа. Фрея его не замечает — низко склонившись над раковиной, она… что она делает? Розовая от крови вода сочится сквозь маленькие пальчики; выдавив в центр ладони немного жидкого мыла, Фрея месит под краном футболку Криса. У него — он сам не понимает, почему, — спирает дыхание. Боже. Фрея отстирывает от крови его футболку. Голыми руками. — К-крис… как ты меня напугал! — Фрея вздрагивает всем телом, оборачиваясь. — Своим появлением или ты думала, я скопычусь от кровоизлияния в мозг? — Идиот! — шипит она, сминая в руках его мокрую футболку. Вид у девчонки такой, будто Крис застукал её за чем-то непристойным. Даже щёки порозовели. Она скручивает футболку в тугой жгут, кладёт на край раковины и, подвинувшись, прячет за своим телом, как улику на месте преступления. Приоткрывает рот. Хочет сказать что-то. Оправдаться? Может быть. Но Фрея не оправдывается. — Выглядишь неважно. Крис рассматривает себя в зеркале за её спиной и мысленно соглашается. Да, выглядит он намного хуже, чем себя чувствует: нос рассечён под переносицей, левая бровь разрезана глубокой ссадиной у самого виска, и припухшее веко обведено багровым синяком, к которому больно прикоснуться. Фрея смотрит на его живот, на рёбра, раскрашенные кровоподтёками, и на растерзанные кулаки. Вот чёрт! Она знает — Крис видит это знание в её распахнутых покрасневших глазах — Фрея точно знает, из-за чего он так чудовищно подставился. Под этим взглядом, полным безоговорочного понимания, Крис чувствует себя безоружным, раздетым и распахнутым настежь. — Давай внесём ясность, малыш. — Она брезгливо моргает от его пренебрежительного обращения. «Малыш» — так подходит к её беззащитной наружности и так дико звучит. Как заноза в ухе — об это слово спотыкается собственный слух. Крис продолжает нарочито безразличным тоном: — Не принимай этого на свой счёт — не хочу, чтобы ты тешила себя глупыми иллюзиями. Я вмазал ему, потому что он козёл, а я был не в духе. Так что ничего личного. Крис себе верит. Почти. Но его слова звучат так оправдательно, что ничуть не похожи на правду. Кажется, он сделал только хуже. Фрея смотрит на него, не мигая, и уголок губ победно тянется вверх. Едва уловимо. Криса даже передёргивает от злости. Что эта глупая девчонка мнит о себе? — Бранд вовсе не козёл. Бранд… Сильное имя. Крису не хочется признавать, насколько оно ему подходит — до ноющих рёбер и хромоты. — Будешь его защищать? — Крис вскидывает бровь. — Знаешь, он невысокого мнения о тебе. — Я слышала. Мне давно на него наплевать, и какая, к херам собачьим, разница, что он думает обо мне и… о моих шрамах. Меня это не задевает. — А на меня, получается, не наплевать. — «Шах и мат, малыш». Лучшая защита — это нападение: Крис загоняет Фрею в угол, нависая над её хрупким телом. Она пятится и врезается поясницей в край раковины, но прямого взгляда не отводит. Девчонка открывает рот, но Крис предупреждает её вопрос: — С чего я это взял? Ты это хотела спросить? Тебя не задевает мнение… как там зовут этого козла? Похуй. Моё мнение тебя задело. «Жуть какая» — Крис не то чтобы жалеет о своих словах. Откровенно не ебёт, что сделал ей больно; Крис видел, как беспомощно округлились её глаза, как она отшатнулась, вырвавшись из его рук. Отнекиваться глупо, но Фрея всё же вздёргивает подбородок и чеканит: — Я не думаю, что этот шрам меня портит, даже наоборот: он — следствие моего характера. Если ты считаешь иначе, мне насрать. Мне насрать на твоё мнение и на тебя, Кристофер Шистад. У неё дергается мускул под глазом, и она скрипит зубами, сводя брови к переносице. Крис внутренне ухмыляется. Глупая. Он проедется по ней катком. — Это не так. — Так! Чего прикопался? — Тогда почему ты торчишь здесь столько времени и ждёшь, пока я приду в себя? — Да потому что этот твой Вильям — настоящая задница, — Фрея издаёт скупой смешок, закатывая глаза. — Я бы с удовольствием свалила отсюда, если бы он меня не запер и не отобрал мой айфон. — И зачем ему это понадобилось, интересно? Она невинно пожимает плечами: — Да кто ж разберёт, что у него в голове? Псих какой-то. С чего-то решил, что я пойду вызывать неотложку. — Действительно. С чего бы? — издевается Крис. — Чего ты, блять, лезешь ко мне с дебильными вопросами? — шипит она ему в лицо. — Мы потрахались. Самое привлекательное для тебя во мне — моя фамилия, пусть. Я на тебя не в обиде — я тоже тебя использовала. Я дала тебе то, чего ты от меня хотел, Пенетратор Крис, — Фрея делает презрительный акцент на предпоследнем слове. Нихуя подобного. Чисто механический трах. Безвкусный, как сырая картошка. — Всё, что могла тебе дать. Так чего тебе неймётся? Чего ты ещё хочешь от меня, чёрт возьми? — Я ничего от тебя не хочу. — И я от тебя — тоже. — Я рад, что мы выяснили это. — Прекрасно! — Прекрасно. Они врезаются друг в друга горячими взглядами. Фрея часто дышит и остервенело насилует губы укусами — Крис делает то же самое на каком-то заразительном рефлексе. Она несильно толкает его в грудь, но он не двигается с места. Крис ловит её маленькие пальцы — пальцы, которые умывали его избитое лицо, стирали его грязную от крови футболку, — и стискивает их до жалобного хруста. Его сердце трётся жёсткими ударами о её раскрытые ладони. Его потряхивает от немого бешенства, и есть только один способ покончить с этим дерьмом. — Крис! — Он ловит собственное имя поцелуем — грубым, развратно мокрым и неправильным. Слишком откровенным. Слишком личным. Фрея сдаётся под его горячим языком, вжимается в Криса грудью, бёдрами, всем телом и будто против собственной воли трётся о его член, ноющий под тканью штанов. Чёрт. Он задыхается. — Ничего личного, — зачем-то оправдывается Крис, отрываясь от её влажных губ. — Ничего личного, — отзывается Фрея. Она кивает медленно и как-то пьяно, зажимая измученный рот кончиками пальцев, как рваный огнестрел. — Ничего личного, Крис. И он целует её снова. Единственный, сука, способ спрятаться от её всё-на-свете-понимающих глаз. От них дрожь, тошнота и беспомощность, и в груди хлещет адреналин, как какой-то грёбанный гейзер. Не разрывая поцелуя, Крис вталкивает девчонку в комнату. На постель. Живо. Фрея извивается под его руками, сдёргивающими с неё штаны; у неё трясутся ноги, согнутые в коленях. Блять, серьёзно? Детское лицо, пацанские повадки, а под спортивными штанами — проститутские красные кружева, почти не закрывающие её женские прелести. Ей-богу, Крис сейчас сдохнет, если не выдолбит эту невыносимую девчонку так, чтобы воздух звенел от её оргазма. Ничего личного. Сука. Она с ним слишком нежна. Её влажные поцелуи лечат его синяки, соединяют родинки на шее, ласкают отбитые рёбра и напрягшийся живот. Крис обматывает вокруг кулака её разметавшиеся светлые прядки, когда Фрея сдвигает вниз резинку его штанов, целует линию кожи под пупком и поднимает глаза. Ужас. Животный страх дрожит в них слезами, этот взгляд невозможно терпеть, ни одна девушка так на него не смотрела — Криса разрывает от злости. Он дёргает её голову назад без контроля силы, выдирая из её груди придушенный скулёж. Волосы натягиваются на висках, и Фрея хватается за его запястье, пытаясь ослабить хватку. — Крис… — Ты думаешь, я какой-то больной садист, чтобы получать удовольствие, насилуя девушек, которые меня не хотят? — Ты меня не насиловал, — Фрея всхлипывает в его руке. — Я сама просила тебя об этом… Фрея Янссон просила его, чтобы он сделал ей больно. — Дрянь ты. Сегодня ты будешь просить меня, чтобы я сделал тебе хорошо. Ты будешь умолять, чтобы я разрешил тебе кончить. — Она вскрикивает, когда Крис роняет её на лопатки и расталкивает бёдра, принуждая раскрыться. — Сними это, — хрипло приказывает он, поддевая пальцами край топика. Ему плевать на длинный шрам под нижним ребром — Крис хочет видеть её голую грудь, когда Фрею будет выламывать под ним в сладких судорогах. Под его языком, пальцами и членом. — Крис! — Фрея впивается в его плечи и давится воздухом от поцелуя — Крис целует её сквозь трусики, и красное кружево блядски намокает под его губами. Она крышесносно пахнет — дождём и ветром, и терпеть невмоготу. У него в животе перекатывается блаженная тяжесть оттого, как Фрея шепчет его имя: — Крис… — И приподнимает бёдра, позволяя стянуть с себя бельё. — С-сука… Желание взять её похоже на героиновую ломку. У него горят вены, и в горле встаёт тяжёлое першение. Красивая течная девочка. Вся готовая. Крис касается её поцелуем, обнажает пальцами клитор, обхватывает губами нежную плоть и гладит её языком. Фрея упирается маленькими стопами в его голые плечи и подаётся бёдрами навстречу его жадному рту, вся напряжённая, сдавшаяся, уничтоженная его липкими ласками. Она хнычет, кусая свои кулаки и распахивает мелко трясущиеся бёдра, глубже впуская его язык. — Крис… что ты… делаешь… Боже, — она не кричит, не стонет — даже дышать у неё не получается. Фрея мечется на простынях, будто хочет высвободиться из своего сломленного тела; её ломает и колотит под его языком; она вдавливается в подушки и глушит в ладонь пораженческий скулёж, стоит Крису остановиться. — Попроси меня, Фрея. Крис выкручивает мокрыми пальцами её вздёрнутые соски, и Фрея тянется грудью к его рукам, пытаясь ослабить натяжение. — Попроси, — снова приказывает он. — Пожалуйста… — Пожалуйста… что? — Дай мне кончить… — Неубедительно, малыш, — Крис смеётся, вынимает из кармана презерватив и швыряет ей в руки. Они оба знают, что использовать его с ней Шистад не собирался, но если Фрею это и задевает — Крис уверен в этом — она и бровью не поведёт. Ни за что. Ничего личного. Крис вгоняет в её жаркую влагу до боли каменный член, и ему так, чёрт возьми, охуенно. Даже в глазах темнеет. Охуенно оттого, как сползает испуганное выражение с её разгорячённого лица: наверное, Фрея ждала, что будет больно. Он запечатывает её утробный стон грязным поцелуем и размазывает её блестящую смазку по раскрытым губам. — Крис… — И ему больно от её влажного сдавленного шёпота. Она просила от него жестокости — теперь выпрашивает ласки. А он рвёт её изнутри грубым ритмом — Фрея подчиняется, выгибаясь навстречу Крису, и мурлычет, кусая его мокрый подбородок. Они бодаются влажными лбами, смешиваются дыханием и захлёбываются. Крис чувствует, как оргазм подступает дрожью в животе. Невыносимая близость разрядки жарит в висках — он ничего не соображает. Её глаза. Её невыносимые глаза. Фрея вцепляется расфокусированным взглядом в его лицо, кончая под его членом. Её мышцы сокращаются вокруг головки, вокруг основания — этим вытягивают из него оргазм; сука, это невозможно вынести. Крис выдыхает её имя вперемежку с матом и зарывается носом в обнажённую грудь — кладёт разбитую щёку на её затравленное сердце. Сколько они так лежат? Минуты две, не больше. Фрея высвобождается из его рук, будто рвёт узел удавки, и торопливо влезает в трусики. Фрея не отдалась ему ни на секунду — она отдавалась самой себе. Отдавалась тому, чего хотела, — рукам Кристофера Шистада. А теперь будто боится его ленивых, ничего не значащих объятий — хочет убежать от них и спрятаться. На него наваливается смертельная усталость — как отходняк после буйной пьянки. Крис чувствует, как пульсирует боль в голове и все свои отбитые рёбра. Он стаскивает презерватив, завязывает узлом и отбрасывает в сторону, краем глаза поглядывая на несобранную возню Фреи Янссон. Девчонка будто чувствует кожей, к чему прикован его взгляд. Шрам при свете, как ни странно, не кажется Крису таким уж устрашающим: так, длинная розовая линия, похожая на неаккуратный шов. — Дай угадаю — хочешь спросить, откуда он взялся? — бурчит Фрея, распрямляясь и подпирая бока маленькими кулаками. Надевать топ она не спешит, всем своим видом показывая, что стесняться ей нечего. Будто мнение Кристофера Шистада в действительности ничего для неё не значит. Будто. — Здесь нет никакой особой драмы, Крис: ездила на соревнования по паркуру в Амстердам, напоролась на забор, переломала рёбра. Шов загноился. Две операции. Всё. — А вроде говорила, что этот шрам — следствие твоего характера, а не глупости, — Крис вздёргивает бровь. В ответ на его реплику Фрея фыркает и закатывает глаза. — Иди ты… — Не куксись, — хмыкает он. — И что, твой брат не знает об этом? О том, что ты переломала рёбра, перенесла две операции? Как, блять, такое возможно? Фрея моргает, покусывая губу. — Знает. Но… видишь ли… Эрик не в курсе, что у меня остался такой шрам. Да. Он немного расстроится, я думаю, — её голос скачет с октавы на октаву. — Ну… сам понимаешь, уродство то ещё. Он и так не в сильном восторге от моего хобби. Как и родители. Я еле уломала его от них переехать, и если Эрик узнает, что у меня… В общем, не говори ему, ладно? — Да больно надо, — Крис подпирает звенящую голову кулаком. — Меня не колышет, что там между вами происходит. Только одного понять не могу: мне-то ты зачем в уши льёшь? Фрея выпучивает глаза, и капризные губы сжимаются бледной ниточкой. — Это правда. — Нет. Сказать, как твой брат вычисляет то, что ты врёшь? Ты начинаешь тараторить.