Против ветра

Нет, с ней ничего серьёзного. Ни крови, ни криков не было, она стояла на ногах — нетвёрдо, но сама. Фрея просто ударилась головой. Если с ней что-нибудь случится… Господи. Его мутит от слабости, и холод ввинчивается в виски острыми свёрлами. Крис стискивает пальцами переносицу и опускает голову между коленей. От табачного дыма уже дерёт глотку, но ему всё ещё хочется курить. — Шистад, ты что, втрескался в мою сестру? — голос у Эрика нервный и натянуто оптимистичный. — В таком случае прими мои соболезнования. — Да иди ты. Ещё чего не хватало. Крису плевать на неё. Он ничего не чувствует к этой чокнутой девчонке. — И почему же ты сидишь здесь со мной? Этот козёл от него отвяжется или нет? Крис со стоном откидывается на кожаную спинку дивана и смотрит на Эрика — того заметно потряхивает, но, в отличие от Криса, он всегда умел держать себя в руках. — Хочу убедиться, что с ней всё будет нормально. Это из-за меня… — Крис осекается, поджав губы. — С Фреей всё будет нормально, я уверен, — заявляет Эрик, но в его голосе Крис не чувствует никакой уверенности. — Ты же сам сказал, что она всего лишь ушиблась, ничего не сломано… — Ну и почему тогда тебе не говорят, что с ней произошло? Эрик вздыхает и в раздражённом жесте зарывается пальцами в коротко стриженый затылок. — Врач пока занят, — звучит неубедительно. Он вминается спиной в диван совсем близко к Крису, но впечатление такое, будто их разделяет Гранд-Каньон. — Ты не виноват, Крис, — вдруг выдаёт Эрик. — Если с ней что-то случится, то в этом будет только моя вина. Я… Это я повёлся на её уговоры. Упрямая девчонка. — Да уж. Упрямства ей не занимать, — откликается Шистад. У Эрика вырывается натужный смешок: — О, ты себе представить не можешь. Найти к ней правильный подход… весьма непросто. Ты ведь слышал, что она увлекалась фаер-шоу? Это был её способ позлить нашего отца-пожарника. И знаешь, как папа добился, чтобы она бросила эту дрянь? Завалил её всякой хернёй вроде горящих булав и шестов, а потом стал ходить на все её выступления. Хитрожопый, однако. Крис усмехается, ничего не ответив. — Она просто невыносима, — продолжает Эрик. — Единственный способ заставить её что-то сделать — предоставить ей полную свободу действий. Вот и я тоже решил… Мне хотелось, чтобы Фрея завязала с паркуром. Родителям её хобби тоже не нравилось, но чем больше они ей запрещали, тем… Ну ты сам уже понимаешь. Пришлось убедить их, что это хорошая идея, нам с ней вернуться в Осло и попробовать жить отдельно. Я надеялся, если никто не будет её ограничивать, она утратит интерес к этой ерунде. Но вышло то, что вышло. Крис сглатывает и качает головой. Отчего столько горечи в этой внезапной прямоте, которая объединяла их когда-то? Он мог доверить Эрику всё — Эрик платил взаимностью. До тех пор, пока… Нет, Крис не будет об этом думать. — С ней всё будет хорошо, я уверен, — отмеряет Крис — и как только не захлёбывается в собственном вранье? — Если вдруг нет… — Эрик сползает на краешек дивана и складывает руки у лица, обхватив кулак ладонью с проступившими жилами. — Это я виноват… разбаловал её. Всю жизнь, Крис… Она так много болела в детстве, маленькая. Ей всё было нельзя. Так жалко её было… Я иду гулять с друзьями, а она торчит дома. Грустит. Я таскал ей шоколадки и тайком кормил мороженым на морозе. Учил водить мотоцикл… У меня никогда не получалось ей отказывать. — Странно, что я её так плохо помню… — Да чего тут странного? Ты вообще никого вокруг не замечал, кроме этой Сандры. Ещё более странно, что Крис уже и не вспомнит, как звучал её смех и какого цвета были её глаза, но её имя вбито между ним и Эриком, как забор под напряжением, обнесённый колючей проволокой. — Сандра, — Эрик пробует это имя на вкус и неприязненно кривится. — Она того не стоила, правда? Крис скрипит зубами: — Абсолютно. Только давай без этих соплей, ладно? Если ты начнёшь извиняться, меня стошнит. — И в мыслях не было. Ты ведь тоже был хорош, Крис. Знал, что я сох по ней с начальной школы. Было, из-за чего морды друг другу бить, — язвит он сквозь сардоническую ухмылку. — Девки вообще этого не стоят: даже самая светлая из них при ближайшем рассмотрении оказывается обыкновенной блядью. Тихие слова прозвучали оглушительно — даже странно, что медсестричку, клюющую носом за стойкой рецепции в больничном вестибюле, они не вывели из сонливости. — Сильное заявление, однако. Ты и Фрею имеешь в виду? — Крис вопросительно вскидывает брови. — Да лучше бы она была шлюхой, Крис. Те, хоть и недолго, но любят. Фрея — не умеет. До этого ещё нужно дорасти, и мне кажется, она не дорастёт никогда, — Эрик потирает измождённое лицо и вытягивает тонкие губы, прикрывая глаза. — Она, конечно, башку мне открутит за эти слова, но всё-таки… Все уши мне тобой прожужжала. Давно. Ещё два года назад. Крис то, Крис это… Но это всё… поверхностно, что ли. И вообще Фрея очень поверхностна и непостоянна в своих привязанностях, Крис. Она инфантильная, не способна на взрослый поступок и никого не любит, кроме себя. — Хочешь сказать — и тебя тоже? Эрик отворачивается, и его губы раскрываются, выдыхая в сторону неразборчивое ругательство, но секунду спустя он берёт себя в руки и улыбается: — Я хочу сказать, что с ней тебе ловить нечего, Шистад. — И ты всё равно был так яростно против наших… — Крис замолкает, подбирая слово. Отношений? — Потрахушек. Я-то думал, что ты боишься, что заставлю твою маленькую сестрёнку страдать. — Да она сама кого угодно, Крис… Нет. Нельзя причинить боль тому, кто не любит. Но запачканную репутацию отмыть очень сложно — тебе ли не знать это, Шистад? Вымазалась бы в тебе, как в говне… — Да ты сам — говно, Янссон. Поэтому тебе всюду говно и мерещится. Эрик разводит руками: — Я себе не вру. Агрессивное молчание между ними нарушает шуршащая поступь в коридоре. Врач — низенькая женщина чуть за сорок, постриженная ёжиком по-мужски, выцепляет Эрика с дивана строгим взглядом. Он кивает, вскакивая на ноги, и сжимает руки в кулаки — будто выжимает из себя остатки твёрдости. Крис смотрит в его удаляющуюся спину, и ему становится трудно дышать. Ему мерещится скрежет стрелок по циферблату над стойкой рецепции, как тиканье таймера на взрывном устройстве. Десять, девять, восемь. Обратный отсчёт. Крис выдирает себя с дивана и вылетает на улицу, чуть не выбивая плечом застеклённую дверь. Низкое небо в сумерках воет над головой; Крис прикусывает язык, удерживая беспомощный стон, и нащупывает распотрошённую зубами пачку сигарет в кармане куртки. Ему нужен способ пережить эти несколько минут. Семь, шесть, пять. Дым застревает в груди, и не получается глубоко затянуться. Санитар, взбегающий по ступенькам, смотрит на Криса с сигаретой в зубах с осуждением, но почему-то не решается его прогнать. Четыре, три, два. У него перед глазами стоит её смеющееся лицо. Верхняя губа пухлее нижней. Милая щербинка между зубов и ямочка на подбородке. Глупая девчонка… Один… Крис подпрыгивает и давится сигаретой, когда Эрик Янссон с грохотом вырывается из распахнутой двери, закрывая голову руками. Как от взрыва. — Сука! Нет! — И от этого сдавленного крика в Крисе что-то рвётся. Ноги, как на шарнирах, держат его едва-едва. — Дура! Как ты могла?! Ненавижу! Крис не может заставить себя сдвинуться с места. Тем более — спросить. Он пялится невидящим взглядом на парковку, и мокрый ветер глодает его лицо. Эрик рычит, в два шага добираясь до своего белого BMW, и кулаки, с противным треском разбиваясь о капот, оставляют на светлом металле кровавые вмятины. — Ну какая же ты сука, Фрея… — Эрик падает лбом на кузов, сгибаясь пополам, и давится руганью. Складывает разбитые руки под головой. — Эрик, в чём… — Крис не договаривает. Вопрос раздирает его горячую голову, но Шистад не может найти в себе сил произнести его вслух. Он старчески шаркает; несколько шагов выматывают его почище марафонской дистанции, и Крис встаёт у Эрика за трясущейся спиной. — Эрик… Тот соскребает себя с кузова и слепо шарит в кармане в поисках айфона. Тычет пальцами в экран почти наугад. — Мама? — С другого конца линии доносится женский голос. — Ты думала, я никогда не узнаю об этом, чёрт тебя побери?! Как ты могла ей разрешить? Мама, как ты могла… — И мобильник, выпав из расцепившегося кулака, разбивается об асфальт под ногами Криса. Эрик смотрит в лицо бывшему другу и сипит: — Как я хочу тебе врезать, если бы ты только знал, но, пожалуй… нет. Живи с этим, Крис. — С чем живи, Эрик? — Шистад хочет заткнуть уши, чтобы не слышать, что он скажет в ответ. — Это я виноват. Я один виноват, Господи, какой я идиот… И я сказал ей, что она дерьмовая сестра. Да лучше бы она действительно в свой сраный Амстердам умотала, а не этот пиздец! Крис встряхивает его за плечи, едва удерживаясь от отрезвляющей затрещины. — Блять, Янссон, ты мне можешь объяснить, в чём дело, в конце концов? — Хочешь знать, в чём дело, а, Крис? — Крис давно ни в чём не уверен. Он следит, как Эрик расстёгивает куртку пьяной рукой и дёргает за молнию на толстовке. Рывком задирает футболку до груди. Твою-то мать. Шрам. Такой же, как у Фреи, только бледнее и аккуратнее. — Как ты думаешь, что это за хуйня? Мне вырезали чёртову почку. Вторая и так хреново работала, а после той нашей драки… Рэмбо, твою мать. Можешь собой гордиться. Три месяца просидел на диализе. Донор нашёлся так быстро. Я думал — повезло, да вот только… мне никогда не везёт. Блять. Пусть скажет, что шутит. Крис хватается за горло и прерывисто дышит, выкашливая слова: — Фрея, она что… Нет. — Да. Она отдала мне свою почку. Идиотка… Боже, — Эрик кусает себя за разбитый кулак, отчаянно жмурясь. — Я думал, она свинтила на соревнования в Амстердам. Сказала, что даже анализов сдавать не будет. Соврала… Знала, что я никогда не приму от неё этого. Фрея… Крис отшатывается. Нет никаких сил стоять на ногах. Блять, лучше бы Эрик его ударил, только бы не смотрел на него вот так. Взгляд бывшего друга перемалывает его, как в мясорубке; хочется сесть на корточки и раздавить себе череп. — И ты не сказал. Не сказал, как сильно тебе досталось, что это был я… Вы просто уехали из Осло. — Да, — Эрик сжимает дрожащие губы. — Да, ведь ты — мой лучший друг, Крис. Когда-то был лучшим другом. Ты врезал мне за дело, и я никому не сказал. Иначе… — …У меня были бы крупные неприятности. Эрик запоздало кивает, отворачиваясь к продавленному капоту, и проходится нервными пальцами по шее, разминая позвонки. — Фрея… Ей нельзя было заниматься паркуром. Это слишком опасно для неё… А я… Это я привёз её сюда, кретин. Мол, флаг тебе в руки. — Что с ней? — Крис прочищает горло. — Сотрясение мозга — это мелочи, но у неё внутреннее кровотечение, Крис. Представляешь, что будет, если она лишится единственной почки? Крис выживет из ума. Ей-богу, он ляжет и сдохнет, если его Фрея… Нет. Нет, нет, нет… Эта упёртая красивая девочка будет жить, иначе… Нет, никаких «иначе». Иначе… Животный ужас грохочет в ушах, как сваи, и кромсает его грудь на куски. Мир трещит, рассыпаясь на пиксели, и напряжённая спина Эрика Янссона расплывается перед зудящими глазами. — Фрея… Живи с этим, Крис.