Против ветра

Восемь месяцев спустя Крис напоминает себе квартиру после переезда: всё старьё погружено в коробки и вывезено — и освободилось столько свободного места. В голове — стерильная свежесть и пустота, ничего лишнего. Это как разложить себя до фундамента и заново собрать по кирпичикам: Кристофер Шистад знает о себе всё. Знает, где и сколько раз ошибся; ему хочется отмыться от собственной жизни, вытрясти из себя все эти битые пиксели, от которых рябит почти безупречная картинка. Чтобы всё с начала. Больше ни дня на черновик. В армии ему так чертовски просто: жизнь по уставу, выглаженная форма, автомат через плечо; всё на своём месте. Кроме его души. Крис снова курит после отбоя, жмётся затылком к стене и душит в кулаке айфон с открытой страничкой «Фэйсбука». Фрея улыбается ему с экрана со своей щербинкой между зубов — ему бы хотелось быть причиной этого выражения безусловного счастья на её лице, такого невозможно детского. Крис выдумывает глупый предлог и набирает сообщение. Стирает. Набирает снова. И закрывает вкладку диалога. У него накопилось столько мыслей, которыми хочется с ней поделиться, — и мыслей, и планов, и совершенно бредовых идей, всяких глупостей, таких, что оценила бы только его Фрея; они рвут его голову, но Крис стал до чёртиков молчалив. Он боится просыпать собственные слова — бережёт их для Фреи Янссон гигабайтами текста набранных, но так и не отправленных сообщений. «Привет. Как ты там? А я вот… знаешь, решил стать пилотом. Ну, знаешь, как в том старом фильме, который ты так любишь. „Перл Харбор“, кажется». Или: «Прочитал „Любовь живёт три года“. Поблевал, спасибо. Ты права: такое лучше не дочитывать. Лучше даже не открывать». И вот так: «Сегодня один чувак на учениях уронил автомат и выстрелил себе в ногу. И я подумал… если бы мы с тобой были вместе, и я бы остался без пары конечностей, ты бы меня разлюбила?» И ещё: «Слышал, в Осло какая-то жесть с погодой. Одевайся теплее, ладно? — и короткая приписка: — Береги себя, да» — знает же, что сделает всё наоборот, упёртая. Самая лучшая. Крис набирает ей бесчисленные «я соскучился», которые его упрямая девочка никогда не прочитает. И самое главное: «Фрея, я, кажется, тебя люблю» — глупое и совершенно неуместное «кажется», чтобы хоть чем-то сгладить своё поражение, смягчить удар от жёсткого приземления, если ей будет нечего сказать в ответ. Крис резко втягивает дым и вжимает недокуренную сигарету в подошву сапога, смывает смятый фильтр в унитаз, бросает последний взгляд на страничку «Фэйсбука». Наверное, правильно, что так ей и не написал. А это… Что это за хрень? Крис хмурится. Новое сообщение. От Эрика. «Я думал, ты в чёрном списке, чувак». Сука, лучше бы не открывал. Крис пробегается по строчкам торопливым взглядом. Возвращается к началу сумбурного сообщения. И не верит собственным глазам. — Да ты издеваешься! Чёрт… Чёрт, чёрт, чёрт! Вот дерьмо! Крис его убьёт. Вернётся из армии и порвёт на тысячу маленьких Эриков. Совсем охуел, козёл! Нет, не может быть. Может, Крис что-то неправильно понял или не так прочитал? Точно. Наверное, он пропустил что-то важное. «Привет, Крис. Даже не знаю, с чего начать. Извини за Сандру, наверное, прозвучит по-идиотски? Всё равно ничего не исправишь. Поэтому я не извиняюсь, выкуси. Я тут, знаешь… сделал кое-что. По правде говоря, мне кажется, я сильно накосячил. Наверное, мне не стоило в это лезть, но это же моя маленькая сестра. Я хотел, как лучше. Фрея вся не своя в последнее время. Какая-то безразличная, что ли. Втыкает в окно, как унылая дырка из „Сумерек“, как там её? Белла Свон, точно. Это какой-то кошмар. Я выкинул из дома все её коробки с помидорками — надеялся, что сожрёт меня с говном за такую самодеятельность, но она… Фрея ничего не заметила, прикинь? А ещё сказала, что свалит от меня учиться в Мельбурн. В чёртову Австралию, чувак! На другой континент! Ситуация критическая, чтобы ты понимал». Кристофер прерывается на глубокий вдох. Иначе сейчас непременно позвонит этому придурку и проорётся в трубку. Пусть оставит его девочку в покое! Пусть каждый разделяющий их километр ощущается физически — как колючая проволока, тянущаяся из сердца, Крис ей сам билет подарит, если ей так хочется учиться в Австралии. Что угодно, если это сделает её счастливой. Кристофер Шистад никогда не понимал, как можно отбирать у человека мечту — и называть это любовью. Как можно продолжать любить человека, отказавшегося от самого себя. Он снова вздыхает и смаргивает рой чёрных точек, собравшихся перед глазами. «Короче, Крис… я не хочу и дальше смотреть на то, как моя сестра деградирует в дуру с ванильной хуйнёй вместо мозгов». Крис закатывает глаза. Паникёр хренов! И продолжает читать: «Вы с ней из одного теста. Уверен, если бы ты сейчас не подыхал в упоре лёжа, наверняка занимался чем-то в этом духе — курил бы в окно под сентиментальный рэпчик, размышляя о тщете бытия с дохуя глубокомысленным еблетом». — Иди на хуй, Эрик, — беззлобно ругается Крис. Такая знакомая манера общения, что рот сам расползается в грустной улыбке; это похоже на дежавю, пробирающееся в голову, на любимую мелодию, которую давно не слышал. «Извини за Сандру» действительно прозвучало бы по-идиотски — её измена почти не задела, прошла по касательной, едва зацепив самооценку. Предательство близкого друга — да. «Не говори, что Фрея ничего для тебя не значила. Ни за что не поверю. Вильям сказал, что она вроде как тебе нравится… до сих пор. Что ты всё время просишь его, чтобы он спросил Нуру, чтобы она спросила Вильде, как у Фреи дела. Пиздец. Чуть не запутался, пока набирал это дерьмо. Короче, я ей написал. Ну, типа от тебя. После всего, что произошло между нами и Сандрой, можешь не благодарить». Твою мать. Ему не показалось. «Что ты ей написал?» — Крис стирает приписку «дебил», захлёбываясь бесконтрольной руганью. «Да ничего особенного, — приходит ответ. — Что ты скучаешь, хочешь на ней жениться, домик в ипотеку на восемьдесят лет, секс только в миссионерской позе и по национальным праздникам, детей с её ужасным характером. Двойняшек. Тлен, уныние, семейное болото, все дела». Блять, блять, блять. «Да шучу я, расслабься. Не стал я писать, что ты по ней скучаешь. Мне показалось, это слишком тривиально для Кристофера Шистада». «Иди на хуй, ладно?» — не выдерживает Крис. «И ты иди. Скотина неблагодарная. От сердца, можно сказать, отрываю, — отвечает Эрик. — Я почему, собственно, написал. Фрея слиняла. И трубу не берёт уже четвёртый день». «Хреново», — набирает Крис. Интересно, на сколько его упекут в тюрьму за дезертирство? Может, не поймают? Бред. Он всё равно не знает, где искать эту ненормальную. Куда свинтила? Паршивое предчувствие скребётся внутри, и Крис было снова тянется к пачке сигарет, но в последний момент отдёргивает руку, услышав частую поступь, разносящуюся эхом. — О… Крис. Это я удачно зашёл, — подмигивает Томас, прикрывая за собой дверь. Вид у приятеля характерно невыспавшийся и потрёпанный. — Курить охота. Не угостишь? Крис выталкивает сигарету и протягивает ему пачку. Том выжидательно вздёргивает угольную бровь, и Шистад достаёт зажигалку, вздохнув: — Ни говна, ни ложки. — Ты мне должен, — Том затягивается, морщась. — Это ещё почему? — Я спас тебя от чокнутой овуляшки. К слову, она собиралась выставить тебя на бабки, но я не дал ей этого сделать. Можно сказать, грудью на амбразуру, — он разводит руками и убирает их в карманы камуфляжных штанов. Крис вообще перестаёт что-либо соображать. Сначала Эрик огорошил своей выходкой, теперь ещё этот Томас несёт какую-то околесицу. Что за безумная ночь? — Какие бабки, Том? Что ещё за овуляшка, ты о чём? Он закатывает глаза, гоняя тлеющую сигарету от одного уголка губ к другому: — Крис, не тормози. На КПП припёрлась девчонка. На сносях, — Том взмахивает рукой, изображая большой живот, — пузо до самого подбородка. Сказала, что ты её обрюхатил и теперь она собирается подать в суд на алименты. Ещё и в полицию обещала заяву на тебя накатать, если не впущу её. За педофилию. — А ты? — Да выгнал её. Что я, идиот, чтобы так тебя подставлять? К слову об идиотах. Выглядела она и вправду… ну очень юно. Маленькая такая, блондинка, губки бантиком. Как тебя угораздило, Крис? В следующий раз пользуйся презервативом. Боже. У него сейчас лопнет голова. — Какой срок? — Я не акушерка, — пожимает плечами Том. — Не знаю… Большой. Может, месяцев восемь. И с кем Крис мог так жёстко облажаться? До того, как ушёл в армию, он был с Фреей, а больше будто и не было никого. Да и до неё — тоже. Она влезла в его грудь и сделала его четырёхкамерное сердце одноместным. Фрея… если это была она, то почему ни о чём не рассказала? Понятно, почему: уходя, Крис сжёг между ними мост, который следовало перейти. — Она представилась? — спрашивает Крис, откашлявшись. Том молча качает головой. Да это и не важно: «Маленькая такая, блондинка, губки бантиком» — это его девочка. Крис выдёргивает из кармана телефон; сердце переворачивается трижды, пока он добирается до её номера в списке контактов. Не абонент. Механический голос в трубке прорезает барабанные перепонки насквозь. — Чёрт… Боже, что делать… Крис пытается дышать ровнее, собираясь с мыслями. Фрея. Беременна от него. Чёрт, он не готов стать отцом, ему только исполнилось двадцать, только не в таком возрасте, если когда-либо вообще. Это какой-то бред… — Крис? — А? — Всё в порядке? Крис мотает головой, а затем, спохватившись, кивает. И снова качает ею из стороны в сторону. «Папа» — он не может вообразить, чтобы кто-то называл его так, пробует слово в своей голове и хватается за короткие волосы на затылке. Это почти больно. Крис станет дерьмовым отцом для детей от Фреи. Самым дерьмовым отцом из всех возможных. Интересно, мальчик или девочка? Если девочка, он назовёт её Анной. Анна Шистад — звучит неплохо, да? Если мальчик… надо подумать. Боже, о чём он вообще думает? А если двойняшки? Да он чокнется! Чокнется, а потом сопьётся. Можно уже начинать. Ему жизненно необходимо надраться. Ну, или подраться — Крис ещё не решил. Или бегать по улице и орать. Но сначала найти эту поехавшую девчонку. Куда сбежала, глупая? — Ты слышал? — Что? — недоумевает Крис. Не заметил, как провалился в собственную горячую голову. — Стреляли? Стреляли… Сердце мёрзнет под рёбрами и ухает в колени. Никто не кидается с автоматами на выход, и тревога не пробирает противным звоном — звон стоит только в его ушах. Звон, треск, а потом резко — пронимающая тишина, будто у мира отключили все звуки. — Может, показалось, — на вдохе произносит Крис. Но не верит себе ни на минуту.