Когда все обратится в пыль

Полгода назад. Эмма ненавидела ложь. Сладкую, заставляющую верить, что все хорошо и будет еще лучше, что тебя любят и никогда не бросят… Люди всегда лгут. Это она поняла еще в сопливом детстве, а к своим двадцати четырем годам уже научилась даже не психовать по этому поводу. И не желать правды. Жаль, что правде было плевать на ее желания и она то и дело стремилась выбраться наружу и посмеяться ей в лицо. Вот как сейчас. Эмма уныло посмотрела на недоеденный сандвич. Он лежал на тарелке и безмолвно вопиял о своей несчастной судьбе, но есть его после слов Марка, ее уже пять минут как бывшего парня, рот не открывался. Лучше бы ей его и вовсе не открывать. Больше никогда. Притвориться немой. Ага, а еще слепой и глухой вдобавок. Она криво улыбнулась и все-таки взялась за успевшую подсохнуть еду. Вряд ли от этого ее пухленькое тело станет намного пухлее. Она вспомнила пренебрежительное Марково «толстая немецкая сарделька», и из глаз сами собой закапали слезы. Через минуту она уже всхлипывала, заливая солеными каплями злосчастную булочку, которую тем не менее продолжала упрямо откусывать и глотать, почти не прожевывая. В кафе, куда она вышла на обед (и на встречу с Марком, увы), было шумно — оголодавшие клерки из близлежащих офисов упорно и небезуспешно пытались перекричать орущее радио и друг друга, — но Эмма чувствовала себя так, будто оказалась под водой. Будто ее накрыли огромным водяным куполом, таким себе аквариумом навыворот, и вокруг плавают безмолвные человекоподобные рыбы, хлопая своими бесполезными отвратительными ртами. Что ни попытка, так только какая-нибудь гадость и вываливается оттуда. Вот кто ее за язык тянул? Сидела бы себе молча, так нет же, взяла и спросила… И не то чтобы она не подозревала, каким будет ответ, просто… Просто, наверное, надеялась. Надеялась, что на этот раз ей наконец повезло. Оказалось, нет, не повезло. Как всегда. Стоило спросить, по-настоящему спросить, приказать сказать правду, как та послушно и бесстыдно вылезла наружу. И уже она не «любимая», а «немецкая сарделька». Почему именно сарделька? Талия вроде вполне себе на месте. И почему именно немецкая? Ее предки не озаботились ни составлением фамильного древа, ни сохранением сведений о том, откуда именно приехали в Америку, так что она могла быть… шведкой, к примеру. Впрочем, вряд ли «шведская сарделька» звучало бы намного лучше. Эмма раздраженно отбросила назад липнущие к мокрому лицу светлые, почти белые кудряшки и полезла в сумочку за зеркалом и салфетками — являться растрепой на работу не стоило. Даже если тебя все время считают чем-то вроде передвигающейся мебели, стоит только прийти в разобранном виде, как это обязательно заметят. Это Эмма тоже усвоила с детства. В редакции «Дэйли Плэнэт» жизнь бурлила, как обычно. В коридоре ее едва не сбил с ног один из тех ничем не примечательных людей, которые похожи на всех сразу и ни на кого конкретно. Порой Эмма задавалась вопросом, как они сами себя по утрам в зеркале узнают. Но даже они умудрялись не замечать ее. Чаще всего. Этот, невысокий и весь какой-то бесцветный... фотограф, кажется... Джонни или Джимми Как-его-там, несся, как выяснилось, навстречу своей почти девушке, судя по его нелепым ужимкам и ее не слишком старательному непониманию. Эмма развлекла себя мимолетной мыслью, что было бы, позволь она себе подойти к ним и приказать его обожаемой зазнобе — белобрысой выскочке Хлое Салливан — рассказать, как она на самом деле к нему относится. А что не было бы сказано ничего хорошего, Эмма знала наверняка: слишком часто видела черноволосого деревенского увальня, навещающего «восходящую звезду журналистики», дражайшую мисс Салливан, а еще то, как Хлоя смотрит на эту ходячую рекламу благотворности сельского воздуха и здоровой пищи. Бедный Джимми (или Джонни?.. Да какая, к черту, разница?), подумала Эмма, пробираясь к своему столу и ощущая мгновенный прилив какого-то стыдного сродства, которое только и мог чувствовать один неудачник к другому. Однажды его ожидает такое же жестокое разочарование, какое постигло сегодня ее. «В который раз? — мрачно поинтересовался внутренний голос. — Десятый? Двадцатый? Сотый? Когда тебе уже хватит, чтобы понять и прекратить барахтаться?» Жаль, этому противному голоску то ли совести, то ли — скорее — здравого смысла она приказать не могла ничего, даже заткнуться. Сев, Эмма углубилась в статью о новшествах в сфере транспортной инфраструктуры и выпала из реальности. Не потому, что статья намечалась такая уж интересная — интересные писали выскочки вроде Хлои Салливан, — а потому, что материал был отстойный и требовалось серьезно напрячь фантазию, чтобы сделать эту муть хотя бы читабельной. «О, а вот и деревенский Казанова снова пожаловал», — отстраненно отметила она про себя, подняв спустя какое-то время уставшие глаза от монитора и зацепившись взглядом за высокого черноволосого парня в безвкусной светофорно-красной куртке возле рабочего стола Хлои на другом конце комнаты. Редакционная суета непривычно спала к вечеру, и обзор представился отличный, словно сценку в немом кино смотришь. Судя по экспрессии на лицах, тема беседы была животрепещущая. Хлоя выглядела виноватой, даже кончики коротких светлых волос, казалось, топорщатся как-то покаянно, а вот ее собеседник был очевидно зол. Буря в раю? Не то чтобы Эмме было интересно… Спустя мгновение бумаги на столе Салливан взметнулись, как от порыва ветра, а возле самой Хлои внезапно образовалось пустое место. Эмма моргнула. Она могла поклясться чем угодно, что еще секунду назад там стоял сердитый Хлоин собеседник. И судя по приоткрытому на полуслове рту, Хлоя тоже не сомневалась, что он там был. Что за чертовщина? Если бы Эмма не знала точно, что не пила сегодня, то могла бы свалить все на пьяные глюки (до таковых она не допивалась ни разу в жизни, даже в студенческие годы, но чем черт не шутит). В отсутствие банального объяснения оставалось обратиться… к еще более банальному — переутомление там, глаза действительно устали, мало ли что могло показаться… Потерев пальцами веки (аккуратно, чтобы не зацепить свеженакрашенные ресницы), Эмма старательно проморгалась и посмотрела снова. Хлоя чуть опустила плечи, вздохнула, с видимым усилием заменяя раздражение притворным смирением, и украдкой огляделась. Эмма поспешно опустила взгляд. Мысли в голове зажужжали роем бешеных пчел-убийц. Хлоя выглядела напряженной. Но не испуганной, как можно было бы ожидать. И носиться по редакции с криком: «Человек пропал! Помогите найти!», кажется, не собиралась. А осматривалась с явной тревогой. Словно хотела проверить, точно ли никто не увидел чего-то… странного. Чего-то подозрительного. Неправильного. С кое-чем «неправильным», хоть и не такого масштаба, как способность неожиданно исчезать из помещения посреди разговора, Эмме приходилось сталкиваться и раньше. Причем гораздо раньше, чем хотелось бы. Еще и в самом неприятном варианте — в собственном исполнении. Она до сих пор помнила упоение, охватившее ее лет в тринадцать, когда она обнаружила, что может заставить кого угодно сказать и сделать что угодно — стоило только попросить. Правильно. Приказать, проще говоря. Дать указание, лишь чуть-чуть изменив голос, — и готово: человек делал то, что хотела она. Произносил вслух самые постыдные секреты. Прыгал на одной ножке. Квакал как лягушка. Что угодно. Но гораздо сильнее врезалось в память опустошение, которое наступало каждый раз после раскрытия замаскированной красивой ложью правды. Так она лишалась своих немногочисленных подруг, так она теряла своих еще более редких парней. Так она потеряла отца. Просто не вовремя, при матери спросив, где он пропадает после работы. Правду Эмма ненавидела еще сильнее, чем ложь. Что, впрочем, не мешало ей с каким-то нездоровым, мазохистическим упорством (которое она даже сама не могла назвать по-другому) раскапывать нагромождения откровенной лжи, мелких иллюзий и уловок или банального человеческого лицемерия, вытаскивая на свет пусть болезненную, тошнотворную и самую что ни на есть мерзкую, но истину. Явным доказательством чему стал сегодняшний разговор с Марком, отголоски которого до сих пор крутились в мозгу, то и дело дергая за нервы. Странная сцена растворения — мгновенного! — в воздухе человека могла стать отличным отвлечением, особенно если взяться за это с умом. Придумать побольше вариантов объяснения произошедшего. Разобрать каждый и тут же подобрать опровержение. Поиграться идеями насчет последствий… А если не спешить, если подойти к делу действительно ответственно и серьезно, то можно устроить наблюдение за Хлоей и ее дружком, даже, возможно, порыться в архивах… и занять себя недели на две-три, а то и больше! Все ж лучше, чем в мыслях о собственном крахе под названием «Жизнь» киснуть.

***

Позади что-то клацнуло, и Эмма ускорила шаг, мысленно ругая себя за переизбыток терпеливости. Или это стоило назвать глупой верой в собственное везение? Не суть, но именно из-за этого сейчас она топала по скудно освещенной парковке возле какого-то дрянного ночного клуба в не самом благополучном районе города. А те, кого она надеялась увидеть в этой клоаке, так и не появились. Несколько раз ей казалось, что возле барной стойки мелькала знакомо встрепанная блондинистая макушка, но как только Эмма пыталась пробраться ближе, ее цель спешно растворялась в разношерстной толпе, перемещающейся по задымленному помещению словно под влиянием неких неведомых сил: совершенно произвольно, но в то же время с абсолютной целеустремленностью на лицах. Высокого неуклюжего брюнета в красной куртке — объект ее неослабевающего интереса в последние три недели, с того самого памятного фокуса с «исчезновением», — благодаря приметности которого Эмма и рассчитывала засечь «сладкую парочку», в клубе точно не было. Нет, она не могла ошибиться, выскочка Салливан работала именно над этой историей. Во всяком случае, об этом говорили заметки, валяющиеся на ее столе. Что-то там насчет продажи алкоголя несовершеннолетним. Сама по себе история Эмму ничуть не интересовала — будто мало таких мест, в самом деле! — но судя по ее наблюдениям, Хлоя не стеснялась совмещать приятное с полезным, таская за собой везде, где только можно, своего странного приятеля, любящего эффектно уходить. Наверняка пользовалась его мускулами, ну и, конечно же, то и дело бросала на него безнадежные взгляды, которые тот вполне успешно «не замечал». Эмма так и не поняла, осознанно или по причине природной эмоциональной слепоты (или тупости, она еще не решила). Если не присматриваться, то она бы уверенно поставила на второе. Но вот если вглядеться повнимательнее… Было в его облике — в этих вечно чуть взъерошенных почти черных волосах, в зеленых глазах с по-девичьи густыми ресницами, во всем его широкоскулом лице с яркими, будто только после поцелуя губами — что-то… порочное. Так что, возможно, ее первая ставка оказалась бы не такой уж беспроигрышной. Впрочем, моральный облик Кларка Кента, знакомого с Хлоей, как оказалось, еще со школьных лет, проведенных в захолустном городишке под названием Смолвиль (тут Эмма поздравила себя с наличием отличного чутья, позволившего сразу определить объект как деревенщину, и выругалась на знакомое название), Эмму не интересовал. А вот его склонность постоянно оказываться участником самых невероятных историй — очень даже. Слишком часто его имя мелькало в полицейских отчетах и статьях то в качестве свидетеля, то в качестве спасителя, чтобы это можно было посчитать случайностью. Ни у кого не бывает такого невезения. Если только человек не ищет неприятности намеренно, а то и… создает их сам. Определить, какой из вариантов верен в данном случае, Эмме еще тоже только предстояло. Пока она могла похвастаться лишь ворохом разрозненных заметок и догадок, которые удалось собрать за прошедшее время. И это несмотря на то, что копать Эмма принялась сразу же, как только убедилась, что глаза ее не обманули: этот Кент и вправду имел привычку внезапно исчезать и не менее неожиданно появляться. Самым забавным было то, что, оказалось, никому в редакции, кроме нее самой, до этого дела не было. Поначалу она не могла поверить. В голове не укладывалось, что люди могут быть настолько слепыми. Вот был человек, вот спустя секунду его уже нет, на ближайшие столы медленно оседают вообразившие себя птичками бумаги, а все продолжают стучать по клавиатурам и переговариваться, будто ничего не случилось. Однако потом Эмма вспомнила себя — вечно погруженную в дела, проблемы и собственный внутренний мир и не видящую ничего и никого вокруг — и скрепя сердце согласилась, что да, люди и вправду часто не видят того, что их не затрагивает напрямую. Что ж, тем лучше — все лавры достанутся ей. Если она до них доживет, пронеслось в голове, когда за спиной зазвучали торопливые шаги. До машины оставалось еще несколько ярдов. Мысленно выругавшись, Эмма обернулась. Высокая фигура в темной одежде с надвинутым на лицо капюшоном приближалась быстро и целенаправленно. В опущенной руке, полускрытой длинным рукавом, было зажато явно не приглашение на шикарную вечеринку. Поняв, что его заметили, человек бросился к ней уже бегом. Краем глаза Эмма заметила еще какое-то движение справа, среди рядов машин, но не стала отвлекаться. Действовать следовало спокойно и разбираться с угрозами по очереди, иначе можно было ни с одной не справиться. Ровным голосом она отдала две команды: «Замри. Брось» — и тут же повернулась ко второй фигуре, уже приблизившейся почти вплотную. Та вступила в круг света и оказалась той самой выскочкой Салливан, которую Эмма безуспешно искала весь вечер, потерявшей, правда, где-то своего загадочного приятеля. Позади звякнуло об асфальт что-то металлическое, наверняка выпавшее из руки неудавшегося грабителя. — Ты… Как ты это сделала? — возбужденно сверкая глазами, спросила Хлоя. Ну вот, только этого еще не хватало: стать героиней какой-то дурацкой статейки. Мама ее убьет… — С помощью моего непреодолимого женского обаяния, — буркнула Эмма и полезла в сумочку за телефоном, разрываясь между гражданским долгом, велевшим сдать нападавшего копам, и простым человеческим желанием избежать неприятных расспросов. Увы, учитывая, что с Хлоей они работали в одном здании, в одной газете и даже в одной комнате, сбежать от нее все равно черта с два получилось бы. Да и приказы ее имели силу, только пока Эмма находилась рядом с тем, кому их отдала, а потому позвонить копам и свалить по-тихому точно не вышло бы. Зараза, весь вечер насмарку! Вместо того чтобы понаблюдать за Хлоей и ее дружком и узнать чуть больше, выставилась сама. «Молодец, Эмма, высший балл!» — «похвалила» она себя, продолжая шарить в бездонном нутре сумки в поисках без вести пропавшей «раскладушки» и старательно игнорируя Хлою, продолжавшую что-то говорить. А еще будут глупые вопросы копов из разряда «А как вам это удалось, мисс?», на которые придется не менее глупо таращить глаза и непонимающе хлопать ресницами. Благо хоть внешность ее позволяла проворачивать такие фокусы без особых проблем. Ну кто заподозрит в чем-либо — и в первую очередь в наличии мозгов — блондинистую девицу с округлой, пухленькой, словно детской, мордашкой и невинными голубыми глазищами? К сожалению, с Хлоей, тоже блондинкой, хоть и не с таким откровенно глупеньким лицом, подобный номер вряд ли прошел бы. — Ты же из Смолвиля родом, правда? — Хлоя схватила ее за плечо, пытаясь привлечь внимание, и Эмма нервно дернулась, чуть не выронив сумку. — Слушай, — начала она, изо всех сил пытаясь подавить раздражение: если она хотела подобраться ближе к маячившей перед носом загадке деревенского мальчика, неразумно было бы фыркать на его подружку, — давай… Визг шин и приближающийся рев мотора внезапно сорвавшейся с места машины не дали договорить. Обернувшись, Эмма растерянно уставилась на несущуюся к ним на всех парах тачку. Время будто замедлилось, превратившись в тягучий липкий сироп, в котором она застряла, как муха, не в состоянии пошевелиться, сдвинуться с места, сделать хоть что-нибудь, кроме как тупо стоять и смотреть. Даже сил вскинуть руку, чтобы заслониться от слепящего света фар, внезапно не стало. Хлоя дернула ее в сторону, наверное, хотела заставить бежать, но только свалила с ног. Боль в плече от соприкосновения с асфальтом выдернула из ступора, и Эмма попыталась встать. Левую ногу прострелило болью, и та тут же подломилась. Эмме осталось только одно — беспомощно отползать, расширенными от страха глазами глядя на приближающуюся смерть. — Кларк! — заорала Хлоя над головой, подхватывая ее под руки и пытаясь оттащить назад. «Очень полезно. Мы умрем на два шага дальше. Может, даже…» Вялая мысль, сопровождающаяся полуистерическим смешком, оборвалась и сменилась тупым шоком, когда перед ними выросла высокая фигура в знакомой ярко-красной куртке. «Идиот!» — хотела закричать Эмма, но слова вдруг все куда-то делись, и рот отказался формировать что-либо, кроме очень красноречивого «О». Больше тонны металла с лязгом и грохотом врезались в человека, даже не сдвинув его с места. Бампер согнулся, словно размягченный пластилин, заворачиваясь двумя рваными рукавами вокруг нерушимого препятствия. Парень нагнулся и небрежно оттолкнул то, что еще недавно было автомобилем. Груда металлолома откатилась назад, дребезжа обломками и щедро рассыпая битое стекло. Эмма с вожделением подумала о бутылке бренди, припрятанной в подвале, подальше от зорких маминых глаз. Ха, будто от полковника Бойд можно что-то на самом деле спрятать! И… и о чем она, к черту, вообще думает?! — Кто может выдержать такой удар и остаться в живых? Даже с места не сдвинуться… Как?.. — пробормотала она, глядя в обеспокоенные глаза склонившейся к ней Хлои. — Кто он, к черту, такой, твой приятель?! И только когда Салливан бодро отрапортовала: «Неуязвимый пришелец с Криптона! Ему эта машина — что нам комар», Эмма осознала, что голос, ее особый, подавляющий волю голос включился сам собой, как бывало уже не раз в минуты опасности. Она видела, как заполняются ужасом глаза Хлои, видела, что парень, только что спасший ей жизнь, смотрит с отчаянным неверием то на нее, то на свою подругу… Не парень — нечто, внешне похожее на парня. Оно могло быть даже не мужского пола на самом деле. По спине прошел озноб, и Эмма внезапно поняла, что на стоянке, кроме них троих, больше никого нет. Водитель машины, пытавшейся их задавить, вряд ли был в сознании, если вообще жив, после столкновения такой силы, и даже неудавшийся воришка умудрился сбежать, когда Эмма отползла слишком далеко в слабой попытке спастись. — Не двигайся! — приказала она этому… существу, когда оно попыталось шагнуть вперед, к ним. — Послушай… — существо провело рукой по волосам, выставив вторую ладонью вперед в успокаивающем жесте, и Эмма обомлела: она сказала ему «не двигаться», а не просто «стоять на месте». Никогда… Никогда еще она не встречала того, кто был бы способен сопротивляться ее приказам. Почувствовав прикосновение к плечу, она взвизгнула и рванулась назад, пытаясь одновременно и отодвинуться подальше от Хлои, и встать на ноги. На свои дрожащие ноги, одна из которых еще и вывихнута, если не хуже… «Ну ты и попала, дорогуша. Выпутывайся! Срочно!» — прозвучало в голове почему-то маминым голосом, и Эмма попыталась взять себя в руки. Она дочь своей матери, в конце концов, а не какая-то там трусливая бимбо. — Эмма… Тебя же Эмма зовут, верно? Так вот, Эмма, давай успокоимся и… — Хлоя тоже выставила вперед руку, не пытаясь, к счастью, ее преследовать. Впрочем, зачем преследовать-то? Как будто ей было куда деться. Во рту появился неприятный привкус, и Эмма поняла, что прикусила себе щеку, сжимая зубы посильнее, чтобы не стучали от страха. — Не хочу я успокаиваться! — Ее ощутимо трясло. — Неуязвимый… Неподвластный… Так не бывает… не бывает… — пробормотала Эмма себе под нос, кое-как все же поднимаясь с четверенек. Покачнулась, но устояла. И уже громко спросила у Хлои: — Что… что на него вообще действует?! — Зеленый метеорит лишает сил, красный снимает моральные запреты, — послушно сообщила та и тут же с ужасом закрыла рот ладонями, словно пытаясь затолкать слова обратно. — Ах ты сука! — воскликнула она спустя мгновение и рванула вперед. Эмма инстинктивно отшатнулась и чуть снова не упала. — Сидеть! — Хлоя! Их окрики прозвучали практически одновременно. Хлоя звучно шлепнулась на задницу, поморщилась, но тут же попыталась испепелить Эмму взглядом и угрожающе зашипела: — Только попробуй что-то сделать… Только посмей кому-то сказать… — Хлоя! — существо вмиг оказалось возле своей приятельницы, опустилось рядом на колени и рявкнуло на Эмму: — Что ты с ней сделала?! — Ничего! Ничего! Как только я уеду, она сможет идти! — затараторила Эмма, покрываясь холодным потом под его гневным взглядом. Она пятилась к своей машине со всей доступной ее ноге, стреляющей болью при каждом движении, скоростью. И это было очень, очень медленно. Если сейчас оно бросится на нее… — Не приближайся, иначе твоя подружка разорвет себе горло, — добавила Эмма поспешно, продолжая пятиться. Блеф, но ему об этом знать неоткуда. — Я убью тебя! — выкрикнула Хлоя, даже не пытаясь стереть текущие по щекам слезы. — Только попробуй что-то сделать или статью… — она запнулась, подавившись всхлипом, но почти сразу пришла в себя, — статью написать, я тебя убью! — Хлоя… — существо обняло подругу за плечи и посмотрело на Эмму укоряющим взглядом, будто это она только что пригрозила кого-то убить. Ну, технически, может, и пригрозила, напомнила себе Эмма, но в отличие от этой психованной у нее не было ни возможности, ни намерения реализовывать свою угрозу. — Да какая статья?! Мне что, думаешь, охота оказаться в дурке с бредом о пришельцах?! Отстаньте от меня, уроды! Просто отстаньте! Ударившись задницей обо что-то твердое, она оглянулась и убедилась, что наконец-то дохромала до своего «форда». Не отрывая взгляда от парочки, дрожащей рукой на ощупь открыла дверцу и скользнула на сидение. То есть скользнуть, изящно и, главное, очень быстро, предполагалось — на деле получилось нечто вроде попыток черепахи заползти в коробку со слишком узким отверстием. Но, пусть и с некоторыми сложностями, в конце концов она все же оказалась в безопасности знакомого салона. Относительной безопасности… эфемерной просто-таки, тут же издевательски напомнила часть сознания, отвечающая за здоровый пессимизм, размахивая перед ее внутренним взором картиной тотально порушенного после столкновения с инопланетным существом автомобиля. С тем самым существом, которое находилось сейчас менее чем в двадцати футах… Вполголоса умоляя собственные руки не трястись так сильно, Эмма завела мотор и сорвалась с места, глядя в зеркало заднего вида на постепенно уменьшающиеся фигуры на стоянке и отчаянно мечтая о заветной бутылке в подвале.