Когда все обратится в пыль

Дэвидсон жил в новом многоквартирном доме, слишком хорошем для обычного бармена, работающего в захудалом клубе. И жил он здесь недавно, по информации, найденной Хлоей. Совсем недавно. Создавалось впечатление, что в какой-то момент простой, как десять центов, обитатель трущоб Метрополиса Чарльз Дэвидсон внезапно решил, что достоин лучшей жизни. И что еще подозрительнее — без видимых усилий (а также источников дохода) нашел деньги на претворение своего решения в жизнь, для старта приобретя новую машину и сняв квартиру в престижном районе. А еще начал встречаться с некоторыми посетителями клуба в нерабочее время, после чего те вскоре исчезали из числа живых, мигрируя в списки умерших по необъяснимым причинам. И учитывая средний уровень дохода таких жертв, дело было не в деньгах. Во всяком случае — не напрямую. Кларк проскользнул на нужный этаж с лестничной площадки, проигнорировав оборудованный камерой лифт, и замер, сканируя ближайшие квартиры и прислушиваясь. В трех царила тишина и высвеченные рентгеновским зрением скелеты лежали на кроватях, являя типичную для позднего — далеко за полночь — времени картину. Четвертая оказалась пуста. А вот обитатель пятой, квартиры Дэвидсона как раз, не спал, а неторопливо и будто без особой цели прохаживался туда-сюда. На какой-то момент Кларк подумал было, что это сам Дэвидсон собирает вещи, но тут же отбросил мысль: человек был выше и стройнее низкорослого, коренастого бармена, да и передвигался слишком медленно, словно на прогулке, ни к чему не прикасаясь, вообще, похоже, держа руки в карманах брюк… Старательно подавляя полным ходом растущее дурное предчувствие — может, у него есть еще одна суперспособность: лексорадар? или лексомагнит? — Кларк толкнул незапертую дверь и смело вошел в просторную квартиру-студию. — Что ты здесь делаешь? — спросил он громко. Возможно, чересчур: суперслух услужливо доложил о прекращении храпа в соседней квартире. — Кажется, я могу спросить тебя о том же. Лекс — конечно же, Кларк не ошибся — обернулся, отвлекаясь от изучения чего-то на чужом столе, не потрудившись даже вздрогнуть или изобразить удивление, и Кларк задался вопросом, не обладает ли он в свою очередь некоей суперспособностью, позволяющей, очевидно, без проблем обнаруживать его, Кларка, приближение. Тяжелый, немигающий взгляд серых глаз послужил дополнительной искрой для уже тлеющего раздражения. Лекс будто на нерадивого, безнадежно разочаровавшего его своей тупостью подчиненного смотрел, а среди таковых Кларк себя точно не числил. Ни среди подчиненных, ни тем более среди тупых. Или наоборот? Не так просто решить, что хуже: быть недалеким или вынужденным подчиняться Лютору. Или это взаимосвязано? Хватило же Кларку «ума» почти четыре года вестись на ловкое манипулирование Лекса, счастливо при этом улыбаясь и с восторгом ловя каждое его слово. На последней мысли он невольно поморщился. — Где Дэвидсон? — Хороший вопрос. Не думаю, правда, что я на него отвечу. — Лекс отвернулся и все тем же прогулочным шагом направился к дальней стене — воплощенная уверенность в обертке обманчивой мягкости. Обманчиво плавные движения, когда Кларк прекрасно помнил, как он фехтует, обманчиво мягкие черты лица, когда Кларк очень хорошо знал, как сжимаются эти тонкие губы, твердеет подбородок и заостряются скулы в момент принятия окончательного решения, обманчивая хрупкость лишенного иллюзорной защиты волос черепа, когда Кларк отлично понимал, какой опасный и цепкий ум скрывается там. Все в Лексе было таким — ненастоящим. Не тем, чем кажется. Лживым. И увы, Кларку понадобилось слишком много времени, чтобы это понять. — Это чужой дом, Лекс, — озвучил он очевидное. Раздражение незаметно мутировало в злость, покалывающую кожу изнутри крохотными иглами. Он уже и не помнил, когда с Лексом было по-другому. А ведь еще пару лет назад они могли часами говорить обо всем на свете или вовсе ни о чем. Не то чтобы тогда Кларк не чувствовал напряжения. В конце концов, Лекс, с его неуемной энергией похожий на туго сжатую пружину, готовую распрямиться в любой момент с самыми непредсказуемыми последствиями, и безмятежность — понятия несовместимые. Но момент, когда это странное предчувствие чего-то… нет, не опасного, но неизвестного превратилось в ожидание обязательных неприятностей, Кларк упустил. — Ты не имеешь права здесь находиться. — Да что ты говоришь… — отстраненно протянул Лекс, быстро и вроде бы без особого интереса просматривая бумаги на полке. — Странно это слышать. От тебя. Судя по твоим привычкам, понятие неприкосновенности частной собственности так и осталось для тебя непостижимой концепцией. Или вы с Дэвидсоном… — он внезапно замолчал, глядя на что-то перед собой. Кларк успел сделать только шаг вперед, желая узнать, что же могло сбить Лекса с мысли, как тот резко развернулся, яростно комкая что-то в кулаке, и стремительно направился к выходу. Кларку ничего не оставалось, кроме как отступить, освобождая дорогу. Не то чтобы студия была маленькой или захламленной. Не то чтобы Лекс не мог обойти. И не то чтобы он вдруг мог забыть, что не один в помещении. Даже несмотря на отсутствующий взгляд, свидетельствующий о том, что мысли его уже далеко. Всего лишь дурацкая уверенность — за которую у Люторов наверняка отвечает специальный ген, — что его пропустят. Что с его пути обязаны убраться в ту же секунду, как только он соизволит дать понять, что выбрал эту дорогу. На какое-то мгновение нестерпимо захотелось остаться на месте. Просто посмотреть, что будет. Что сделает Лекс, наткнувшись на нерушимую преграду его тела. Уронит свое достоинство, сделав все же несколько лишних шагов? Попытается оттолкнуть? Подвинуть? Или, стоя совсем близко, просто поднимет глаза, враждебные, серые, как грозовое небо (и Кларк уже совсем не помнил того времени, когда в них, как солнечные лучи сквозь плотное покрывало туч, мелькали отсветы улыбок), посмотрит в его собственные — а будто сквозь, прямо в душу, — и Кларк снова потеряется в мыслях и ощущениях, не зная, что говорить и как дышать, как бывало когда-то?.. Он мысленно дал себе подзатыльник: сейчас было не время выяснять, кто сильнее. Или хитрее. Или… Или даже думать об этом. К сожалению, когда дело касалось его бывшего друга, мозг брал отпуск, передавая бразды правления эмоциям, главной из которых давно уже стало раздражение. И кажется, Лексу это было известно. Более того — доставляло немалое удовольствие. К щекам от злости прилила кровь. Лекс уже скрылся за дверью, и догонять Кларк не стал. Вряд ли это помогло бы узнать, куда он так сорвался. Те времена, когда Кларк мог бы просто спросить, давно прошли, если вообще когда-либо были. Ведь одно дело задать вопрос, и совсем другое — получить на него ответ. Особенно правдивый. Сомнительно было, что валяющиеся на полке бумаги дадут подсказку — не оставил бы Лекс что-либо ценное, — но Кларк все равно подошел их просмотреть, одновременно прислушиваясь к затихающим в коридоре шагам. «Все к дому Райса. Сейчас же!» — рявкнул Лекс в телефон уже в лифте. Кларк в одно мгновение заново переворошил счета, письма и какие-то совсем уж невразумительные заметки, пытаясь найти подсказку, кто такой этот Райс, и, ожидаемо не обнаружив ничего полезного, вытянул из кармана собственный мобильник. — Что случилось? — с ходу забеспокоилась Хлоя. На заднем фоне ровно шумел двигатель автомобиля. — Ничего, — заверил ее Кларк, в долю секунды сбегая по лестнице вниз. Поймав взглядом знакомую фигуру в черном пальто, как раз заворачивающую за угол, направился следом, стараясь держаться на расстоянии: суперслухом Лекс не обладал, но и обычного могло хватить, учитывая утихшее к ночи уличное движение. — Дэвидсон, очевидно, поехал не домой, зато угадай, кто оказался в его квартире, когда я пришел? — Кларк, я бы с удовольствием поиграла в вопрос-ответ, но… — Ладно, ладно, прости. Лекс. И ушел… да нет, унесся он оттуда на всех парах. Я подслушал, куда он направил своих людей. Точнее, к кому. К какому-то Райсу. — Кларк прижался к стене, наблюдая, как Лекс садится в машину — одну из своих показушных спортивных красавиц; видимо, секретность этим вечером его мало заботила — и запускает мощный двигатель. — Я прослежу за ним, но мне надо, чтобы ты поискала что-нибудь об этом Райсе, кто он и зачем может быть нужен Дэвидсону. И Лексу. Хлоя издала какой-то странный звук, похожий на полузадушенный смех или плач. Или и то и другое одновременно. — Знаешь, Кларк, нам, простым смертным, вообще-то требуется время на то, чтобы добраться из точки А в точку Б. Это я к тому, что я только-только выехала из Метрополиса и домой попаду еще нескоро. А там первым делом надо будет заняться нашей замечательной мисс Бойд. — Забудь о ней. Не думаю, что она куда-то денется за сутки, все равно стоит дать ей прийти в себя, прежде чем пытаться о чем-то говорить. А Дэвидсон неизвестно где и, может, прямо сейчас кого-то убивает, может, как раз этого самого Райса, кем бы он ни был. Лекс что-то нашел в квартире Дэвидсона, после чего вылетел оттуда как ошпаренный. И это все не просто так, понимаешь? — Кларк! Общие дела нашего бармена-мутанта и Лекса — это, конечно, важно, но Эмма важнее! Она — прямая угроза твоей безопасности! Ты как знаешь, но я это просто так не оставлю! — Хлоя, ну подумай, куда она пойдет? Кто ей поверит без доказательств? Как она сама и сказала, с такими заявлениями прямая дорога в психушку. Я с ней обязательно поговорю. Или, скорее, ты. Или мы вместе. Но не она наша главная забота, Хлоя. — Кларк… — Позвони, когда что-то найдешь, — перебил он. С чувством вины Кларк был знаком не понаслышке и понимал Хлою с ее желанием во что бы то ни стало все исправить, но времени на ее утешение прямо сейчас просто не было. Серебристый Порше уже скрылся из виду, и если догнать машину он мог запросто, то шансы отыскать ее в путанице улиц равнялись почти что нулю. Поспешно засунув телефон обратно в карман джинсов, он перешел на суперскорость.

***

В воздухе отвратительно воняло гарью, полностью заглушающей тонкие ароматы поздней осени. Дом погасили быстро, даже внешняя отделка почти не успела пострадать, но надеяться на то, что кто-то выжил внутри, не приходилось. Чрезвычайно полезный, уникальный мутант, способный на глаз — слепой по факту, что придавало ситуации некоторую нездоровую иронию, — определять наличие мутации у других, превратился в дымящуюся головешку. Замечательно. Просто замечательно. Хотелось длинно и замысловато выругаться, и на какой-то момент Лекс пожалел, что не имеет такой привычки. Мысленно добавив еще один пункт к внушительному счету Дэвидсона, за последние пару недель отправившего на тот свет троих фриков — чипованных, которых Лекс считал почти что своей собственностью, — он развернулся и пошел к машине. Фрэд Пирсон, глава группы, которая должна была прибыть на место — вовремя! — и задержать Дэвидсона или хотя бы защитить Райса, наткнулся на его взгляд и поспешно отступил, растворяясь среди спасателей. Бессмысленный поступок. Лекса всегда забавляли люди, думающие, что время им поможет. Что стоит просто подождать, спрятаться и отсидеться в какой-то дыре, и его гнев каким-то магическим образом иссякнет. Он пока не решил, стоит ли это рассматривать как оскорбление (они предполагали наличие у него некой формы склероза, видимо?) или же просто как доказательство их безнадежной тупости. В любом случае подобная тактика им ничуть не помогала. Правда, времени на то, чтобы это понять, у них, как правило, уже не оказывалось: он предпочитал не иметь дела с идиотами. В качестве подчиненных, по крайней мере. Между машинами мелькнула знакомая высокая фигура в красной куртке, и Лекс помедлил, наблюдая за передвижениями бывшего друга. Вот Кларк подошел к полицейскому, настойчиво игнорируя недовольство последнего. Не будь это маленький городишко, в котором все друг друга знают, его бы просто послали, как минимум за желтую ленту. Но это был Смолвиль, и помощник шерифа пусть и нехотя, сквозь зубы, но что-то сказал. Что-то, явно выходящее за рамки лекции на тему: «В каких пределах допустимо вмешательство простых обывателей в работу полиции». Собственно, ничего, чего бы Лекс не знал — или не мог узнать в ближайшие двадцать четыре часа — сказать он не мог, но желание выйти из машины и присоединиться к разговору все равно возникло. Можно было, к примеру, спросить, что здесь делает Кларк. Или как ему удалось добраться из Метрополиса так быстро, учитывая, что самому Лексу для этого понадобился вертолет. Или что он вообще забыл возле этого конкретного дома. В бумагах Дэвидсона больше не было подсказок, куда тот собирался наведаться, в этом Лекс был почти уверен. Впрочем, за годы, проведенные в Смолвиле, он научился не удивляться и уже даже почти не возмущаться тому факту, что в любом мало-мальски связанном с метеоритными фриками деле обязательно торчал наглый нос Хлои Салливан. А где Хлоя — там и Кларк. И тем интереснее — и полезнее — было бы узнать, что известно этим доморощенным Шерлокам. Конечно, Кларк бы не ответил. Он никогда не отвечал, во всяком случае правдиво, даже в те времена, когда они еще вроде как были друзьями. А были ли?.. Но рука уже автоматически потянулась к дверце. Почти рефлекс — оказаться рядом. Или инстинкт? Как у собаки. К горлу подкатила желчь. Захотелось скривиться и сплюнуть, но такой привычки у него не было тоже. Кларк повернулся и посмотрел на него, осуждение и обвинение — неконкретное и бездоказательное, но разве Кентов это когда-нибудь останавливало? — во плоти. Лекс завел мотор и утопил педаль газа, срываясь с места почти мгновенно. Машину чуть повело, но он быстро выровнялся. Жаль, что уже так поздно и Лана наверняка легла спать: секс всегда был лучшим способом сбросить напряжение, а иногда и злость. Особенно если это секс с бывшей — и все еще любимой — девушкой того, кто эту злость и вызывал.

***

Эмма уже минут десять как поднялась к себе в спальню, когда Валери наконец оторвала взгляд от темной полированной поверхности кофейного столика, осторожно встала, забрала со стола чашку с недопитым чаем и пошла на кухню. Аккуратно переставляя ноги, будто опасаясь разлить остатки чая или растоптать что-то хрупкое на полу. Жидкости в чашке осталось явно недостаточно, да и под удобными домашними туфлями были обычные чистые доски, зато такой — хрупкой и переполненной — она чувствовала себя. Как и всегда, когда в голове скапливалось слишком много мыслей, каждая из которых соперничала по важности со следующей и предыдущей. Казалось, отвлекись на мгновение — и обязательно что-то упустишь, что-то выскользнет из четкой цепочки с крайне непрочными звеньями. А потому — минимум движений и предельная сосредоточенность. Словно строишь карточный домик, только у себя в голове, подумала Валери. Губы тронула скованная улыбка. Желтый, приглушенный огромным абажуром свет залил небольшую кухоньку, тоже всю в желто-бежевых тонах, от вытертых за годы рыжеватых досок на полу до ярких, даже ночью напоминавших солнечные блики, занавесок на окне. Улыбка Валери на мгновение стала чуть шире: после ее отъезда Эмма шаг за шагом превращала дом в нечто очень похожее на святилище для поклонения Солнцу. Или просто теплу. Тому, чего ее слишком много знающей о людях девочке всегда не хватало. Экономными движениями Валери налила себе последнюю порцию уже остывшего кофе (в светло-желтую чашку), присела на высокую кухонную табуретку и открыла ноутбук. Подумала минуту и, аккуратно соскользнув со стула, снова запустила кофеварку. Ночь предстояла долгая. Во-первых, следовало собрать общедоступную информацию об объекте. Во-вторых, получить связанные данные из источников с ограниченным доступом. И, наконец, в-третьих… А вот до «в-третьих» надо было еще дойти. Потому что если Валери прекрасно знала, что дочь не врет и самой Эмме никто соврать не может, то другим об этом знать было совсем не обязательно. И в Бернсвилль Эмме ехать на самом деле не стоило. Слишком близко к тем, кому ее особые способности оказались бы более чем на руку. Валери с грустной улыбкой вспомнила наивные мечты дочери служить наравне с ней и чего ей стоило отговорить свою храбрую малышку, так жаждавшую приносить пользу с большой буквы. О да, Эмма сделала бы блестящую карьеру. А заодно узнала, что такое приказы. Которым нужно подчиняться, даже когда понимаешь… нет, знаешь наверняка, что на самом деле стоит за ними. И кроме того, поняла бы не только на примере отца, что мужчины очень, очень не любят сильных женщин. Даже когда вся их сила состоит лишь в умении приказывать самим себе: не раскисать, не сдаваться, не отступать перед тем, от чего бросает в дрожь и холодный пот. Что уж говорить о девушке, которая может приказать любому? Если возможность избавить Эмму от переезда существовала, Валери намеревалась ее найти. Не оставляя при этом дочь на милость инопланетного монстра. При одной мысли об этом ее молнией прошибала безудержная ярость. Эмме понадобилось столько лет, чтобы справиться со всем, только каких-то три-четыре года назад ее кошмары почти сошли на нет, и вот — эта встреча. Словно злая шутка. Эмма, конечно, пыталась показать, что преодолела страх или, по крайней мере, готова его преодолеть, но Валери видела правду. Знала. Точно так же, как знала об изменах мужа еще до того, как Эмма заставила его сказать. Не совсем понятными оставались мотивы существа, которое не сделало ничего, чтобы задержать Эмму… Которое не сделало ничего Эмме… Но это как раз волновало ее в последнюю очередь. Того, что оно здесь, на Земле, прячется среди людей, занимаясь неизвестно чем, было более чем достаточно для беспокойства. Чем бы оно ни руководствовалось — кто мог поручиться, что завтра его желания, мысли или потребности не изменятся? Кто мог поручиться, что его мышление не отличается от человеческого и может быть проанализировано с помощью человеческой же логики? К трем часам ночи предварительный отчет был готов. В пять утра заключение о предположительной угрозе ушло по адресу. Точнее, по двум. Прежде чем вбить в адресную строку второй, Валери минут пять бездумно водила пальцами по клавиатуре. Думала, вспоминала, взвешивала. После отправки обратной дороги не будет — это она знала точно. Не с его упорством и целеустремленностью, граничащей порой с безразличием к цене и последствиям. Не много существовало в мире людей, способных вызвать у нее страх, но этот человек был точно из их числа. Валери могла бы сказать, что порой ей казалось: встань она случайно на его пути — и он сметет ее, не задумавшись даже на секунду, как слепая и неумолимая сила природы. Вот только ей не казалось — она точно знала. Но с другой стороны — именно это и требовалось в данном случае, разве нет? Решительно нажав "Отправить", Валери потерла кончиками пальцев глаза, наконец-то позволяя себе нормальные движения, и попыталась выпрямиться. Спину ломило нещадно. Она кое-как сползла со стула и прошлась по небольшому помещению, лавируя в тесном лабиринте кухонной мебели. Чистые столешницы с гордостью несли на себе царапины и сколы, как древние воины — шрамы. Неумолимые отметки времени и обстоятельств. Для одних — повод стыдиться, для других — похвастаться. А для кого-то — жизненная веха. Пальцы словно сами собой нашли глубокую щербину, которую оставила Эмма, проводившая свои первые опыты с готовкой и не удержавшая слишком тяжелую сковородку, и Валери улыбнулась, вспоминая грохот, испуг дочери, беззлобную ругань Джейка и… Хорошо все-таки, что она так и не продала дом после развода. Эмма была против. Даже когда могла приезжать сюда с военной базы в Западной Виргинии не чаще раза в месяц, проводя выходные в обществе пыли и призраков прошлой жизни. Валери невольно фыркнула, вспоминая, как Эмма рвалась в Метрополис, якобы к отцу. Будто Валери не знала, что их общение ограничивалось редкими совместными обедами да электронными письмами с поздравлениями по праздникам. Но даже в шестнадцать Эмма была настойчива. И не такое перекати-поле, как она сама. Эмме всегда нужны были корни — не столько то, за что можно ухватиться, сколько нечто, способное определить, даже ограничить. Удивительная любовь к несвободе как для девушки, всеми правдами и неправдами пытающейся избавиться от материнской опеки. Прослеживая подушечками пальцев карту давних мелких происшествий, отпечатанную на искусственном камне столешницы, Валери остановилась в полушаге от окна, держась в тени стены. Оно могло быть там, за непрочными кирпичными стенами старого дома, таиться в темноте, выжидать… И если бы оно решило напасть прямо сейчас, вряд ли бы его что-нибудь остановило. Ни оружие, ни расстояние, судя по словам Эммы. Но что-то все же удерживало его от активных действий. Пока удерживало. Словно послушные овцы, идущие знакомой дорогой, мысли полностью переключились на объект. Да, за сегодняшнюю ночь эта «дорога» стала и вправду знакомой, хотя и полной темных уголков, нехоженых ответвлений и коварных пропастей, которые еще предстояло изучить. Тщательно проверить знакомых и друзей. Еще тщательнее — приемных родителей, которые не могли не знать, кого приютили. А значит… либо они пособники, либо — давно уже пустые оболочки, бывшие когда-то людьми. При взгляде на редкие фотографии семьи Кентов, попавшие в газеты, почему-то казалось, что верно второе. Слишком уж они были… образцовые, словно картинка в рекламе. Хотя… может, так казалось потому, что она уже знала? «Может, стоило…» — мысль прервалась, не получив развития. Время — самый важный фактор, когда имеешь дело с таким врагом. Здесь нет места для сомнений и уточнений, ведущих к одному — к промедлению. А главное ясно и так. Тайно живущие среди людей пришельцы — это угроза, причем такая, что при одной только мысли о ее масштабах волосы вставали дыбом и мурашки начинали маршировать по коже своими колючими ледяными лапками. И второй адрес, по которому она отправила заключение, технически не являлся нарушением инструкций. Просто должен был позволить ей, как Валери надеялась, участвовать в происходящем, несмотря на личную заинтересованность и не совсем соответствующий профиль службы. А значит, и точно знать, сколько еще этих тварей бродит поблизости, что они планируют и, соответственно, как обеспечить безопасность той дочери, которая у нее осталась, раз уж с защитой младшей она так непоправимо не справилась. Даже сейчас, спустя почти восемнадцать лет, ей казалось, что это именно ее вина. Что ей всего лишь стоило не соглашаться на поездку в Смолвиль, к Лорен. Что ей не надо было оставлять детей с золовкой и ехать с Джейком по магазинам… В конце концов, какие, к черту, магазины в захудалом городишке на краю земли?! Ей всего лишь не стоило поддаваться желанию сделать приятное мужу, позволив ему побродить по улочкам родного города так, будто он просто сопровождает жену, одержимую обычной страстью женщин к покупкам. Всего лишь. Но кто мог знать, что в обычный день на обычный городок обрушатся метеориты? А судя по наконец-то воспринятой под правильным углом информации, и не только они. Верно, никто. А ведь подсказки были. Не о самом метеоритном дожде, но о его последствиях. Просто никто не смотрел правильно. Никто не знал, куда смотреть и что это вообще стоит делать. К примеру, не отбрасывать как пьяный бред, достойный внимания лишь дешевого бульварного листка, слова местного жителя о чем-то, упавшем вместе с метеоритами, но точно на них не похожем. Обратить внимание на огромнейшее количество необъяснимых с точки зрения нормальной логики происшествий. Как и на то, сколько пациентов, странных даже по меркам психиатрических лечебниц, «поставляет» этот замечательный городок. Или хотя бы на слова двоих полицейских, переживших столкновение с пришельцами, прибывшими со вторым метеоритным дождем чуть больше года назад. Но нет же — их просто посчитали сумасшедшими. Впрочем, раздражение на бездарных аналитиков угасло, не успев толком сформироваться: если бы о живом пришельце ей сказала не Эмма… Вряд ли ее реакция была бы намного лучше. Человечество слишком привыкло к тому, что всякие там летающие тарелки существуют исключительно в кино и воображении нездоровых лунатиков. Гораздо проще — и спокойнее — списать разрозненные странности на чью-то чрезмерную впечатлительность и слабую психику, чем напрячься и попытаться увидеть всю картину целиком. А ведь стоило всего лишь вглядеться как следует — и все встало на свои места. Валери поежилась, пытаясь представить, сколько еще инопланетных существ может бродить рядом, маскируясь под обычных людей. Или даже становясь ими. Кто мог сказать, как на самом деле выглядят пришельцы? И каким образом они становятся настолько похожими на людей? Эта мысль пугала сильнее всего, но и отбрасывать ее, пряча голову в песок, было бы непростительной ошибкой. Хватит. Захватчики и так получили слишком большую фору, имея возможность проникать куда угодно, в любые сферы жизни, и воплощать свои неведомые планы, пока человечество пребывало в блаженном неведении. Эта вина тоже лежала на ней. Да, они могли быть на Земле уже давно, прятаться и готовиться. Но Валери ведь была там. Прямо там, в этом проклятом городишке, тогда, когда прибытие новых можно было заметить. Подумать, догадаться, проследить, в конце концов. Что угодно, только не сидеть сложа руки, позволяя заразе беспрепятственно расползаться по округе и еще бог весть куда. Но Валери не только не защитила свою малышку, но и… никого. Она не защитила никого. Слабая, бесполезная дура, ослепшая от своего горя.