Ни войны, ни мира

Время тянулось неимоверно медленно. Казалось, будто тоненькая секундная стрелка совершала круги не в воздухе, а в какой-то более вязкой субстанции. Комната за день успела остыть, но Люциус не стал разжигать огонь в камине. Он вглядывался в хрупкую фигурку Гермионы, пытаясь разгадать, что стало причиной такого сильного жара. И ответа не находил. «Это точно не драконья оспа», ― сделал вывод Малфой. Уж её-то признаки он знал в высшей мере хорошо. Поэтому вполне спокойно сидел рядом с Гермионой, не боясь заразиться опасным магическим заболеванием, которое унесло много жизней волшебников. Так же, как и война. Целители и зельевары многих стран долгие годы упорно трудились, пытаясь изобрести лекарство от этого жуткого недуга, но так и не преуспели. После того как сова унесла записку, паника исчезла. Полностью. Люциуса обнадёживало, что Поттер любыми возможными и невозможными способами докопается до истины. Не ради справедливости и Малфоя, конечно, но прежде всего ради здоровья и благополучия Грейнджер. — Пожалуйста, Роза, открой глазки, — прошептала Гермиона во сне. По её щеке скатилась одинокая слеза, прочертив мокрую дорожку, которая моментально высохла. Люциус отшатнулся. Он не был готов становиться свидетелем чужого горя. Абстрактная и далёкая беда — это одно, но наблюдать, как рядом изливается чужая боль — совсем другое. Ему со своими проблемами справиться бы. А он-то, глупец, полагал, что Грейнджер не сломалась. Чушь. Люциус спустился вниз, распахнул входную дверь и нос к носу столкнулся с разъярённым Поттером. — Бежать собрались, мистер Малфой? — зелёные глаза полыхнули гневным блеском, — как это похоже на вас. Люциус, сжав губы в тонкую полоску, посторонился, пропуская аврора в дом. Гарри привычно оглядел помещение, чтобы удостовериться в отсутствии засады, и, заметив на красивом, тончайшей ручной работы, столе бутылку виски, ухмыльнулся. — Где Гермиона? — спросил он, и от внимания Люциуса не скрылось, как ярость сменяется беспокойством. Почти панической тревогой. Страхом и болью. И Малфой догадался, что Поттер ни на кнат не поверил его словам, а пришёл спасать здоровую Грейнджер из лап бывшего Пожирателя, и оттого ничего, кроме отчаянной решимости, не испытывал. — В моей комнате, — Люциус равнодушно пожал плечами и уселся на диван, бережно устраивая трость рядом с собой. Он посчитал свой долг выполненным. "Я в няньки не нанимался". Расположение комнат Гарри знал прекрасно и легко мог ориентироваться в мэноре даже с закрытыми глазами: несколько лет назад обыскивал дом вместе с другими аврорами. Целую неделю. Правда так ничего и не нашёл. Самое ценное (и опасное) Малфой хранил в специальном сейфе Гринготтса, а Пожиратели, квартировавшие в мэноре вместе с Волдемортом, свои вещи предпочитали держать при себе. Привыкли никому не доверять. И Люциус разделял эту привычку. Потом с удивлением узнал, что маглы тоже весьма недоверчивы, особенно, когда дело касалось финансов. Поттер поднялся наверх, а Малфой откупорил бутылку и налил золотисто-янтарный напиток в бокал. "Едва ли этот доморощенный герой станет рисковать жизнью своей горячо любимой подружки". Люциус оказался прав. Не прошло и пяти минут, как Гарри вернулся обратно. Один. — Я не могу её забрать. Она слишком горячая, — извиняющийся голос Поттера в звенящей тишине мэнора показался особенно громким. Люциус никак не отреагировал. Теперь, когда опасность миновала, он сидел абсолютно безразличный к проблемам давнего врага. Пусть выкручивается, как хочет. Малфой не собирался облегчать ему жизнь. С ним тоже никто никогда особо не церемонился. По крайней мере, бескорыстно. Люциус всегда платил самую дорогую цену за лояльное к себе отношение. — Можете оставить её здесь. Я сообщу, когда она совсем остынет, — сухо съязвил Люциус, ослабляя узел галстука. Он вовсе не желал грязнокровке смерти. После войны Малфой утратил к маглорождёным всякий интерес, да и Грейнджер жила своей ничем непримечательной жизнью, когда поняла, что возможность стать свободными не вызывает горячего энтузиазма у домовых эльфов. Гарри еле сдерживал себя. "Угораздило же Гермиону нарваться именно на Малфоя", — подумал он, пытаясь найти способ помочь подруге. Оставлять ситуацию на откуп времени было нельзя. — Вы позволите пригласить сюда целителя? — задал Гарри вопрос, не рассчитывая на положительный ответ. Он был уверен, что Малфой ничего не станет делать даром и постарается извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Люциус видел Поттера насквозь. Все чувства, эмоции были написаны на лице аврора. Стоит только отказать ему и можно смело распрощаться со своей маленькой мечтой. Или вовсе угодить за решётку. — Хоть гиппогрифа зовите. Лишь бы вы со своей полоумной подружкой убрались из моего дома, ― грубо ответил Малфой. Гарри, не веря своему счастью, еле сдержал благодарную улыбку. Теперь он надеялся, что совсем скоро вытащит Гермиону и из этого ужасного места, и из того состояния, в котором она находилась. Люциус оставил Поттера у камина, а сам дошёл до библиотеки, взял первую попавшуюся книгу и вернулся в гостиную, демонстративно игнорируя всё, что творилось в данный момент в мэноре. "Меня это не касается", — он отгородился от окружающего мира многостраничным нудным фолиантом. Гарри связался с больницей святого Мунго и с нетерпением ждал целителя, напряжённо вглядываясь в красивую кованную каминную решётку. Он никак не мог понять, что за несколько часов могло произойти с Гермионой. "Она не выглядела больной, когда мы были у Кингсли ". — Мистер Малфой, — Гарри отвернулся от камина, сделал несколько шагов вперёд и сжал руками спинку кресла, — расскажите, пожалуйста, всё, что случилось после вашей встречи с Гермионой. Люциус положил книгу на колени и окатил Гарри снисходительно-презрительным взглядом. — Мистер Поттер, — ответил он холодно, — я увидел мисс Грейнджер в лифте буквально за пару минут до того, как она потеряла сознание. Должен сказать, выглядела ваша подружка отвратительно. Еле на ногах держалась. Люциус снова уткнулся в книгу, давая понять, что беседа ему больше не интересна. Если Малфой говорил правду (а интуитивно Гарри верил его словам), то Гермиона пришла на работу уже больной. Тогда понятно, почему без воодушевления откликнулась на просьбу Кингсли. «Возможно, это просто акклиматизация», ― успокаивал себя он. Прибывшая целительница долго водила волшебной палочкой вдоль тела Гермионы, накладывая одно за другим диагностические заклинания, но ничего не обнаружила. Ни проклятий, ни физических повреждений, ни отравления у подруги не было. — Кроме безоара и бодроперцового зелья, мне вам предложить нечего, — сказала пожилая женщина в лимонной мантии. ― Спасибо. Оставьте всё на столике. После её ухода Гарри впал в уныние. Он не помнил, как ему снимали лихорадку, когда был маленьким. "Надо сообщить обо всём её родителям. Вместе и придумаем, как помочь», — он намочил полотенце холодной водой и положил ей на лоб. В фильмах часто показывали, что именно такой нехитрый метод помогал на время снять жар. И это действительно сработало. Практически сразу Гермиона открыла глаза и, обнаружив возле себя Гарри, вяло улыбнулась. — Привет, — прошептала она пересохшими губами, удивляясь удобству кровати. В помещении горело всего две свечи, поэтому Гермиона не могла рассмотреть интерьер. Однако понимала, что находится здесь впервые: такую удобную постель она бы не забыла никогда. — Ты меня напугала, — Гарри сел рядом и убрал успевшее нагреться полотенце с её лба. Она снова закрыла глаза. Хотелось остаться здесь навечно. Гарри, глядя на умиротворённое лицо Гермионы, с довольной улыбкой на губах потёршейся щекой о прохладный шёлк подушки, испытывал лёгкое чувство вины оттого, что должен вырвать её из исцеляющего сна и заставить перенести аппарацию. Мэнор пробуждал у Гарри исключительно негативные эмоции и ассоциировался с отдельным государством, на которое не распространялись законы магической Британии, а вся жизнь подчинялась воле Люциуса Малфоя. "Неужели этого высокомерного сноба устраивает изоляция?" — Гарри снова приложил остывшее полотенце ко лбу Гермионы, а потом обтёр её щеку, часть шеи и ладони. Она опять стала очень горячей. Целительница ушла десять минут назад, а Поттер и Грейнджер до сих пор торчали в его комнате. Люциус начал злиться: в конце концов, мэнор — не дом для свиданий. Малфой хотел спать. Всю прошлую ночь он посвятил планированию и расчётам, потому что, увлечённый своими идеями, так и не смог уснуть. А днём было просто некогда. Люциус запустил процедуру по выводу своих денежных средств из всех магловских предприятий, понимая, что многие из них обрекает либо на глубокий кризис, либо на банкротство. Из коридора послышался шум, и Малфой увидел, как в гостиную вошёл Поттер с Грейнджер на руках. Судя по закрытым глазам, она до сих пор не пришла в себя. — Спасибо. За помощь и гостеприимство, — Гарри достал из кармана мантии свою волшебную палочку и направился к двери. Губы Люциуса изогнулись в ледяной надменной улыбке: — Стало быть, ваша ненависть ко мне сильнее, чем страх за жизнь подруги? Гарри остановился на полпути. Никогда ещё он не ненавидел Малфоя так сильно. Поразительная способность этого скользкого человека извлекать выгоду из любой ситуации не позволила в своё время упечь его в Азкабан, а теперь предъявлять обвинения было уже поздно. — По-моему, вы забываетесь! ― Гарри резко одёрнул Люциуса, мечтая оказаться как можно дальше от ненавистного места, вызывающего самые скверные чувства и воспоминания. — Правда глаза колет, мистер Поттер? Подобного хамства Гарри стерпеть уже не смог. Он сжал в руке волшебную палочку и аппарировал вместе с Гермионой прямо из мэнора.