К тебе сквозь две тысячи лет

Полировка кристалла обещала быть долгой и нудной. Прикинув все «за» и «против», Леви согласился присоединиться к команде археологов. Вечером того же дня Ханджи была готова поделиться с ним даже кроватью. Но Леви только поморщился. Он предпочел свой практически стерильный спальник и номер в гостинице. Стараясь сохранять дистанцию между собой и пыле-грязевым адом, Леви рассылал запросы в различные инстанции из гостиницы, там же с нетерпением ждал ответов и инструкций. Но так как он настоял на том, чтобы с ним незамедлительно согласовывали любые изменения в ходе работ, Леви частенько подскакивал за полночь, поднятый по тревоге телефонным звонком, спешно натягивал ботинки на босу ногу и гнал внедорожник до тропы, ведущей к раскопкам, чтобы обсудить с Зое варианты развития событий на месте. Через неделю ему надоело мотаться туда-сюда, и он перебрался в палатку на окраине археологического поселка. Шлифовальные работы продвигались медленно и, по большому счету, смотреть в землянке еще было не на что. Но Леви все равно тянуло туда в любой час дня и ночи. Радовало, что его послушались, и теперь в подземелье горели масляные светильники. Леви объяснил команде, что пусть титаны и впадали в спячку при отсутствии солнечного света, но освещение, хоть какое-нибудь, все равно необходимо для работы и сбора достоверной информации как историкам, так и археологам. Рисковать и проводить эксперименты с электричеством никто не захотел, поэтому очень быстро было принято коллективное решение воспользоваться факелами и керосиновыми фонарями. В неверном свете пламени едва можно было различить размытые очертания человеческого тела, зависшего в центре прозрачного минерала. Первой мыслью Леви при взгляде на рентгеновский снимок, показанный Ханджи в землянке в день его приезда, была догадка о том, что он видит перед собой солдата. У себя в лаборатории Леви хранил множество зарисовок технических приспособлений, которые военные той эпохи использовали, чтобы форсировать взлет. Пока слой грязи не позволял четко разглядеть сердцевину кристалла, оставалось только молиться, чтобы четкие уплотнения по обе стороны от поджарой фигуры оказались именно тем, о чем он думает. И ежедневно всматриваясь в артефакт, все больше убеждался, что перед ним сохранившийся в прекрасном состоянии боевой комплексный механизм, который еще никто и никогда не находил целым и неповрежденным. Впрочем, самым захватывающим во всем этом был, безусловно, сам человек внутри. Судя по полученным медицинским данным, ему не могло быть больше двадцати лет. С точки зрения Леви, только одержимой Ханджи могла прийти в голову идея извлечь парня живым на свет божий. Но именно поэтому он был здесь, именно за этим она и позвонила ему в первую очередь. Зое хотела понять, что «экземпляр» скажет при пробуждении! Леви мог почти наизусть пересказать ей старые манускрипты, на перевод и изучение которых он потратил большую часть своей жизни. Но он, как и Ханджи, трепетал от одной мысли о том, что с ним, черт побери, может заговорить оживший носитель языка и, здравому смыслу вопреки, начинал воображать и прикидывать в уме, о чем он мог бы поговорить с «парнем из камня». Это было глупо и амбициозно, но Леви уже было трудно отказаться от этой затеи. Ханджи опять заразила его оптимизмом. Но разве не чудесно само по себе то, что он мог слышать биение сердца, которому перевалило за две тысячи лет?! Все-таки Леви не был бы самим собой, если бы, между делом, не добавил ложку дегтя в медовые и бредовые проекты очкастой, резонно напомнив, что хоть он и умеет расшифровывать письменные документы эпохи Эдема, но совсем не факт, что сумеет понять устную речь и уж тем более на ней заговорить. Леви с трудом представлял себе ее звучание, хотя предполагал нечто среднее между древнегерманским и поздней латынью. Обмозговав такой поворот событий, Ханджи вызвала еще одного своего приятеля — американского лингвиста по фамилии Смит, который, как и они сами, был помешан на работе и готов самоотверженно углубиться в дебри неизвестного, чтобы заставить зазвучать мертвый язык. Но даже с американцем под боком, Леви все равно считал, что шансы заговорить с мальчишкой стремятся к нулю. В любом случае пресловутое любопытство продолжало держать его в этом ужасном месте. Мертвые рукописи, ожидающие в стерильном помещении лаборатории с климат-контролем, бледнели по сравнению с открытиями, которые ждали его здесь. Если, конечно, им повезет. Очень повезет. Вот уже несколько дней подряд, прошатавшись до ужина и прокрутившись без сна несколько часов, Леви сдавался, шел до входа в подземелье, зажигал факел и спускался к пацану, которого успели окрестить Адамом, хотя это был не первый и далеко не единственный человек, найденный в стратах Эдема. Леви заметил, что если стоять рядом с кристаллом, то он может видеть только часть «экземпляра», но если расстелить спальник на полу, под самым камнем, то Адам становится виден ему целиком. С такого ракурса «его парень» был похож на внезапно заснувшего ребенка, и Леви предполагал, что что-то такое, скорее всего, и правда произошло. Этот «ребенок» напоминал ему рисунок из учебника по биологии, на котором был изображен перевернутый эмбрион с поджатыми к груди коленями. Даже одежда парня прекрасно сохранилась. И если Леви не ошибался, а он никогда не ошибался, то зеленая форма принадлежала разведывательному отряду и делала мальчишку похожим на него самого, но только с разницей в две тысячи лет. Два тысячелетия тому назад этот неизвестный исследовал мир за пределами стен, а сейчас Леви, наоборот, пытался узнать все о мире внутри них. Во время своих регулярных ночных бдений в голове крутилась одна и та же странная мысль: «А вдруг я что-нибудь где-нибудь когда-нибудь о нем уже читал?» — Что же за историю ты от меня скрываешь? Вопрос, задаваемый бесчувственным останкам посреди ночи, оставался, как и следовало ожидать, без ответа. Слова Леви отражались низким гулом от стен землянки и растворялись в тишине. Так прошла еще одна неделя, все начали торопиться, скорость шлифовки возрастала и основной слой наросшей на кристалл грязи успешно удалили. Теперь у команды чесались руки просверлить в камне отверстие, через которое можно было бы запустить внутрь небольшой оптико-волоконный кабель, а в идеальном варианте прибор для забора волокон, а еще лучше — для забора проб ДНК. Но риск такого поступка был просто колоссальным. — Мы ведь понятия не имеем, каким образом тело Титана генерирует кристалл буквально из воздуха? — спросила однажды Ханджи. — Есть некоторые предположения, — Леви постарался ответить как можно более расплывчато, не зная, куда именно очкастая клонит. — Значит, мы имеем дело с органической химией? — Я как-то считал, что вы уже выяснили, что речь идет об углеродной кристаллической решетке. — Ну да, да… — Ханджи замахала рукой, — но как ты думаешь, сможем ли мы правильно датировать наш экземпляр? — А какая у тебя проблема с определением возраста при помощи радиоуглеродного анализа? В Эдеме все ели овощи, было мясо, мясо питалось травой, трава с помощью фотосинтеза накапливала изотоп С 14. Ну и по цепочке обратно. Что есть в траве, то есть и в нашем экземпляре. Если он живой, количество радиоактивного изотопа почти равно количеству стабильного, а если он не живой, то С14 распался по мере разложения органики, период полураспада нам с тобой известен. Так что я не вижу в чем трудность при сравнении количества С14 и С 13, 12, — Леви говорил со знанием дела, так как сам определял, и не раз, возраст бумаги, на которой были написаны его фолианты, в редких случаях тот иногда превышал тридцать тысяч лет. — Как ты вообще собираешься откалибровать масс-спектрометр? — спросил Леви поразмыслив. Сама идея анализа показалась ему блестящей. Если, конечно, она сработает, и если, конечно, то, что написано в летописях, не суть литературные россказни про волшебный кристалл. — Я что-нибудь придумаю, — Ханджи осклабилась, и с ее легкой руки дата калибровки была взята, можно сказать, с потолка. Работы вокруг «парня в камне» продолжались в лихорадочном темпе. Но как бы Леви ни уставал за день, он уже не мог спокойно заснуть без того, чтобы не пробраться в землянку и не «взглянуть» на Адама. На самом деле, он мог часами сидеть и зачарованно рассматривать «спящего» при свете факелов: его лицо, его мило сложенные в почти разжавшийся кулачок пальцы, его руку, словно нарочно остановленную на уровне бьющегося сердца, его растрепанные порывом несуществующего ветра волосы. Как-то так само получилось, что Леви каждую ночь исправно ходил на свидания и никому не рассказывал о своих ночных визитах. К концу очередной недели фронтон кристалла был почти полностью очищен от въевшейся земли. На этом решили пока остановиться, так как Адам стал прекрасно виден, и надобность в дальнейшей шлифовке отпала. В тот же день, наконец, появился американец. После пятнадцатичасового перелета он выглядел исключительно свежим и благоухающим. Он общался легко и, если бы не легкий акцент, его можно было бы принять за соотечественника. — Это честь для меня, — говорил он Леви, пока тряс руку, — я большой поклонник ваших работ. Леви набычился от такого заявления, он и так знал, что имеет приличный вес в научном обществе. А вот об американском лингвисте он как раз таки ничего и ни от кого не слышал. — Доктор Смит? Не так ли? — Можно просто Ирвин. Когда Ханджи первый раз повела американца смотреть на Адама, Леви с ними не пошел. А когда он встретился с очкастой за ужином, то теперь американца с ней не было. — Он спит, — информировала Ханджи, — Часовая разница его поборола. Но завтракать он уже будет с нами, даже не сомневайся. Можно будет болтать с ним сколько угодно. Он вам всем понравится, я уверена. Он очень… стимулирующий. Как только ему что-нибудь втемяшится в башку, то его уже не свернешь. В этом на него можно положиться. Леви не стал забивать себе голову ее словами. Он просто дождался пока все угомонятся в своих палатках на ночь, зажёг фонарь и уже по привычке направился к насыпи, незаметно проскользнув вдоль натянутых рядами брезентовых тентов, разноцветных днем, но серых и скучных в темноте. Стараясь не нарушить окутавшую лагерь тишину, Леви спустился в чрево древнего поселения, прошел по широкому коридору, который в незапамятные времена наверняка был оживленной улицей, и раздвинул шторы в землянку с кристаллом. Сегодня ему хотелось остаться дольше обычного, просто посидеть в тишине и подумать. Он даже не заметил, как начал клевать носом, пока его не вывело из оцепенения шорох песка под чьими-то шагами за его спиной. Леви уставился на непрошеного гостя. — Надеюсь, я ничему не помешал, — провозгласил Ирвин, показываясь в проходе. — Нисколько, — в горле у Леви заклокотала злоба, но он ни за что не хотел сознаваться, что на его территорию беспардонно вторглись. — Та еще находочка, — продолжил Ирвин, как ни в чем не бывало уставившись на кристалл и сложив руки за спиной. — Действительно, — вежливость еще никто не отменил, но Леви постарался всем своим тоном продемонстрировать, что продолжение разговора его не интересует. Ирвин сделал вид, что не заметил или что ему наплевать. — И у вас хватает терпения вот так стоять и ничего не делать, не хотите с ним нормально пообщаться? Леви цыкнул зубом. — Здесь вам не Америка. Кристалл принадлежит государству, и мы не можем вот так взять и вскрыть чужую собственность. Скоро начнутся долгие и нудные дебаты, и я руку даю на отсечение, что в конце концов ответственные товарищи примут решение оставить все как есть. Как всегда. А тот факт, что внутри камня теплится жизнь, просто затянет весь процесс на очень и очень долгое время. Ирвин вежливо слушал и кивал головой, а потом спросил, посмотрев Леви прямо в глаза: — И такое решение вас вполне устроит? — А у меня есть выбор? — Это не то, о чем я спросил. Странный блеск в глазах этого человека заставил Леви задуматься над своим следующим ответом. — Нет, — признался он наконец. — Меня это не устроит. В этот момент Ирвин повернулся к кристаллу, и Леви не смог увидеть реакцию на свои слова, если, конечно, она вообще имела место быть. Складывалось нехорошее впечатение, что он говорит совсем не с тем беспечным весельчаком, с которым он поздоровался накануне. Что этому незнакомому Ирвину есть дело до всего, что происходит под землей, и Леви не был уверен, что готов с этим смириться. — Который час? — вопрос пришелся как раз кстати. Леви посмотрел на светящийся циферблат и понял, что он не просто на минуточку закрыл глаза и прикорнул. Было 4:51. — Прекрасно, — слова будто были уже заготовлены Ирвином заранее. — Готовы мне кое с чем тут подсобить? Что-то подсказало Леви, что спрашивать, с чем именно подсобить, не имело никакого смысла. Вместо ответа он просто встал, откинув назад длинную челку. Ирвин усмехнулся и двинулся к выходу. Когда они вышли в зону между двумя рядами штор, Ирвин достал предусмотрительно оставленный здесь чемодан и расстегнул молнию, у Леви тут же отпали все вопросы относительно их дальнейшего плана действий. Он даже раздумал спрашивать Ирвина, уверен ли лингвист в том, что собирается делать. Судя по тому, как тот распаковывал зеркала и вставлял их в пазы заранее приготовленных каркасов, этот вопрос тоже был лишним. На улице едва начинало светать. Леви прикинул, что до появления солнечного диска у них осталось ещё около двадцати минут. За это время он и Смит укрепили и настроили зеркала повсюду, начиная от входа в землянку и кончая насыпной дамбой. За все время они не обменялись ни единым словом. — Я управлюсь со всем остальным, — Ирвин сказал это в тот момент, когда последнее зеркало было закреплено в землянке перед кристаллом с Адамом. Он положил свои большие руки Леви на плечи и совершенно серьезно произнес: «Я оставляю последний выбор за вами». А затем просто развернулся и вышел. Леви посмотрел на Адама, словно ждал от него поддержки, но тот был невозмутим, как обычно. А уже через несколько минут коридор за его спиной был залит первыми лучами встающего солнца. — Надо успеть до того, как солнце изменит положение, — раздался откуда-то из-за угла голос Смита. Леви судорожно сглотнул и поймал зеркалом солнечный зайчик. Отблеск света заиграл на потолке подземного помещения, и зеркало начало медленно наклоняться, но остановилось в тот момент, когда луч едва не лизнул грани кристалла. Адам не двигался. Мир замер. И до Леви дошло, про какой такой выбор ему только что сказал Ирвин. Он набрал в легкие побольше воздуха. Вся затея могла оказаться попросту напрасной. С какой стороны ни посмотри, а мальчишка был человеком. Что ему станется с солнечного света? А что вдруг если нет? Что если все сработает? Это будет сенсация или катастрофа? Попробовать — такой шанс выпадает один раз в жизни, и Леви чувствовал в себе достаточно решимости, чтобы его не упустить. Он напряг руку и перевел пятно света на верхнюю грань кристалла. Ничего. Адам даже не шелохнулся. Леви заставил себя выдохнуть и опустить руку ниже. Солнце отразилось от кристалла и заполнило помещение. Но ничего не произошло. Леви снова глубоко вздохнул и скользнул зайчиком по ногам Адама. Его рука дрогнула, свет дернулся в сторону. На этот раз он сосредоточил луч на ступнях пацана и затаился на несколько секунд. В облике Адама ничего не изменилось. Не сработает, напомнил себе Леви, хотя, с другой стороны, может и сработать. Если он сейчас остановится, то так никогда и не узнает ответ. Сможет ли потом прожить остаток жизни в неведении? Скорее всего, не сможет. И не захочет. Вдох, еще один, чтобы успокоиться, и Леви направил свет прямо в лицо Адама. В голове затикали секунды. Первая. Вторая. Третья. Он перестал дышать. Пятая. Шестая. Седьмая. Ничего. Совсем ничего. Восьмая. Девятая. Не сработало. Десятая. Леви выронил зеркало. Оно разбилось прямо у его ног. И вместе с этим свет утреннего солнца рассыпался на десятки кусочков и запрыгал по землянке, бомбардируя беспорядочными искрами кристалл и пару зеленых глаз. Леви успел только один раз в них заглянуть перед тем, как кристалл испустил резкий свист и из него повалил горячий пар, сбивающий с ног. Леви знал только один выход из данной ситуации. Он бросился опрометью вон. В коридоре ему попался Ирвин, все еще наводящий луч дневного света на зеркало над входом в землянку Адама. — Бежим! По ужасу, застывшему в глазах американца, Леви понял, что вряд ли они сумеют убежать от раскаленной воздушной волны на своих двоих. Но ничего другого не оставалось. Проносясь мимо, он схватил Ирвина за руку и потянул за собой. Весовые категории были явно не равны, и всего веса маленького Леви не хватило, чтобы сдвинуть с места огромного Смита. Но он упорно продолжал тянуть, видя в глазах того отражение приближающейся катастрофы и не решаясь обернуться назад. Первая ударная волна накрыла его без предупреждения и отбросила к стенке. Факелы моментально загасило и все зеркала разбило вдребезги. Леви попытался дернуться, но не смог сдвинуться с места, придавленный чем-то тяжелым и объемным. Несмотря на кромешную темноту он зажмурился изо всех сил, готовясь быть ошпаренным с ног до головы. Последняя попытка выбраться была прервана второй накатившей волной, которая выбила из легких остатки воздуха и осознание происходящего. Когда он снова смог вздохнуть, вокруг было так темно, что Леви не сразу сообразил, закрыты у него глаза или открыты. По всей вероятности, то, что придавило его к стене, и спасло от погибели. Он мог слышать, как Ирвин постанывает где-то сверху. Леви осторожно двинул рукой, чтобы нащупать свой телефон. Когда он посветил вокруг, все его худшие опасения подтвердились. Он выронил телефон, чтобы подхватить заваливающегося на его глазах американца и не дать тому покалечиться еще больше. Под пальцами что-то сыро и липко зачвакало, и это точно был не пот и не вода. — Мальчишка! Проверь, как там мальчишка! — это были первые внятные слова, которые Ирвин произнес, отдышавшись после того, как Леви прислонил его здоровым плечом к земляной стене. — Мальчишка подождет, — возразил Леви. Он сам до ужаса хотел узнать, как там Адам, но в еще больший ужас приводила догадка, что, судя по разодранной в клочья спине лингвиста, помощь мальчишке уже не понадобится. Оставаться со Смитом было проще. Вот только Леви не ожидал, что американец с неожиданной силой схватит его за ворот рубашки единственной действующей рукой, с яростью подтащил к своему покрасневшему от злости лицу и буквально отдаст приказ: — Повторяю ещё раз, проверь, как там мальчишка! Третий раз повторять не пришлось. Леви кое-как нащупал свой телефон и вернулся туда, где ещё несколько минут назад был «парень в камне». В горячем тумане фонарик оказался практически бесполезен, он освещал пространство всего на пару сантиметров. В памяти непрошено вспыли воспоминания разведчиков Шиганшины, в которых те отправлялись за стену при практически нулевой видимости и были готовы к появлению титанов на расстоянии вытянутой руки. Мальчишка отреагировал на солнечные лучи. Они с Ирвином разбудили то, что никогда не должно было проснуться. Сейчас в любой момент трансформированная огромная рука могла вынырнуть из испарений. Когда Леви споткнулся обо что-то мягкое, душа от неожиданности ушла в пятки, но он быстро взял себя в руки, повесил телефон на ворот рубашки, освободив руки, и опустился на корточки, чтобы лучше рассмотреть, что там у него под ногами. Тело, лежащее в завале, было явно целым и невредимым, но неподвижным. Леви не почувствовал никакого сопротивления, взваливая Адама себе на плечи. Лабораторный червь внутри Леви весь съежился, когда ему пришлось касаться мальчишки голыми руками. Было ясно как божий день, что сейчас он собственноручно превращал стерильный экземпляр в непригодный для анализа мусор. Но помощи ждать было неоткуда. Он поискал пульс на сонной артерии и положил руку на приоткрытый рот, чтобы убедиться, что у мальчишки есть дыхание. И то и другое было обнаружено в стабильном состоянии. Что же касается нормальности показателей, то об этом Леви не имел ни малейшего представления. Однако, когда мальчик открыл рот, Леви тряхнуло. Голос показался хриплым, заржавевшим от времени, со странным акцентом, который Леви никак не мог определить. Ресницы Адама дрожали от того, что тот изо всех сил старался удержать глаза открытыми. — Декане, — просипел он на выдохе. Леви расслышал слово, но понять, что оно означает, не смог. На его месте должен был быть Ирвин. Леви разбирался в грамматике и письменности, но все это не превращалось в язык автоматически. Мальчик протянул руку, и Леви, не зная, что еще он может сделать в данной ситуации, просто продолжал на него смотреть. Секундой позже дрожащие ресницы Адама сомкнулись, и его голова медленно откинулась набок. До Леви донеслись голоса, которые где-то вдалеке выкрикивали его имя.