Волшебный кулон Птицы

Весь следующий день и наступившую за ним ночь Мирра отдыхала на уютной лесной поляне: ела мясо, плескалась в ручье, нежилась на солнышке, любовалась звёздами, сладко спала… Не жизнь была бы, а благодать — если бы не тоска, которая словно разрывала её сердце на две половины. На две совершенно равные половины: одна рвалась к Дому, другая — обливалась кровью оттого, что во всём этом огромном мире не нашлось её Родного Человека. Того, которого девушка столько раз видела во сне. И который, как она точно знала, существует… Не будь этой двойной тоски, Мирра могла бы хоть на всю жизнь остаться здесь. Рядом с красавицей берёзой, которая ласково шелестела листьями — почти как её Родная Берёза, растущая перед окном их с мамой и папой Дома. И добродушной пузатой Совой, с которой она уже успела подружиться и, конечно же, поделиться утиным мясом. Но стоило лишь взглянуть на освещённые ласковыми солнечными лучами берёзовые листочки — и перед глазами возникал Дом, а затем и лица родителей. А нагота ни на миг не давала забывать, что она ещё и Птица. Птица, которая никогда не отважилась бы облететь вдоль и поперёк весь мир, не будь его — того, который где-то да есть… только где? Поэтому-то рассвет следующего дня и застал её уже в полёте. Летела она к Дому — как и решила не так давно. Страшно ей было. Боялась она, попав домой после долгих-долгих странствий, забыть о том, как сильно хочет найти Родного Человека. Или позволить страху перед всеми лишениями, которые она уже вытерпела за три года путешествий, заглушить её чувства к нему. Но тоска по Дому стала действительно нестерпимой — как тот голод, что она испытывала ещё позавчера. Если не утолить — погибнешь. Эти места были уже хорошо знакомы ей: над ними она много летала, когда ещё только училась этому искусству. Дом уже близко. Лететь осталось меньше, чем полдня… А это-то что?! Похоже на… хижину. На деревянную хижину, которая непонятно как возникла на вершине высоченной, совершенно неприступной для человека горы. Она хорошо помнит эту гору. Три года назад никакой хижины там не было. Мирра камнем бросилась к непонятному сооружению. А когда приземлилась рядом с ним — увидела, что на домики, выстроенные руками людей, оно никак не похоже. То было громадное птичье гнездо, свитое из толстых веток и старательно законопаченное мхом. Отверстие, напоминающее дверь, в нём было. А вот окон — ни одного. Но Мирра, снижаясь, успела разглядеть в «потолке» гнезда круглую дыру, возле которой лежала охапка соломы — видно, чтобы затыкать её при необходимости. Так, пожалуй, соорудила бы себе дом она сама, решив перейти на оседлый образ жизни. Значит… Её догадка оказалась правильной: из хижины-гнезда, заслышав хлопанье огромных крыльев, выбежала женщина — или дева — средних лет, одетая в простое белое платье без рукавов. Была она такой же тоненькой, как и Мирра, но среднего роста — то есть больше чем на голову ниже её. — Здравствуй, матушка, — произнесла Мирра, как только превратилась в человека. Перекинув длинные светлые — почти белые — волосы наперёд, девушка протянула незнакомке обе руки. Не будь она, Мирра, обнажённой — бросилась бы обнимать хозяйку огромного гнезда. Но без одежды путешественница чувствовала себя ужасно неловко. — Меня зовут Шеора, — произнесла незнакомка, крепко и в то же время ласково пожимая руки Мирры. — Заходи, доченька. Присядь… Шеора показала ей на грубо сколоченный деревянный стул, стоявший возле такого же неказистого стола, на котором громоздилась кипа толстых — и, видимо, ужасно древних — книг. — Зато устойчивые и прочные, — с некоторым вызовом изрекла хозяйка, заметив оценивающий взгляд, обращённый на сделанные её руками предметы мебели. — Так ты говоришь, тебя зовут Мирра? — Но я же ещё ничего не… — А я и так это знаю. Голос Шеоры вдруг задрожал, а глаза наполнились слезами. Дрожали и её руки, когда она снимала с шеи украшение — дивной красоты серебряный кулон с изумрудом в виде сердца — и протягивала его девушке. — Возьми. — Но я… — Возьми… прошу тебя. Поколебавшись какой-то миг, молодая путешественница медленно взяла чудесную вещицу из рук хозяйки. Кулон тотчас же… засиял-засверкал ослепительным серебристым светом. — Небеса… — уже заливаясь слезами, прошептала Шеора. — Святые Небеса… Как же долго я… этого… ждала… — Не надо, — пробормотала Мирра, встав со стула и положив руку на плечо хозяйки. — Не плачь… — Прости… не смогла сдержаться… однако плакать мне некогда. И Шеора, глубоко-глубоко вздохнув, а затем медленно выдохнув, продолжала уже спокойнее: — Ты ищешь своего Родного Человека? Так? — Конечно же — как и все люди, которые умеют превращаться в птиц. — Но ты облетела весь этот мир, а найти его так и не смогла? — Да, но… откуда ты… Шеора молча кивнула в сторону книг. А затем, вздохнув, снова заговорила: — Наши с тобой поиски в этом мире закончены. Ни моего, ни твоего Родного Человека здесь нет. — Ты хочешь сказать, что другие миры и вправду существуют?! — Да. И если кулон засветился в твоих руках — это потому, что я заколдовала его, — то именно ты должна будешь отправиться в этот Другой Мир. — Это… такое колдовство? Кулон становится волшебным только в руках того, кому… можно попадать в тот мир? — Именно так. Когда я отыскала это заклинание — так надеялась, что сама смогу попасть туда… Но… увы. Пришлось ждать. — Если бы я только знала… Но мне было так больно приближаться к Дому, что я все эти три года не летала здесь. — Не вини себя — так было нужно. Не проведи ты всё это время в тяжких лишениях — не готова была бы к этому путешествию. Хотя оно будет для тебя ужаснее, чем ты думаешь. — Неужели… бывает что-то ещё ужаснее? — Увы, да. Вот скажи: согласишься ли ты, чтобы ради возможности найти Родного Человека я тебя прямо сейчас коротко-коротко остригла? — Что?! — выдохнула Мирра. Невольно схватившись обеими руками за волосы, она так и застыла на месте. Волосы были для неё не только защитой от холода во время странствий, а ещё и самым драгоценным сокровищем. Иногда ей снились кошмарные сны, в которых она лишалась этого сокровища. И после них она в ужасе просыпалась. А потом долго приходила в себя… Неужели этот кошмар станет явью?! Но… ради того, чтобы найти его… — Ты… уверена? — сипло проговорила Мирра, глядя Шеоре в зрачки. — Уверена, что это действительно нужно? И что в том Другом Мире действительно живёт мой Родной Человек? — И твой, и мой — оба они живут там. В мире, полном ужасов, боли и грязи. — Там… что — совсем нет деревьев и травы? — Есть, хотя далеко не везде. Но я говорю не о болотах, а о грязи, которой пропитаны души людей того мира… Так ты согласна, чтобы я тебя остригла? Мирра снова замерла, словно изваяние. И не смогла выдавить из себя ни слова. — Не мучай меня, — тихо-тихо сказала Шеора. — Или соглашайся, или улетай прочь. — Я… со-глас-на. — Хорошо. Садись. И слушай меня очень-очень внимательно. Это действительно важно. И Мирра изо всех сил старалась прислушиваться не к щёлканью ножниц и шелесту падающих на пол прядей волос, а к словам Шеоры. — Ты уж поверь мне на слово: я знаю, что для тебя будет лучше, — говорила дева. — Пойдёшь туда прямо так, без одежды. И что бы ни случилось — не превращайся в Птицу! — Но… — Не перебивай. И запомни: там ты должна будешь доверять всякому, кто тебе встретится. Доверять так же, как доверяешь своим родным. Поняла? — Да… Но ты же говорила, что… — Всё верно: души этих людей утопают в грязи. Вернее, это похоже на неизлечимую болезнь. На опухоль… Сам их мир болен — внутри него сидит какая-то зараза, которая передаётся и его обитателям. Каждый ребёнок, родившийся и вдохнувший воздух этого мира, уже заражён. И эта болезнь, эта мерзость заставляет людей убивать не для того, чтобы есть и тем самым выживать, а для того лишь, чтобы завладевать тем, что им на самом деле не нужно. Она заставляет их мучить других людей и всех остальных живых существ. Она вселяет им в головы мысли более мерзкие, чем ты могла бы когда-либо вообразить. И люди — вместо того чтобы гнать эти мысли прочь всеми силами души! — наслаждаются ими и поступают так, как они велят. И творят вещи настолько дикие, что я, когда узнала об этом, чуть не сошла с ума от ужаса и боли… и жалости к ним… Ты идёшь в мир, где люди свыклись, срослись с самыми отвратительными вещами, которые только можно себе вообразить. Хотя… в нашем мире — вообще нельзя. Здесь, хвала Небесам, такое никому в голову не приходит… Ты ещё не передумала? — Нет, — встав со стула и сжав зубы при виде бесформенной кучи отрезанных волос на полу, выдавила из себя девушка. — Ты меня остригла — значит, пути назад нет. — Тогда надень кулон, храбрая моя девочка… И помни: только с его помощью ты сможешь вернуться обратно, когда придёт пора. И Мирра медленно надела заколдованное украшение…